К новому переизданию Иэна (Йена?) Бэнкса в издательства "Азбука" стоит, пожалуй, стоит вспомнить об одной из лучших его фантастических книг — и о том, как катастрофически ей не повезло в другом издательстве...
Война в небесах
Иен Бэнкс. Несущественная деталь: Роман. / Iain M. Banks. Surface Detail, 2010. Пер. с англ. Г.Крылова. — М.: Эксмо, 2014. — 800 с. — (Современная зарубежная фантастика. Только бестселлеры). Тир. 3000. — ISBN 978-5-699-76195-1.
Ни одна технология не существует в вакууме: каждая влияет на культуру, искусство, политику, на моральные нормы, бог знает на что еще. Казалось бы, сохранение цифровых копий личностей умерших — цель в высшей степени гуманная. Но в галактике, населенной тысячами разумных видов, и она может стать поводом для жестокой взаимоистребительной войны...
Смерть — это только начало. По крайней мере для представителей высокоразвитой цивилизации, которая научилась оцифровывать личность и хранить уникальный слепок души в искусственной виртуальной среде. Для тех, кому по силам вдохнуть жизнь в давнюю мечту любой расы о персональном бессмертии, гибель реального, физического тела — еще не конец света. Но там, где существует концепция «жизни после жизни», почти неизбежно возникает и идея посмертного воздаяния. Идея Ада. Так что смерть, повторюсь, только начало — начало череды изощренных пыток, стотысячной доли которых не вынес бы живой человек из плоти и крови. Могущественная пангалактическая цивилизация, известная как Культура, разумеется, входит в альянс, который сражается за закрытие этого грандиозного концлагеря. Точнее, всех и всяческих Адов, широко разбросанных по галактике. Пока война ведется по строго оговоренным правилам, исключительно в виртуальном пространстве — но грозит вот-вот выплеснуться в Реал. Для Культуры, ее союзников и противников, это дело принципа. Сотни тысяч, а то и миллионы разумных существ неизбежно погибнут — но с точки зрения душ, томящихся в цифровой Преисподней, игра стоит свеч...
Роман «Несущественная деталь» — предпоследняя книга Йена М.Бэнкса о Культуре. И, пожалуй, одна из самых изысканных — во всяком случае, по замыслу. Сложная, многослойная, запутанная конструкция, переплетение сюжетных линий, конфликтов и драм. Бэнкс дает сеанс одновременной игры на досках разного масштаба, от нано- до макро-, с равной скрупулезностью и фантазией описывает целые цивилизации и скромные локации, события, кардинально изменившие жизнь героев, и незначительные проходные эпизоды, сны и виртуальные имитации, воспаряет к небесам на борту беспилотников и в буквальном смысле спускается в Ад. Плюс тьма философских, этических, мировоззренческих нюансов, культурных традиций и религиозных взглядов, связанных с концепцией «жизни после жизни» — их автор тоже не обходит стороной. При этом каждая деталь (да-да, в том числе несущественная) занимает в этой мозаике свое строго отведенное место. Как в случае с масштабной скульптурой-инсталляцией: чтобы понять, зачем Бэнксу понадобились весь этот мусор, вам надо будет найти «точку сборки», охватить взглядом всю картину в целом. Ну, как минимум, добраться до финала, который переворачивает историю с ног на голову.
К сожалению, русскоязычным любителям фантастики придется напрячь воображение до предела, чтобы оценить эту книгу по достоинству. Менее фанатичный читатель вряд ли осилит больше десятка страниц. «Несущественная деталь» вышла в серии «Современная зарубежная фантастика. Только бестселлеры». Бог с ним, что «бестселлер» по определению — «книга, которая продается массовым тиражом». Но от серии, в названии которой фигурирует это слово, ждешь как минимум бережного, внимательного отношения к переводу. Увы: переводчик Крылов совсем не дружит с русским языком, а приличного редактора для этой книги издатели, похоже, подобрать так и не сумели. Текст безобразен чуть менее чем полностью, изобилует невнятицей и чудовищными перлами: «молодая доктор ничего не ответила», «пряча свою неспособность и дальше напускать на себя беззаботный юмор», «длинна этих форм раза в два превышала ширину и имела цилиндрическую конфигурацию»... Как там было в «Осеннем марафоне»: «Коза кричала нечеловеческим голосом»? Еще одна беда — ограниченный словарный запас переводчика, что ведет к бесконечным повторам: «дом был давно опоясан коммуникационными башнями, которые не были видны из дома» и т.д., и т.п., до бесконечности. Понятно, что для большинства издателей фантастика — третьесортное чтиво, к работе над такими книгами нет смысла привлекать первосортных профессионалов, для сельской местности сойдет. Но ради Йена Бэнкса, по совести говоря, могли бы и расстараться: чай не последний лох, без малого классик англо-американской литературы конца XX-начала XXI века.
«Несущественная деталь» — роскошный полифоничный роман, изобретательный и мудрый, но безнадежно изуродованный переводчиком. Единственная надежда на новый перевод — но это лет через пять-десять, не раньше.
Книг, конечно, до дури, как обычно — не успеваю читать. И все же заглянул тут в свой список "на будущее" и в который раз с печалью увидел растущий "хвост" из книжек, которые кто-то когда-то анонсировал — но теперь уже вряд ли издаст:
— Сергей Кузнецов, «Живые и взрослые. По ту сторону» («АСТ»)
— Тим Скоренко, «Эверест» («Снежный Ком»)
— Пэт Кэдиган, «Цифровой дервиш» («Астрель»)
— Пэт Кэдиган, «Искусники» («Астрель»)
— Джон Ширли, «Биошок» («Эксмо»)
— Майкл Суэнвик, «The Best of Michael Swanwick 2» («Азбука-Аттикус»)
— Антология «Стимпанк» («Лениздат»)
— Нил Стивенсон, «Мать Земля и материнская плата» («АСТ»)
— Богдан Зырянов. «Американская история ужасов. Ужасная история успеха» («АСТ»)
Что-то переведено, что-то даже сверстано или продается "в электронке", но вероятность увидеть книги стремится к нулю... Ёк, возможно кирдык.
В шорт-лист вошло шесть статей и десять рецензий. К сожалению, ни запоздалый манифест "цветной волны", ни обличение продажного Гелприна в финал не вышли. А жаль — они забавные. Есть над чем похихикать.
Подведение итогов "Фанткритика" и вручение премий состоится 8 мая на Книжной ярмарке ДК им. Крупской, по адресу проспект Обуховской обороны, дом 105. Начало в 14:00. Ждем всех заинтересованных!
Для участников конвента "Интерпресскон" будет отдельный транспорт, обращаться ко мне.
Владимир Пузий-Аренев, на "ФантЛабе" Vladimir Puziy, живое (и довольно бодрое) опровержение известной максимы: "Критики — неудавшиеся писатели". Как прозаик он, на мой взгляд, интереснее 99% русскоязычных фантастов-сверстников. Причем широкая эрудиция и чудовищная начитанность способствуют этому в немалой степени. Горжусь знакомством. Аффтар, пеши исчо!
Повод для зависти
Владимир Аренев. Мастер дороги: Повести, рассказы. / Обл. Д.Недозим. — М.: Фантаверсум, 2013. — 344 с. — (Талейдоскоп). Тир. 1000. — ISBN 978-5-905360-18-3.
Скажу сразу: прозаику Владимиру Ареневу я завидую. Вот критику и журналисту Владимиру Пузию, который скрывается под этим псевдонимом, — ни капельки. С удовольствием читаю его статьи и рецензии, часто соглашаюсь, иногда спорю, случалось и так, что наши выводы совпадали вплоть до формулировок... Приятно сознавать, что у тебя есть талантливый, эрудированный и умный единомышленник, спорить не буду. Но как сделаны эти тексты, из какого материала они собраны, я хорошо понимаю — чему тут завидовать?
Иное дело Аренев. Свою литературную карьеру он начал в конце 1990-х, довольно рано опубликовал первые романы («Отчаяние драконов», «Охота на героя» и «Правила игры») в издательстве «Армада» — понимающему читателю это уже о многом говорит. Другой бы закрепил успех, накатал бы по-быстрому сериал томов на двадцать, выбился в топ-авторы и почивал на лаврах. Пузий-Аренев поступил иначе: взял тайм-аут. Вероятно, что-то не устраивало его в традиционном, неоднократно испытанном сценарии — рискну предположить, в первую очередь литературное качество ранних текстов.
Писать он, разумеется, не бросил. Время от времени в периодике и антологиях продолжали появляться его рассказы и повести, выходили сборники, а в 2005-м в издательстве «Азбука» был даже опубликован объемистый роман «Паломничество жонглера». Но основное внимание автор сосредоточил на критике и публицистике. Годами Пузий-Аренев читал и анализировал чужие книги, изучал приемы, стилистическую манеру, сюжетные схемы, лексику и семантику... В общем, учился у лучших учителей.
И вы знаете, научился. Случай для российской (точнее, русскоязычной — Владимир живет в Киеве) фантастики уникальный: у нас ведь «любой гасконец с детства академик», мало кто готов отказаться от зримых признаков успеха — тиражей-премий-гонораров — ради такой призрачной материи, как литературное качество. А уж чтобы целенаправленно вымуштровать себя, поставить четкую цель и десять лет жизни посвятить ее достижению — такого сроду не бывало. Вот тут действительно есть чему позавидовать, без дураков.
В новый сборник Владимира Аренева вошли произведения разных лет — от самого первого рассказа «Единственная дорога», написанного в далеком 1998-м, до заглавной повести, законченной, по признанию автора, буквально вот только что. Как и следовало ожидать, книга получилась неровной и неоднородной, от вещей вполне проходных — до без малого блестящих. В предисловии Михаил Назаренко пишет что-то о гуманизме — не совсем понимаю, какое отношение это слово имеет к текстам Аренева. Миром и мифом правят совсем другие силы, куда более древние, чем сомнительные фантазии деятелей французского Просвещения. А уж если вспомнить, с каким брезгливым раздражением относятся к дежурным фразам о «верности гуманистическим принципам» герои повести «Душница», это и вовсе смахивает на не вполне объяснимый сарказм. Как там было в «Дне радио»? «Гуманизм — это то, чем мальчики в детстве занимаются».
В некоторых произведениях автор абсолютно беспощаден к читателям. Повести «В ожидании К.» и «Мастер дороги», к примеру, напоминают игру в шарады: узнал цитаты, разобрался в подтекстах? Молодец! Не узнал, не разобрался? Твои проблемы: «ты-кто-такой-давай-до-свиданья!». Эти произведения похожи на прозу русских символистов: каждый объект и каждое явление что-то собой символизирует, чтобы понять происходящее нужно иметь под рукой в первом случае пару томов из академического собрания сочинений Корнея Ивановича Чуковского, а во втором — «Героя с тысячей лиц» Джозефа Кэмбелла. И поблажек Аренев ни для кого не делает.
Иногда, впрочем, его бросает и в другую крайность. Тогда цепочка странных, мистических событий, происходящих с главными героями, получает исчерпывающее объяснение в лекции, прочитанной каким-нибудь второстепенным персонажем. Как в рассказах «Часы с боем», «Дело о детском вопросе» и «Нарисуй мне рай». Это не то чтобы сильно портит текст, но упрощает изрядно. Две-три такие «лекции» с взаимоисключающими версиями происходящего, пожалуй, добавили бы произведениям объема, но тут, конечно, решать автору.
И все же главный прорыв — повесть «Душница», основанная на одном простеньком допущении: несколько столетий назад наши предки научились удерживать нематериальную сущность, именуемую душой, и после смерти человека заключать ее в специальный сосуд, имеющий форму шара. Идея как идея, метафора как метафора — но Аренев сумел сделать из этой истории настоящую психологическую драму, мощную, глубокую, насыщенную оттенками и обертонами. Это тот случай, когда пересказывать сюжет бессмысленно: слишком многое определяет стиль, то самое «волшебство созвучья слов» по Андрею Макаревичу. Плотно сотканный, эмоционально яркий текст, поднимающий целый спектр этических и философских вопросов, вполне гармонично завершает сборник. Скажу как на духу: если Аренев и дальше продолжит в том же духе, не снижая планки, поводов для зависти к нему станет еще больше. Причем, подозреваю, не только у вашего покорного слуги.
Смерть, которая всегда с тобой
Владимир Аренев. Душница. Время выбирать: Повесть. / Обл. О.Ветловской. Илл. А.Продана. — М.: АСТ, 2014. — 224 с. — (Точка невозврата). 2000 экз. — ISBN 978-5-17-086067-8.
Тема смерти входит в сферу интересов любого нормального, психически здорового подростка — уступая пальму первенства разве что теме секса. «12+» тот самый возраст, когда особенно остро ощущаешь собственную конечность, смертность всех, кто тебя окружает — друзей, родных, близких, — и начинаешь, слепо тыкаясь в онтологические тупики, искать ответ на сакраментальные вопросы «почему?», «как?» и «что дальше?». В ход идет любая крупица знаний, накопленных человечеством на ниве осмысления смерти, от «Гильгамеша» и Ветхого Завета до тяжеловесного некроромантизма Владислава Крапивина («ветерки», переход через грань Великого Кристалла, «всегда тринадцать!») и «Тетради смерти» Цугуми Ооба. Для «среднего и старшего школьного возраста» такая рефлексия вполне естественна, более того — неизбежна. Ну а «Душница» Владимира Аренева — мгновенный кодаковский снимок, точный и узнаваемый слепок этого уникального состояния души.
В повести киевского писателя (как журналист и литературный критик он выступает под настоящим именем Владимир Пузий) мертвые продолжают жить бок о бок с живыми. То есть как жить: душа усопшего, заключенная в оболочку воздушного шара, некоторое время пребывает в нашем мире — иногда дает советы благодарным потомкам, иногда плачет или сыплет бессмысленными фразами, чаще всего молчит... Но не растворяется в мировом эфире раз и навсегда, беззвучно и бесследно. Такое овеществленное memento mori, «смерть, которая всегда с тобой». Вопрос о «жизни после жизни» разрешен здесь раз и навсегда, но дорогой ценой: человек живет, мыслит, страдает, наслаждается, сочиняет стихи, ставит пьесы, участвует в революциях — а остается от него, как ни крути, только шарик с газом чуть легче воздуха...
Есть, правда, у медали и оборотная сторона. Общее место, но тем не менее: именно конечность придает смысл всему тому, что мы успели совершить, позволяет подвести итог, поставить жирную точку. И чем эта конечность очевиднее, тем больше внимания привлекает. Именно смерть деда, известного поэта, «человека непростой судьбы», заставляет школьника Сашу Турухтуна задуматься о том, каким человеком был тот при жизни — раньше это просто не пришло бы главному герою повести в голову. Зарыться в пыльные архивы, в хрупкие от времени дневники и воспоминания, опросить людей, хорошо знавших деда, расшифровать интервью и разложить услышанное по полочкам... Взять на себя ответственность, мягко говоря, нехарактерную для подростка. И в этом Турухтан не одинок: такими же изысканиями занимается как минимум один его одноклассник — и бог знает сколько еще народу по всему миру, каждый со своим заветным шариком, со своей невидимой миру болью. Вот вам, пожалуйста, натуральная преемственность поколений: попробуй тут забыть заветы предков — не думать о белой обезьяне и то проще!
Но шарик у Аренева (наш автор непрост!) — еще и символ всего того, что сковывает, ограничивает, загоняет в предписанные рамки. В человеке может уживаться тонкий поэт и убийца, циничный политик и нежный любящий муж, верный друг и предатель — у нас, хомо сапиенсов, это сплошь и рядом. Но смерть не зря изображают с косой: она отсекает все лишнее, избыточное. После смерти образ усопшего становится проще, площе, понятнее и банальней. Без досадных внутренних противоречий, без шипов и острых граней, гладкий и закругленный, как яйцо. Исключительно из чувства противоречия хочется сжать это яйцо до влажного хруста, стравить перегретый пар из тесного шарика, отпустить душу на волю. Не дожидаясь, пока та начнет сыпать каноническими цитатами из прижизненных статей, как один из эпизодических персонажей повести.
В 2013-2014 годах «Душница» принесла Ареневу две очень разные премии: «Новые горизонты» за нон-конформистское, новаторское фантастическое произведение, и «Книгуру» — за лучшую повесть для детей и подростков. Ну, с первой премией все понятно. Небанальная идея, уверенное воплощение, психологизм, приличный русский язык и никакого «инфантильного милитаризма» — в нашей фантастике этого более чем достаточно, чтобы сойти за новатора. С премий за подростковую прозу сложнее. Книга Аренева, конечно, про детей — но без привычного сюсюканья, дидактики и заигрывания с тинейджерами и/или их родителями. Это детлит ровно в той же степени, что и «Приключения Гекльберри Финна» или «Детство» Максима Горького. Фишка в том, что самим детям, как внезапно выяснилось, такие тексты нравятся. Жюри премии «Книгуру» состоит не из писателей, критиков, психологов или, не дай бог, педагогов, а именно что из подростков от десяти до семнадцати лет. И они дружно проголосовали за «Душницу» (и за «Стеклянный шарик» Ирины Лукьяновой, повесть «о детстве, школе и ненависти», вещь тоже далеко не школярскую) — их отзывы вошли в это издание на правах приложения. Повод задуматься тем, кто многословно рассуждает о сложной специфике юношеского восприятия и задает стандарты детлита: а не пора ли кое-что в консерватории подправить?
Издательство "Книжный Клуб Фантастика" приступает к изданию линейки комиксов и графических романов о Халке, известном так же как Брюс Бэннер по лицензии "Marvel Comics". В типографию уже отправилась работа сценариста Марка Уэйда и художника Лайнела Френсиса Ю "НЕСОКРУШИМЫЙ ХАЛК. АГЕНТ ЩИТА" ("Indestructible Hulk. Agent of S.H.I.E.L.D.").
цитата
Издательская аннотация: Невероятный Халк — несокрушимая сила природы, скорее оружие, нежели человек. Брюс Бэннер — альтер эго Халка и один из одарённейших людей планеты. Вместе они — самое мощное и умное оружие. И теперь они оба работают на правительство, ведь Marvel NOW! делает из Халка агента ЩИТа! Нейтрализуя такие смертельные угрозы, как Безумный мыслитель, Пятикратный человек и Аттума, Халк из ходячего ОМП превращается в спасителя человечества. Но, даже приняв на себя роль героя, зелёный Голиаф продолжит заниматься тем, что удаётся ему лучше всего…
Также на печать ушел оригинальный НФ-комикс Рика Ремендера "ЧЕРНАЯ НАУКА. КНИГА 1. КАК ПАДАТЬ ВЕЧНО", уже анонсировавшийся на "ФантЛабе".
цитата
Издательская аннотация: Наконец-то Грант Маккей, глава Лиги учёных-анархистов, совершил невозможное: с помощью своего изобретения — Столпа — он расшифровал Чёрную науку и пробился сквозь барьеры реальности. Но что-то пошло не так, и теперь Маккей и его команда затерялись в бескрайних просторах Всевременной. Их швыряет из мира в мир. Теперь они — живые мертвецы, потерпевшие кораблекрушение в бесконечном океане чужих реальностей.
Есть лишь один путь — вперёд. И всего один вопрос: как далеко они готовы зайти, чтобы снова попасть домой?
облако тэгов
Ёк, возможно кирдык.
