На всякий случай, а то потом может не быть времени. Всем, кого это касается: с 24 марта по 4 апреля я вне Украины и вряд ли буду выходить в Сеть. Маршрут: Рим — Фьюджи ("Еврокон-2009") — Рим. Пора, чёрт побери, собирать материал для давно задуманного продолжения романа "Магус"!
Сегодня мне привезли из Москвы книжку: Константинас Кавафис. "Полное собрание стихотворений". -- М., ОГИ, 2009. (Вообще привезли МНОГО книжек, о некоторых в свой срок... сейчас речь не о том). И вот я пару раз уже столкнулся с тем, что имя Кавафиса даже людям образованным, читающим мало о чём говорит. Ну, обойдёмся без просветительских статей. Просто два стихотворения из этой книги. ОЖИДАЯ ВАРВАРОВ -- Зачем на площади сошлись сегодня горожане? Сегодня варвары сюда прибудут. -- Так что ж бездействует сенат, закрыто заседанье, сенаторы безмолвствуют, не издают законов? Ведь варвары сегодня прибывают. Зачем законы издавать сенаторам? Прибудут варвары, у них свои законы. -- Зачем наш император встал чуть свет и почему у городских ворот на троне и в короне восседает? Ведь варвары сегодня прибывают. Наш император ждёт, он хочет встретить их предводителя. Давно уж заготовлен пергамент дарственный. Там титулы высокие, которые пожалует ему наш император. -- Зачем же наши консулы и преторы в расшитых красных тогах появились, зачем браслеты с аметистами надели, зачем на пальцах кольца с изумрудами? Их жезлы серебром, эмалью изукрашены. Зачем у них сегодня эти жезлы? Ведь варвары сегодня прибывают, обычно роскошь ослепляет варваров. -- Что риторов достойных не видать нигде? Как непривычно их речей не слышать. Ведь варвары сегодня прибывают, а речи им как будто не по нраву. -- Однако что за беспокойство в городе? Что опустели улицы и площади? И почему, охваченный волнением, спешит народ укрыться по домам? Спустилась ночь, а варвары не прибыли. А с государственных границ нам донесли, что их и вовсе нет уже в природе. И что же делать нам теперь без варваров? Ведь это был бы хоть какой-то выход. 1898, 1904. Перевод С.Ильинской. Итака Когда задумаешь отправиться к Итаке, молись, чтоб долгим оказался путь, путь приключений, путь чудес и знаний. Гневливый Посейдон, циклопы, лестригоны страшить тебя нисколько не должны, они не встанут на твоей дороге, когда душой и телом будешь верен высоким помыслам и благородным чувствам. Свирепый Посейдон, циклопы, лестригоны тебе не встретятся, когда ты сам в душе с собою их не понесешь и на пути собственноручно не поставишь. Молись, чтоб долгим оказался путь. Пусть много-много раз тебе случится с восторгом нетерпенья летним утром в неведомые гавани входить; у финикийцев добрых погости и накупи у них товаров ценных — черное дерево, кораллы, перламутр, янтарь и всевозможных благовоний сладострастных, как можно больше благовоний сладострастных; потом объезди города Египта, ученой мудрости внимая жадно. Пусть в помыслах твоих Итака будет конечной целью длинного пути. И не старайся сократить его, напротив, на много лет дорогу растяни, чтоб к острову причалить старцем — обогащенным тем, что приобрел в пути, богатств не ожидая от Итаки. Какое плаванье она тебе дала! Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь. Других даров она уже не даст. И если ты найдешь ее убогой, обманутым себя не почитай. Теперь ты мудр, ты много повидал и верно понял, что Итаки означают. 1910, 1911.
Владимир Пузий Свет предвечный (рецензия; публиковалась в «Мире фантастики»; читал украинское издание) Aнджей Сапковский. Lux perpetua Andrzej Sapkowski. Lux perpetua
Роман Издательство: SuperNowa, 2006 564 стр. Тираж не указан Третья часть «гуситской трилогии».
Этой книги ждали очень многие. Ждали долго. Сапковский на так уж часто балует своих поклонников новыми романами — а гуситская трилогия давалась ему явно нелегко. Начатая в 2002-м, она была завершена только в 2006-м — а уж сколько времени автор готовился к тому, чтобы ее писать, собирал материалы и пр., — можно только догадываться. «Башня шутов», первый том, начинался как плутовской роман. Молодой маг и травник, романтик и идеалист Рейнмар фон Беляу по прозвищу Рейневан то и дело попадал в такие приключения, что — ой! Пол-Силезии гонялось за ним: кто хотел отомстить, кто мечтал подзаработать, сдав преступника властям. Рейневан выкрутился с помощью бывшего монаха-демерита Шарлея и Самсона Медка. Но вместо бегства в Венгрию оказался в гуситских войсках и попал в Прагу. Именно там читатели встретили его в начале второго тома — впрочем, два года в относительном затишье не сделали Рейневана мудрей. Он по-прежнему готов был бросаться очертя голову в самую круговерть опасных событий. На сей раз — еще и из идейных соображений, ведь Рейнмар стал гуситом. А вслед за этим — разведчиком, и значит, дорога его снова вела в Силезию. Был у него и личный интерес: Рейневан хотел найти таинственную девушку, в которую он влюбился. К концу второго романа он нашел ее и потерял. Ютта оказалась в руках Инквизиции, которая таким образом намеревалась перевербовать Рейневана. Третий том начинается два месяца спустя после памятной битвы, в которой Рейневан убил князя Зембицкого и выслушал ультиматум от представителя Инквизиции. И снова — война, и снова — поиски любимой. Исчезнувшие в конце второго тома Шарлей и Самсон опять, конечно же, появятся, чтобы помочь другу, хотя у каждого теперь свои интересы. А Рейневану по-прежнему угрожает не только Инквизиция и полиморф по имени Грелленорт, прихвостень Вроцлавского епископа. Теперь уже и свои, гуситы, не доверяют ему, подозревая в измене... Впрочем, это был бы не Сапковский, если бы он писал только о приключениях отдельных людей, пусть даже приключениях весьма насыщенных. Перед нами — масштабное историческое полотно, и ни автору, ни читателям не избежать вопросов болезненных и тяжелых, вопросов в то же время весьма деликатных, требующих мудрости и тонкости от того, кто о них пишет. Сапковский обладает и тем, и другим. Поэтому без дидактики, со своей фирменной проперченной иронией он показывает нам то, как война пожирает самоё себя, как благая идея оборачивается кровавой бойней, как те, кто должен был бы вести за собой людей, защищать их, являть своим поведением образец для подражания, — мельчают в поступках, превращаются в торгашей и прагматичных дельцов. Сапковский показывает обортную сторону войны. Один из его второстепенных героев — юный рыцарь Парсифаль фон Рахенау — как раз и убеждается в том, что представления об идеалах «благородной» войны рассыпаются в прах, едва лишь оказываешься на войне настоящей. Чистым и незамаранным из этой помойной ямы не выбирается никто, даже Самсон. Финал... обрадует не многих. Нет, «все» не «умерли», но кое-кто — увы... Об этом сам автор предупреждает в «Прологе»: «ежли к счастливому или веселому окончанью рассказа готовитесь, страшно вам разочароваться придется». И все-таки это — правильный, единственно возможный финал; все другие были бы приторно-карамельными. Фальшивыми. Сапковскому удалось превзойти самого себя. Если в пятикнижье о ведьмаке и Цири были эпизоды необязательные, вставленные больше для красоты, а сюжет иногда провисал, то здесь нет ни единого лишнего персонажа, ни одного пустого эпизода. Всё на месте, всё работает на сюжет и идею. Тайны в конце раскрыты, ружья — стреляют (некоторые — буквально!). Назгулоподобные Черные всадники, Рота смерти, которой управлял оборотень Грелленорт, к финалу становятся не так уж важны — намного страшней этих выродков другая сила. Бесконечная резня во имя свободы совести. Резня за идеалы. Пре-ступление через самих себя, которые раз за разом совершают многие из героев. Но лучшие из них все-таки, несмотря ни на что, остаются верными себе — и это вселяет надежду, светит тем самым lux perpetua, светом вечным. Итог: эту книгу очень сложно читать, она задевает душу, напоминает о вещах неприятных, «неромантических». Но вместе с тем — это один из лучших романов исторической фэнтези: яркий, живой, остроумный, мудрый. Будем надеяться, что он выйдет на русском в адекватном переводе.
Это интересно После долгого перерыва Сапковский вернулся в литературу — на сей раз с рассказом «Spanienkreuz», действие происходит в гитлеровской Германии накануне Второй мировой войны. А в мае 2009-го имеет смысл ждать нового романа...
ЦИТАТА — Слышите? Сперва шум битвы заглушал все. Но потом и до их ушей долетело то, что услышал Самсон. Плач детей. Тонкий и отчаянный плач детей. Из дома поблизости, в котором уже гудел пожар. Самсон встал. — Не делай этого, — крикнул Шарлей, побледнев. — Это смерть! — Должен. Иначе никак нельзя. Он побежал. Какое-то мгновение помедлив, они кинулись за ним. Рейневана почти сразу же оттолкнули и заблокировали табориты, которые отступали после очередной стычки. Шарлей был вынужден удирать от железного ежа наступавших защитников. Самсон исчез. Табориты наклонили сулицы и рогатины, с криком кинулись на защитников. Две роты столкнулись с розгона, коля друг друга. По мостовой стекала кровь. И тогда из пылающего дома вышел Самсон Медок. На каждой руке он нес по ребенку. Еще с десяток побледневших и притихших шли за ним, прижимаясь к его коленям и цепляясь за полы. И вдруг на предвратной боевой запал погас, словно воткнутый в снег факел. Стихли крики. Воцарилась тишина, даже раненые перестали стонать. Самсон, который вел детей, медленно вошел между отрядами. Он шел, и древка склонялись перед ним, стелились ему в ноги. Сперва как будто нехотя, а потом все скорей. Склонялись, звеня о булыжник, смертоносные лезвия алебард и гвизарм, клинки сулиц и протазанов, острия рогатин и корсеск, наконечники копий и тонкие жала пик. Склонялись перед Самсоном. Кланясь ему. Отдавали честь. В абсолютной тишине.
[перевод мой, на основе оригинала плюс сверка с украинским изданием]
[Вот это: http://fantlab.ru/forum/forum1page1/topic... напомнило. Опять же: накануне Дня Весны... ] Владимир Аренев Слово пророково (криптоистория) — Но почему именно я?! — искренне удивился сын кожемяки, младший и самый глупый. — Почему именно я, боже?
— Имеешь что-нибудь против? — полюбопытствовал Титивиллий, божок, во власти которого находились скриптории Королевства и соседних государств: все переписчики молились ему, а чаще тайком проклинали. — Нет, я серьезно: ты что же, намерен отказаться? Эх, отроче, не ведаешь ты своего счастья! — Вообще-то, ведаю... — И Кривонос смущенно зарделся, что для молодца с его внешностью выглядело столь же естественно, как для быка — летать и чирикать. — Ее Синеглазкой кличут. Тока я ей, кажись, не нравлюсь. — А хочешь понравиться? — Хочу! — И он зарделся еще больше, хотя, казалось бы, куда уж еще. — Сделаем, — пообещал Титивиллий. — Ты учти, отроче, в пророков все влюбляются, поголовно. Известное же дело! Вспомни хотя бы камнетеса Мою-Сею: за ним народ буквально по пятам ходил: куда он, туда и они. Он уже и в пустыню от них пытался сбежать — не помогло... — Я не хочу в пустыню! Титивиллий потерял терпение и в сердцах некрасиво высказался о предках Кривоноса. Тот уважительно крякнул: этаких загибов даже в кожемяцкой слободе не слыхивали. — В общем, так, — отрезал покровитель переписчиков, — ты теперь мой пророк. Я тебе буду являться в снах и... — Во всех? — забеспокоился Кривонос. — И даже в тех, с Синеглазкой? — В тех — не буду! В специальных, пророческих снах буду. И стану откровения изрекать, чтобы ты их потом записывал. Кривонос хихикнул, без малейшей богобоязненности. — Ну что еще?! — Извиняйте, боже, но я ж грамоте не обученный. — О, Создатель всего сущего, ниспошли мне терпение! — Титивиллий горестно покачал головой и зашагал из угла в угол, так что в Кривоносовой каморке тотчас стало тесно. Шагая, бог размеренно говорил, в особо важных местах подчеркивая сказанное энергичными жестами: — Повторяю в последний раз. Ты станешь моим пророком. Я буду с тобою говорить. Ты будешь записывать. Я ЗНАЮ, что ты не умеешь писать. Я потому тебя и выбрал. Нынче всяк, кто способен держать в руках перо, почитает себя творческой личностью. И просто копировать, просто записывать — этого для них уже мало! Им непременно нужно вставить что-нибудь свое! Проявить индивидуальность! Где те времена, когда лучшим новым считалось хорошо скомпонованное старое?! Прошли, развеялись как дым! Так вот, — бог повернулся и указал выпачканным в чернилах пальцем на Кривоноса, — ты, отроче, мне подходишь именно потому, что грамоте не обучен. И сможешь начать, как говорится, с чистого листа. * * * Конечно, поначалу Кривоносу чистых листов не дали. А потом, когда дали, — то не чистые, но отчищенные от прежних надписей, и все одно велели работать аккуратно. Иначе, грозились, придет гневный Титивиллий и... Титивиллий действительно приходил — и без всякого "иначе". Давал подзатыльник, если Кривонос отлынивал; хвалил, когда замечал за будущим пророком старательность или просто был в хорошем настроении. Учись, говорил, великим человеком станешь. Потом бродил по скрипторию, не замечаемый монахами, заглядывал в их труды, гневался страшным гневом, если обнаруживал ошибки у переписчиков, изгонял криво написанные буквы с пергамента и монахам приходилось начинать работу заново. Одно слово — божество чистописания, созданье придирчивое. Кривонос так и не понял, благодаря чему он, сын кожемяки, попал в монастырский скрипторий — но вот же, взяли, и теперь, полгода спустя, он с удивлением обнаружил в себе склонность к молитвам и созерцательной жизни, и перо в его заскорузлых, громадных пальцах уже не казалось чем-то неестественным. Только сны про Синеглазку... от них Кривонос отказываться не собирался. Думал: завершу обученье, сделаю, чего Титивиллий хочет, и женюсь. А что! — монахам ведь не всем женитва запрещена, только тем, которые сами обет целомудрия приняли! Пока же он постигал тайны нелегкого скрипторского ремесла. Оказалось, они напрямую связаны с его прежним занятьем, только теперь Кривонос работал с кожами более качественными, "доведенными до ума". Он учился аккуратно разрезать их скальпелем, учился бритвою соскабливать шероховатости, разрезать страницы, иглою размечать пергамент, чтобы потом ровне-о-о-охонько провести линии... А уж сколько времени убил, покуда наловчился зачинять перья, краску разводить, писать особым, только для этого монастыря характерным почерком!.. Одновременно с постиженьем непростой скрипторской науки Кривонос всё больше узнавал о Титивиллии — что-то из разговоров монашеских, а что-то непосредственно от бога. Как уже говорилось выше, Титивиллий был божеством чистописания, а значит, не терпел ошибок, не сносил насмешек во время священной (как он полагал) работы, хотя в иное время был склонен к шуточкам, и довольно острым. Помимо хищенья букв из работ нерадивых монахов, он любил изменять маргиналии: пририсовывать неким безликим человечкам вполне узнаваемые черты: изображал кочета с лицом местного прекантора, келаря делал хомяком, ризничего обращал в обезьяну, а уж кем по милости Титивиллия становился аббат — о том мы стыдливо умолчим, дабы не порочить, даже простым упоминанием, честного человека (а что оный "честный", говорят, имел сверхъестественную тягу к молоденьким новициям — так это ведь не доказано...). Когда в монастырь приезжали братья из других обителей, Кривонос узнавал, что Титивиллий наведывается и туда, не обделяя никого своим придирчивым вниманием. При этом нельзя сказать, чтобы Титивиллия не любили: монахи, хоть и посвятили свою жизнь Создателю всего сущего, мелких божков (иначе называемых демонами) старались не обижать, исправно приносили им дары, читали раз в сутки общую благодарственную молитву, а по праздникам — возносили каждому особые славословия. Среди прочих Титивиллий еще был довольно скромен: удовлетворялся малым, а лучшим даром для себя почитал красиво и без ошибок переписанную книгу. Наконец божок решил, что будущий пророк достаточно поднаторел в непростом мастерстве переписчика и можно уже являть ему откровения. Титивиллий всё продумал заранее, и теперь, еженощно являясь Кривоносу во снах, надиктовывал тайное, делая его явным. Аккуратный Кривонос записывал слово в слово каждое откровение. Так постепенно упорядочивались правила общения с Титивиллием: какие надлежит приносить ему жертвы, как молиться, как работать над книгою, чтобы божество не прогневалось... И вот, погожим осенним днем работа была завершена, Титивиллий велел Кривоносу переплести книгу, а на следующий день явился во сне к аббату (преизрядно смутив того, ибо сон был... хм... ну, в общем, не обошлось в нем без новициев). Настоятельному совету божества аббат внял и утром вызвал к себе Кривоноса. Юный выходец из кожемяцкой слободы на общем капитуле был назван пророком Титивиллия, братии предъявили книгу откровений сего божества, с коей надлежало в кратчайшие сроки снять копии, дабы разослать по иным обителям. Главным же наблюдателем за сим важнейшим процессом назначили... разумеется, Кривоноса! Он заикнулся было о женитьбе — аббат, сурово сдвинув брови, заявил: и речи быть не может! пророкам жены не полагаются, да и вообще, откуда у тебя, сын мой, возьмется время на... э-э-э... на что-либо, кроме служенья придирчивому божеству? Титивиллий, словно учуявши неладное, в снах Кривоноса больше не показывался. Да и наяву тоже не приходил — был, видимо, увлечен инспекцией отдаленных монастырей. Близилась зима, а с нею новые хлопоты; за приуготовленьями к этому суровому времени года о Кривоносе не то чтобы забыли, но не вспоминали особенно. Он же, полностью отвечая ожиданиям аббата, трудился старательно, так что все копии "Титивиллова откровенья" оказались сходны между собой, словно сестры-близняшки. * * * Была ранняя весна, пора цветенья и птичьих трелей, пробужденья природы и, в том числе, некоторых младших божеств. Лукавый Титивиллий... ну да, да, кое-что утаил от Кривоноса! И в своих "Откровениях..." несколько погрешил против истины: умолчал, что на зиму впадает в спячку. Титивиллий надеялся той утайкой переломить ситуацию, ведь священные книги изменяют реальность, это всякому известно. И вот он пробудился, зевнул, потянулся так, что аж позвонки хвоста хрустнули... — ЧТО?!!! Хвоста?!!! В два прыжка Титивиллий оказался возле озерца и с изумлением уставился на свое отражение. Хвост с кисточкой. Ноги с козлиными копытами. Пальцы в виде остро отточенных писцовых перьев. Рога кривые. И рожа чудища, каковыми полны адовы пределы. Уж как рвал он и метал, уж как ярился! — а толку? — из священной книги слова не вымараешь. Даже тем, что жрицами Титивиллия, согласно "Откровению...", должны были служить лишь красавицы с голубыми глазами, божество не утешилось. "А что же пророк Кривонос?" — спросите вы. А пророк, как и положено, взял в жены Верховную жрицу (оказавшуюся родом — вот удивительное совпаденье! — из того же города, что и он сам), и жили они долго и счастливо, хотя бывало и ссорились по пустякам. Но что бы ни случалось, они, и дети их, и внуки — и так до скончания веков — всегда носили с собою высушенные вербену, зверобой и укроп, запаха которых, согласно всё тому же "Откровению...", демон Титивиллий терпеть не может!
Всё началось с предательства и убийства Императора. Впрочем, нет, — всё началось много раньше, ведь мир Малазанской империи насчитывает тысячи лет, его история уходит в такие тёмные века, что — поди разбери, когда и кто действительно положил начало этой истории. Но для молодого капитана Парана она началась действительно в тот год, когда убили Императора. Именно тогда сын виноторговца решил стать солдатом. Через семь лет ему предстояло воочию узреть подтверждение могущества одного из богов этого мира — чудовищную резню, учинённую Гончими Тени. А затем, сделавшись приближённым Императрицы, начать расследование, чтобы найти обычную девушку-рыбачку, ставшую орудием в руках богов. Ни капитан Паран, ни кто-либо ещё тогда и не догадывался, что в истории завоевательных войн Империи отныне появились новые игроки. Они готовы были вмешаться — и вмешались, когда Малазанские армии захватывали континент Генабакис. При осаде одного из семи вольных городов сплелись в единый клубок судьбы магов и воинов, наёмных убийц, воров, древних диковинных народов... и даже богов. С первых страниц “Сады Луны” напоминают ставший уже классикой жанра “Чёрный отряд” Глена Кука. Здесь точно так же среди главных героев хватает персонажей угрюмых и немногословных, повидавших виды, циничных. Но если у Кука каждая следующая книга довольно сильно была связана с предыдущими, канадцу Стивену Эриксону удалось этого избежать. И “Сады Луны”, и выходившие ранее на русском “Врата Мёртвого Дома” — вполне законченные произведения, которые, однако, складываются в некую масштабную историю. Мир, изображённый Эриксоном, полон необычных существ и очень велик. В первом томе действие сосредоточено лишь на одном из континентов, но и здесь становится ясно, что замыслы у автора поистине грандиозные. При этом не такого уж большого объёма Эриксону хватает на то, для чего иным понадобились бы тома и тома. Большое количество сюжетных линий поначалу может отпугнуть читателя, который привык к одному, максимум двум героям. Здесь их несколько десятков — но каждого Эриксон выписал столь мастерски, что путаницы не возникает. А главное, помимо откровенных мерзавцев, Эриксон умеет показывать то, как хорошие, в общем-то, люди, сталкиваются друг с другом, ведут смертельную борьбу, хотя каждый из них по-своему прав — и за каждого в итоге искренне переживаешь. “Сады Луны”, безусловно, роман мрачный и кровавый, однако ни в коем случае не безнадёжный. Здесь даже самые отъявленные циники и прагматики иногда совершают бескорыстные поступки, даже простым смертным дано одолеть богов. Не во имя высоких идеалов. А просто потому, что в этой переполненной грязью и кровью жизни есть — должно быть! — место человечности — иначе и жить не стоит. В чём-то Эриксона, пожалуй, ближе не к приключенческой, а к серьёзной психологической прозе — хотя он и не злоупотребляет пространными внутренними диалогами. Всё передаётся полутонами, намёками, душевные противоречия персонажей отображаются в их поступках, — и, конечно, такая книга очень и очень непроста для перевода. Увы, огромный черпак дёгтя дважды выплёскивали на российского читателя наши издатели. “Сады Луны” выходили в 2002-м году в “АСТ” — в переводе чуть неуклюжем, местами явно неадекватном. Однако нынешний вариант от “ЭКСМО”/”Домино“ оказался столь же далёк от оригинального текста, как и предыдущий. По словам куратора проекта А.Жикаренцева, переводчик “Садов” сперва взялся редактировать прежний, “АСТ”-овский перевод (в том числе — позаимствовав и целый ряд явных нелепостей), однако со второй главы начал переводить “с чистого листа”. В итоге имеем более гладко читающийся текст, однако... это скорее пусть и складный, но очень вольный пересказ книги. Все имена персонажей лишились апострофов, часть названий переведена явно неправильно, но хуже всего не это. Г-н И.Иванов, видимо, так увлёкся, что стал дописывать за Эриксона то, чего у автора не было! Там строчка, здесь две — и вот уже персонажи военного, жёсткого романа болтливы, местами до инфантильности. Там, где Эриксон предлагает читать между строк, Иванов это “междустрочное пространство” заполнил обильными сорняками. В итоге потерян сам дух книги — теперь она напоминает прозу нынешних “молодых талантливых авторов”, не умеющих ясно и точно изложить свои мысли, многажды повторяющие одно и то же. Увы, редакторы весь этот словопомол не выпололи; впрочем, “а был ли мальчик?..” — если уж даже пропустили “ассасина ассасинов”... По заверению А.Жикаренцева, в переиздании по крайней мере часть ошибок Иванова будет выправлена: адекватней переведут имена и топонимы, вернут апострофы. Однако удалят ли всю отсебятину Иванова? И когда случится это переиздание (если случится вообще)?.. Зато на подходе переведённый Ивановым же второй том цикла. [Как оказалось -- сделанный с таким же приложением переводческого креатива.] Итог: отличный роман с нелёгкой в наших пенатах судьбой. Выбор не так уж велик: дождаться переиздания или учить английский. Но, на мой взгляд, прочесть “Сады Луны” (да и весь “Малазанский цикл”) в любом случае стоит — это один из лучших фэнтезийных эпиков, самобытный, яркий, глубокий.
ЭТО ИНТЕРЕСНО Изначально “Сады Луны” планировались как киносценарий, но затем Эриксон передумал и написал роман, который довольно долго “отфутболивали” разные издатели. Теперь, надо полагать, они же кусают себе локти: цикл “Малазанская “Книга павших” “ является довольно популярным и переведён на многие языки мира. Всего в нём на данный момент насчитывается семь романов: “Memories of Ice” (2001), “House of Chains” (2002), “Midnight Tides” (2004), “The Bonehunters” (2006), “Reaper's Gale” (2007) — из запланированных автором десяти. [В 2008-м добавился очередной -- Toll of Hounds] Креатиff во всю ивановскую
Crokus nodded affably. He held up the coin and examined the face on it. 'Do you believe in luck, Kalam?' 'No,' the assassin growled.
Крокус понял его слова по-своему и благодарно кивнул. Он разжал ладонь. С монеты на него глядело надменное лицо Шутихи. — Калам, ты веришь в удачу? — спросил он ассасина. — Нет, — хмуро ответил Калам.
[Желающих более подробно "окунуться" в особенности перевода, отсылаю к ЖЖ Ворчуна, где тот проводил довольно детальный анализ и приводил "перлы" как "АСТ"-шного, так и "ивановского" переводов. В частности, см. здесь: http://bookcovers.rusf.net/tmp/gardens.htm.]
облако тэгов
]