Легендарный сборник мастера фэнтези Спрэга Де Кампа, трибьют Лавкрафту, Смиту, Говарду и журналу Weird Tales — впервые на русском! В числе действующих лиц — культовые писатели, сюжеты — переосмысление традиций "страшного рассказа" 1930-1940-х годов!
Пурпурные птеродактили — вид редкий, исчезающий. Обитают — пока — у меня в квартире
Рассказы, вошедшие в сборник "Пурпурные птеродактили", написаны классиком фэнтези в 1970-х годах. Цикл из 15 рассказов — история похождений преуспевающего банкира В. Уилсона Ньюбери, который ввязывается в самые разные неприятности со сверхъестественными силами — от призраков до богов. Но это не просто сборник веселых и страшных историй; книга Де Кампа — классика "рекурсивной фантастики", здесь воспроизводятся темы и сюжеты, характерные для литературы прошлого; все рассказы построены на использовании популярных литературных мифологий, а в лучших — сталкиваются знаменитые авторы и их миры. В "Сундуке мертвеца" мы обнаружим цитаты из Стивенсона и К. Э. Смита, а в "Послании змей" — нам встретятся персонажи Р. Говарда, Г.Ф. Лавкрафта и того же Смита. Конечно, центральным персонажем оказался Г.Ф. Лавкрафт, для поклонников которого знакомство с книгой Де Кампа — настоящий праздник. Не всегда синтез выглядит стопроцентно убедительным, но как эксперимент — этот сборник Де Кампа мало с чем можно сравнить.
И, конечно, во многих рассказах сочинитель отдал дань своим любимым темам — здесь появляется Чарли Кэтфиш, герой "Шамана поневоле", многие персонажи как будто сошли со страниц других сочинений Де Кампа.
Вот что сам писатель сообщил о своем герое:
В. Уилсон Ньюбери моложе меня, и он гораздо лучше меня играет в теннис. Кроме того, я очень долго был дровосеком, офицером ВМФ, учителем, лектором и нотариусом, а он выбрал себе профессию вскоре после окончания колледжа и с тех пор не изменил своему выбору.
Вилли — банкир; не один из тех безликих субъектов, которые выглядывают из окошечка кассы, а аккуратный, коротко стриженый джентльмен в темном костюме, который священнодействует за столом в огромном зале с мраморными колоннами в одном из крупнейших банков города. И Вилли (так его называют друзья, чтобы он не слишком зазнавался) по-настоящему умен.
Хотя мы во многом непохожи друг на друга, но у нас с Вилли всегда была одна общая черта: живой интерес к оккультизму. И, кажется, все оккультное буквально притягивает Вилли.
Почему адептов так влечет к обычному, честному, солидному В. Уилсону Ньюбери — я даже вообразить не могу; но так или иначе обитатели метафизических сфер, миров за пределами миров то и дело вторгаются в его жизнь. Может статься, что предвидение или интуиция, позволяющее ему отличить заслуживающего доверия человека, обращающегося за ссудой, от проходимца, раскрывает двери его разума шире и делает его более чутким к тайным знаниям; но этот дар — или проклятие — не из тех, о которых банкир может побеседовать с обычными людьми.
Банкиры считаются нормальными и разумными — они столпы общества. Если финансист заговорит о своей связи с миром фей, это может вызвать крах банка, обвал котировок или, по крайней мере, привести к потере места. Я целыми днями сижу над своей пишущей машинкой и не люблю пустых сплетен; так я и оказался одним из немногих людей, которым смог довериться Вилли.
Вилли был преданным читателем «Вейрд тэйлз», давно почившего фантастического журнала; и некоторые события, которые там описывались, а также авторы, которые создавали эти описания, оказали немалое влияние на него.
Безымянный друг из «Зеркала Бальзамо» — это Говард Филипс Лавкрафт, писатель-фантаст из Провиденса, Род-Айленд. В письме к своей тетушке Лилиан Кларк Лавкрафт сообщил о покупке небольшого глиняного светильника, сделанного в Древней Греции. Лавкрафт писал: «Он сейчас стоит передо мной, окутанный ореолом волшебства; и он уже подсказал мне по крайней мере один странный сюжет: сюжет, в котором светильник окажется реликвией не из Греции, а из Атлантиды». Хотя Лавкрафт так и не написал подобного рассказа, Вилли неким необъяснимым способом узнал всю историю.
В рассказе «Далекий Вавилон» любители фэнтези легко опознают человека в ковбойской шляпе. Это Роберт И. Говард, плодовитый поэт и прозаик из Кросс-Плейнс, Техас. В письме к Лавкрафту Говард упоминает о неком сюжете, связанном с «посланием змей». И здесь снова в историю вторгся оккультизм. Этот образ, соединившись с определенными событиями в жизни моего философски настроенного друга-банкира, воплотился в приключении, которое описано под названием «Послание змей». В том же рассказе Вилли упоминает о «Зиккарфе» — то есть о вымышленной планете Ксиккарф, на которой разворачивались события нескольких рассказов Кларка Эштона Смита.
Я, со своей стороны, благодарю Вилли Ньюбери за то, что он поделился со мной рассказами о приключениях — иногда пугающих, всегда забавных и подчас невероятных. Надеюсь, что вам эти истории тоже понравятся.
Думаю, любителям классических страшных историй книга покажется занимательной. Однако этот сборник требует некоторых комментариев — я их составил и приложил к основному тексту.
Общий объем 312 с., твердый переплет, шитый блок, оформление — по типу книги "Бар Гавагана"
В настоящее время книга переведена, макет сверстан и отправлен в типографию.
В 1970-х годах, обратившись к изучению биографий Г.Ф. Лавкрафта и Роберта И. Говарда, Л. Спрэг Де Камп не только собирал материалы, но и попытался подражать классикам. Плоды этих стараний многочисленны и разнообразны — стихотворения "в стиле Говарда", эссе о Хайбории, повести о Конане — и изящные новеллы, из которых составился сборник "Пурпурные птеродактили".
Отчасти основная идея озвучена в предисловии к отдельному изданию — создать трибьют «Вейрд тэйлз», почтив лучших авторов журнала и продолжателей их дела, восстановить ауру 1930-х годов «на новом этапе», взять старые сюжеты — и вдохнуть в них новую жизнь. Все 15 рассказов, вошедшие в книгу — своеобразная дань памяти классиков: Стивенсона, Мейчена, Саки и других... Но больше всего внимания Де Камп уделил авторам "Вейрд тэйлз", особенно Лавкрафту. Собственно, с него цикл и начался.
Рассказ «Лампа» был написан первым, в июле 1975 года. Фраза из письма Лавкрафта действительно подсказала сюжет. В письме к своей тетушке Лилиан Кларк Лавкрафт сообщил о покупке небольшого глиняного светильника, сделанного в Древней Греции. Лавкрафт писал: «Он сейчас стоит передо мной, окутанный ореолом волшебства; и он уже подсказал мне по крайней мере один странный сюжет: сюжет, в котором светильник окажется реликвией не из Греции, а из Атлантиды». Хотя Лавкрафт так и не написал подобного рассказа — Де Камп вообразил, как бы это могло выглядеть. Фоном для этой истории стал летний домик семьи Де Камп в Адирондаке. В мемуарах «Время и обстоятельства» (1997) Де Камп сообщил: «Майк Девлин — это друг моего детства, лесоруб ирландско-канадского происхождения Пэдди Хоган. Герой— повествователь, Вилли Ньюбери, как и большинство моих вымышленных персонажей, является образом составным. Кое-что я взял от себя, кое-что — от моего друга Роберта И. Камина, некоторые черты заимствованы у других реальных людей. Боб Каммин снабдил меня деталями банковской практики и терминологии; по профессии он, как и Вилли Ньюбери, банкир». Еще стоит добавить, что имя божества «Йускийек» сильно напоминает непроизносимые имена богов из пантеона Лавкрафта, а сюжет об Атлантиде Де Кампа привлекал на протяжении десятилетий; помимо художественных произведений, он писал и научно-популярные книги на эту тему; одна из них («Потерянные континенты») переведена и на русский.
Это — веселый рассказ, хотя не так уж он прост — размышления о судьбе ГФЛ отразились в сюжете "Лампы", который и сейчас не утратил интереса. Приятного чтения!
На обложке антологии "Тварь среди водорослей" нет имени Г.Ф. Лавкрафта. Тем не менее его произведение в антологии есть. И рассказать об этом произведении стоит поподробнее.
Хорошо известно, что пантеон мифов Ктулху составлен по модели, описанной Джозефом Кэмпбеллом и составляющей одну из основ перенниалистской философии. В этой схеме есть место миродержцам и разрушителям, хранителям и "чутко спящим"... Но пантеон можно дополнять; эту возможность указал сам ГФЛ. Но воспользоваться ею смогли далеко не все. Об одном случае и следует рассказать.
Ф. Б. Лонг пытался дополнять «мифы Ктулху» собственными воплощениями Ужаса, добившись немалых успехов. Не будем рассматривать его первые опыты — неудачный («Мозгоеды») и удачный («Псы Тиндала»); они различаются степенью рационализации Иного, которое вносит хаос в мир привычных представлений. Самый яркий образец взаимодействия различных дискурсивных практик — хаотичная повесть (или короткий роман) Лонга и Лавкрафта «Ужас с холмов». Напомним нетривиальную историю этого текста. Во время Хэллоуина 1927 года ГФЛ увидел необычайно реалистичный сон: «Воистину, это, должно быть, было экстраординарное сновидение — полное реалистичных деталей (утомительный марш до Помпело; манускрипт Лукреция, который Руф читает в самом начале [процитирована реальная строчка, взятая из книги V]; сон внутри сна, который Руф видит в ночь накануне марша) и с изумительно жуткой, хотя и несколько неопределенной, кульминацией. Ничего удивительного, что Лавкрафт впоследствии написал длинный пересказ этого сна, разослав его нескольким товарищам — Фрэнку Белкнэпу Лонгу, Дональду Уондри, Бернарду Остину Дуайеру и, возможно, кому-то еще» (Джоши С. Т. Лавкрафт. — Цитируется по сетевому переводу). Процитирую письмо Б. Дуайеру: «Это был самый яркий сон за целое десятилетие, в нем подсознательно были использованы некоторые обрывки прочитанных в детстве и давно забытых книг <…> Хотел бы я начать раскопки на склонах этих холмов, чтобы отыскать старые кости и орлов позабытого легиона!» (Lovecraft H. P. Selected letters. Sauk City, 1968. T. II. P. 197).
Уондри и Дуайэр уговаривали Лавкрафта превратить сновидение в настоящий рассказ; судя по всему, ГФЛ начал обсуждать с ними возможные усовершенствования сюжета. Он предполагал включить сон в цельное повествование — и за эту идею ухватился Лонг. Потом Лонг попросил у Лавкрафта разрешения дословно использовать письмо в своем романе; Лавкрафт дал согласие в письме от 20 февраля 1929 г. Итогом стал «Ужас с холмов», который много лет спустя после публикации в Weird Tales (1931) вышел в «Аркхэм хауз» отдельной книгой (1963).
Итак, в первоначальном сновидении у ГФЛ было представлено столкновение людей с Неведомым, с воплощенными законами Макрокосмоса… но сам же Лавкрафт пытался отыскать ключ к рациональному истолкованию страшной истории, он мечтал найти подтверждения удивительных событий и вставить их сновидческое описание в более приземленный сюжет. Лонг идет еще дальше — ужасные события, с которых начинается его история, связаны с проявлением сил злобного божества. И археологи, и полицейские бессильны предложить объяснение происходящего. Возникающие версии неизбежно связаны с ксенофобией, с привычными страхами перед вторжением чужих (индусов, китайцев и т.д.). Наука должна отступить — но такие носители научного, атеистического мировозррения, как Лавкрафт и Лонг, с этим смириться не могут. Они придерживались почти противоположных убеждений (Лонг был тогда коммунистом, Лавкрафт — консерватором), но все различия отступали на задний план, когда появлялась общая идея: у страшного есть свои законы, они непознаваемы, но по-своему вполне логичны. Достаточно лишь подобрать ключ — и мы почувствуем наличие логики, хотя и не сможем ее сформулировать. Именно поэтому появляется такой персонаж, как Ричард Литтл — сыщик и спиритуалист, физик и духовидец в одном флаконе. Далее в ход идет НФ-машинерия, применение ее может показаться абсурдным, но — только так можно вернуть в историю ужасов логическую составляющую.
Роман Лонга является энциклопедией всех приемов "палп-фикшн"; в нем представлена целая галерея образцовых героев журнальной литературы: есть "молодой человек", есть "кабинетный ученый", есть "сыщик-исследователь" и оккультный детектив, он же безумный изобретатель... Винегрет потрясающий; но в задачи Лонга не входит выстраивание повествования по журнальным канонам. Он испытывает эти каноны на прочность, внося в них один из самых восхитительных прозаических фрагментов Лавкрафта.
Читатели при желании могут подробно охарактеризовать элементы, из которых составлена "модель Лонга", оценить роль различных жанров в итоговом конгломерате и осмыслить степень оригинальности мировоззрения писателя. Но остается текст Лавкрафта, который вошел в книгу практически без изменений. Да, за пределами сна все происходящее может оказаться рациональным и — в системе Иного — постижимым. Но само сновидение описано с иных позиций. В нем нет объяснений, и от того оно становится гораздо убедительнее и страшнее. В журнальных рассказах очень редко обнаруживается такое эмоциональное напряжение, как в этой главе «Ужаса с холмов». Может, все дело в том, что текст написан не для публикации, не ради прибыли, даже не ради читателей… А может, в том, что здесь предел Ужасного достигнут — и мы видим бездну и чувствуем, хотя и не способны это понять: бездна смотрит на нас. И ни один рационалист ничего с этим поделать не сможет: объяснений нет. Вторжение темных сил не имеет ничего общего с законами оккультных взаимодействий или с научными закономерностями. Пытаясь изгнать Иное, мы вынуждены признать его абсолютную реальность...
Спастись можно — если отнестись к происходящему с улыбкой. Присмотримся к трем портретам ужасного Чогнара Фагна — божества, которое Лонг ввел в лавкрафтовский пантеон и которое увековечил в "Ужасе с холмов".
Вот тварь, которую описать нельзя — на обложке издания "Аркхэм хауз". Вот забавное сочетание индусского божества и какой-то античной химеры на обложке сборника "Ночной страх" (1978). А вот милый и забавный "слоник" из первой журнальной публикации — таким Чогнара Фагна и увидели читатели Weird Tales. И они не испугались — бояться было нечего.
Впрочем, как знать, как знать:
"... отвращение в его глазах усиливалось по мере того, как открывался внешний облик массивного идола, внушавшего омерзение и ужас. Слова не могли передать всю злобную сущность той вещи. У изваяния был хобот, были огромные, несоразмерные уши, а два огромных клыка торчали из углов рта. Но это был не слон. В самом деле, его сходство с настоящим слоном казалось в лучшем случае случайным и поверхностным, несмотря на некоторые необычайно точные совпадения. На ушах виднелись перепонки и щупальца, хобот заканчивался огромным сияющим диском футового диаметра, а клыки, которые переплетались и сцеплялись у основания статуи, были столь же прозрачными, как горный хрусталь. Пьедестал, на котором на корточках восседало изваяние, изготовили из черного оникса. Саму же статую, за исключением бивней, очевидно, выточили из цельного камня; ее покрывали ужасные пятна, она приобрела странный цвет — в некоторых местах она выглядела так, будто ее опускали в кровь. Существо сидело прямо. Его верхние конечности были согнуты в локтях, а ладони — у него были человеческие ладони — лежали на коленях. Плечи получились широкими, почти квадратными, а грудь и огромный живот выпирали наружу, подпирая хобот. Существо было неподвижным, как Будда, загадочным, как сфинкс, злобным и нелепым, как горгона или василиск. Алджернон не мог определить, из какого камня высечена скульптура, зеленоватый блеск этого камня тревожил и озадачивал ученого.
На мгновение Алджернон застыл, неловко вглядываясь в маленькие зловещие глаза статуи. Затем он вздрогнул и, сорвав шерстяной шарф с вешалки в углу, надежно укрыл те черты, которые вызывали страх".
Это, разумеется, Лонг — а описание, предложенное ГФЛ, можно будет найти в вышеупомянутой антологии