Испытание пилота Пестрака
1970-е годы начались с бума фантастических фильмов в странах социалистического лагеря. Однако роль поляков в этом была невелика. В качестве сопродюсеров (с небольшим актерским и техническим сотрудничеством) поляки участвовали в съемках ГДР-овского фильма «Сигналы» (“Signale — Eine Weltraumabentteuer”, 1970, в польском дубляже “Sygnaly MMXX. Przygody w kosmosie”), по сути, это был первый фильм, который сделал ставку на космическую сценографию и не потерпел провала.
Картина Готфрида Кольдица/Gottfried Kolditz гораздо более смело и динамично, чем «Безмолвная звезда», представила действия экипажа межпланетного корабля, отправившегося на поиски затерянной вблизи Юпитера более ранней экспедиции. Конечно, фильм не мог обойтись без обязательных сцен критики «империалистического Запада». Кольдиц вернулся к научной фантастике в 1976 году, но его фильм «В звездной пыли» (“Im Staub der Sterne”) снимался уже без участия польской стороны.
Тем временем на звание польского «специалиста по фантастике» стал претендовать «польский Кольдиц» (или, по мысли некоторых критиков, «польский Эд Вуд») -- Марек Пестрак (Marek Piestrak).
После режиссерской стажировки у Поланского (фильм «Ребенок Розмари», 1968) Пестрак, выпускник не только Лодзинской киношколы, но и гидротехнического факультета Политехнического института в г. Гданьске, решил сам заняться кинофантастикой. И вновь на первый план вышел Лем: в 1973 году режиссер подготовил для телевидения короткометражную версию «Расследования/Śledztwo».
Однако камерная история о необъяснимых событиях в городских моргах не удовлетворила амбиций режиссера. Ну что это за научная фантастика, действие которой разворачивается на Земле? Пестрака манили звезды.
Литературную основу фильма «Испытание пилота Пиркса» (“Test pilota Pirxa”, прокатное наименование в СССР – «Дознание пилота Пиркса»), премьера которого состоялась в 1979 году, составил прекрасный рассказ Станислава Лема “Rozprawa/Дознание”, почерпнутый из тома “Opowieści o pilocie Pirxie/Рассказы о пилоте Пирксе”. То есть материал, над которым должен был работать Пестрак (выступавший в качестве не только режиссера, но и соавтора сценария) был материалом высочайшего качества. Что из «Дознания» удалось уловить на экране?
Сюжетные предпосылки фильма и повести, конечно, схожи. Однако фильм отказывается от открывающей текст Лема сцены суда, рассматривающего события, разыгравшиеся на «Голиафе», в щели Кассини, и повествует о космическом рейсе в окрестности Сатурна, в ходе которого Пиркс, командир корабля, должен испытать (протестировать) экипаж, в состав которого входит один (или несколько) из так называемых нелинейников -- андроидов, которые должны заменить людей в космосе.
Однако дьявол, в том числе и дьявол киношный, кроется в деталях. Там, где Лем упирает на неочевидность и запутанную интригу (как узнать, кто есть кто в команде?), Пестрак скатывается к комиксному сгущению красок и черно-белому распределению ролей. Достаточно упомянуть отсутствующего у Лема «злого капиталиста», не снимающего огромных, на половину лица, черных очков даже во время переговоров в затемненном кабинете, или разоблачительную видеокассету, на которой нелинейник излагает Пирксу карикатурные планы завоевания Земли (и которая в оригинале является письмом, в котором андроид бесстрастно объясняет астронавту причины своего поведения).
Убогие декорации и специальные эффекты фильма Пестрака трудно сравнивать с убедительной пластикой описаний из произведений Лема. Но несмотря на все недостатки, ясно видимые спустя прошедшие годы, этот фильм – скорее примета времени, чем кино, которое хочется пересматривать – если его просматривать сейчас, кажется неожиданно интересным. Как бы то ни было, именно так выглядели попытки создать отечественный (хотя и сильно насыщенный американскими кальками) космический фантастический фильм.
Пестрак вернулся на научно-фантастическую стезю в 1987 году (до этого ввязавшись в приключение с horror-ом: он снял в 1982 году памятную – не обязательно из-за режиссерской виртуозности – киноленту «Волчица/Wilczyca»).
Появился фильм, который считается некоторыми критиками «лучшим плохим фильмом» — «Klątwa Doliny Węży/Проклятие Змеиной долины» (в русском дубляже «Заклятие Долины змей»).
Вся история построена на банальностях: с древнейшего свитка с описанием тайны древнего камбоджийского храма, через наивного ученого (К. Кольбергер), военного-предателя (удивительно никакой Р. Вильгельми) и бритвенно-тонкую журналистку (Е. Салацкая), к змеям, выползающим из вентиляторных отверстий, путешествию через джунгли, потайным комнатам и опасным статуям (разящим врагов лазерными взглядами). Здесь мы даже имеем польский ответ на самую знаменитую сцену под душем из "Психо" Хичкока, где обнаженная Ева Салацкая моется (за обязательной прозрачной ширмой полевого душа) и на нее нападают… нет, не психопаты, а змеи, падающие из ниоткуда. Не будет далеким от истины тот, кто сочтет эту сцену наиболее ценным фрагментом фильма. И только с объяснением уникальности храма режиссер идет чуть дальше – в загадочных подземных саркофагах в его интерпретации находятся останки внеземных пришельцев.
Помимо логических дыр и принятия желаемого за действительное сюжет фильма дополнительно отягощен деревянными диалогами, что было проблемой уже «Дознания…». «Ты моя, только моя. Я хочу иметь тебя. Я очень устал... Но ты дашь мне силы и могущество. Я буду править миром», — бесстрастно декламирует Вильгельми. И как тут останешься серьезным? «Проклятие…», наивное и летящее мимо цели и в то время, в которое оно было создано, функционирует как своего рода курьез. Насколько беднее была бы без него польская фантастическая кинематография.
Однако кинофантастика того периода – это не только набор ошибок и непреднамеренных приколов. Еще до военного положения появился режиссер, который сумел его доказать.
(Окончание следует)