______________________________________________________ ____________________________________

Борис Стругацкий: «Мы просто перестали читать»

— Борис Натанович, литература и кинематограф, безусловно, говорят на разных языках, сравнивать книгу и ее экранизацию не вполне корректно. И все же: насколько «Обитаемый остров» Бондарчука попадает в резонанс с «Обитаемым островом» Стругацких — по общей эстетике, по спектру поднимаемых проблем, по расставленным акцентам?

— Этот фильм — удачная и достаточно точная экранизация романа, и уже это обстоятельство ставит его особняком среди прочих экранизаций по романам АБС. Подчеркиваю: «экранизаций», — потому что среди фильмов «по мотивам» есть и более значительные картины. У меня нет серьезных претензий к фильму по позициям, вами названным. Хотя иногда и кажется, что зрителю, не читавшему романа, многое в фильме покажется непонятным, пройдет мимо внимания, «не зацепит». Впрочем, это, наверное, неизбежно при любой экранизации.

— Понятно, что экранизация не в состоянии включить все сюжетные линии, всех персонажей, которые фигурировали на страницах книги-первоисточника. Произошло это и в «Обитаемом острове» Бондарчука. Чего вам больше всего жаль?

— Я пока еще не видел фильма целиком, так что судить мне трудно. Никаких существенных потерь в первой серии мне обнаружить не удалось. Появились даже новые сюжетные линии — например, любовная история Рада-Максим, которой не было в романе.

— Режиссеры регулярно обращаются к творчеству Стругацких, но лишь немногие фильмы становятся ярким событием в кинематографе — хотя произведения «писателя АБС» до сих пор широко востребованы. В чем причина этого парадокса?

— А многие ли фильмы, экранизирующие великую классику, «становятся ярким событием в кинематографе»? Закон Старджона: «Девяносто процентов всего на свете — барахло». Иначе не бывает.

— Вообще говоря, следовало бы разделять понятия. Есть «экранизация» — возможно точное и бережное перенесение книги на экран, перевод текста на язык зрелища. И есть «кино по мотивам», когда материал книги используется, действительно, лишь как повод «оттолкнуться от замысла». Это — разные жанры, разное кино. Они и подхода со стороны зрителей требуют разного, и разных критериев оценки, сравнивать их — задача неблагодарная да и пустая. Что же касается «значительности», то здесь все зависит, как всегда, от множества обстоятельств: талант режиссера, мастерство сценариста, да и качество исходного литературного материала. Нетрудно вспомнить примеры весьма «значительных» экранизаций — «Пепел и алмаз», «На последнем берегу», «Тихий Дон». Значительных же фильмов «по мотивам» и того больше, — может быть, потому, что их снимали режиссеры, освободившие себя от каких-либо ограничений, кроме эстетических.

— Ваши книги дают широкое поле для «вторичного творчества». Не только для кинематографистов: в последние годы появилась целая линейка компьютерных игр, Андрей Чертков недавно перезапустил книжный проект «Миры Стругацких. Время учеников», по вашим повестям делаются ролевые игры... Как вы относитесь к этому явлению?

— Как правило, все это получается интересно, а значит, имеет смысл. От всей души желаю успехов всем участникам этих затей.

— Возвращаясь к литературе: какие главные изменения, на ваш взгляд, произошли в ней за два с лишним десятилетия бурных трансформаций российского общества?

— Литература стала свободной. Все хорошее, что в ней сегодня есть, и все плохое — продукт свободы, которую мы получили. Ежегодно появляются произведения, каждое из которых еще два десятка лет назад составило бы сенсацию, — а сегодня они проходят незамеченными. «Жить интереснее, чем читать». И валом валит макулатура, которой и 20 лет назад было в достатке, но которая не была тогда развлекательной и у которой не было такого верного, благорасположенного и неприхотливого читателя. И почти совсем перестала читать молодежь. Слишком много зрелищ, слишком много музыки, слишком много Интернета. Свобода! Литературе рано или поздно придется искать свою нишу. Хорошей литературе, я имею в виду. Плохая свою нишу уже нашла и оккупировала надолго.

— Я бы сказал, что решающее влияние на развитие нынешней фантастики оказало другое: решительная коммерционализация жанра и безусловная победа фэнтези над всеми другими видами фантастики, будь то фантастика реалистическая, социальная, альтернативно-историческая или даже научная. И я не знаю, пошло ли это фантастике на пользу. С одной стороны, вроде бы, массовый читатель всегда прав, но с другой стороны, — читатель квалифицированный тоже прав. По-своему.

— Смотрите, какая интересная картина получается: фантасты шестидесятых, а за ними и авторы «четвертой волны», пришедшие в литературу в семидесятых-восьмидесятых, всегда выступали против цензуры, за то, чтобы каждый имел возможность читать то, что ему нравится. Цензура исчезла — и мы получили взамен обеднение жанровой палитры. Книги Евгения Лукина, Андрея Лазарчука, Святослава Логинова, Михаила Успенского, Вячеслава Рыбакова выходят крошечными, почти незаметными тиражами. Получается, «за что боролись, на то и напоролись»?

— Я бы сказал, это вопрос вкуса. Меня, лично, вполне удовлетворяют тиражи хорошей фантастики, — важно только, чтобы любую книгу можно было найти на прилавке в любой момент. И чтобы все перечисленные вами писатели, плюс еще многие, слава богу, и многие, не переставали работать. Пока они есть, пока ежегодно появляется по доброй дюжине хороших романов, ни о каком «обеднении жанровой палитры» не может быть и речи. Вот без них палитра, да, стала бы тускла и уныла. Сплошное фэнтези и романы-страшилки — бр-р-р! Но это нам, пожалуй, все-таки не грозит. «Дерево жизни вечно зеленеет», так, кажется?

— За последние двадцать лет расширилась или сузилась возможность предсказаний в фантастике — научных, социальных, экономических?

— Я и раньше с большим скепсисом относился к «предикторским» способностям и возможностям фантастики, — и теперь мнения своего не переменил. Опыт показывает, что предсказать удается либо банальности, либо какие-то случайные события. Дух надвигающейся эпохи можно «почуять», как это удалось Уэллсу. А конкретности непредсказуемы. Вот Бредбери предвидел Время Уничтожения Книг, а мы — просто перестали читать.

— То есть ценность научной фантастики, написанной в классическом ключе, как отдельного направления литературы на ваш взгляд близка к нулю?

— Но ведь ценность научной фантастики, как я понимаю, состоит вовсе не в ее предикторских возможностях. Задача НФ — будить воображение, расширять мировоззренческие горизонты, «приглашать в странное». Благороднейшие задачи. Другое дело, что современная НФ, по-моему, не всегда справляется с ними. Может быть, потому, что интерес общества к науке вообще упал? Слишком много разочарований, слишком много неисполненных обещаний, слишком мало «простого понятного» чуда.

______________________________________________________ ____________________________________