9. В рубрике “Publicystyka” размещено интервью, которое Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska взяла у польского журналиста, редактора и переводчика ЛЕХА ЕНЧМЫКА/Lech Jęczmyk. Интервью носит название:
«ЛЕГКО БЫТЬ ХОРОШИМ ПРОРОКОМ, ЕСЛИ ТЫ ПЛОХОЙ ПРОРОК»
(Łatwo być dobrym prorokiem, kiedy się jest złym prorokiem)
Иоанна Кулаковская: Это прозвучит высокопарно, но вы очень много сделали для фантастики в Польше и для литературы в целом. Благодаря вашим переводам мы получили доступ к замечательным книгам таких авторов, как Ле Гуин, Дик и Воннегут... Для начала позвольте мне спросить вас о вашем пути в качестве переводчика. Почему вы выбрали англоязычную литературу, ведь по образованию вы филолог-русист?
Лех Енчмык: Ну, я начал работать руководителем редакционного отдела советской литературы и славянских стран, поэтому лучших книг брать не мог -- неловко как-то было, а переводить те, что похуже, я не хотел. Поэтому я перешел на английский и предложил переводы другим издательствам. С русского я перевел мало, только три книги, но зато много хороших рассказов. Тогда издавались ежегодные антологии советских рассказов, и там было много хороших произведений.
Иоанна Кулаковская: Это была фантастика?
Лех Енчмык: Нет.
Иоанна Кулаковская: А какая из переведенных вами книг вам особенно нравится? Я имею в виду не только фантастику, хотя, возможно, именно это больше всего заинтересует читателей нашего журнала.
Лех Енчмык: Книги Дика, в том числе его биография, написанная Сутиным,
далее «Маленький большой человек», «Возвращение маленького большого человека» Бергера.
Прекрасные книги… Очень люблю также «Космолет и челн» (“The Starship and the Canoe”- “Kosmolot I czółno”) Кеннета Брауэра – о двух Дайсонах, отце и сыне. Отец хотел полететь в космос и работал над собственным проектом космического корабля с ракетным двигателем, а сын, напротив, был хиппи и бежал в прошлое. Он решил обходиться совершенно без денег и построил себе океанский каяк, на котором плавал вдоль побережья Западной Америки. Книга показала такого рода напряжение и упорство на совершенно противоположных путях.
Что еще... Мне нравится книга Стоуна, американского журналиста-расследователя, противопоставившего себя истеблишменту. Он выискивал кое-что из того, что упустила многотиражная пресса, копался в документах Конгресса, издавал собственный бюллетень, который я, будучи библиотекарем, выписывал в 1960-х годах. Он распространялся только по подписке, но каждая серьёзная библиотека мира должна была его иметь.
Иоанна Кулаковская: И эта книга это…?
Лех Енчмык: «Дело Сократа» (“Sprawa Sokratesa”). О суде над Сократом.
Стоун хотел показать его как пример цензуры – экстремальный пример, каковым является убийство писателя. Поэтому он подтянул свой древнегреческий -- в то время в порядочных американских университетах учили греческому и латыни, и взялся за источники. Оказалось, что все авторы переписывали предыдущих, и он потянулся к греческим античным комедиям и материалам, ну и тут этот самый Сократ весьма упал в его глазах. Так что в процессе написания книги он изменил свой взгляд на гораздо более критический. Он не оправдывал смертную казнь, но показал, что Сократ был врагом демократии и умер из-за этого.
Иоанна Кулаковская: А ведь Сократа считают чуть ли не ангелом.
Лех Енчмык: Я не знаю, почему. Ведь там, в Греции, демократия дважды свергалась, один раз были пятьсот тиранов, другой раз -- тридцать, и среди них шестеро его учеников, так что он был однозначно противником демократии.
Иоанна Кулаковская: Кстати о противниках: вы сознательно выбираете для перевода аутсайдеров, бунтарей и диссидентов? Отождествляете ли вы себя хотя бы отчасти с такими авторами?
Лех Енчмык: Хм… Я никогда об этом не думал. Может быть, со стороны такие вещи лучше видно…
Иоанна Кулаковская: Ну... Дик, Хеллер, Воннегут...
Лех Енчмык: Некоторые вещи определенно лучше видно со стороны (смеется). Пожалуй, тут решающее значение имеет стиль, я должен уловить язык писателя. Кое-что я бы точно не стал переводить. Может быть, в этом что-то есть — мои директора говорили, что «Енчмык совершенно неуправляем».
Иоанна Кулаковская: (с улыбкой) Как вы думаете, может ли это быть причиной того, что вы довольно часто меняли место работы?
Лех Енчмык: Ну… не так уж и часто. И вообще я начал свою трудовую деятельность с Института международных отношений, где меня быстро повышали, и на третьем году работы я был уже и.о. директора серьезной библиотеки. Это было попросту замечательно, ведь у меня был доступ к запрещенным книгам, я мог даже просматривать цензурировавшиеся журналы. Я ушел оттуда, так как хотел заниматься литературой. И в издательстве “Iskry” я работал почти пятнадцать лет. И только когда в нем появился один товарищ из ЦК, который ко всему относился исключительно серьезно, а может быть, я ему просто не понравился... Во всяком случае, он вмешался, чтобы что-то со мной сделали.
Иоанна Кулаковская: И что касается цензурных вмешательств, когда вы работали в «Искрах» или «Чительнике», были ли у вас проблемы с цензурой?
Лех Енчмык: Во времена коммуны существовали вполне четкие правила. Можно было издавать все, что публиковалось в Советском Союзе в книжном виде. Ну так я стал готовить к изданию Булгакова, который был издан в Советском Союзе в виде книги, но в 1923 году (смеется). И тут оказалось, что эти правила не такие уж и жесткие. Мне сказали «нет», и таких шлагбаумов было опущено несколько, именно по советским книгам. Мне задержали роман Бакланова «Июнь 1941 года» — об отступлении советских войск, который был опубликован там же, в СССР, в ежемесячном журнале, но не смог выйти книгой. Ну и поэму Евтушенко о Ленине, как ни странно. Там были весьма критические строчки по адресу Советского Союза. Вроде бы действие разворачивалось сто лет назад, но были красноречивые намеки на то, что нет ничего хуже, чем ездить после оттепели по обледенелой дороге. Должен сказать, что я попытался побороться с цензурой.
Иоанна Кулаковская: И побороли?
Лех Енчмык: Поборол, потому что попросту обманул. Я сказал, что Евтушенко уже сообщает западной прессе, что его издают в Польше, и, если что, разразится скандал (смеется), поэтому, может быть, лучше промолчать, чем поднимать шум по этому поводу. «Действительно, вы правы, товарищ» -- сказали они. Книга вышла. А вот с американскими произведениями проблем почти никогда не было.
Иоанна Кулаковская: Не было опасения, что какой-то контент из «гнилого Запада» может оказать дурное влияние на менталитет читателей, снизить их моральный дух?
Лех Енчмык: По определению все, что исходило из Запада, было "гнилым", поэтому там было сложно найти части, более гнилые, чем другие. Однажды была попытка подвергнуть сомнению Воннегута – у него в одной из сцен неприятный правый диктатор стреляет по мишеням, изображающим различных персонажей. Одним из них был Сталин. В американском тексте его звали «дядя Джо» — в Польше никто не знал, что так Сталина называли на Западе в военные годы. Дядюшка Джо, такой симпатичный...
Иоанна Кулаковская: С усами...
Лех Енчмык: С усами и трубкой, поэтому я заменил дядюшку на усатого генералиссимуса. И это было совершенно прозрачно. Я услышал, что не надо русских раздражать. А я спрашиваю: «С чего бы это? Вы кого тут имеете в виду?» Отвечают: «Ну как кого, это ведь Сталин…» А я на это: «Какой Сталин? Ежу ж понятно, что речь идет о Чан Кайши» (смеется). В общем повеселился от души.
Иоанна Кулаковская: А в случае русской литературы чаще приходилось прибегать к хитростям?
Лех Енчмык: Да, потому что там вмешательства были прямыми. В советском посольстве в Варшаве в отделе культуры работали семь сотен человек, они знали любую мелочь, которая так или иначе имела отношение к России или Советскому Союзу. Однажды кого-то выгнали из журнала “Przegląd Kulturalny” за неблагоприятное мнение о Екатерине Великой.
Иоанна Кулаковская: Были ли проблемы при создании серии «С космонавтом» (“Z kosmonautą”) в издательстве «Чительник» (“Czytelnik”)?
Лех Енчмык: Нет, когда я занимался серией, никто в Польше не разбирался в этом. Лишь Ставиньский, который отобрал и опубликовал две фантастические книги. У меня не было конкурентов, я мог делать все, что хотел. Такой степени свободы не было ни у кого -- ни в США, ни сейчас в Польше. Это было пустое поле.
Иоанна Кулаковская: Вы ранее упомянули Воннегута... Вы ведь знали друг друга лично, не так ли?
Лех Енчмык: Да, я однажды навестил его, когда был в Нью-Йорке. А во второй раз мы встретились здесь, в Варшаве, когда он приехал инкогнито в 1984 году -- в качестве представителя Пенклуба, чтобы узнать, каково здесь положение писателя. Ну, и состоялась встреча у меня дома. Какие-то журналисты его тогда узнали, но он не захотел давать интервью.
Иоанна Кулаковская: Каковы были впечатления Воннегута от его пребывания в Польше?
Лех Енчмык: Ну, тогда его здесь весьма обхаживали, как, впрочем, и любого иностранного гостя в ту пору.
Иоанна Кулаковская: Да, траву красили (смеется), хотя, может быть, тогда уже этим не занимались.
Лех Енчмык: Его отвезли в «Солидарность», в Гданьск, и, кажется, у него была короткая встреча с Валенсой. Он вернулся оттуда с огромным металлическим крестом, который ему подарили рабочие верфи, а он ведь был председателем Союза атеистов (смеется). «Вот, сделай что-нибудь с этим, я не знаю, что с этим делать» -- сказал он. Позже я отдал крест одной деревенской церкви. Ну, он несколько раз напивался, был к этому склонен. Не знаю, что он запомнил, но ему определенно было трудно садиться в «малюха» (Fiat 126 Maluch), потому что он был ростом под два метра (смеется).
Иоанна Кулаковская: Во всяком случае, никаких публичных негативных откликов с его стороны не было.
Лех Енчмык: Не было. Он дал интервью, как это ни странно, католическому еженедельнику «Сдержанность и работа» (“Powściągliwość I praca”) и подпольному в то время еженедельнику «Мазовше» (“Mazowsze”).
Иоанна Кулаковская: Раз уж речь зашла о западной литературе… Вы работали над старыми альманахами «Шаги в неизведанное».
Каковы ваши впечатления от нынешних «Шагов в неизведанное», издаваемых «Солярисом» (“Solaris”)? Вы их вообще читаете?
Лех Енчмык: Читаю, да… Но не от корки до корки, я бы сказал… Фантастика изменилось, я изменился. Однако фантастику в основном читают молодые люди, редко старше сорока лет. Конечно, Теда Чанга всегда приятно читать, а вот старые «Шаги в неизведанное» представляли мой личный вкус. Там всегда было много юмора, и сатиры -- все, наверное, помнят рассказ Фредерика Брауна о пьянице, который спас Земля. Шекли, Браун были очень остроумными авторами. Потом фантастика немного расширилась, появились психологические истории, в которых фантастика была лишь предлогом. Мне кажется, что господин Валевский в этих сборниках продемонстрировал свой вкус, который тяготеет к таким психологическим вещам. По-моему, это не обязательно относится к фантастике, поскольку, как говорили Стругацкие, мы хорошо знаем, каков человек, вопрос в том, что с ним дальше делать. Фантастика этим и занималась -- что делать дальше с человеком или что с ним сделает жизнь. А вот психологически мы стоим на одном и том же месте все последние 10 000 лет...
Иоанна Кулаковская: То есть вам не особо нравится направление...
Лех Енчмык: Ну, мне может нравиться или не нравиться, но так уж есть.
Иоанна Кулаковская: Я хочу сказать, что психологические и социологические произведения не в вашем вкусе.
Лех Енчмык: Возможно. Я сделаю для Войтека Седенько подборку старых рассказов, в которой старые читатели найдут свои любимые, а новые читатели увидят, как раньше выглядела фантастика.
Иоанна Кулаковская: Такая ретро-коллекция будет полезна и тем, и другим. А что касается польской фантастики, можете ли вы рассказать нам, когда она вам особенно нравилась? В какое конкретное десятилетие? Что вы вообще думаете о фантастике польских авторов?
Лех Енчмык: Ну что ж, в отличие от Мацека Паровского, который читает как профессионал, я не делю литературу на десятилетия и поколения, читаю только как обычный читатель. Профессионально читаю русскую, английскую и американскую литературу. Польскую читаю тогда, когда мне кто-нибудь скажет: «Старик, тебе обязательно нужно это прочитать». Я думаю, что есть много хороших рассказов. Сейчас в фантастике происходит нечто такое странное, что мне трудно даже назвать. Появляется литература present perfect, настоящего совершенного времени. Дело происходит в ближайшем будущем или якобы в настоящем, но другом, очень заметна связь прошлого с настоящим.
Иоанна Кулаковская: Близкое альтернативное будущее?
Лех Енчмык: Да... Либо измененное, либо укорененное в каких-то конкретных событиях прошлого. Интересно, это особенность польской литературы или отчасти также русской? Пожалуй это исходит из балласта коммунистического периода.
Иоанна Кулаковская: Возможно, попросту из времени перемен, неопределенности, множества альтернатив...
Лех Енчмык: Скорее из самого коммунизма. Есть даже такие русские рассказы и романы, например «Кысь» Татьяны Толстой, где показано будущее, каким оно было бы, если бы Советский Союз медленно деградировал и постепенно разлагался. Это возвращение крестьянской, лесной, удивительной реальности, в которой сохранились какие-то коммунистические обычаи и церемонии. Такая литература интересна тем, что предполагает понимание того, что то, что мы делаем сейчас, – это выбор пути, мира, в котором будут жить наши дети и внуки.
Иоанна Кулаковская: Вы сказали, что помните некоторые конкретные польские рассказы, которые вам понравились. Что это за рассказы?
Лех Енчмык: Прямо сейчас мне приходит на ум Адам Пшехшта, несколько хороших рассказов… «Волчий Легион», прекрасный рассказ, о довоенных офицерах.
Иоанна Кулаковская: А что вам вспоминается из эпохи вашего пребывания на посту главного редактора «Фантастики»?
Лех Енчмык: Ну, я был там недолго. Подозреваю, что мои коллеги весьма справедливо меня изгнали, потому что я, вероятно, не уделял журналу достаточно времени. Например, для Мацека Паровского журнал был делом всей его жизни, а что касается меня... Дул ветер перемен, я немного увлекся политикой, сразу после 1990 года мне показалось, что пришло время таких, как я. В итоге некоторое время у меня были три штатных работы одновременно, так что, возможно, я немного забросил редакцию. Однако коллектив был отличный. Редакция действовала в своем ритме, Орамус занимался своей работой, Паровский – своей. Тогда мы были группой близких друзей. Это было чрезвычайно приятно. Редакция, наверное, напоминала редакции газет XIX века. Кто угодно мог зайти, получить чашку кофе или банку пива, и тут же начинался разговор о чем угодно, но из этих разговоров кристаллизовались темы рассказов и статей. Это была кузница замыслов, идей, нечто совершенно не обычное. В сегодняшних редакциях редактор спрашивает: «Может, кофе?», а сам звонит или уходит в другую комнату. Разговора нет. «Фантастыка» было местом работы, но действовала также как постоянный клуб. На такую атмосферу я наткнулся в Советском Союзе в 1960-е годы, когда был в гостях у местных издательств. Компания собиралась к десяти часам, затем был перерыв на завтрак, который длился часа два, на столе зачастую стояла бутылка, двери на замке… условный стук… Это были очень интересные разговоры, я многое тогда узнал из слухов и анекдотов об истории Советского Союза.
Иоанна Кулаковская: Кстати, об истории и политике. Вы также написали книгу «Три конца истории, или Новое средневековье». Мне интересно, как вы оцениваете текущие мировые события с точки зрения журналиста, занимающегося преимущественно философией, политикой и футурологией. Изменили ли бы вы сейчас что-либо в вашей книге?
Лех Енчмык: Гм, сложно сказать, надо бы бегло просмотреть, но в общем я в восторге от собственной проницательности. Легко быть хорошим пророком, если ты плохой пророк.
Иоанна Кулаковская: А что вы скажете о США? Политический крах Буша и одновременно финансовый кризис в Америке, теперь глоток свежего воздуха в виде смены президента... Как, по вашему мнению, это будет развиваться дальше?
Лех Енчмык: Уже девять лет назад я писал, что Америка клонится к упадку. Новое правительство ничего не изменит. Америка уже пересекла черту, за которой нет поворота. Это империя в так называемом состоянии «трупа в доспехах». США ежегодно тратят на вооружение больше, чем все остальные страны мира. хотя им никто не угрожает. Будь я предсказателем, сказал бы, что профессиональная армия всегда рано или поздно приходит к власти. Я не удивлюсь, если следующим президентом станет генерал Петреус с этаким вот римским именем, командовавший Многонациональными силами в Ираке. В любом случае легионы вернутся в страну и заявят свои права…
Иоанна Кулаковская: ...и наступит конец Республики…
Лех Енчмык: Первоначально это укрепит Республику, но в очереди уже стоит диктатор. Читая журналы, издаваемые военными для внутреннего пользования, можно наблюдать взгляды нацистского типа.
Иоанна Кулаковская: То есть то, чего на самом деле боится Америка. В американских фантастических фильмах, затрагивающих политику, виден некоторый страх перед ханжами правого толка, но прежде всего перед военной диктатурой, цензурой и тотальной слежкой за гражданами со стороны правительства или секретных агентств.
Лех Енчмык: Происходит что-то вроде затягивания петли. За последние годы 69 американских журналистов подверглись судебному преследованию – их вынуждали выдать источники их информаций… В любом случае сейчас экономический кризис усугубил ситуацию: два миллиона двести тысяч человек лишились жилья. Их дома стоят пустыми, банки не могут их продать, в них роятся бомжи и наркоманы. Многие люди запаслись продовольствием и прочими припасами, уезжают в деревни к родственникам. Прячутся в лесах и -- как показано в некоторых фильмах — покупают оружие, складируют продовольствие и ждут апокалипсиса. Все в пионерском духе. А если говорить о кризисе, то мне очень понравилось заявление премьер-министра Китая: «Наш учитель болен».
Иоанна Кулаковская: Вернемся на минутку к коммунизму, к нашей политике и истории. Вы, говорят, были лично знакомы с ксендзом Попелушко, а это очень важная личность для многих поляков...
Лех Енчмык: Да. Мне было тогда 45 лет, я был человеком неверующим и в костеле бывал лишь по патриотическим праздникам. Когда вокруг священника начало твориться нечто неладное, я подошел к нему и сказал, что хочу защитить его, как смогу, и в первую же ночь поставил лавку поперек его двери. Мы с ним никогда не говорили о глубоко религиозных вопросах. Но незадолго до его смерти я осознал, что каким-то необъяснимым образом обратился в веру, возможно Бог принял во внимание, что я вызвался добровольцем и даровал мне некоторую благодать, потому что вера благодатна. Я понимал, что, будучи католиком, не могу уже позволить себе то или иное сделать, поэтому начал думать, как «отомстить» по-христиански. И вместо планировавшегося уже мною покушения на Урбана опубликовал книгу, содержащую письма к о. Ежи. У меня как раз тогда хранился такой архив…
Иоанна Кулаковская: Недавно сняли фильм о нем…
Лех Енчмык: Я его еще не смотрел, немного побаиваюсь столкновения реальности с киношным ее представлением. Помню одного ветеринара, который перед войной был офицером кавалерии. Он пошел смотреть фильм «Лëтна» (“Lotna”) и ушел из кинотеатра спустя пять минут после начала сеанса со словами: «Ну кто ж так стремена цепляет, это ж совсем не так было!» Кино бывает попросту невероятным. Например, Вайда снимал фильмы, целиком укладывавшиеся в русло антипольской пропаганды, внушал полякам отвращение к собственной истории. «Пепел», «Канал», герой на мусорнике, тонут в дерьме... Очень странно, что поляки воспринимали это иначе, потому что это была однозначная враждебность, разве что только благородство побежденным он признавал. Люди видели то, чего хотели.
Иоанна Кулаковская: Но на этом отчасти и основывается знакомство с историей, представленной на киноленте. Впрочем, это очень сложная тема, поэтому давайте отойдем немного в сторону. Тривиальный вопрос: вы вообще пользуетесь компьютером?
Лех Енчмык: Нет, не пользуюсь, у меня его нет. Из новых вещей у меня есть телефон (смеется). Иногда я чувствую, что Интернет мне пригодился бы… Друзья присылают мне смешные распечатки.
Иоанна Кулаковская: Благодаря Интернету можно посмеяться и расслабиться. Но, насколько я знаю, вы любите отдыхать традиционно, например на Фантастическом фестивале в Нидзице.
Лех Енчмык: Да. Иногда выбираюсь. Традиционно в Нидзицу и на Пыркон в Познань. Как-то странно так сложилось, что в Познани у меня есть друзья-издатели и люди, которые всегда меня туда приглашают и с которыми я хочу встретиться.
Иоанна Кулаковская: В таком случае я желаю вам удачных конвентов в этих местах и благодарю за беседу.
1. Открывает журнал рубрика «Галактический гонец» — короткие сообщения на разные темы, так или иначе касающиеся фантастики (стр. 2–-3). Оглашены номинации на получение премии имени Брэма Стокера (юбилейное 20-е награждение) и на получение премии «Хьюго». В Нью-Орлеане начались съемки фильма “Dylan Dog”. На «Евроконе» 2009 года получил премию “ESFS Encouragement Award” Кшиштоф Пискорский. В Нидзице состоится XVI Международный фестиваль фантастики. Начинается голосование на премию имени Януша Зайделя. 15-16 мая в Познань на очередные Дни фантастики приедет Грэм Мастертон…
2. В рубрике “Publicystyka” под названием “Łatwo być dobrym prorokiem, kiedy się jest zlym prorokiem/Легко быть хорошим пророком, когда ты плохой пророк” напечатано интервью, которое польская журналистка Иоанна Кулаковская взяла у польского журналиста, редактора, переводчика Леха Енчмыка (стр. 4—6). К нему мы вернемся.
3. В той же рубрике “Publicystyka” напечатана статья польского журналиста Яна Жераньского/Jan Żerański “W krainie parowej rewolucji/В стране паровой революции” – о стимпанке (он же паропанк) (стр. 8—10). Вернемся…
4. И еще статья в этой же рубрике “Publicystyka” -- Дамиана Максимовича/Damian Maksymowicz “Stanę się nietoperzem! 70 lat Batmana/Стану летучей мышью! 70 лет Бэтмена” – уже из названия понятно о чем (стр. 11 – 13). Не отношу себя к поклонникам этого героя, поэтому оставлю пока что статью в покое.
5. И этой же рубрике «Publicystyka» публикуется статья Аркадиуша Гжегожака/Arkadiusz Grzegorzak “Po «Battlestar Galaktica»” – о новейших на 2009 год телесериалах (стр. 70—71). Вернемся, почему нет?
6. В рубрике «Рецензии кинофильмов» Ежи Жимовский представляет фильм “Knowing” (реж. Алекс Пройас, США, 2009);
Майский номер 2009 года — 227-й «Новой Фантастыки» и 320-й ab ovo редактируют: Павел Матушек/Paweł Matuszek (главный редактор), Мацей Паровский/Maciej Parowski (отдел польской литературы, заместитель главного редактора), Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski (отдел критики и публицистики), Павел Земкевич/Paweł Ziemkiewicz (отдел иностранной литературы), Ирина Позняк/Irina Pozniak и Алицья Рудник/Alicja Rudnik (графико-оформительский отдел), Катажина Казмерская/Katarzyna Kaźmierska (секретарь редакции).
Изменений в составе редакционного коллектива нет.
В списке постоянных сотрудников числятся все те же: Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski, Войцех Хмеляж/Wojciech Chmielarz, Павел Дептух/Paweł Deptuch, Люция Грудзиньская/Łucja Grudzińska, Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak, Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz, Агнешка Хаска/Agnieszka Haska, Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska, Вальдемар Мяськевич/Waldemar Miaśkiewicz, Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski, Бартломей Пашильк/Bartłomiej Paszylk, Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz, Конрад Валевский/Konrad Walewski, Рафал Сливяк/Rafał Śliwiak и Якуб Винярский/Jakub Winarski.
Тема номера не обозначена.
«Галереи» в этом номере нет, вместо нее печатается реклама.
В оформлении лицевой стороны передней обложки использована работа американского мастера компьютерной графики МИТСА МЕЙЕРА/Meats Meier.
Тираж номера – 25 тыс. экземпляров. Цена экземпляра – 9 злотых 90 грошей
PUBLICYSTYKA
ŁATWO BYĆ DOBRYM PROROKIEM, KIEDY SIĘ JEST ZŁYM PROROKIEM
Wywiad z Lechem Jęczmykiem 4
Jan Żerański W KRAINIE PAROWEJ REWOLUCJI 8
Damian Maksymowicz STANĘ SIĘ NIETOPERZEM! 70 lat Batmana 12
Marcin Przybylek WYMIAR WYŻEJ 16
Arkadiusz Grzegorzak PO „BATTLESTAR GALACTICA”… 70
OPOWIADANIA ZAGRANICZNE
Kelly Link Śliczne potworzy 17
OPOWIADANIA POLSKIE
Dawid Juraszek Krew i kość 41
Kamila Turska Potwór, księżniczka i dzielny rycerz 52
Krzysztof Zawisza Prawdziwa historia Krzysztofa Kolumba 55
Войцех Хмеляж представляет читателям журнала новый роман польского писателя и литературного критика Марека Орамуса «Канкан на вулкане» (Marek Oramus “Kankan na wulkanie”. Wyd. “Prószyński I S-ka”); «В случае с такими книгами, как “Канкан на вулкане”, читатель часто спрашивает, это все еще сюжетная литература или уже журналистика? Или, может быть, академическая лекция, оклеенная для отведения глаз сюжетными вставками? “Канкан…” — это политическая фантастика, действие которой происходит в 2018 году, криминальная история, которая на самом деле представляет собой обзор цивилизационных угроз и проблем. Так чего же боится Марек Орамус? А может лучше спросить, чем он нас пугает?
Можно долго перечислять: ислам, Россия, парниковый эффект, конфликт Север-Юг, падение нравов, террористы, диктат европейских салонов (связанных с исламом), политкорректность... Уф! Единственное, чего не хватает, так это того, что китайцы постучатся в ворота Варшавы, но это, наверное, вопрос времени. Потому что Польша A.D. 2018 по мнению Орамуса — это прекрасный fin de siècle, конец века, падение Римской империи, титульный канкан на вулкане, последний день лета перед грядущей осенней бурей. Мир рушится на наших глазах. Cколько нам осталось? Цитирую (неточно) автора: cто лет — это, наверное, слишком оптимистично, а две недели — слишком пессимистично, но это произойдет где-то между. Нас раздолбают исламисты и русские.
С таким диагнозом трудно не поспорить. Орамус, пугая нас тянущими к Западу руки россиянами, забыл об очевидной слабости российской экономики, основанной на торговле сырьем. Автор предполагает, что кроме сезонных спадов, их цена продолжит неуклонно расти. Из-за открытия в Бразилии огромных месторождений нефти перспективы начала добычи полезных ископаемых под Арктикой и освоения альтернативных источников энергии уже не столь радужны, каковыми они были несколько месяцев назад, когда писался роман. Не говоря уже о китайцах, которые постепенно колонизируют Сибирь, и о проблемах РФ, связанных с собственными южными республиками. Вызывает недоумение также страх перед исламом, терзающий польских авторов фантастики. Это интересно, потому что у нас никогда не было больших проблем с нашими собственными мусульманами, даже наоборот. Однако мы боимся ислама и сами, и за немцев, французов и других наций. Похоже, Орамус рассматривает взаимоотношения между арабским миром и Европой как игру с нулевой суммой, когда победа одной из сторон означает поражение второй, практически исключающее возможность интеграции арабского меньшинства в ЕС. Так ли это на самом деле? Этот тема уже ближе к политике, чем к литературе. Поэтому вернемся к последней.
Главной слабостью “Канкана...” являются его особенности, упомянутые в начале обзора. Эта книга представляет собой довольно разнородное сочетание криминальной истории, цивилизационной журналистики и академических лекций. Сначала читатель читает несколько страниц криминального рассказа, затем страницу лекции о развитии той или иной технологии только для того, чтобы быстро перейти к журналистской дискуссии, которая резко обрывается и возвращается к криминальному рассказу. “Канкану…” не хватает... элемента плавности, элементы головоломки складываются не в одно целое, а в две-три разные картинки. Орамус здесь скорее публицист, чем писатель. В то же время это деловая, сдержанная и разумная журналистика. Такая, о которой вы можете поспорить (желательно за бокалом пива). Для любителей журналистики Орамуса “Канкан...” -- книга, обязательная для чтения, остальным стоит понизить рейтинг на единицу»;
Якуб Винярский довольно сурово обходится с книгой польского писателя Мирека Нахача «Необыкновенные приключения Роберта Робура» (Mirek Nachacz “Niezwykłe przygody Roberta Robura”. “Prószyński I S-ka”, 2009); «В этой книге великолепно все, все отлично — кроме самой книги. Великолепно послесловие к книге Казимира Б. Малиновского"Обреченный на легенду", хотя утверждение о том, что автор "Необыкновенных приключений…" “практически экспериментировал” с психостимуляторами, может вызвать вопросы о приемах теоретического экспериментирования. Несколько слов Яна Кожбеля в заметке «От издателя» лаконичны и содержательны <…> Великолепны многочисленные цитаты в рамках (Д. Масловская, А. Стасюк, Я. Жульчик. А. Дроткевич, П. Дунин-Вонсович и М. Суфин). К сожалению, в них ничего не говорится о качестве и литературной ценности книги. Все комментаторы акцентируют внимание на том, что покойного писателя запомнили как веселого смутьяна (Дунин-Вонсович), который был живее всех (Масловская), что он был одним из людей, абсолютно преданных своему увлечению (Дроткевич). И вообще, он был хорошим другом, у которого было много приключений в жизни (Суфин). <…> Фотография на обложке отличная, из заметки на ее тыльной части можно узнать, что "Необычайные приключения..." “это психоделический роман, наполненный визионерством, достойным Томаса Пинчона, пессимизмом Луи Селина и фрустрацией родом из Франца Кафки". Звучит гордо, жаль, что все не так. Книга Нахача – это слепок замыслов, сцен, диалогов и размышлений, имитирующих интеллектуальную глубины, из которых ничего не следует. Это якобы фантастический роман, антиутопия, но не дай Бог, чтобы она попала в руки редактора Паровского – он бы поразился тому, что фантастика может пасть так низко. Попытки оживить эту прозу элементами гротеска терпят неудачу. Присыпка сюжета несколькими нераскрытыми убийствами и умножение нитей, проходящих через голову Роберта Робура, ввязавшегося во все это после того, как он лишился работы над сценарием теленовеллы, не приносит читателю удовлетворения. <…> Нахач становится легендой, подталкиваемый знакомыми, друзьями, коллегами, потому что мы, славяне, любим легенды, особенно, как писал К. Б. Малиновский, “красивые, хоть и мрачные”. Нахач имеет все шансы стать писателем-легендой — и я ему этого искренне желаю. Позволю себе лишь единственно написать, что этой его книге лучше остаться на пороге этой легенды. Ради добра читателей. И особенно ради добра Нахача»;
Рафал Сливяк знакомит читателей журнала с романом американского писателя Джека Макдевитта «Полярис» (Jack McDevitt “Polaris”. Tłum. Jolanta Pers. "Solaris”, 2008); «Джек Макдевитт <…> четырнадцать раз номинировался на «Небьюлу», но получил эту премию лишь один раз за роман «Seeker/Искатель». Он относится к серии о межпланетном торговце антиквариатом Алексе Бенедикте. Второй том этой серии – "Полярис", в котором приключения Алекса рассказаны с точки зрения его очаровательной помощницы Чейз. Они оба расследуют исчезновение экипажа титульного корабля, произошедшее шестьдесят лет назад. Хотя, казалось бы, по прошествии стольких лет дело это не вызовет сильных эмоций, оказывается совсем наоборот. Выставку вещей, связанных с «Поларисом», взрывают, а покушения на жизнь наших героев множатся. <…> Проза Макдевитта — это солидное изделие в духе произведений Золотого века американской научной фантастики. Здесь нет фейерверков, футуристических идей и анализа направлений развития современной науки. Автор подчеркивает важность экологических проблем в контексте демографии, а также исследует последствия достижения человеком бессмертия. Эмоциональные рассуждения героев на эту тему — самая интересная часть книги»;
Войцех Хмеляж советует обратить внимание на роман американского писателя Мэтта Раффа «Злые обезьяны» (Matt Ruff “Zle malpy”. Tłum. Zbigniew Królicki. “Rebis”, 2009); «Борьба добра со злом – хорошо обыгранная тема. А вот Рафф в “Злых обезьянах” ее приятно освежает и встраивает в приключенческий и в то же время очень психоделический сюжет, напоминающий произведения Дика и образы из «Матрицы», сильно опирающийся на поп-культуру и городские мифы, порой опасно заигрывающий с трэшем. Это книга, от которой невозможно оторваться, ее хочется прочитать за один присест. Интригующая, мощная, порой болезненная, непростая и невероятно затягивающая»;
Славомир Уляш без особого восторга рецензирует роман польского писателя Якуба Цьвека «Тьма пылает» (Jakub Ćwiek “Ciemność plonie”. “Fabryka Słów”, 2008); «Еще одна книга, о которой мы забываем примерно через месяц после ее прочтения. А жаль, в ней заметен совершенно неиспользованный потенциал. События романа происходят в Катовице, действие крутится вокруг Главного железнодорожного вокзала, который является убежищем для людей, страдающих от странного недуга или проклятия. И в самом деле, каждую ночь тьма тянется к ним, посылая жутких призраков, пылающих черным огнём, часто связанных с их прошлым. Те, кому не удастся найти убежище в безопасных стенах станции, погибают, поглощенные этой таинственной и ужасающей силой. К группе проклятых присоединяется девушка по имени Наталья, на которую наложил проклятие один из бывших жителей станции. Вместе с главным героем мы узнаем историю людей, обстоятельства которых вынудили их жить без дома и до сих пор опасающихся за свою жизнь. Можно было ожидать книгу, которая покажет нам жизнь социальных маргиналов с добавлением сверхъестественных нитей. Может быть, именно так и задумал автор, но, к сожалению, он растратил идею, показав плеяду бумажных героев и пропитав ее морализаторским смрадом. В этой книге добро есть в каждом, от убийцы до старой проститутки, а сюжет движется как локомотив к неизбежному, почти голливудскому хеппи-энду. <…> Надо отдать Цьвеку должное – он не утомляет читателя и может доставить несложное, но приятное развлечение. Это книга типа “прочти и забудь”, она легко проглатывается и не оставляет следов»;
Ежи Жимовский в общем хвалит роман польского писателя Конрада Левандовского «Янтарное королевство» (Konrad T. Lewandowski “Bursztynowe Królestwo”. “Wyd. Dolnośląskie”, 2009); этот роман «содержит очень мало фантастики. Но это немногое является ключевым для книги, поскольку речь идет переводе истории на альтернативный путь. Титульное королевство – это Жечь Посполита Двух Народов: поляков и китайцев, построенная в отдаленном уголке Азии объединенными силами польских изгнанников, так и не смирившихся с разделом своей родины, и уцелевшими участниками кроваво подавленного Тайпинского восстания. На переднем плане мы видим великолепный приключенческий роман, что-то вроде польского аналога «Сёгуна» или «Последнего самурая», но с более авантюрным уклоном. <…> Левандовский собрал малоизвестные факты той эпохи, дал второй шанс историческим эфемеридам, объединив для книги, среди прочего, тайпинов, польских золотоискателей и элитный отряд повстанцев из Январского восстания. Все это он сублимировал восточной символикой, используя на пользу сюжета различия в значениях метафор между Востоком и Западом. Еще он добавил кое-что от себя: горшок, как символ примирения противоположностей (огня и воды) – вот что такое Янтарное царство, сотворенное двумя крайне разными народами»;
Павел Матушек советует не пропустить документально-биографическую книгу французского журналиста Франца Вайана «Ролан Топор. Приглушенный смех» (Frantz Vaillant «Roland Topor. Zduszony śmiech”. Tłum. Magdalena Kowalska. “WAB”, 2009); «не самая лучшая книга об этом неординарном, скандальном художнике, известном прежде всего своими изысканными рисунками, полными жестокости, жуткого и черного юмора, который также был уважаемым актером и автором романов, драм, рассказов и сценариев, соавтором анимационных фильмов и телешоу для детей, руководил театральными постановками и многое другое, чья жизнь представляла собой полосу разностороннего творчества, ускользающего от простых диагнозов. <…> Ее автор — французский журналист Франц Вайян -- большой энтузиаст Топора, которому не удалось при жизни встретиться с кумиром, поэтому он решил написать о нем книгу, чтобы приблизиться к нему. Книга состоит из небольших глав, в которых в хронологическом порядке описываются годы, связанные с жизнью художника, начиная с судьбы родителей Роланда, эмигрировавших из Польши во Францию, через обстоятельства его рождения, жизнь во время немецкой оккупации, школьные приключения, ход его творческой карьеры, и, наконец, до самой смерти, 16 апреля 1997 г. Вайан, и правда, собрал много интересной информации, но книга написана без особого полета и в ней нет идеи для более глубокого анализа сложных достижений Топора. К счастью, книгу защищает сам Ролан Топор, а точнее многочисленные цитаты из его текстов и высказываний, а также настоящая кладезь замечательных анекдотов. Они поднимают эту биографию над посредственностью и делают ее достойной прочтения»;
Иоанна Кулаковская рекомендует к прочтению новый роман американского писателя Кристофера Мура «Остров оштукатуренной (?) жрицы любви» (Christopher Moore “Wyspa wypacykowanej kaplanki miłości”. Tłum. Jacek Drewnowski. “MAG”, 2008); это «еще одно его характерное произведение, нечто совершенно безумное. История, представленная в книге, представляет собой напряженную юмористическую пародию на медицинский триллер, приключенческий роман и ужастик»;
Ежи Жимовский рецензирует два романа британского писателя Джозефа Дилэйни «Тайна старого мастера» и «Заговор ведьм» (Joseph Delaney “Tajemnica starego mistrza” – это “The Spook’s Secret”, 2006; он же “Night of the Soul Stealer”, 2007. Tłum. Paulina Braiter. “Jaguar”, 2008; “Wiedźmi spisek” – это “The Spook’s Battle”, 2007; он же “Attack of the Fiend”, 2008); «В третьем и четвертом томах «Хроник Уордстоуна» Джозеф Дилэйни подвергает своих героев очередным тяжелым испытаниям. <…> Читатели, знакомые с предыдущими томами "Хроники Уордстоуна" уже знают, что это не обычные детские ужастики. Здесь нет в изложении легкого тона, наоборот, очень серьезно описывается, как подрастающий Том подвергается исключительно болезненным испытаниям, когда Тьма нападает на все, что ему дорого. Именно это, а не те локальные ужасы, с которыми он сталкивается (в которых, впрочем, нет недостатка), является основным источником трагизма в этих романах. Обстоятельства требуют от мальчика жертв, и когда на кону стоят жизни близких, легко ошибиться и неправильно оценить ситуацию»;
Павел Матушек разбирает состав очередного выпуска знаковой для польских читателей антологической серии «Шаги в неизвестное» (“Kroki w nieznane 2008”. Almanach fantastyki pod redakcją Mirka Obarskiego. “Solaris”, 2009) (стр. 64—68).
16. В рубрике «Felieton» напечатана статья Ярослава Гжендовича/Jarosław Grzędowicz “Jak nie bawić się zwłokami/Как не играть с трупами” (стр. 77).
17. В этой же рубрике размещена статья “Słynna śpiewająca prostytutka/Знаменитая певица-проститутка”Лукаша Орбитовского/Łukasz Orbitowski, в которой рецензируется фильм “My name is Bruce” (реж. Брюс Кэмпбелл, СШАб 2007) (стр. 78).
18. В списках бестселлеров за февраль 2009 года из книг польских авторов находятся книги “Oko Jelenia – Pan Wilków” Анджея Пилипюка, “Charakternik” Яцека Пекары, “Córka lupieźcy” Яцека Дукая (стр. 78).
14. В рубрике «Рецензии комиксов» напечатана единственная рецензия Павла Матушека/Paweł Matuszek, которая носит название:
СОН О МИФИЧЕСКОМ ПУТЕШЕСТВИИ
(Sen o mitycznej wyprawie)
Выдающееся событие! В Польше издан «Переселенец» ШОНА ТАНА -- один из самых необычных комиксов последних лет, собравший множество премий.
Газета “The New York Times” признала его лучшей иллюстрированной книгой 2007 года. На знаменитом фестивале в Ангулеме он получил премию в категории «Лучший альбом 2008 года». Такой же премией его отметил жанровый критический журнал “Locus”. И это лишь малая часть всех наград, которые «Переселенец» получил до сих пор, потому что нужно знать, что он вызывает энтузиазм, где бы ни появился. В любом месте мира. И это отнюдь не случайно.
ШОН ТАН (род. 1974) – коренной австралиец, который до недавнего времени был известен прежде всего как создатель необыкновенных детских книг, таких как «Красное дерево» (“The Red Tree”) и «Потеря» (“The Lost Thing”). Каждая из них поражает богатством сюрреалистического воображения и является впечатляющей демонстрацией разносторонних художественных способностей ТАНА, благодаря им его талант был замечен даже в Голливуде и там ему предложили работу над концептуальными проектами фильмов, подобных «ВАЛЛ-И» или «Хортон слышит ктошек». Однако наиболее полную демонстрацию его художественных возможностей представляет «Переселенец» — гениальный комикс, вышедший из печати в 2006 году и почти сразу же сделавший ШОНА ТАНА по-настоящему знаменитым.
«Переселенец» — фантасмагорическая история об эмигранте, но также безусловно удачная попытка уловить состояние сознания людей, которые по разным причинам покидают свою родину и пытаются поселиться на чужбине. Главный герой комикса покидает страну, кишащую тварями с огромными колючими щупальцами, прямиком из рассказов Лавкрафта. Он оставляет жену и дочь и отправляется один в рейс на пассажирском корабле. Достигнув пункта назначения, он проходит через переполненные комнаты иммиграционного контроля и, наконец, попадает в странный город, жители которого говорят на непонятном языке, живут в симбиозе со странными существами, и проводят весьма своеобразные ежедневные ритуалы. Все, что он встречает на своем пути, необычно и чуждо. Однако герой не намерен сдаваться, находит квартиру и работу, знакомится с другими эмигрантами, которые рассказывают ему свои истории. Он медленно ассимилируется на новом месте и, если ему повезет, то наконец-то сможет привезти сюда и свою семью. Произойдет ли это?
«Переселенец» – это продуманный, последовательно реализованный и закрытый шедевр. ТАН создал совершенно необыкновенную и трогательную историю, которая общается со зрителем с помощью универсальных эмоций и языка воображения. Чтобы добиться такого эффекта, австралийский художник использовал несколько интересных приемов. Прежде всего он отказался от диалогов и комментариев. Во всем комиксе не сказано ни одного слова. Вам предстоит читать намерения и чувства персонажей по их жестам и гримасам, что несложно, поскольку ТАН сумел мастерски передать всю гамму человеческих эмоций и позволяет читателю идентифицировать себя с судьбами персонажей. Причем все изысканно прорисованные кадры в «Переселенце» стилизованы под старые, поцарапанные фотографии, исполненные в сепии, и это в сочетании с красивой, притворяющейся испорченной кожаной, обложкой создает впечатление, будто мы держим в руках старинный семейный альбом с фотографиями, посвященными событиям, произошедшим в мире, которого больше не существует. Если добавить к этому огромный талант ТАНА изобретать необычных животных, предметы и пейзажи, то можно увидеть, что все это складывается в уникальный комикс, в котором, как это ни парадоксально, фантастика универсализирует и приближает реальные переживания эмигрантов.
Визионерские фантасмагории ТАНА переплетаются с картинками, знакомыми нам по учебникам истории. Такими как знаменитые фотографии европейских иммигрантов, прибывающих в Америку, толпящихся на палубах кораблей, смотрящих на Статую Свободы – все это здесь, обработанное, пропущенное через фильтр воображения, но по-прежнему трогательное и достоверное. Как в удивительном, фантастическом сне о мифическом путешествии в поисках свободы и мирной жизни. ШОН ТАН нарисовал комикс как дань уважения всем тем, кому когда-либо приходилось отправляться в такое путешествие. И для всех остальных, чтобы они могли почувствовать, что это такое.
Shaun Tan “Przybysz”. „Kultura Gniewu”, 2009 (ШОН ТАН «Переселенец». “Kultura Gniewu”, 2009)
P.S. В оригинале комикс носит название "The Arrival". В российском издании его, недолго думая, обозвали "Прибытием" ("Прибытие"). И слово в общем-то казенное, и смысл комикса искажен -- в нем не событие (это самое прибытие, приезд) главное, а тот, кто прибывает (приезжает, переезжает, переселяется). Поэтому поляки правильно сделали, когда приняли второе значение существительного "The Arrival" -- "новоприбывший", дав комиксу название "Przybysz" ("Приезжий", "Пришелец"). По-русски в "приезжем" по-прежнему звучит канцелярит, а в "пришельце" нечто инопланетное, поэтому я и предложил чуточку другое название -- "Переселенец". И даже, может быть, дал бы ему третье название -- "Понаехавший", если бы не слишком уж сильная коннотация.
облако тэгов
