Чистейший восторг. Я была в большой печали, когда выяснилось, что сначала умер Павич, а через месяц после этого я прочла у него, кажется, последнюю нечитанную раньше вещь. Думала, таких как Павич больше нет. А вот и есть Горан Петрович, действительно, и земляк, и последователь Павича, и по его тексту это очень чувствуется.
«Осада» — совершенно волшебная вещь, смешение прекрасного языка, забавных деталей и истории на грани с мифом. Затрудняюсь определить, что из этих трех доставляет мне наибольшее удовольствие. Вообще скажу страшную крамольную вещь, кажется, Петрович нравится мне даже больше, чем Павич. Он как-то нежнее и мягче, и в то же время истории, которые он рассказывают, одновременно глубже и длиннее. У Павича довольно сложно проследить за ходом самой истории, за сюжетом — как на ткани с очень ярким узором не сразу разглядишь само плетение. Слишком много деталей, слишком много отвлетвлений и отвлечений. Не говоря уж о том, что разные эпизоды если и связаны между собой сюжетно, то запомнить среди всей этой чехарды образов и слов, в чем эта связь, довольно трудно.
Петровичу удалось при весьма похожей стилистике сохранить внятный и достаточно логичный сюжет. Более того, «Осада», насколько я могу поверхностно оценить, действительно написана по реальным историческим событиям. Правда, роман по реальным событиям применительно к данному случаю — это как реконструкция облика динозавра по его третьему ребру слева. Не говоря уж о том, что у Петровича довольно много про рев динозавра, топот его лап и маленькие злобные глазки, а про то самое ребро — куда меньше. Да, действительно, осада и захват церкви имел место. Равно как и сборы очередного Крестового похода, повествование о которых идет параллельной линией. Но поверх этого каркаса наплетено такое количество сюжетных нитей, слов, историй, персонажей, что он проступает едва-едва и совсем не выглядит настоящим.
В лучших традициях Павича Петрович уделяет много внимания снам, отражениям, звуку голосов, приметам, десяти тысячам птиц, поименному перечислению живущих при монастыре пчел, окнам, открывающимся в настоящее, прошлое и будущее. В осажденном монастыре и защитники,и нападающие сплетают вокруг себя реальность и миф, используя для достижения своего способы как волшебные, так и вполне традиционные. Византийский дож на другом конце света и в другом времени все ищет недостающие птичьи перья для своего плаща, а юноша совсем в другом месте и в нашем времени эти перья только собирает.
Еще в какой-то момент поймала себя на том, что с Петровичем очень понятно, какой именно стороне симпатизируешь. У Павича такого не было никогда, он вообще не вызывает эмоционального отклика именно такого плана. А Петрович более сказочный, что ли, хотя это несомненно сказки для взрослых. Не возьмусь объяснить, почему, но местами его текст очень напоминал мне нежно любимые «Архангельские сказки» Писахова — у того так же смешиваются реальность и вымысел, и полученная смесь работает по своим собственным законам, которые в сказочном мире кажутся вполне простыми.
По итогам — я ужасно рада, что открыла себе Горана Петровича, и теперь есть на кого направить мою любовь к павичевским мистериям.