В московском Музее русского импрессионизма завершается выставка "Слово мне!", посвящённая творчеству Давида Давидовича Бурлюка, "отца русского футуризма".
В советское время творчество учителя Маяковского было почти забыто. Вспоминали о нём обычно в ироническом ключе, как об эпатажном коммерсанте от авангарда, нередко цитируя, например, три последние строки из стихотворения "Плати — покинем навсегда уюты сладострастья...":
цитата
ПЛАТИ — покинем НАВСЕГДА уюты сладострастья.
ПРОКИСШИЕ ОГНИ погаснут ряби век
Носители участья
Всем этим имя человек.
Пускай судьба лишь горькая издевка
Душа — кабак, а небо — рвань
ПОЭЗИЯ — ИСТРЕПАННАЯ ДЕВКА
а красота кощунственная дрянь.
В 1919 году Бурлюк принял в Омске в "футуристы" моего любимого "короля сибирских писателей" Антона Сорокина. Шестым — после самого Бурлюка, Каменского, Маяковского, Хлебникова и Северянина. Сорокин, кстати, в книге "33 скандала Колчаку" уверял, что раскусил Бурлюка и "Давид Бурлюк такой же жулик, как и Антон Сорокин. Оба мы действуем гипнозом. Никакого нового искусства нет, это мне сам Давид Бурлюк говорил, а так мы очищаем у вас карманы от денег...".
Но не всё так просто с Бурлюком и его творчеством. Да, он, конечно, порой заигрывался в футуризм, вешал лапшу на уши обывателю, но и для русской культуры сделал немало.
Маяковский прямо говорил: "Бурлюк сделал меня поэтом". Давид Бурлюк очень яркая, интереснейшая фигура в русской литературе и в русском искусстве двадцатого века.
Если говорить о картинах с выставки, то понравились эксперименты Бурлюка, интересные для того времени находки — попытки передать движение в живописи при помощи "эффекта стробоскопа", попытки передать изображение в разных плоскостях, с разных точек зрения. И краски он не жалел!
В детстве, начитавшись Вадима Шефнера, я так проникся творчеством гениального поэта Дяди Бобы, героя шефнеровской повести "Счастливый неудачник", что, вдохновлённый его способом распространения своего произведений (поэт просто расклеивал стихотворные объявления дома — в коммуналке — и на работе ), тоже расклеил его стихи по всей квартире.
Рядом со входной дверью я приклеил такое стихотворение:
"Дверь закрой, болван, дурак, темное созданье! (Умный дверь закроет так, без напоминанья)".
А на кухне: "Кто помойного ведра в срок свой не выносит, у того в башке мура, морда палки просит" и "Людям портит аппетит гарь от керосина. Если примус твой коптит, — значит, ты скотина". Конечно, примуса я и в глаза не видел и никакого керосина на кухне не было, но четверостишие мне показалось сильным.
Дядя Боба, как известно, не мог писать без "сильных слов".
Но моим родителям идея не понравилась, — и стихи я убрал... А немного позже понял, что могу писать собственные стихи "в стиле дяди Бобы".
Недавно на работе молодые ребята наклеили на дверь "монтёрки" объявление. Подхожу, начинаю читать: Дверь закрой, болван, дурак... Да это же Шефнер! Вы хоть знаете, чьи это стихи? — спрашиваю. Смеются: В Интернете скачали, прикольно.
Эх, темнота.
Но вот какова волшебная сила поэзии. Так и тянет повесить это объявление на дверь!
10 января умер Михаил Нахмансон, человек широко известный в четырёх творческих ипостасях — как писатель-фантаст Михаил Ахманов, как физик, как автор научно-популярных книг о диабете, как переводчик и критик. Информация о смерти писателя появилась в Сети ещё 15 января, но пока официального подтверждения не было, сохранялась надежда на ошибочность сообщения. Но вчера печальную новость подтвердил сайт писателя, информационные агентства. Новость появилась на главной странице Фантлаба.
Для меня именно переводческая деятельность оказалась наиболее важной стороной творчества Нахмансона. В самом начале 90-х благодаря его переводам я, как и сотни тысяч других любителей фантастики в СНГ, познакомился с совершенно мне неизвестными мне прежде писателями Стерлингом Ланье ("Путешествие Иеро"), Филипом Фармером (цикл "Мир Реки"), Энн Маккефри ("Пернский цикл"). "Путешествие Иеро" и "В свои разрушенные тела вернитесь", первый роман фармеровского цикла, тогда просто потрясли. Я рекомендовал эти книги своему отцу и папе они тоже очень понравились.
С Михаилом Нахмансоном мы общались всего пару раз, но при довольно интересных обстоятельствах. В 2011 году в Россию приезжал классик мировой фантастики Роберт Сильверберг: его жена давно мечтала посмотреть знаменитые музеи Санкт-Петербурга. Перед поездкой Сильверберг поинтересовался в Интернете: не может ли кто-нибудь из российских фантастов показать город? Так Михаил Сергеевич связался с Робертом. Вскоре выяснилось, что Сильверберг собирает издания своих произведений со всего мира и разыскивает ряд советских и российских изданий, а в обмен обещает автографы всем, кто пришлёт эти книги. Об этом Нахмансон написал в сети и просил привозить книги на Роскон. Рассказы Сильверберга я с детства очень люблю и очень захотел его автограф. Дома у меня нашлась одна из нужных американцу книг, купленная когда-то на "Макете" рублей за 30; ещё одну книгу — терровский омнибус с очень хорошими романами "Книга черепов" и "Умирая в себе", тоже купленный на "Макете" (за 15 рублей), я взял для автографа. На Росконе отыскал Михаила Нахмансона и передал книги. От встречи осталось исключительно позитивные впечатления. Михаил Сергеевич оказался очень приятным, доброжелательным собеседником, с удовольствием рассказал о сетевом общении с Сильвербергом. Кстати, в разговоре выяснилось, что предки Сильверберга — выходцы из Белоруссии.
Через некоторое время я получил посылку с книгой, подписанной классиком.
Расстроило меня только то, что второпях я не взял тогда автограф у самого Ахманова, ведь его переводы повлияли на мои вкусы в фантастике не меньше, чем рассказы Сильверберга.
Через год мы вновь столкнулись на Росконе, пообщаться толком не получилось, но я успел сделать фото на память.