Роберт Мейсон (Robert C. Mason) – один из многочисленных американских авторов, отметившихся в жанре SF, но практически неизвестный нашему читателю. Да и то сказать, багаж Мейсона совсем невелик.
Прежде всего, это напечатанный в 1989 году технотриллер «Weapon». В последующие годы его дважды переиздавали, а в 1993-м он вышел уже серией – с романом-продолжением «Solo».
В 1996 году по сценарию Мейсона, кинокомпания «Columbia/Tristar Studios» экранизировала первую книгу, сняв фильм, одноименный со вторым романом — «Solo». Картина представляет собой низкобюджетный боевик, нечто среднее между «Терминатором», «Универсальным солдатом», а также надёжно, но совершенно напрасно забытым, очаровательным «Коротким замыканием». В главных ролях снялись Марио Ван Пиблз и Уильям Сэдлер, а фильм, для своего бюджета, получил неплохие критику и сборы.
Вот, собственно, и всё…
На фоне современных наших проблем с изданием как иностранных новинок, так и классики за авторством ведущих представителей англоязычной Ф и НФ, будет слишком самонадеянно в ближайшем будущем ожидать знакомства с этими работами Мейсона на русском языке. Да и то сказать, есть у меня сильные сомнения, что «Weapon» и «Solo» относятся к шедеврам жанра.
Меж тем, книги эти вызвали в Соединённых Штатах определённый интерес – исключительно благодаря личности их автора. А недавно к рекламе вышедшего из под пера Роберта Мейсона приложил руку известный российский блогер и человек, далеко не чуждый фантастике – некто Олег Дивов.
Впрочем, восхищение Олега Игоревича вызвали не работы автора в жанре НФ, а только его самая первая книга, никаким боком к фантастике не относящаяся – натуральный реализм и, вообще, военные мемуары:
Впервые вышедший в Америке в 1983 году, «Chickenhawk» выдержал в общей сложности 23 издания в США и Великобритании, пользуется популярностью до сих пор, но у нас пока ещё не появился. Пару лет назад Андрей Ламтюгов, известный как «сетевой игровой журналист» (обзоры компьютерных игр, с явно выраженным личным предпочтением авиасимуляторам), в инициативном порядке сделал любительский перевод книги, сопроводив его многочисленными примечаниями, поясняющими различные тонкости профессионального сленга, американского разговорного английского, нюансов управления вертолётом, национальных технических особенностей винтокрылой техники и исторических реалий вьетнамской войны.
К сожалению, результат наших издателей не заинтересовал, и перевод ныне доступен всем желающим, первоначально размещённый на персональной странице Ламтюгова сайта «Самиздат», а затем ещё в нескольких интернет-библиотеках (с недавних пор отдельные «популяризаторы» уже предлагают приобрести электронную версию книги за скромную плату).
Работа Мейсона-Ламтюгова быстро приобрела достаточно широкую известность на просторах рунета – желающие легко могут найти следы многочисленных обсуждений в блогах и на сайтах самого разного профиля. В целом, отзывы о книге положительные, в то время как вся критика относится к самому переводу.
При этом, насколько я могу судить, основных претензий три:
Варианта «Цыпленок и ястреб», использованного Ламтюговым в названии, вообще нет среди возможных значений перевода Chickenhawk на русский.
Немало нареканий вызвало широкое использование нецензурной лексики. Собственно, все читатели разделились на два примерно равных лагеря – те, кому такой подход претит, и те, кто Ламтюгова целиком и полностью поддерживает.
Много споров возникло вокруг тех или иных профессиональных терминов и сленговых выражений. В лидерах здесь, без сомнения, «grunt» – жаргонное прозвище американских пехотинцев, которое Ламтюгов перевёл как «сапог».
Кроме этого, были претензии в некоторой «машинности» перевода, необходимости редактуры и правки – с тем, чтобы приблизить текст к канонам художественной литературы.
Коротко выскажусь по означенным вопросам и я.
1. Использованное Мейсоном в названии слово, имеет настолько широкий спектр значений – от краснохвостого ястреба, до «диванного милитариста» и даже педофила – что, несомненно, способствовало привлечению внимания англоязычных читателей к этой книге, но составило изрядную проблему при переводе. Наверное, всё таки прав Ламтюгов, убедительно аргументировавший своё решение соответствием контексту, в котором слово использовано у Мейсона. Хотя при таком подходе я, например, написал бы «Цыплёнок-ястреб». Этот вариант явно подчёркивает цельность словосочетания и, более динамичен, что ли. Ведь давно уже существуют и прочно закрепились в нашем восприятии Человек-паук, Женщина-кошка, etc.[1]
2. Проблема употребления обсценной лексики в художественных произведениях поднималась уже не раз и не два, а возникла отнюдь не в последние годы — вспомните хотя бы и стихи Баркова, современника ещё Нашего Вего. Господствующую ныне традицию в отношении к данному явлению иллюстрирует следующий хрестоматийный пример. Когда мы читаем: «Капитан грязно выругался», — то грязно выругался персонаж, а если в прямой речи подробно расписывается, что, как и в какой последовательности сказал капитан, то матерится сам писатель.
Однако в данном случае проблема в том, что перед нами перевод, и у самого Мейсона не только в диалогах персонажей, но и в авторском тексте написано ровно то, чему Ламтюгов попытался найти максимально полное соответствие в русском. Не вижу смысла углубляться здесь в резоны критиков и защитников такого подхода – каждый делает свои выводы. Но если попытаться в нескольких словах передать общий смысл обсуждений, разгоревшихся по этому поводу – перед нами римейк сетевых холиваров на тему «Гоблиновская озвучка фильмов «Взвод» и «Цельнометаллическая оболочка».
Впрочем, по этому поводу мне показался занимателен один комментарий в ЖЖ Ламтюгова:
цитата Анонимно
… «не уподобляйтесь». Профессионалы и носители языка считают совершенно по-другому. Например, вот высказывание Мишель Берди на "круглом столе" в редакции переводческого журнала "Мосты" (2005 г.):
"Да, молодые переводчики не знают, не понимают, что русский мат и "four-letter words" — разные вещи. По-английски эти слова часто бывают указателем на классовую принадлежность. Если в начале фильма «Четыре свадьбы и похороны» Хью Грант четырнадцать раз произносит "fuck" и этот фильм видела и одобрила королева Англии, то это ещё не значит, что в Англии у всех так принято. Тут обозначается социальная характеристика героя: британский интеллигент левого толка («левого» по западным понятиям). Для них употребление такой лексики стало характерно после контркультурной революции 1960-х годов. Кстати, если бы он выражался мягче — shit или damn — зрители ещё не поняли бы, что это типичный оксфордский левак. И при замене fuck на русское матерное слово — по методу Гоблина — этот признак пропадает. Получается какой-то беспредельщик.
Когда я только начинала учить русский язык, преподаватели нас сразу предупреждали: учтите, что соответствующие русские слова звучат гораздо резче. Функции, ситуации употребления тоже не всегда совпадают. Я недавно выполняла работу для одной организации, и мне из-за каких-то бюрократических формальностей эту работу несколько месяцев не оплачивали. Я написала человеку, который там работает, — до этого я виделась с ним только один раз. Он ответил: "Oh, fuck! The God damn banks. This is going to fuck up those idiots down in Claims." Вполне интеллигентный человек. Но он понимает, что мы с ним «одной группы крови», что я не обижусь. И он пытается как-то разрядить ситуацию. Но представить себе, чтобы в таких же обстоятельствах так же выражался такой же человек в такой же российской организации..."
Так что не стоит, право. Не надо портить хорошую работу грязью.
Александр.
Подобные рассуждения очень интересны и познавательны – безо всякой иронии – вот только носят они абсолютно отвлечённый и общетеоретический характер, так как дальше комментатор сообщает нам, что сам «Цыпленок и ястреб» не читал. А очень хотелось бы узнать, что, по мнению Александра, хотел сказать американским вертолётчикам вьетконговец, явно плохо разбирающийся не только в особенностях употребления «четырёхбуквенных слов» в социальной среде оксфордских леваков, но и вообще – слабо знающий английский, и при этом твердящий как заведённый: «fuck’you’GI’fuck’you’GI’fuck’you’GI’…» – и как эту тираду следует перевести на великий и могучий.
В общем и целом, по этому вопросу лично я на стороне Ламтюгова – как говорится, из песни слова не выкинешь.
Хотя, если всё-таки появятся перспективы публикации «Chickenhawk» в России, явно придётся большую часть слов и выражений заменить идиомами и менее табуированными русскими аналогами. Впрочем, ведь у нас теперь есть ориентир, к которому можно стремиться – нынешний лауреат Нацбеста «Цветочный крест»… Или не нужно?
3. Олег Игоревич совершенно справедливо отметил:
цитата Дивов
Уже была целая дискуссия на тему, правильно ли он [Ламтюгов] сделал, обозвав американскую пехоту "сапогами", и не надо ли их в таком разе склонять, этих "сапогов", но все равно никто не предложил адекватного варианта для словечка "grunt".
Со сленгом вообще трудно. Авиаторы зовут нелетную погоду "shit and corruption" — полагаю, русский человек, услышав про это самое "говно и гниль", сразу поймет: речь идет о коррупции в высших эшелонах власти :)
Как человек, связанный с морем, я совершенно спокойно воспринимал при чтении прозвище «сапог» в отношении американской пехоты. Но при этом ящщетаю, что склонять «сапогов» не только можно, но и нужно – в полном соответствии с устойчивой и давно сложившейся на флоте традицией: мы их всегда склоняли и так, и эдак, но замечаний нам по этому поводу ни один знаток русского почему-то раньше не делал.
Но и сомнения относительно правомерности подобного подхода мне понятны. Хотя бы и потому, что американская пехота не носит сапог, эдак, лет уже как сто. И если за нашими тыловиками и штабными давно закрепилось презрительное «крыса» – прямой аналог американского «poges», то для «grunt» (хрюшка, поросёнок) – копающихся в грязи фронтовиков – такового в русском военном жаргоне попросту нет. Ни «пехтура», ни «царица полей» (не путать с кукурузой!), ни, тем более, «матушка-пехота» на возможных кандидатов здесь явно не тянут. Ещё вспоминается, что в рассказах Бабеля о Первой конной кавалеристы называли безлошадников «пешкой». На мой взгляд, совсем неплохой вариант, вот только не прижилось словечко.
Проблема здесь явно в том, что у нас мало переводов американской книг с того периода, когда это слово проникло в литературу. В случаях с фильмами переводчикам удаётся заменять его «пехотинцами» или ещё чем-нибудь. Но здесь, где уже в авторском предисловии прописаны извинения пехотинцам по поводу слишком частого употребления «грантов», где есть эпизоды в которых это слово обыгрывается, где позывной «Грант» носит один из персонажей, это не прокатит, как справедливо решил Ламтюгов.
Как мне кажется, идеальным вариантом будет самый простой – тупо перевести «grunt» как «кабан» или «хряк» – с пояснением истории вопроса в примечаниях. «Кабан» звучит грубовато-солидно (напомню историю: Грант — это также и фамилия одного из известнейших генералов Гражданской войны, впоследствии – президента США), а «хряк» — так тот даже созвучен с американским аналогом. А потом постепенно приживётся (см. также примечание [4]). Тем более, что попытки уже были – в изданном у нас ещё в 70-х «Неприкасемом» Джина Грина, переводчики использовали в аналогичном случае слово «боров», намеренно, или случайно оскорбив при этом американцев – как известно (кому как, а мне – из монологов Геннадия Хазанова), у борова путём кардинального хирургического вмешательства прекращена репродуктивная функция.
А вот из недавнего — комментарий Анатолия Филиппенко, переводчика книги Густава Хэсфорда "Старики и Бледный Блупер", по которой Стэнли Кубрик снял фильм "Цельнометаллическая оболочка" ("Full Metal Jacket"):
цитата
[11] Grunt — придуманный автором этого перевода вариант "хряк" неоднократно подвергался критике со стороны пуристов и реконструкторов. Слово труднопереводимое — в нём можно увидеть (услышать) и кряканье, и кряхтенье, и ворчанье, и хрюканье, и даже, как выразился один ветеран вьетнамской войны, звук, издаваемый человеком при дефекации. Само слово означает морского пехотинца из рядового и сержантского состава, непосредственно участвующего в боевых действиях — в отличие от тыловых "poges", которые здесь переведены как "крысы".
Так что, всё ещё только начинается. Но пробовать надо...
Повторюсь: здесь я всего лишь коротко обозначил своё личное мнение по означенным вопросам. Всем желающим углубиться в резоны критиков и защитников Ламтюгова, предлагаю воспользоваться поисковиком, который живо накидает вам массу ссылок по запросу: Мейсон Ламтюгов Цыпленок и ястреб Вьетнам grunt сапог и т.п.
Теперь, что касается самой книги.
К стыду своему вынужден признать, что я очень мало знаю о Вьетнаме и Вьетнамской войне. Печатных источников в своё время было немного. Кроме мало что давшего по молодости лет «Тихого американца» Грэма Грина – какое-то количество материалов из разного рода периодики. Больше всего запомнились статьи из «Солдата удачи». Были они по своему интересны, но не давали цельной картины того, что во многом изменило мировосприятие американской нации и, в конечном счёте, существенно повлияло на весь современный мир.
Вот и получилось, что большая часть моих знаний по теме почерпнута из кинематографа. В основном активе: оставшийся практически неизвестным нашему зрителю советско-вьетнамский фильм «Координаты смерти»; французский «Индокитай» — освещающий более ранний период истории страны; шедевральный «Взвод» Оливера Стоуна; претенциозные, но спорные режиссерские интерпретации Френсиса Кополлы в «Апокалипсисе наших дней» и Стенли Кубрика в «Цельнометаллической оболочке». Во втором эшелоне идёт ещё с десяток голливудских поделок, в основном, в ура-патриотическом стиле, вроде "Полета "Интрудера". К последним я отношу и широко разрекламированный «Мы были солдатами» с Мелом Гибсоном, где более достоверной выглядит история оставшихся в Штатах жён и сюжетная линия фронтового фотооператора. А к нарисованному батальному полотну я не могу относиться серьёзно после финального козыряния друг другу американского и вьетнамского полковников прямо посреди поля боя[2].
Как бы то ни было, я не открою Америки, сообщив, что огромное количество экранного времени в большинстве этих картин занимают кадры несущихся над джунглями вертолетов UH-1 «Хьюи» (ныне более известных, как «Ирокез»), без сомнения, ставших одним из наиболее устойчивых символов той войны — наравне с названием деревни Сонг Ми и песней «Fortunate Son». Именно поэтому мне кажется символичным, что складывает паззл, закрывая многие прорехи в моих знаниях, не особо-то и объёмный труд Роберта Мейсона, воспоминания пилота «Хьюи» из роты «Браво» 229-го вертолётно-штурмового батальона 1-й кавалерийской дивизии.
И здесь я не во всём согласен с Дивовым:
цитата Дивов
На самом деле "Цыпленок и ястреб" – книга о парне, который всего-навсего хотел научиться водить вертолет. И о том, какие дикие трюки можно исполнять на вертолете, когда действительно научишься. И еще о том, как плохо тебе будет после всего этого, потому что учился ты под огнем…
На самом деле, эта книга не только о парне, точную характеристику которому дал Дивов. От лица этого парня ведётся повествование, но человек, написавший книгу, представил нам десятки самых разнообразных персонажей, списанных с натуры — с реальных людей окружавших его в командировке. Спектр образов широчайший: уставные служаки-майоры и отцы-командиры — выпускники элитного Вест-Пойнта; капитаны, летавшие наравне с уоррентами, и капитаны, приписывавшие себе лётные часы, сидя в штабе; пилоты, явно и откровенно трусившие в бою, и, сбежавшие со штабной работы, до того уже повоевав на Тихом океане и в Корее; спивающийся сержант и полковник, уволенный по сокращению, но вернувшиеся на сержансткую должность; рядовой, мечтающий о карьере гангстера после войны, уверенный, что полученные навыки ему ещё пригодятся, и темнокожий боец, уже потерявший на этой войне двух братьев, но остающийся в зоне боевых действий, аргументируя это сакраментальными словами: «Если не я, то кто же?»
Здесь я не перечислил и малой доли участников развернувшейся на территории Вьетнама грандиозной бойни, один из недолгих, но важных эпизодов которой представлен нам с точки зрения Мейсона. Однако оценки и комментарии происходящему на страницах книги принадлежат — я уверен — далеко не юному двадцатилетнему пилоту, но человеку, двадцать лет переваривавшему такой своеобразный опыт. В чём Дивов прав на все сто в своей оценке книги, так это в том, что «…Эпилог ее в чем-то страшнее, чем все боевые эпизоды». Мейсон крайне жёстко оценивает то, как изменила его эта война, как она корёжила его и его боевых товарищей. То, что поначалу выглядит как лёгкая самоирония, постепенно превращается в натуральную и пугающую откровенностью исповедь. Я, например, ни за что не смог бы поведать посторонним подобное тому, что пишет о себе Роберт Мейсон – это даже не вуайеризм, он едва ли не хирургически препарирует себя на наших глазах. И та ярость, истовость, с которой он это делает, что и как он пишет, придаёт написанному жутковатую достоверность. Наверное, именно она привлекает читателей даже в большей степени, чем подробное описание хода военных действий на территории Южного Вьетнама в сентябре 1965 — марте 1966 года…[3]
Поражает также сходство в отношении оценок происходившего, звучащих от многих наших соотечественников, поучаствовавших в бесчисленных стычках двух супердержав в ходе Холодной войны...
В прикреплённом файле – «Цыпленок и ястреб» Роберта Мейсона в переводе Андрея Ламтюгова (ахтунг! траффик: 9 Мб). В тексте я слегка «поковырялся», кое-где подкорректировав стиль и заменив по ходу чтения:
«шапку» на «кепи» – официальное название головного убора в повседневной форме одежды американских военных (при слове «шапка» у меня немедленно возникают ассоциации с одной лишь шапкой-ушанкой, которая, применительно к климатическим условиям Вьетнама, выглядит анекдотично);
«съемные модули, размером в подвижный дом» на «сменные модули – стандартные контейнеры, размером с жилой вагончик автотрейлера»;
тюрксий «аркан» на американское «лассо»;
«кнопку переговорного устройства» на «тангенту» – название переключателя режима приём-передача в связной аппаратуре;
«жировой карандаш» на «стеклограф» – закрепившееся в русском языке название карандаша с грифелем на восковой основе, которым можно писать на скользкой поверхности;
«долину Бонсон» на «долину Бонг Сон» – безотносительно традиций перевода на русский вьетнамской топонимики, просто, чтобы избежать некоторой «англоязычности», появившейся в названии;
«мичмана» на «младшего лейтенанта» – именно такому званию соответствует «энзин» или «энсайн» (ensine) американского флота, а «мичман» ближе к «воррент-офицеру»;
и ещё кое-что – по мелочи[4].
Не самый удобный формат Word моего варианта компенсируется активными ссылками на примечания и бонусом в виде более чем сотни фотографий. Я потратил пару дней вставляя их в текст, предварительно натаскав с сайта писателя – с его собственными комментариями (в непрофессиональном переводе вашего покорного слуги). Есть ещё несколько других снимков по теме, показавшихся мне уместными – отовсюду по чуть-чуть. Большинство изображений при растяжении дают большее разрешение, отсюда и неприлично большой объём файла. Назойливо рекомендую читать "с картинками" — совсем другие ощущения, чем смотреть потом.
А напоследок ещё раз процитирую Дивова: «Так что скажем Андрею Ламтюгову спасибо, а лучше Большое Спасибо — и будем читать», – присоединяю к его голосу свои слова Искренней Благодарности и тоже желаю всем приятного чтения.
Предупреждение: у кого предпочтения в чтении сходны моим, но есть и аналогичные проблемы, категорически не рекомендую начинать книгу вечером – очередная бессонная ночь вам обеспечена.
P.S. Коллеги, если вас привлекла эта работа переводчика, поддержите Ламтюгова комментариями и оценками на СИ, а то у человека самооценка упала ниже плинтуса. Просто кризис какой-то. А он к этому вопросу слишком трепетно относится – знаете ведь, какая тонкая душевная организация у творческих личностей…
Примечания:
[1] Конечно, есть ведь ещё и Бэтмен, так и оставшийся непереведённым – по-русски Человек-Летучая Мышь выглядит крайне громоздко, но это уже такой всемирный бренд, что перевод ему и не нужен. В принципе, «Чикенхок» тоже было бы неплохо – соответствующим пояснением в примечаниях переводчика, но маловероятно, что такое название привлечёт нашего читателя, пока роман «не раскручен».
[2] Впрочем, нечто подобное имело место, но только четверть века спустя после описываемых событий. Тогда на месте боёв в зоне высадки «X-Ray» встретились бывший командир 1-го батальона 7-го полка 1-й кавалерийской (аэромобильной) дивизии генерал-полковник в отставке Гарольд «Хэл» Мур и бывший командир 66-го полка Народной армии Вьетнама (армии Северного Вьетнама) генерал-полковник в отставке Нгуен Хью Ан. Насколько я понял, до братания дело у них не дошло, но отношение друг к другу было более чем уважительным.
[3] А вот крайне низкий уровень подготовки американских вертолётчиков, отправленных в зону боевых действий сразу по выпуску из училища, действительно, немало удивил. 80% налёта — «вслепую», по приборам. Это, конечно, неплохо, но при этом — ни малейшего опыта полёта в сомкнутом строю, при том, что такая тактика была основной, в соответствии с принятой для Вьетнама концепцией. Учились под огнём, что гораздо ближе к многократно раскритикованной советской традиции времён Второй мировой войны.
[4] Очень меня подмывало ещё и заменить везде «роту Б» на «роту «Браво» – как раз тот случай, когда в практике переводов и восприятии большинства читателей-зрителей давно уже сформировалось устойчивое, спокойное отношение к этому и понимание существующей традиции обозначения подразделений батальона в американской военной терминологии. Но не стал. А то ещё подумают, что в соавторы набиваюсь…
До настоящего времени все мои знания по миру «Этногенеза» ограничивались лишь возмущением Николая Горькавого в адрес первой «Маруси» – как я понимаю, вполне заслуженным – да ещё отличной обзорной рецензией коллеги ismagil. По большому счёту. Ибо регулярно-периодические... назовём это — обсуждения — в «уютненьких» и на форумах не в счёт. В силу их низкой информативности, повышенной экспрессивности участников, всепобеждающего офф-топа и т.п.
О непосредственном личном знакомстве с данным проектом в ближайшей перспективе и речи не было – как-то особо не тянуло. Но вчера произошло довольно неожиданное и стремительное совпадение сразу нескольких обстоятельств, приведшее к тому, что в мою «читалку» оказался загружен «Рим. Последний легат» Шимуна Врочека…
Трогать сюжет романа мы пока не будем — всё только начинается, перед нами одна лишь завязка (см. классификатор произведения с изря-а-адным спойлером). Давайте сосредоточимся на общих впечатлениях.
И самое первое, что приходит на ум, это слово «сценарий». Но не от слова «сцена». Никакой камерности, статичности. Действие разворачивается явно не на театральных подмостках. Здесь этот термин связан исключительно с экраном и кинематоргафом. Картинка, возникающая перед глазами при чтении, дышит динамизмом экшена – короткие эпизоды, резкая и быстрая смена планов, персонажей, места действия. Не в последнюю очередь такому ощущению способствует и фирменный авторский стиль Врочека, его лаконичный[1], но сочный «рублено-рваный» слог.
Второе впечатление кинематографичность текста только подчёркивает. Использование современного просторечного жаргона, молодежного сленга, стандартизованных — до клише — выражений применительно к миру Pax Romana – интересное ощущение. И сразу вспоминается, где я впервые столкнулся с таким приёмом – эдакий «Планкетт и Маклейн» в декорациях «Гладиатора». Осторожно пробуем на вкус: не перебрал ли автор? Вроде нет. Скорее наоборот, новая встреча кажется приятной. Возникает ощущение сопричастности происходящему, психологической близости персонажей. Постепенно эти впечатления закрепляются и начинают доминировать…
А третье не имеет чёткой привязки единственно к киноискусству, но относится к общекультурному багажу и эрудиции читателя. По тексту рассыпан целый ворох явных и скрытых цитат, отсылок и маркеров-маячков – от мировой классики до соцреализма и масскульта. От «Распни его! Распни!», «Над всей Германией безоблачное небо» до «Врешь, не уйдешь!» и «Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?!». Ну, а мимо такого Александрийского маяка не моргнув глазом пройдёт только очень далёкий от русской литературы (в смысле – недалёкий) человек: «В синем плаще с белым подбоем, шаркающей от бессонной ночи походкой, ранним утром четвертого дня до начала августовских календ в закрытый сад своего дома на Палатинском холме выхожу я…» – и – «Чтобы доказать, насколько смертен бывает человек. Внезапно смертен…»
Да, уж… Я осторожно отношусь к современной традиции к месту и не к месту использовать модное слово «постомодернизм» – ибо безобразно слаб в теории вопроса – но если что-то такое эдакое в этом есть, то претензия нехилая. А не замахнуться ли нам на Михаила нашего, Афанасьевича? Ох! Поаккуратнее, а то один тут тоже «белый плащ с кровавым подбоем»у себя воткнул, так ему потом так навтыкали, шерсть-на-носу…
Мне не настолько хорошо знакома та историческая эпоха, чтобы оценивать достоверность литературного мира «Последнего легата» с точки зрения реалий повседневной жизни в Римской империи, правил построения нецензурных выражений в древнегерманских наречиях или особенностей климата Центральной Европы в начале первого тысячелетия нашей эры. Но пока всё прочитанное выглядит чертовски настоящим («Писать нужно либо о том, что…» (с)). С одной стороны, откуда бы у писателя без соответствующего образования глубокие познания в этой области? С другой – вроде, и на флоте тоже не служил, но в «Высоком прыжке» всё очень по делу получилось. Правда, морская часть в «Метро 2033: Питер» этот эффект сильно смазала. Так что тут и так, и этак может повернуться, однако учтём, что Врочек римской темой явно и раньше интересовался.
Поскольку уже известно, что со второй из трёх книг «Рима» мы встретимся не раньше декабря, читателей, знакомых с творчеством автора и попавшихся на крючок его нынешней сюжетной интриги, мучают только два вопроса. И это отнюдь не разгадки тщательно поддерживаемой, но не особо-то и глубокой детективной составляющей – все уважающие себя люди давно поняли, что «убийца – во-о-он тот дворник». В первую очередь, хочется знать, кого из многочисленных персонажей (кроме, разумеется, Марка Крысобоя) автор оставит в живых – хотя бы в общем и целом – к финалу повествования. А во-вторых – last but not least – не окажется ли этот финал разочаровывающее-обидно «слит».
А то ведь были прецеденты, знаете ли…
Оценка: 8
Примечания:
[1] Ох, как хотелось написать «лапидарный». Не сочтите за умничанье — здесь этот эпитет подходит больше. Во всех возможных смыслах – от происхождения до способов и случаев применения. Однако, «лаконичный, но сочный» — звучит ярче.
[2] Хотя, одну "блоху" я всё-таки вроде бы поймал – казнённый германец не мог оказаться в Вальхалле, где пируют с Одином лишь воины, павшие в бою. Впрочем, при желании всё можно списать на трудности перевода.
Неожиданно для себя я заделался тут кем-то вроде доморощенного специалиста по мирам братьев. Но именно благодаря этому случайно появилась возможность познакомиться с небольшим рассказом «Девять тысяч сто семь» Владимира Аренева.
Золотой шар всё-таки выполнил знаменитое желание Рэдрика Шухарта, что по прошествии лет привело к неожиданным последствиям. А вот, проявившийся уже на следующий день побочный эффект, в корне изменил всю жизнь сталкера…
Хоть и говорят, что хорошее дело фанфиком не назовут, читалось легко, я не испытывал при этом ни раздражения, ни скуки. Более того, появился азарт, желание поскорее узнать – чем всё закончится. И финал не разочаровал провалом, хотя часто бывает наоборот.
В целом, встреча со знакомыми персонажами оказалась приятной, хотя идея не поразила какой-то экстраординарностью – известно ведь, что от Зоны можно ожидать всего («даже стульев» (с)))).
А вот то, что рассказ вышел в сборнике украинской фантастики, а не в проекте «Время учеников» Черткова меня удивило. Как поясняет сам автор, «…Он сколько-то лет висел как туманная задумка (от которой мало что в тексте осталось)… Потом пришло ощущение: надо делать, — сел и сделал. По итогам предложил Черткову… ему понравилось, однако книжек больше не было… организаторы конкурса Камши хотели послать рассказ в «ЭКСМО» («Перумов отметил!»)… я выкрутился, предложив им на замену рассказ про мир победившей чуковщины, а эта вот вещичка была напечатана здесь… Так что никакой политики, а просто бестолковые обстоятельства».
На мой взгляд, в итоге вышло всё как нельзя лучше. Возвращаясь к собственным впечатлениям от чтения многочисленных работ по мирам АБС, как-то сразу вспомнилось, что гораздо более позитивно воспринимались те вещи, которые также по тем или иным причинам в сборники Черткова не вошли и издавались отдельно. Возможно, при чтении толстого тома, состоящего из произведений, на разные лады перепевающих одни и те же темы, рассматривающих под иным углом знакомые сюжеты и выворачивающих их наизнанку, появляется стойкое ощущение, что ты переел сладкого.
А вот так, на аперитив – или на десерт, кому как больше нравится – почему бы и нет? Даже очень хорошо.
Ну-с, а давайте теперь поговорим о плагиате. Как говорится, а пуркуа бы и не па? Популярная тема, животрепещущая. А явление довольно неоднозначное.
Когда я впервые лично столкнулся с ним, то и слова-то такого тогда ещё не знал. Просто взял в библиотеке книжку «про шпионов» – повесть «Второй раунд» – и начал запоем поглощать подробности и нюансы противостояния двух разведок, пока не испытал непередаваемое чувство «дежа-вю»
(справедливости ради, этот термин тоже был мне ещё не знаком – до одноимённого фильма Юлиуша Махульского, но сейчас не об этом). А надо сказать, что чтение такого рода очень я тогда уважал – как и всякий нормальный мальчишка – и всего за пару месяцев до этого был прочитан мной роман «Над Тиссой».
Книга оказалась под рукой, и сравнение двух эпизодов допросов неопровержимо свидетельствовало об удивительном сходстве текстов. Судите сами:
Дальше всё по классике: «крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха…» Папа хмыкнул, покрутил головой и, как мог, растолковал, что плагиат — плохо, и в общих словах — суть явления. Тогда-то я и услышал впервые это слово…
Во второй раз я увидел в книге одного писателя текст, знакомый по произведению другого автора в 1992 году. В «Роман-газете» напечатали так и оставшийся незаконченным роман Пикуля «Барбаросса». Целый страничный разворот журнала увеличенного формата слово в слово совпадал с описанием хода военных действий в Северной Африке из многотомной «Второй Мировой войны», принесшей нобелевку по литературе экс-премьеру Великобритании.
Надо сказать, что к тому времени особых иллюзий в отношении творчества Валентина Саввича я уже давно не питал. Ещё в нахимовском в ответ на наши попытки восхищаться творчеством популярного советского романиста вставали на дыбы преподаватели сразу трёх кафедр – русского языка-литературы, истории и военно-морской подготовки.
О-о-о, какие в то время у нас были учителя! Назову только наиболее ярких и экстравагантных из них, тех, что сразу приходят на память: географичку – лётчицу из полка «ночных ведьм», и историка – абсолютно косоглазого, с грушевидной фигурой мужчину чуть старше тридцати, «в статском», с колодкой ордена Красной Звезды на лацкане пиджака, судя по некоторым его оговоркам, побывавшего в нескольких капстранах. И учили они нас туго. Достаточно сказать, что отчисленные по неуспеваемости, возвратившись в родные школы, становились хорошистами и даже отличниками. Да и сейчас, как я понял, не самые худшие кадры туда стараются подбирать. Вот, например, обладатель премии «Нацбест», финалист «Большой книги»…
Впрочем, я опять отвлёкся.
Так вот, основные положения критики были мне на тот момент уже хорошо известны. Слова учителей подтверждались многочисленными статьями в печатных изданиях. Писатель, поначалу пробовавший себя в современной маринистике и написавший в самом начале своей карьеры один лишь слабенький «Океанский патруль», неожиданно резко сменил жанр и взорвал советский литературный мир целым созвездием ярких исторических романов на абсолютно неизвестном широкому читателю материале. Вот относительно этого материала слово «плагиат» и звучало чаще всего. Интернета тогда не было, приходилось всецело доверяться словам критиков, потому что проверить всё самому было довольно сложно, но, как видите, можно.
Впрочем, в последнее время я всё чаще сталкиваюсь с подобными случаями (см., например, примечание 4здесь, или примечание 1здесь), но теперь вроде как даже вопрос о плагиате не во всех случаях ставится (см. здесь) – дело-то, как говорится, житейское. Если назвать это обтекаемо, получится что-то вроде «компиляция обширного цитирования с собственным литературным творчеством».
Однако не только это я имел в виду, написав в самом начале о неоднозначном отношении к подобным вещам.
Увлечение Пикулем у меня быстро прошло в пользу тех первоисточников, из которых производилось «обширное цитирование». Но детонатором, спровоцировавшим нешуточный интерес к ним, были именно романы Валентина Саввича. Не уверен, как долго бы я шёл к прочтению «Крейсера «Улисс», «К расплате», многочисленных мемуаров и монографий, если бы до этого не было у меня «Моонзунда», «Реквиема каравану PQ-17», «Крейсеров», «Трёх возрастов Окини-Сан», etc. Да и сам выбор профессии во многом определялся ими…
Много лет Интернет полнится обсуждениями, где сталкиваются полярные мнения. Претензии, предъявляемые к Пикулю в основном те же, что звучали и звучат в отношении другого великого романиста – Александра Дюма-отца. Да, во многом можно упрекнуть нашего автора, но я, пожалуй, присоединюсь к тем людям, кто с уважением относился к его работе. Там неплохая компания собралась – братья Стругацкие, Виктор Конецкий, Михаил Веллер.
В том далёком 1992-м, когда я удивлённо качал головой, сверяя два текста, мне как-то сразу вспомнился фантастический рассказ, прочитанный в одном из наших сборников, и, который с тех пор я всегда вспоминаю, когда речь заходит о Пикуле.
В далёком будущем некий популярный журналист добивается аудиенции у очень старого, известного на весь мир писателя, который живёт затворником и не даёт интервью. Журналист предвкушает убойный материал — он накопал, что писатель, оказывается, перепечатывает под своим именем книги, популярные в 20-м веке, но давно и надёжно забытые. Писатель, признавая справедливость обвинений, воспринимает их совершенно спокойно. Больше того, поскольку он умирает от неизлечимой болезни, то хочет, чтобы именно его интервьюер продолжил это неблагодарное, но нужное дело. Это не должно будет ни у кого вызвать удивления — у журналиста уже есть несколько публикаций на исторические темы...
Благодаря коллегам с «Фантлаба» теперь я знаю, что это был рассказ «И деревья, как всадники…» Георгия Шаха.
В финале Сойерс, как звали журналиста, уходит, решительно отказавшись: «Лучше буду писать средненькое, но своё», – и лишает миллиарды жителей Земли возможности познакомиться с произведениями, отчего-то не вошедшими в официальный золотой фонд земной литературы. Очень высоконравственное такое решение. По-пионерски прямое и простое. Подозреваю, другую концовку тогда просто не пропустили бы в печать.
Вряд ли Валентин Саввич читал рассказ Шаха, но и он свой выбор сделал. И, в отличие от персонажа «И деревья, как всадники…» – не под давлением авторитета, а пришёл к нему осознанно, самостоятельно. И я не вправе его за это винить, как и тысячи других советских и российских моряков, высоко оценивших всё сделанное писателем для флота – названные его именем улицы в приморских городах, корабли и суда, говорят сами за себя…
Что вы можете сказать об Исландии? Конечно, проще всего погуглить...
Исландия – государство на одноименном острове в северной части Атлантического океана. От Гренландии она отделена Датским проливом, на севере её берега омывает Гренландское море, на востоке – Норвежское. Неслабый такой «островок» площадью больше ста тысяч квадратных километров – один из самых больших в мире...
Хорошая штука — интернет.
А если без его помощи, то, пока в прошлом году вулкан с названием, заставившим помучаться дикторов новостных каналов, не накрыл шапкой пепла чуть ли не половину Европы, большинство наших соотечественников мало что конкретного с ходу могли бы сказать об этой стране. Народ постарше вспомнил бы, что в 1986 году там, на нейтральной, так сказать, территории встречались президент Рейган и генсек Горбачёв. А кто помоложе, может быть, слышал песню группы «Маша и медведи», основным содержанием которой было многократно повторяющееся рефреном название исландской столицы: «Рейкьявик, Рейкьявик…»
В силу определённых профессиональных наклонностей я могу порассказать об этой стране чуть больше, и не только о её географическом положении и навигационно-гидрографических особенностях омывающих вод, но и об исторических, скажем так, нюансах кое-что слышал.
А тут намедни смотрел я американский телесериал «Тихоокеанский фронт» (Pacific), спродюсированный Спилбергом и Томом Хэнксом. Если в нескольких словах дать характеристику картине, достаточно сказать, что назвать её можно «Спасти рядового Райана ещё раз», если бы это название давно и прочно не закрепилось за вышедшей всего через год «Тонкой красной линией» (The Thin Red Line) Терренса Малика…
Впрочем, я несколько отвлёкся.
В общем и целом, сериал пришёлся мне весьма по вкусу. Вот только уже в самой первой серии в одной из сцен узрел я на стене карту мира с обстановкой по состоянию на начало 1942 года. Впечатлило. Мало того, что юг Сахалина на ней был неяпонский, но и объект нашего сегодняшнего разговора отчего-то оказался украшен солидных размеров нацистской свастикой.
Хмыкнув про себя: «Ох уж эти янки!..» – я спокойно досмотрел всё до конца. А буквально через пару дней решил восполнить пробел в кругозоре и попытался посмотреть ещё и «Бесславных ублюдков» Тарантино. Ниасилил. Но досмотрел до сцены в ставке Гитлера, где зрителям продемонстрировали ещё одну карту сходного содержания. Так сказать, «взгляд с той стороны».
Здесь остров обошли стороной свастики, густо натыканные по территориям остальных владений Германии. Однако, использованный и там, и там ярко-красный цвет однозначно свидетельствует – Квентин и его исторические консультанты абсолютно уверены, что Исландия находилась во власти белокурой бестии и сумрачного тевтонского гения. Блицкриг, холокост, etc – прилагаются в комплекте.
Эти картинки раздражают, царапая взгляд, как песчинка в глазу, потому как на самом деле, по крайней мере – в этой реальности, дело было чуточку не так. Да какое там – чуточку! Всё обстояло с точностью до наоборот.
После оккупации Франции Исландия сразу превратилась в один из ключевых пунктов битвы за Атлантику. Владея островом, Германия могла бы использовать для базирования своих авиации и флота одновременно и его территорию, и французскую, при этом в зоне досягаемости оказывалась вся северная часть океана. Чем фактически был бы подписан смертный приговор Великобритании, метрополия которой на протяжении всей войны всецело зависела от поставок по морю.
С первых дней войны английская разведка не упускала из виду обстановку на острове. В начале войны Великобритания ввела строгий экспортный контроль на исландские товары, перекрыв прибыльные поставки в Германию в рамках своей военно-морской блокады. Когда в апреле 1940 года вооруженные силы Германии стремительно вторглись в Норвегию и Данию, беспокойство военно-политического руководства Великобритании достигло предела. Считалось, что следующим объектом нападения будет именно Исландия.
Добиваясь сотрудничества, в тот же день Лондон направил послание правительству Исландии, в котором говорилось, что Великобритания готова помочь Исландии для сохранения ее независимости в статусе «воюющего и союзника», но для этого им нужны объекты в Исландии. Но Рейкьявик отклонил это предложение и подтвердил свой нейтралитет.
К этому времени было достоверно известно, что резервные экипажи немецких подводных лодок уже живут на острове как добрые гости местного населения. Немедленно решили упредить немцев.
12 апреля в результате операции «Валентин» англичане захватили Фарерские острова. Вслед за этим было задумано совершить стремительный рейд на Рейкьявик на крейсере «Бервик», арестовав там, во-первых – немецкого консула, во-вторых – членов экипажей подводных лодок.
Подготовка операции под условным наименованием "Вилка" (Operation Fork) началась 4 мая 1940 года и заняла всего три дня. Уже 6 мая Уинстон Черчилль представил план военному кабинету. Он утверждал, что если продолжать переговоры с исландским правительством, немцы могут узнать о них и начнут первыми. Более надежное и более эффективное решение состояло в том, чтобы безотлагательно ввести свои войска в Исландию и поставить исландское правительство перед свершившимся фактом. Военный кабинет одобрил план.
Экспедиция была организована поспешно и беспорядочно. Большую часть оперативного планирования провели в пути. Войска снабдили всего несколькими картами, большинство из которых были плохого качества, причем одну из них вообще чертили по памяти. В экспедиции не было никого, кто бы свободно владел исландским языком.
Тем не менее, 8 мая «Бервик» вышел в море со сводным отрядом из 746 британских королевских морских пехотинцев под командованием полковника Роберта Стёрджеса на борту. С моря их прикрывал второй крейсер — "Глазго". Противолодочное охранение обеспечивали эсминцы "Фиерлесс" и "Форчун". Крупные силы решили не привлекать, чтобы минимизировать дипломатические осложнения. А выделенных сил должно было вполне хватить с учетом того, что собственных вооруженных сил Исландия не имела, насчитывалось лишь около сотни полицейских. Английский генеральный консул Шепперд заверил — никакого сопротивления оказано не будет.
Внезапность была утеряна из-за шума винтов гидросамолета, стартовавшего с «Бервика» перед высадкой группы в Рейкьявике, но отреагировать исландцы не успели. В пункте высадки группу морпехов встретил Шепперд и они приступили к делу. Один взвод подошел к дому генерального консула Германии в Исландии Герлаха. Тот, увидев из окна спальни англичан в военной форме под дверями своего дома, начал по-немецки кричать из окна что-то о дипломатическом иммунитете и международном праве, но, в конце концов, смирился, заявил, что подчиняется грубой силе, открыл дверь и сдался. Пока это происходило, не потерявшая самообладания жена дипломата с помощью детей жгла в ванной комнате на верхнем этаже здания дипломатические шифры и другие секретные документы.
Не встречая сопротивления, войска быстро разъехались по острову, используя реквизированный у местных транспорт — в Хвале-фьорд, Калдадарнес, Санскейд и Акранес, где были посадочные площадки, на которые немцы теоретически могли перебросить силы для контратаки — как это было сделано с большим успехом в их норвежской кампании.
Но со второй задачей поначалу возникали проблемы. Немецкие подводники щедро платили за постой и смогли установить дружеские отношения с семьями рыбаков, а те в свою очередь соблюдали правила гостеприимства. Кроме того исландцы, среди которых были сильны прогерманские настроения и было немало лиц немецкого происхождения, сильно сомневались, что у англичан хватит сил воспрепятствовать захвату острова, если такое решение будет принято Гитлером. «Почему вы не помогаете голландцам, вместо того чтобы беспокоить нас?» — вопросом отвечали местные жители на вопрос о местонахождении немцев.
Проблему удалось решить, применив излюбленный колонизаторский метод – щедрые подарки в виде шелковых чулок, парфюмерных изделий, шоколадных наборов и других предметов роскоши (деньги на которые ассигновала военно-морская разведка Великобритании) быстро подействовали на местных жителей и вскоре все немецкие подводники оказались за решёткой.
С этого времени и на протяжении всей войны на территории Исландии создавалась и расширялась обширная военная инфраструктура, использовавшаяся авиацией и кораблями союзников для борьбы с подводными лодками и надводными рейдерами немцев, действовавшими на Атлантике. Удобные закрытые фьорды острова стали перевалочной базой для конвоев, идущих в Англию, и для формирования тех, что направлялись в Советский союз.
Поскольку на других фронтах Второй мировой англичане долгое время успехами похвастаться не могли, эту операцию вполне можно было бы презентовать широкой публике в качестве «небольшой победоносной войны», если бы не одна ма-а-аленькая дипломатическая проблема. Дело в том, что в то время Исландия юридически находилась в унии с Данией (оккупированной Германией в апреле 1940 года), формально числилась абсолютно независимой и совершенно нейтральной страной.
В этой связи для урегулирования международно-правовых вопросов на «Беруину» даже был откомандирован профессиональный юрист – офицер добровольного резерва ВМС, специально для этой операции призванный на действительную службу и переодетый в военную форму. Но помощь его не понадобилась – по «счастливому» совпадению обстоятельств, высадка была произведена в 05:00 по Гринвичу 10 мая 1940 года – тогда же, когда без объявления войны началось открытое вторжение Германии в Голландию и Бельгию, что значительно облегчило в дальнейшем работу английским дипломатам и юристам. Этот факт делал бессмысленными перед мировым сообществом любые последующие демарши Берлина.
Вот только о немецких «заслугах» нам уже все уши прожужжали, а про англичан – молчок. Из-за означенного международно-правового казуса их исландская победа никогда особо не афишировалась [1]. Может поэтому о ней плохо знают и в Америке? Но ведь ещё в июле 1941 года английские оккупационные войска на острове были заменены подразделениями морской пехоты США. Обратите внимание: до нападения на Пёрл-Харбор и официального вступления Соединенных Штатов Америки во Вторую мировую войну остаётся ещё почти полгода, а их вооруженные силы уже оказывают прямую поддержку союзникам, находясь на территории независимого государства, аннексированного одной из воюющих стран. И при этом у них в это же время чуть ли не до драк доходит на слушаниях Конгресса по вопросу о нарушении нейтралитета поставками по «ленд-лизу». Странные люди, честное слово. Странные, чтобы не сказать больше (с)…
Такого туману напустили, что сами и запутались. Поневоле вспомнишь шедевральные слова из сочинения по истории одного американского школьника:
цитата
Япония разбомбила Перл-Харбор, главную военно-морскую базу на юге Калифорнии. Германия напала на Польшу, Франция напала на Бельгию, а Россия напала на всех.
Где тут, к морским чертям, место для Исландии!!!
А может здесь каким-то образом нашли отражение дальнейшие события?
Всего через несколько дней после высадки союзников в Нормандии Исландия спешно и в одностороннем порядке расторгла унию с пока ещё оккупированной Данией, провозгласив себя независимой республикой. А после окончания второй мировой войны она отказалась от политики нейтралитета и в 1949 году, наряду с одиннадцатью другими государствами, подписала договор об образовании блока НАТО.
В годы противостояния с Советским союзом Исландии отводилась значительное место в планах альянса – практически аналогично тому, как это было в годы Второй мировой войны. Долгое время руководство страны во внешней политике полностью ориентировалось на союзников по НАТО, особенно – США, сохраняя особую точку зрения лишь по ряду вопросов, затрагивающих его региональные интересы.
При подписании Североатлантической хартии правительство Исландии выдвигало два основных требования: отказ от содержания собственных вооруженных сил и отказ от размещения на ее территории подразделений иностранных вооруженных сил в мирное время. Однако в 1951 году международная обстановка осложнилась и Исландия заключила с США договор об обороне, в соответствии с которым правительство США брало на себя обязательство оборонять остров от внешней агрессии в обмен на обязательства обеспечения условий для этого (то есть, в основном – предоставлять США территорию для размещения войск). Долгое время существующее положение устраивало обоих союзников, однако в последующие годы в Исландии неоднократно и всё более настойчиво поднимался вопрос о создании национальных вооруженных сил.
С середины 90-х сместились приоритеты в международной политике, начались трудности с финансированием и администрация США практически в одностороннем порядке принялась быстро сокращать своё военное присутствие в Исландии. В свете кризиса в американо-исландских отношениях в области обороны, в умах островитян окончательно оформилась идея создания национальных вооруженных сил.
Вообще-то, к этому времени в Исландии уже достаточно давно сформировался в целом негативный образ американского военного – отнюдь не как защитника и союзника, а в чём-то сродни оккупанту.
Вот красноречивый пример. По рассказам коллег, в Исландии нет тюрем, и все нарушители закона приговариваются, как правило, к небольшим срокам заключения, а отбывают их в мягкой форме домашнего ареста с правом периодического выхода в город под контролем местной полиции. В 2002 году у них было всего два настоящих заключённых, осуждённых на продолжительные сроки: один – за финансовые аферы, другой – за двойное убийство, когда, вернувшись домой, он застал свою жену в постели с американским летчиком с соседней авиабазы. Медицинская экспертиза признала его полностью вменяемым на момент совершения преступления.
По поводу этих двоих в стране регулярно проводились акции протеста с требованиями ужесточить наказание первому заключенному (как же – ведь он наши деньги воровал, гад!!!), а второго – отпустить на поруки.
В общем, прошло каких-то семьдесят лет после описываемых событий, почти полностью и исключительно благодаря «благотворному влиянию» Америки Исландия наконец-то заимела собственную армию — даже не смотря на кризис, сильно встряхнувший экономику страны. Сами США сохраняют в Исландии небольшой воинский контингент, но, кажется, совершенно перестали относиться к островитянам всерьёз, что и демонстрируют их фильмы о войне.
Вот таким вот образом.
Примечания:
[1] Абсолютно аналогичная ситуация с оккупацией Ирана осенью 1941 года Англией и Советским союзом – этот эпизод Второй мировой не особо афишируется. Многие ли о нём знают?
Источники:
1. В.С. Антонов, И.Г. Атаманенко и др. "100 великих операций спецслужб"