Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Помещаю малоизвестный мемуар о Вл. А. Попове. Автор, Николай Ловцов, в 1920-х годах публиковался в журналах "Мир приключений", "Всемирный следопыт", "Вокруг света" (Москва).
«ПЕРВЫЙ СЛЕДОПЫТ»
«Первый следопыт» — так когда-то мы, молодые писатели, в шутку называли Владимира Алексеевича Попова, редактора ежемесячника «Всемирный следопыт», издававшегося в 20-х годах в Москве.
В редакции «Вокруг света». 1910 год.
На «тропу следопытов» Владимир Алексеевич Попов вступил еще в 1908 году, когда в издательстве «Т-во И. Д. Сытин» ему поручили редактировать журнал «Вокруг света».
Владимир Алексеевич сам не был путешественником, но до самозабвения любил путешественников и туристов, увлекался приключениями на охоте, кропотливо собирал литературу по охоте и рыболовству. Он любил мечтать и фантазировать и лучшие страницы в журнале отдавал жанру научной фантастики. Не чужд был Владимир Алексеевич и юмору. Ему нравился веселый и добрый смех, остроумие, оригинальность.
Во «Всемирном следопыте» Попов стремился показать человека сильного, волевого, борца за правду, за свободу, за высшие идеалы.
Владимир Алексеевич всегда искал и умел находить новых авторов. В 1926 году в журнале «Всемирный следопыт» появилась необычайная по своей фантастике, но научно обоснованная повесть тогда еще никому не известного Александра Беляева — «Голова профессора Доуэля». Она захватила молодых и старых читателей журнала. Автору этого произведения помог Попов.
Пожилой человек из Сочи, Смирнов, отнюдь не литератор, написал как-то бесхитростный рассказ и послал его в «Следопыт». Рассказ в журнале не появился. Но, почувствовав в авторе следопытскую жилку, Попов вызвал его в Москву. В это время экспедиция Академии наук отправилась под руководством Л. А. Кулика на поиски Тунгусского метеорита. И Смирнов был направлен от журнала с ответственным заданием — нагнать экспедицию и описывать каждый шаг ее работы. В 1927 году в нескольких номерах журнала печатались увлекательные очерки Смирнова о путешествии к месту падения таинственного метеорита.
В подмосковном городке Загорске жил музыкант Вадим Ветов. Писатель Михаил Михайлович Пришвин, как-то зайдя в редакцию «Следопыта», рассказал Попову о Ветове:
— Удивительно колоритная фигура — высокий, худой. Замечательный охотник и остроумный рассказчик. Слушая его, народ со смеху давится. Как-то я прочел его письмо — литературно написано. Рекомендовал пойти к писателям — не идет.
В тот же день, после работы, Попов помчался в Загорск. Там с большим трудом он разыскал Ветова и предложил ему сотрудничать в журнале. Тут же из своих личных средств выдал ему аванс под несуществующую рукопись.
Чутье не подвело Попова. Вскоре в журнале появилась небезызвестная серия юмористических рассказов о неудачах азартных охотников под названием «Приключения Бочонкина и Хвоща».
У Владимира Алексеевича была особая интуиция на новых авторов. Он как-то незаметно находил их след, безошибочно шел по нему до тех пор, пока в его ягдташе-портфеле не оказывалась новая рукопись.
Однажды, зайдя к Попову, я застал у него множество незнакомых людей в мохнатых оленьих малицах, в расписных меховых унтах. Покуривая коротенькие трубочки, они сидели на полу в кабинете редактора. Оказывается, известный северный охотник Журавлев, завершив на собачьих упряжках пробег от Урала до Москвы, зашел со своими товарищами в редакцию. Владимир Алексеевич, сияющий от удовольствия, разгуливал по кабинету чуть подпрыгивающей походкой, увлеченно беседуя то с одним, то с другим каюром. Сотрудники редакции торопливо записывали рассказы гостей.
Бывал в редакции «Следопыта» и исследователь Уссурийских дебрей Владимир Клавдиевич Арсеньев, он оставил редактору на память «корень жизни» — женьшень. Частенько заходил первый начальник острова Врангеля известный полярник Ушаков.
Так редакция «Всемирного следопыта» в 20-х годах была своеобразным клубом неугомонных людей путешественников, искателей, мечтателей. Здесь рождались новые маршруты, новые идеи, и тут же зачинались очерки, рассказы, повести. И душой всего этого был непременно Владимир Алексеевич Попов.
Воспоминания Э. Гамильтона собраны и опубликованы Полом Уолкером (Paul Walker) на основе его беседы с писателем в 1975 г. (Luna Monthly, 1975, № 60)
Первые мои рассказы были действительно посвящены уничтожению Земли, которое обычно прерывалось в самый последний момент. Я считаю, что это шло от глубокой неудовлетворённости миром. Я учился в колледже, когда был слишком молод для этого, я не был хорошо приспособлен... После великолепного детства у меня была чуток несчастливая юность. Думаю, я компенсировал это фантазиями, в которых желал видеть, как всё рушится. Должен добавить, что я с глубоким недоверием отношусь к дешёвым и легким психологическим объяснениям, но я верю, что это правда.
☆ ☆ ☆
Очень трудно оглянуться на 50 с лишним лет назад и правдиво рассказать о том, как я начинал свою жизнь в маленьком академическом колледже, и почему я отдалился от академической жизни. Разум рисует правдоподобную схему событий, которые, возможно, на самом деле происходили совсем не так.
Во-первых, я отдалился из-за разницы в возрасте между мной и другими студентами. Фактически мне было 14 лет, когда я поступил в колледж... но 21 октября 1919 года мне исполнилось 15. Я рад сказать, что у меня появились друзья, меня пригласили вступить в один из общественных клубов, который заменял братство в нашем колледже. Но всё же разница ощущалась.
Думаю, именно разница в возрасте стала одной из главных причин, почему я не очень хорошо учился. Но ещё я не очень любил академическую жизнь. Я с радостью променял атмосферу книг, бумаг и вежливости на работу на железной дороге... Порывистые, грубоватые, привлекательные люди, с которыми я работал, нравились мне куда больше профессоров.
Однако я уверен, что не моё увлечение научной фантастикой и миром воображения отдалило меня от колледжа. Это увлечение было у меня ещё до поступления в колледж, я поддерживал его, но оно оставалось чем-то отдельным от занятий и учёбы. Кажется, я выражаюсь не вполне ясно. Я уверен, что моя одержимость воображаемыми сценами и перспективами не оттолкнула меня от формального образования. Напротив, многие идеи, которые я потом использовал в рассказах, я почерпнул тогда на уроках физики.
☆ ☆ ☆
Когда я поступил в колледж мой интерес к науке привёл меня к специализации по физике, поскольку я был фанатичным любителем беспроводной телеграфии (тогда мы ещё не использовали слово "радио"). Поэтому я решил, что хочу стать инженером-электриком.
В те времена меня гораздо больше интересовала литература, чем наука. Однако довольно жёсткая логика физической науки, несомненно, была полезна для моего блуждающего ума.
...об Абрахаме Меррите и его влиянии на меня. Оно было глубочайшим. Я не особенно старался подражать Мерриту, хотя несколько раз мне это удавалось. Больше всего я подражал Гомеру Эону Флинту, писавшему для журналов "Манси" такие всемирные эпопеи, как "Планетянин" (The Planeteer) и т.д. Любой, кто заглянет в эти рассказы, ясно увидит мой долг перед Флинтом, который я всегда признавал.
Но именно Меррит был тем писателем, который вдохновил меня, если можно так выразиться. Его считают писателем фэнтези, но на самом деле, за исключением нескольких фэнтезийных рассказов, он был настоящим писателем НФ, и чертовски хорошим. В 1919-1920 годах он использовал в рассказе изложение Эддингтоном теории Эйнштейна! Он был моим идолом... и когда я встретил его в более поздние годы, я был рад обнаружить, что он – не идол на глиняных ногах, а очень замечательный человек. Я думаю, что сейчас его рассказы так же великолепны, как и прежде, и хочу отметить, что они останутся в печати навсегда.
В своих письмах Меррит давал мне хорошие советы. Он ставил под сомнение необходимость полётов на другие планеты, когда что-то с таким же успехом может произойти в отдаленном уголке Земли. Он советовал мне не читать слишком много научной фантастики, а читать научную литературу и позволять своему воображению играть с прочитанным.
Я не знаю, сколько лет было Мерриту, когда я впервые встретил его в июне 1937 года... но он был точь-в-точь как ваш любимый дядя. Он был очень общительным и обладал сухим чувством юмора. В течение нескольких лет он переписывался со мной и с Джеком Уильямсоном и приглашал нас приехать к нему, когда мы будем в Нью-Йорке. Мы так и сделали, с немалым трепетом и благоговением отправившись в офис "Американ Уикли", редактором которого был Меррит. Его приветствие не могло быть более дружелюбным, и мы втроем сидели в маленьком кабинете, где он жевал табак, плевал в открытое окно и говорил о фантастике, писателях-фантастах и так далее и тому подобное в течение нескольких часов. Что мне в нём понравилось? Всё... Широкое заявление. Но особенно то искреннее дружелюбие, которое он испытывал к нам и ко всем, кто занимался фантастикой.
Если вы хотите узнать больше о Меррите, есть книга, в которой содержится много информации о нём. Это книга "Ничего святого в воскресенье" Эмиля К. Шурмахера (Thomas Y. Crowell Co., 1951) [Nothing's Sacred on Sunday by Emile C. Schurmacher]. Шурмахер был репортером "Американ Уикли" и написал свою книгу о том, как быть таким репортером. Он боготворил Меррита как редактора... О фантастике Меррита и его высочайшей репутации как писателя-фантаста Шурмахер знал немного и посвятил этому всего 4 двойных страницы. Но Меррит как редактор и как человек был его темой. Эта чёртова книга сейчас в дефиците, но в вашей публичной библиотеке может быть экземпляр.
☆ ☆ ☆
Я пытался вспомнить, какую литературу я читал, когда только начинал писать, и, насколько я могу припомнить, моё чтение можно охарактеризовать как всеядное. Надо отметить, что во многих случаях я читал то, что было мне не по зубам, у меня был интерес, но не достаточное понимание.
С середины и по конец двадцатых годов я проработал всех основных елизаветинских драматургов. Всех, кроме Шекспира. Какое-то кислое воспоминание об обязательном изучении Шекспира в школе породило во мне предубеждение против него. Но однажды, летом 1930 года, я решил прочитать то, чего раньше избегал... Я прочитал Шекспира от первой пьесы до последней, в хронологическом порядке. Я хорошо помню, что именно при чтении «Кориолана» я впервые ощутил его величие. Тем же летом я прочитал «Смерть Артура» («Mort d'Artur») Мэлори и «Мемуары» Казановы в оригинале на французском языке, таким образом научив себя читать по-французски. Я и сейчас могу свободно на нём читать. Но если вышеприведенный список, в который я включил сэра Томаса Брауна и Роберта Бертона, кажется слишком высокопарным, чтобы быть правдоподобным, будьте уверены, что в тот же период я прочитал все виды триллеров.
Какие научные книги оказали на меня наибольшее влияние в прежние времена, и какие сюжетные идеи я почерпнул из них? Попробую вспомнить некоторые из них. Книги «Вселенная вокруг нас» Джинса и «Природа физического мира» Эддингтона в целом оказали решающее влияние на мои знания в области астрономии. Но больше всего идей для сюжетов я почерпнул из «Науки жизни» Герберта Уэллса и Джулиана Хаксли, которая была большой популяризацией биологии.
В школе я не изучал биологию, а сосредоточился на физических науках. Поэтому эта прекрасная книга стала для меня откровением и большим стимулом. Особенно раздел, посвященный генетике... Из него я почерпнул идеи для «Эволюции доктора Полларда», «Деволюции» и «Проклятой галактики». Я упоминаю эти три истории, поскольку совсем недавно узнал от Айзека Азимова, что он хочет использовать их в своей научно-фантастической антологии «До золотого века». Рассказ 1934 года «Мастер генов» тоже родился из этой работы.
Из «Мировой машины» Карла Снайдера, истории астрономической науки, написанной в 1910 году (приблизительно), блестящей работы своего времени, пришла идея «Эфемеров». Из книги «Мученичество человека» Уинвуда Рида, великолепной истории цивилизации свободомыслящих викторианцев, я почерпнул идею, которую использовал во многих рассказах... идею о том, что когда-нибудь в будущем, когда человек распространит свою расу на множество миров, Земля станет священной планетой, которую будут посещать паломники со всей Вселенной. Какая идея для викторианского писателя! Я использовал эту идею в «Забытом мире» и нескольких других рассказах.
Все вышесказанное должно дать вам представление о том, как я использовал мысли из научных книг для создания историй.
☆ ☆ ☆
Что касается моего интереса к науке и отношения к ней нас, первых писателей-фантастов, то вы, как мне кажется, прояснили для меня одну загадочную вещь о многих современных писателях... отсутствие у них интереса к науке. Это объясняет для меня загадку, почему многие из них не имеют ни малейшего интереса к космической программе и её великим достижениям. На мой взгляд, фантастика без научного элемента ничего не стоит. Я считаю, что молодые писатели относятся к рассказам не как к чему-то, чья тема их страстно волнует, например, возможности науки, а как к упражнениям по английской литературе. Я думаю, что без истинной страсти к тому, о чём пишешь, даже если ваша писанина будет сырой и примитивной, нельзя быть по-настоящему счастливым в писательстве. Это лишь моё мнение.
☆ ☆ ☆
Как я работал? Я просто садился и писал как сумасшедший... Никаких заметок или набросков я не делал. Вначале я переписывал каждую историю, а потом в течение нескольких лет писал один черновой вариант, посылая к чёрту переписывание. Конечно, на это повлиял и тот факт, что мне мало платили за эти истории. Со временем я стал работать более тщательно.
☆ ☆ ☆
О планировании моих ранних историй, или не планировании их... Наверное, я создал у вас неверное впечатление, если вы подумали, что я не планировал те ранние рассказы. На самом деле, в течение многих лет я строго планировал каждый рассказ, а более длинные истории – в виде синопсиса по главам. В более поздние годы я перестал это делать. Полагаю, к тому времени я был достаточно уверен, что не собьюсь с пути, а смогу развивать сюжет естественно, по ходу дела. Прошло много времени с тех пор, как я набрасывал сюжет заранее. Я просто начинаю историю, и пусть подсознание развивает её. Однако одно оставалось неизменным... У меня всегда была слабость к желанию знать, какой будет последняя строчка рассказа. Потому что это именно то место, в котором ты оставляешь читателя, то последнее впечатление, которое ты хочешь произвести рассказом.
О сегодняшних рынках, о том, как изменился рынок фантастики, и считаю ли я, что вся эпоха pulp была пустой тратой времени? Нет, я так не думаю... Конечно, вопрос чисто умозрительный, и пока мы не сможем вернуться в альтернативное время и сделать всё по-другому, он не имеет большого значения. Однако мне кажется, что в последнее время слишком много криков о том, что фантастику загнали в гетто и отдалили от мейнстрима. Я думаю, это полная чушь. Причина, по которой мы, писатели, пишущие в стиле pulp, не попали в мейнстрим, заключалась в том, что мы не были достаточно хорошими писателями для мейнстрима. Те из нас, кто был достаточно хорош... Боб Хайнлайн, Рэй Брэдбери и ещё несколько человек, были приняты мейнстримными рынками. В эпоху целлюлозы, как мне кажется, большинство из нас, создававших фантастику, не столько писали истории, сколько создавали мифы, причём в огромных масштабах. Это того стоило, но это совсем другое дело, чем писать профессиональные истории для мейнстрима.
Под "созданием мифов" я просто подразумеваю многие наши ранние рассказы научной фантастики, когда мы не могли или не умели построить настоящую историю, но писали несколько невнятные произведения о грандиозных и поразительных событиях, уничтожении миров, спасении миров, чудовищных вторжениях и т.д. В моем случае, во многих из них почти полностью отсутствовало то, что можно назвать человеческой историей.
Что я думаю о быстром, высокопроизводительном способе работы, который мы, старые писатели pulp, использовали? Я не могу говорить за других, но для меня это был лучший в мире способ работы. Возможно, я был бы более отточенным писателем, если бы работал более неторопливо, но, возможно, я был бы тем самым сороконожкой, которая не знала, какую ногу поднять первой.
Рынок так изменился, стал гораздо более требовательным, что этот высокопроизводительный метод, вероятно, сейчас вообще не сработает. Это было тяжело для спины, ужасно тяжело для глаз и нервной системы, но было что-то опьяняющее в том, чтобы выдать историю на-гора и чёрт с ними, с правками.
Одна из самых ужасных историй, которые я когда-либо писал, была "Извне Вселенной", дикая история о войне трех галактик. Я написал её в 1928 году, более 50 000 слов в первом черновике. Я использовал очень маленькую портативную пишущую машинку на большом плоском столе, доставшемся по наследству. В процессе написания этих бешеных космических битв, мои сильные удары по клавишам заставляли маленькую пишущую машинку двигаться по всему столу, и я вставал и следовал за ней в своём горящем энтузиазме. Неудивительно, что я перешёл на пишущую машинку IBM... я всегда слишком сильно колотил. Ужасная вещь, говорю я теперь об этом рассказе... но А. Меррит любил её, так он заявлял в печати в Weird Tales, и пытался убедить своих издателей, Horace Liveright, напечатать её в виде книги. Всего несколько дней назад я получил из Editions Opta во Франции оплату за новый французский перевод той старой истории... оплата в три раза больше, чем я получил первоначально от журнала Weird Tales!
Я давно перестал писать так быстро. Правда, я сделал исключение для серии "Капитан Будущее". Поначалу за них не очень-то платили. Поэтому я писал их в черновом варианте, по главе в день, отводя 2 дня на первую главу, которая сложнее. Позже, когда они повысили оплату, я стал делать два черновика, и качество написания историй улучшилось.
Нет смысла, однако, давать совет кому-то писать на высокой скорости, потому что, как я уже сказал, рынок так изменился, что вы больше не сможете продать такие быстро написанные вещи.
Я должен пояснить, ссылаясь на своё заявление о серии «Капитан Будущее», что у меня не было практики торопиться с написанием рассказов, которые не принесли бы хорошей прибыли. Я всегда считал, что писатель должен делать каждую историю как можно лучше, даже если за неё заплатят пуговицами. Но я пытался зарабатывать на жизнь, сочиняя научную фантастику, и когда меня попросили взяться за работу над "Капитаном Будущим", я был вынужден уточнить, что до тех пор, пока они не смогут платить больше за эти истории, мне придется писать их как можно быстрее. Они согласились, и первые несколько из них были написаны с огромной скоростью... хотя я составил схему фона для историй, которой придерживался тщательно. Но я никогда не считал, что нужно быстро писать рассказ только потому, что он был непритязательным.
☆ ☆ ☆
Я познакомился с Ли Брекетт летом 1940 года. Мы с Джеком Уильямсоном поехали в Беверли-Хиллз к Джулиусу Шварцу и Морту Вайзингеру, который в то время был редактором журнала Standard Magazines. Джули Шварц был моим агентом, и он также был агентом Ли, и пока мы были там, Ли зашла к Джули, и он нас познакомил. Я видел её несколько раз тем летом. Следующим летом в 1941 году, мы с Джули поехали в Лос-Анджелес и провели там лето, арендовав бунгало в одном из дворов. По вечерам к нам приходила довольно большая компания людей из мира научной фантастики. Брэдбери в те дни продавал газеты на углу улицы, а Генри Каттнер, Арт Барнс и многие другие заходили к нам. Ли иногда приходила к нам днём, и мы с ней познакомились поближе. Затем, когда осенью я вернулся в Пенсильванию, я потерял её из виду на все годы, что шла войны. Летом 1946 года я вернулся в Калифорнию, и Ли с Рэем Брэдбери встретили меня в баре отеля "Рузвельт" в Голливуде и приветствовали моё возвращение на побережье. Я сразу же влюбился в неё и до сих пор не перестаю любить!
Английский книгоиздатель Морис Гольдсмит рассказал мне о своей встрече с известным английским писателем-фантастом Артуром Кларком. Оба они сидели рядом на заседании английского королевского общества, обсуждавшего научные проблемы, связанные с космическими путешествиями. В тот момент, когда астроном говорил о возможности использования телевизионной ретрансляции в космосе для получения крупноплановых снимков солнечной поверхности, Артур Кларк сделал нетерпеливый жест, повернулся и прошептал:
— Я должен уйти!
— Почему? — также шепотом спросил его Гольдсмит.
— Потому что все это для меня слишком нереально,—ответил Кларк.—Мне кажется. что моя фантазия более реальна, чем то. что я слышу здесь!
Этот краткий диалог достаточно точно отразил характерные приметы времени, когда фантастическое и реальное сливаются воедино. Действительно, говоря о том. что уже завоевано наукой и осуществлено сегодня, мы постоянно рискуем рассказать лишь о вчерашнем дне. Современная наука все чаще и чаще обгоняет самые смелые предположения фантастов, а миллионы людей, не отмеченных ни учеными степенями. ни талантом писателя, в мечтах своих часто идут впереди и тех и других. Мудрено ли, что научная фантастика в литературе и кино стала в наше время в числе, наиболее популярных жанров.
В кино научной фантастике, как известно, долгое время не везло. Причин этому было, по видимому, несколько. Существовала и боязнь всего нового и малоизведанного в киноискусстве: было и такое опасение: можно ли увлекаться в киноискусстве, которое всегда конкретно, будущим. не ответив должным образом на требования настоящего? Не будет ли это расценено как уход от современной темы?
И вот настало время, когда первый советский спутник мгновенно разрешил эти сомнения. Научная фантастика стала злободневной темой, отвечающей запросам современности. На экранах появились после долгого перерыва первые научно-фантастические фильмы. Появились... но мало порадовали зрителей да и, вероятно, самих создателей этих фильмов.
«Дорога к звездам», «Тайна двух океанов», «Небо зовет», «Я был спутником Солнца», «Человек-амфибия», «Планета бурь», «Мечте навстречу» — вот, пожалуй, и все научно-фантастические фильмы, созданные за последние пятнадцать лет. Далеко не все из перечисленных картин можно отнести к жанру собственно фантастики. Фантазировать можно, конечно. по-разному и о разном. Можно, например, делать фильмы, популяризирующие научные знания, и при этом в целях «занимательности» использовать условный, фантастический повод для рассказа. Именно так писал свои повести В. Обручев, так сделан знакомый советским зрителям чехословацкий фильм о путешествии в прошлое Земли.
Можно делать фильмы о реальных, хотя еще не осуществленных. но уже предусмотренных планами достижениях науки, фантазировать в пределах нескольких будущих лет. т. е. опять-таки решать задачу популяризатора.
Можно, наконец, мечтать о грядущем науки, о ее роли в судьбах человечества, в техническом и социальном прогрессе. Такой именно мечтой о будущем и отмечены произведения классиков-фантастов в прошлом, многие произведения советских писателей-фантастов: А. Беляева. И. Ефремова, Г. Мартынова, А. Казанцева, А. и Б. Стругацких и других.
И разве не таких произведений «крылатой мечты», освещающих дорогу в будущее, ищет на книжных прилавках и на экранах кинотеатров советский читатель и зритель? Ведь, как сказал Н. С. Хрущев на декабрьском (1963 год) Пленуме ЦК КПСС: «Без фантазии, основанной на реальном фундаменте, нельзя жить. Не надо быть слепым кротом. Необходимо предвидеть будущее, размышлять, намечать дальнейшие пути».
Читатель и зритель хотят, чтобы создатели научно-фантастических произведений помогли им помечтать о грядущем.
Но именно этими качествами и не обладают такие кинофильмы, как «Мечте навстречу», «Я был спутником Солнца», «Планета бурь». Произведения, отмеченные различной степенью дарования их авторов и постановщиков, одинаково удивляют скованностью фантазии, некоей боязнью унестись в глубь времен, выйти за пределы обыденности. Герои этих фильмов одноплановы, их характеры статичны, а поступки заранее заданы. Разговаривают они иногда так, словно цитируют научные статьи.
Смешение задач фантастики и популяризации приводит к тому, что научная фантастика оттесняется на периферию большого киноискусства, а крупные мастера кино чураются этого жанра, как второстепенного, якобы не имеющего прямого отношения к искусству. Немалую роль играет также игнорирование общеизвестной истины: научно-фантастические фильмы требуют постановочного размаха, широкого использования всех средств и возможностей кинематографа. Между тем фильмы, которые занимают в тематических планах киностудий второстепенное место, не могут, конечно, рассчитывать на щедрое финансирование. Отсюда и появляются плохо выполненные и легко разгадываемые зрителями макеты или костюмы героев, похожие на второсортный театральный реквизит. А ведь кинозрелище всегда конкретно, изображаемые в нем явления должны обладать непосредственной достоверностью.
Лет десять назад студии страны были буквально заполонены авторскими заявками на научно-фантастические фильмы. Теперь мы с этим встречаемся все реже — сказывается пренебрежительное отношение к жанру. Лет семь-восемь назад киностудии страны работали в общей сложности над десятком научно-фантастических сценариев, на экраны в лучшем случае выходил один фильм в год. В 1964 году не ожидается ни одного.
Остается надеяться, что созданная недавно в Москве Центральная студия детских и юношеских фильмов возьмет на свое вооружение жанр научной фантастики, найдет ему почетное место в своих планах, откроет научно-фантастическим картинам «зеленую улицу».
Советские писатели-фантасты создали в последние годы ряд оригинальных научно-фантастических произведений. Быть может, следовало бы подумать об экранизации хотя бы некоторых из них, чтобы вывести нашу кинофантастику из круга чисто космических проблем. Но и в этом направлении работы, как говорится, непочатый край.
Советские зрители, и прежде всего наша молодежь, ждут появления на экранах высокохудожественных произведений крылатой мечты, которые звали бы в будущее. воспитывали лучшие качества человека коммунистического общества.
Игорь ВАСИЛЬКОВ, кинодраматург, член Государственного комитета Совета Министров РСФСР по кинематографии.
«Комсомольская правда» от 1 января 1960 года вышла вдвое толще обычной.
В самом низу первой полосы газеты полужирным шрифтом в рамке было обращение к читателям, заканчивающееся словами «Смотрите приложение к сегодняшнему номеру». А выше — история о подарке от деда-мороза (именно в таком неправильном, согласно сегодняшним словарям, написании: через черточку и оба слова со строчной буквы), заявившим, что встреченный им на производственном совещании коллега, «который будет обслуживать встречу 2010 года» передал сотрудникам нынешней «Комсомолки» с 7-й по 10-ю страницы газеты из 1 января 2010 года.
Они и оказались приложением. Традиционные рубрики молодежной газеты были наполнены иным содержанием: «Вести с молодежных строек» (открытие ж/д тоннеля под Каспийским морем и пуск турбины на Луне), «Читатель продолжает разговор» (дискуссия об устаревании слов «мой» и «твой»), «На житейских перекрестках» (о пунктах проката вертолетов), «Для вас, любознательные» (о тексте лекции «Есть ли жизнь на Земле? из обнаруженной марсианской библиотеки) и пр. Впрочем, вот они – эти четыре страницы (спасибо за фото web-архиву «Следы времени»):
Ярослав ГОЛОВАНОВ начиная дневник 1960 года в «Заметках вашего современника» рассказывает об этом совместном с Дмитрием БИЛЕНКИНЫМ газетном розыгрыше:
— Сила печатного слова невероятна! В новогодний номер мы решили с Димкой БИЛЕНКИНЫМ сочинить газетную
страницу из 2010 года, и написали для неё разные весёлые небылицы. Одна заметка («КП» от 1.1.60) называлась «Мамонт в зоопарке». В ней рассказывалось о том, что в беседе с нашим корреспондентом директор Института термомедицины (нет такого института!) член-корреспондент АН СССР (нет такого члена-корреспондента!) Ю. В. Долгушкин (Долгушкин, возможно, есть) сообщил, что в 1959 году на Таймыре обнаружен труп мамонта, прекрасно сохранившийся в вечной мерзлоте Центрального государственного полярного заповедника им. О. Ю. Шмидта (нет такого заповедника!). И сейчас сотрудники института заняты его оживлением. Далее Долгушкин рассказывает: «Записаны первые биотоки головного мозга, завтра ожидаем первых ударов сердца. Я думаю, что в феврале — марте наступающего года москвичи смогут увидеть мохнатого гиганта в зоопарке. Заранее предупреждаем, что в первые дни доступ к вольеру мамонта будет ограничен: животному необходимо привыкнуть к новому образу жизни и к людям». Вот такую напечатали заметку…
И что тут началось! В отделе науки телефон раскалился. В метро, в троллейбусах вся Москва говорит о мамонте, все обсуждают, оживят или нет. Рядом напечатана уже полная бредовина о здравницах на Марсе и найденных там марсианских рукописях. Но все говорят только о мамонте! Я думаю, что наш успех объясняется последней фразой. Мы настолько привыкли к всякого рода «ограничениям», что они-то и создают иллюзию подлинности.
Вскоре я получил письмо от учительницы Валентины Зайченко (Харьков-6, Аптекарский пер., 36, кв.1): «Вы не представляете, какой «сенсацией» явилось для многих ваших читателей статья «Мамонт в зоопарке» из газеты 2010 года. Днями подхожу к гастроному, у дверей которого перед его открытием после перерыва собралась небольшая очередь. Старушки жаловались друг другу на недуги и врачей:
— Вот ведь мамонтов, что в земле мильон лет лежали, оживляют, а старух заживо хоронят…
— Каких мамонтов? — спрашиваю.
— Как каких?! «Комсомолки» не читали?! А на вид образованная! В Москве-то в зоопарке весной мамонта показывать будут. Лежал века в земле, а ноне оживили. Сестра в Москву в гости зовёт, так я нарочно оттягиваю, чтоб заодно потом зверя посмотреть. Пишут, что сразу всех не пустят, шутка ли сказать, людей-то он, поди, вовсе не знает. А вы не читали? Даже не верится, что есть такие отсталые люди среди молодёжи.
А сегодня вдруг заходит сосед, недавно демобилизовавшийся старшина-сверхсрочник, ныне шофёр, спрашивает, нет ли газеты за 1 января? Молча, предвкушая удовольствие, протягиваю ему газету.
— Вот! Есть! Нашёл! Здорово! Мамонт в зоопарке! Знаете, не верил, пока сам не прочитал. У нас на работе только и разговору, что об этом мамонте. Здорово! Мамонт! Луна! Эх! — Ему не хватало слов, чтобы выразить своё восхищение…
Как я уже рассказывал в части первой «МихВас и его ученики» — большая часть коллектива П.БАГРЯК работала в «Комсомольской правде». И соавторами они стали намного ранее, чем вышла первая приключенческая повесть «Кто?».
В 1964 году под рубрикой «Клуб любознательных» вышла научно-популярная книга «Звездолеты и сфинксы». Во вступлении к книге сказано:
— «Добро пожаловать!»
Это клуб любознательных приглашает вас, читатели... Можем прямо сказать: клуб наш необычный. Он выстроен на пограничном рубеже, отделяющем известное от непознанного, тайны природы от явлений, расшифрованных и уже работающих на строительство коммунизма. Из его окон открывается неповторимый пейзаж: горизонты науки, близкие и далекие. В туманных очертаниях далей таятся открытия будущего, которые позволят уничтожить болезни. Продлить жизнь, перенести нас через черные пропасти космоса к далеким мирам...
Мы – у гранитной лестницы входа. Прямо у подъезда стоит странная машина, и похожая и непохожая на автомобиль. Знак4омьтесь: это клубная «машина времени». Да, да – с ее помощью можно путешествовать в отдаленное прошлое и не менее отдаленное будущее. Вы будете утверждать, что «машина времени» невозможна? А разве есть невозможное для мечты?
Рядом с ней не менее странный и любопытный снаряд. Это подземоход самой совершенной конструкции. Он может опуститься в землю на любую глубину, достичь самого ее центра.
За клубом, на площади Дерзания оборудован космодром.
Все это – в нашем распоряжении, читатели!..
В нашем клубе вы не встретите музейной тишины, многозначительных запертых кабинетов, отпугивающей латыни непонятных изречений, усыпляющих лекций. Изготовленная вездесущим завхозом табличка «Посторонним вход воспрещен!» была торжественно сожжена за неделю до открытия клуба. Мы ее заменили другой «Злой собаки нет. Добро пожаловать!»
Вы спрашиваете, где расположен этот клуб? Да вы уже находитесь в нем. С начала 1962 года его заседания проходили в субботние дни на страницах газеты «Комсомольская правда». А сейчас – в расширенном виде – на страницах этой книги.
Председательствует на наших собраниях заведующий отделом науки и техники «Комсомольской правды» Михаил Васильевич ХВАСТУНОВ.
На титульном листе книги указано, что «Заседания ведут: Дмитрий БИЛЕНКИН, Ярослав ГОЛОВАНОВ, Владимир ГУБАРЕВ, Леонид РЕПИН».
Они и считаются авторами, ну, а если быть более точным — составителями этой книги, в создании которой, конечно, принимали и другие сотрудники отдела науки, в том числе внештатные. В частности, упоминается журналист Евгений МУСЛИН, у которого в этом же 1964-м совместно с Борисом ЗУБКОВЫМ вышел сборник фантастики «Самозванец Стамп».
В 1967 году в той же «Советской России» вышел второй аналогичный сборник под названием «12 необычных путешествий». На сей раз заседания клуба вели Д. БИЛЕНКИН (которого назвали Д.БИЛОНКИНЫМ. Впрочем далее в тексте его фамилия указывалась правильно), Я. ГОЛОВАНОВ, В. ГУБАРЕВ и В.ГОРЕЛОВ – официально являющиеся авторами-составителями книги.
В этой книге упоминаются уже оба соавтора «Самозванца Стампа» — и Евгений МУСЛИН, и Борис ЗУБКОВ – но как инженеры.
А заканчивается книга заседанием (оно же и путешествие), которое является известным фантастическим рассказом Дмитрия БИЛЕНКИНА «Прилежный мальчик и невидимка».
Продолжение, из которого вы узнаете, что не все члены коллектива П.БАГРЯК считали друг друга настоящими соавторами, следует.
P.S. В Фантлабе ошибочно указано, что "31 декабря 1959 года газета «Комсомольская правда» выпустила специальный номер. На двух разворотах журналисты газеты решили заглянуть на 50 лет вперед". В немалом количестве других источников (да почти во всех!) тоже говорится, что приложение от будущего 1 января 2010 года вышло в последнем номере 1959 года. И я сам раньше так думал, пока не нашел в сети первую страницу "Комсомольской правды" от 1 января 1960 года (в Омской областной библиотеке этого экземпляра нет в наличии), где есть прямая отсылка на эти дополнительные страницы.
Согласно данными платформы «Литнет», в пятерку лидеров по количеству писателей-фантастов вошли Москва, Санкт-Петербург, Краснодар, Новосибирск и Екатеринбург. Чуть меньше авторов живут в Воронеже, Омске, Красноярске, Балашихе и Челябинске.
А поклонников фантастики оказалось особенно много в Санкт-Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, Омске, Челябинске, Екатеринбурге, Барнауле, Краснодаре, Тюмени, Новосибирске.
При этом есть отдельный перечень городов, жители которых увлеченно читают фантастику — посвящают этому занятию несколько часов в день. Такая обстановка в Энгельсе, Старой Руссе, Тарусе, Южно-Сахалинске, Конаково, Кировске, Омске, Барнауле, Твери и Тюмени.
Среди всех направлений лидируют эротическая и любовная фантастика, а также виртуальная, связанная с миром технологий, космоса и искусственного интеллекта.