Ежи Жимовский/Jerzy Rzymowski обращает внимание читателей журнала на научно-популярную книгу известного британского популяризатора науки Майкла Хэнлона «Наука и выдумка в “Автостопом через Галактику”» (Michael Hanlon «Nauka I fikcja w “Autostopem przez Gałaktykę”. Tłum. Jacek Bieroń. “Zysk I S-ka”, 2007);
Пшемыслав Романьский/Przemysław Romański сообщает об издании свежего horror-а американского писателя Стивена Кинга «Мобильник» (Stephen King “Komórka”. Tłum. Zbigniew A. Królicki. “Albatros”, 2007);
Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz весьма невысоко оценивает роман американских писателей Дэвида Вебера и Стива Уайта «На мертвой земле» (David Weber, Steve White “W martwym terenie” – это “In Death Ground”, 1997. “Rebis”, 2006); это роман для нишевого читателя, которому ничего кроме стрелялок не нужно, написанный ради заработка;
Якуб Винярский/Jakub Winarski с удовольствием представляет читателям журнала сборник рассказов с главным героем шляхтичем Яцеком Дыдыньским польского писателя Яцека Комуды «Черная сабля» (Jacek Komuda “Czarna szabla”. “Fabryka Słów”, 2007);
Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska в общем хвалит очередной роман из цикла «Дозоры» российского писателя Сергея Лукьяненко «Сумеречный дозор» (Siergiej Łukjanienko “Patrol Zmroku”. Tłum. Ewa Skórska. “MAG”, 2007) – это «неглупая история развлекательного характера, хоть и не без недостатков: описана горсточка сермяжных действий магии и тот факт, что герой слишком уж часто дает волю чувствам, в результате чего читатели могут почувствовать себя оглушенными восклицательными знаками»;
Агнешка Хаска/Agnieszka Haska называет дебютный роман польской писательницы Александры Януш «Дом восходящего солнца» (Aleksandra Janusz “Dom Wschodziącego Słońca”. “Runa”, 2006) «интересным слепком различных влияний, клише, мифологий и поп-культурных аллюзий <…> можно найти сюжетные элементы, коррелирующие с RPG, аниме, комиксом, фильмами о супергероях и американских подростках, и все это приправлено шаманизмом, греческой мифологией и киберпанком… Результат интересный, но не сенсационный»;
Войцех Хмеляж/Wojciech Chmielarz находит не удавшимся роман польского писателя Бартоша Грыковского «Пятый ангел» (Bartosz Grykowski “Piąty Anioł”. “superNOWA”, 2007); несмотря на явное подобие, эта книга все же не «Имя Розы», а Грыковский не Умберто Эко;
Ежи Стахович/Jerzy Stachowicz хвалит действительно замечательный авторский сборник короткой прозы американского писателя Джорджа Р.Р. Мартина «Ретроспектива», т. 1 (George R.R. Martin “Retrospektywa”, t. 1. “Zysk I S-ka”, 2007);
Иоанна Кулаковская/Joanna Kułakowska привлекает внимание читателей журнала к роману американского писателя Джо Холдемана «Вечная война» (Joe Haldeman “Wieczna wojna”. Tłum. Zbigniew A. Królicki. “Solaris”, 2007); «многие читатели помнят эту историю благодаря комиксу авторства МАРВАНО и Холдемана, а теперь подворачивается оказия прочитать литературный “исходник” и стоит ею воспользоваться»;
Павел Матушек/Paweł Matuszek листает книги сербского писателя Милорада Павича «Семь главных грехов» и «Другое тело» (Milorad Pawić “Siedem grzechów głównych”; “Drugie ciało”. Tłum. Danuta Cirilić-Straszyńska. “tCHu”, 2007); «в обеих книгах Павич демонстрирует замечательную эрудицию, необыкновенную фантазию и фантастический стиль» (стр. 66–68).
16. В рубрике «Felieton» напечатана статья “Jak nię zrobić listonosza/Как не сделаться почтальоном”, в которой Ярослав Гжендович/Jarosław Grzędowicz обыгрывает американское сленговое (или близкое к сленговому) выражение – going postal. Так говорят про человека, который вдруг ни с того ни с сего хватает оружие и начинает стрелять во всех, кто ему попадается на дороге. При чем здесь почтальон – никто уже и знать не знает. Ну так вот — времена сейчас такие, что того и гляди станешь этим самым почтальоном. И что надо делать (и чего не делать), чтобы им не стать? (стр. 77).
17. И в этой же рубрике “Felieton” Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski в статье “Wielkie spiracenie/Великое опиратение” пытается разобраться с тем, что представляет собой пиратство (нелегальное скачивание и просмотр фильмов, пользование неавторизованными компьютерными программами, опять же дармовое скачивание музыки и т.д.) и как с ним бороться. Или точнее – стоит ли с ним бороться? Ибо даже при победе запрещающей стороны найдется выход – ее алчность обязательно уравновесится скаредностью другой стороны (стр. 78).
18. В списках бестселлеров за декабрь 2006 года из книг польских авторов находится книга “Lux perpetua” Анджея Сапковского, а из книг российских авторов “Fantastyka” Бориса Акунина (стр. 79).
14.2. Рецензия Павла Дептуха/Paweł Deptuch называется:
ВЕЛИКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ СЕНОБИТОВ
(Wielki powrót cenobitów)
Hellraiser родился в воображении Клайва Баркера и в 1986 году дебютировал в повести «Возвращение из ада» (“The Hellbound Heart”). Спустя год книга была перенесена на киноэкраны, и поставленный по ее мотивам фильм получил признание множества фэнов, обрел статус культового и дождался нескольких более или менее удачных продолжений. Со временем мир Посланника Ада разросся до небывалых размеров и стал жить собственной жизнью, воздействуя на воображение множества потребителей.
В 1989–1992 годах по инициативе Д.Г. Чичестера возникла серия из 20 альбомов, объединяющая десятки историй, созданных лучшими на то время сценаристами и рисовальщиками комиксов. Каждая из них развивала или изменяла старые событийные линии либо добавляли новые. Благодаря этому возник великолепное поперечное сечение мира баркеровского воображения. Польское издание “Hellraiser” – это подборка лучших, по мнению издателя, историй о сенобитах. Мы находим в нем девять несвязанных эпизодов – каждый из них излагается своим дуэтом и относится к иному аспекту мучения и наслаждения.
И таким образом мы имеем «В этих голубых глубинах скрывается ад» Hines и Lago, «Каноны боли» Saltzgaber-а и Bolton-а – обе истории переносят нас в далекое прошлое. Дальше размещается своеобразный художественный триптих в исполнении Strand-а и Chiarello («Прежде всего лицо»), Atkins-а и Dorman-а («Гимн металла и тела»), а также Nutman-а и Koeb-а («Роскошная ложь»), где поочередно актер, композитор и художник взбираются на вершины страдания и создают искусство безумия. Далее следуют волнующие «Шкафы» Wachowski и Kim-а, коварный «Трупы гниют» Chichester-а и Mignol-ы и “Wordsworth” Gaiman-а и McKean-а. Завершают целое «Лабиринт разума» Nelson-a, наиболее погруженный в мифологию Hellraiser-а. Выбор, совершенный издательством “Egmont”, интригует интересными историями и графическими крайностями. Это великолепный путеводитель по популярному миру, который показывает, что в нем кроется огромный потенциал. Однако мурашки бегут по коже, когда вспоминаешь о таких творцах, как McKeeper, Wrightson, Texer или Keith, чьи жуткие истории не были использованы в этом томе.
Neil Gaiman, Mark Nelson, D.G. Chichester, Erik Saltzgaber, Peter Atkins, Phil Nutman, Jan Strand, Lurene Haines, Larry Wachowski, Dave McKean, Mark Nelson, Mike Mignola, John Bolton, Dave Dorman, Lurene Haines, Bill Koeb, Mark Chiarello, Ray Lago, Miran Kim “Hellraiser”. “Egmont”, 2007).
14. В рубрике «Рецензии комиксов» на стр. 76 размещены два текста.
14.1. Рецензия Вальдемара Мяськевича/Waldemar Miaśkiewicz носит название:
МАЛЕНЬКАЯ ЖЕНЩИНА ВЕЛИКОЙ АРМАДЫ
(Mała kobieta Wielkiej Armady)
Армада – это многорасовая флотилия космических кораблей, рыщущая в поисках других цивилизаций и источников минерального сырья для их разработки. Этакий Европейский Союз в космосе, с известными проблемами и болячками: коррупцией, торговлей должностями, нищетой и всем прочим. В шестерни Армады попадает Нэвис, единственная землянка, уцелевшая после гибели ее корабля. Поначалу Нэвис функционирует как подопытный кролик и генетическая диковинка, но со временем, когда оказывается, что она не психоактивна – в культуре, где все читают мысли друг друга – становится одним из лучших шпионов Армады.
Сюжет новейшего альбома касается существа терроризма, направленного на достижение возможно большей дестабилизации экономики и максимального количества жертв. Лишенная связи с центральным командованием, Нэвис попадает в ловушку своей гордыни, легковерности и человечности. Те черты характера, которые создали из юной девушки непобедимую разведчицу, оказались направленными против общества Армады. Альбом склоняет читателя к размышлениям, но такова вся серия. Сила этой space opera кроется как раз в чувствах самой Нэвис, которая уже с первого взгляда отличается от других героинь комиксов. Ибо это худенькая изящная девчушка с красивой грудью размера… ну очень маленького размера. Это и в самом деле событие. В любом комиксе: американском, европейском или японском женщины атакуют глаза читателя буйными телесными формами, с трудом помещающимися в кадре комикса. Кроме того, наша разведчица неплохо справляется с выпадающими на ее долю вызовами и испытаниями в мире бескомпромиссной политики, спецагентов, зачастую на передовой линии фронта, оставаясь маленькой, наивной, упрямой, вызывающей сочувствие, доброй девчушкой, с которой читателю легко идентифицироваться.
Приключения Нэвис – это воистину жонглирование жанрами. Здесь легко обнаруживаются political fiction, horror, thriller, военная и тюремная драмы, а также разные сценографии: фэнтези, steampunk, твердая научная фантастика. Сценарист и художник мастерски перемешивают содержимое этого котла. Обращает на себя внимание точность рисунков ФИЛИППА БЮШЕ – комиксы обычно содержат до 9 кадров на панели, а «Армада» — в среднем 10 -12 «картинок», смонтированных динамичным, кинематографическим способом при сохранении читабельности общего образа. Этот комикс, несомненно, относится к тем, которые, радуя око, склоняют к раздумьям.
Jean-David Morvan, Philippe Buchet: “Armada # 9: Pulapka”. ”Egmont”, 2007 (Жан-Давид Морван, ФИЛИПП БЮШЕ «Армада № 9: Ловушка». “Egmont”, 2007).
Ну вот теперь, когда мы познакомились с польской цензурой, мне легче объяснить следующее. Польская цензура – российской не ровня, она была гораздо мягче. Если российская (советская) цензура что-то запрещала, пробить ее было почти невозможно. Скажем, единственное стихотворение Николая Гумилева я прочитал в 80-х годах в одной крутой хрестоматии поэзии для литфаков. Имя Гумилева редко, но проскакивало в тех мемуарах, которые мне удавалось прочесть, но ни одной строчки стихов (атрибутированной имею в виду — не надо мне напоминать про "Оптимистическую трагедию") нигде найти невозможно было. Да, верно, стихи Гумилева можно было почитать в спецхране нашей академической или нашей государственной Ленинской библиотеки, но кто бы выдал мне, профессиональному химику по образованию и роду деятельности, разрешение? К тому же у меня был уже нехороший опыт – пытался в академической библиотеке почитать подшивки газет “Правда” и “Известия” 1937 года и вынужден был объяснять истоки своего любопытства директору библиотеки, а затем и своему научному руководителю. Мой хороший знакомый, тоже химик, живший и работавший в Бресте, заказал в тамошней центральной библиотеке несколько книг Зигмунда Фрейда на польском языке и через несколько дней был вызван повесткой в одно весьма любознательное заведение. (И там, по его словам, его вообще не спрашивали, зачем это ему Фрейд понадобился. У него допытывались: 1) откуда он знает польский язык — ага, это в Бресте, где труднее найти тех, кто этого языка не знает, чем обратное и 2) кто его "навел" на Фрейда — ага, это допытывались у человека не просто с высшим, но с университетским образованием). Еще один мой приятель выписывал (уж не помню, как это ему удалось) американский журнал "Nature" — номера приходили с вырезанными страницами. Однажды вырезали статью, в которой речь шла о сделанном им открытии (одна очень интересная химическая реакция, открывавшая новые пути синтеза весьма важных производных, была названа его именем). И таких историй я мог бы припомнить изрядное множество. Ну или хотя бы рассказать о том, какими ко мне приходили посылки с книгами из Польши и Чехии. Или о том, как я получил письмо из Австралии, в котором парень предлагал мне встретиться в нашей минской гостинице, поскольку собирался остановиться в ней на пару дней... через четыре года после даты отправления. Или... ну да ладно.
Марчиньский же в Польше смотрите сами – числился с 1951 года в этом самом «Индексе», но, тем не менее, в 1958 году его повесть “Pieczeń z antylopy/Жаркое из антилопы” печатает в ПНР издательство “Sląsk” в серии «Библиотека Золотой Подковы» (замечательная, кстати сказать, серия, может быть мне удастся в дальнейшем кое-что о ней рассказать) и рассказ “Jego trzynasta ofiara/Его тринадцатая жертва” в антологии “Vanina Vanini/Ванина Ванини”.
В этом же 1958 году роман “Klopoty ze spadkiem/Хлопоты с наследством” печатает издательство “Iskry” в культовой серии «Клуб Серебряного Ключа».
В 1959 году “Sląsk” во все той же серии «Библиотека Золотой Подковы» печатает еще одну повесть Марчиньского – “Dwunasty telewizor/Двенадцатый телевизор” (и это первое книжное издание),
а также рассказы “Bialy jacht/Белая яхта” – в антологии “Bialy jacht I inne opowiadania/«Белая яхта» и другие рассказы” и рассказ “James Smith zabił człowieka/Джеймс Смит убил человека” – в антологии “James Smith zabił człowieka I inne opowiadania/«Джеймс Смит убил человека» и другие рассказы”, причем в обеих этих книжках имя Марчиньского вынесено на обложку.
Другие рассказы плюс статьи Марчиньского печатает в 60-х годах журнал “Przekrój”,
в нем же в 1978 году появляется статья Лешека Мазана«О писателе, которого звали Антоний Марчиньский», которой, кстати, воспользовались А. Хаска и Е. Стахович при подготовке своей публикации.
И в заключение немного о переводах книг Марчиньского на другие языки. Весьма рьяно переводили Марчиньского чехи. Вот всего лишь несколько из гораздо большего количества книг.
Переводили книги Марчиньского и литовцы:
Были, возможно, и переводы на другие языки — специально я их не искал. А вот переводов на русский язык я, хоть и искал, не нашел.
В сети можно найти интересную статью о цензуре в ПНР, изрядный фрагмент которой приводится ниже. Это статья Януша Дунина/Janusz Dunin “Smak ksążki zakazanej/Вкус запрещенной книги”, опубликованная 17 марта 2007 года в газете “Polityka”:
«1945–1948 годы — период террора и начальных действий цензуры — запомнились как время относительной свободы чтения. В польских домах и появлявшихся платных библиотеках все еще были довоенные книги, волна реэмигрантов принесла много эмиграционных печатных изданий, было создано много частных издательств, возобновивших выпуск бестселлеров и печатание текстов, написанных во время войны, например в Англии. Ситуация изменилась с провозглашением программы обязательного творческого метода, получившего название соцреализм. Перед цензурой, национализированным издательским и книготорговым аппаратом стояла задача навязывания единственного вида литературы и трудная проблема устранения чтений, несовместимых с продвигаемой программой.
Социалистический реализм не был новой литературной идеей, он дублировал сюжетные схемы патриотической, церковной и политической литературы, которая изначально была зарезервирована для народа и молодежи. В эти литературные схемы вставлялось текущее партийное и политическое содержание, например о передовой Стране Советов. В идеале было бы запретить все остальное чтение, но на это власти не смогли решиться.
В 1951 году Центральное управление библиотек Министерства культуры и искусства выпустило «Список книг, подлежащих немедленному изъятию No 1». Этот список («Только для служебного пользования») был передан доверенным сотрудникам, информируя о 1682 наименованиях книг, которые должны были быть изъяты из фондов публичных библиотек.
Вскоре появились новые списки, в которые вошли многие тысячи самых популярных книжных названий и их авторов. При этом иногда рекомендовалось уничтожать тиражи только этих произведений, иногда — всех произведений конкретных авторов. Запрещались тексты как тех авторов, которые, подобно Чеславу Милошу, не оправдали ожиданий,
так и тех, кто мог составить слишком жесткую конкуренцию авторам продвигаемой литературы.
Нужно было прощаться не только с произведениями Хелены Мнишек,
но и со всеми произведениями Агаты Кристи и авторов вестернов, действие которых разворачивается на Диком Западе.
Первые три секретных списка опубликовало после 2000 года вроцлавское издательство “Nortom”. Особенно яростному гонению подвергались религиозная литература и популярные исторические труды, связанные с восточными окраинами (“кресами”), Армией Крайовой, харцерством и польскими силами на Западе. К уничтожению были приговорены произведения Александра Каминьского/Aleksander Kamiński, автора «Камней для окопа/Kamieni na szaniec»,
и Аркадия Фидлера/Arkady Fiedler, автора «303-й эскадрильи/Dywizjon 303».
Рядом с работами создателя польской военно-морской мощи Эугенюша Квятковского/Eugeniusz Kwiatkowski
фигурировал Ван де Вельде/Van de Velde, автор «Идеального супружества/Małżeństwo doskonale».
Политика по отношению к польской книге в Польской Народной Республике может показаться непоследовательной. Книги изымались из публичных библиотек и книжных магазинов, а через несколько лет, в слегка изменившейся внутренней или частной ситуации, переиздавались, как, например, романы вышеупомянутой Агаты Кристи
или произведения Мельхиора Ваньковича, вернувшегося на родину.
Однако можно предположить, что за почти полвека существования цензуры Польской Народной Республики таковой цензуре так или иначе подвергалось большинство книжных изданий в читательском обороте, а с изменениями моды и литературно-идеологических тенденций постоянными были только важнейшие идеологические основы системы, такие как существующие творческие и прочие союзы или принцип партийного руководства.
Чистки в книжных магазинах и публичных библиотеках в меньшей степени коснулись научных библиотек, которым было рекомендовано прятать стигматизированные произведения в так называемых отделах специального хранения с ограниченным доступом по специальному разрешению, выдававшемуся индивидуально деятелям и ученым. Служба Безопасности (SB) крайне трепетно относилась к попыткам ввоза в страну эмигрантской литературы и остро реагировала на попытки размножения текстов без цензуры и одно время даже контролировала использовавшиеся в учреждениях и на промышленных предприятиях пишущие машинки, которые в принципе могли быть использованы для изготовления опасных копий. Однако не слышно было, чтобы производились обыски домашних библиотек в поисках запрещенных книжных изданий. По сути дела, также оставались в покое и букинистические магазины, которые продавали книги, изъятые из публичных библиотек, резервируя некоторые из них для избранных покупателей.
Осознание существования проскрипционных списков и цензуры, изменившийся и в то же время довольно односторонний книжный рынок породили в ПНР новое движение читателей запрещенных книг, направленное на неприятие официально продвигаемой литературы. Образовывались круги нетерпеливых, зрелых читателей, искавших книгу, которая воспринималась ими как запретная. Они не только приобретали давно не переиздававшиеся книги, такие как стихи Чеслава Милоша,
но и выстраивались в очереди в книжных магазинах, чтобы купить книги, которые, по слухам, были плохо приняты властями. Студенты, которых спросили в Польской Народной Республике о том, что такое бестселлер, ответили, что это книга, изданная слишком маленьким тиражом! Иногда возникала угроза, что уже выпущенный тираж книги будет изъят с рынка, как это случилось с первым изданием «Сатиры в подполье. 1939 — 1944/Satyra w konspiracji»Гжегожа Залеского/Grzegorz Zaleski.
Эмигрантские книги, проникшие через границу, переходили из рук в руки. В этих изданиях жадно читались и те тексты, которые иначе никого бы не заинтересовали и которые сегодня доступны в букинистических магазинах буквально за гроши. Позже аналогичным образом трактовались и перепечатки таких текстов. Такие книги зачастую читали тайком, в условиях цейтнота, с осознанием того, что кто-то ждет очереди на их прочтение и что пойманному за таким чтением может не поздоровиться.
В Польской Народной Республике существовало и менее изощренное читательское подполье. В стране хватало как старых, так и новых читателей приключенческих романов, эротической литературы, криминальных и ковбойских романов, детективов и даже бульварных брошюр. Они чувствовали себя брошенными издательским рынком и библиотеками. Правда, после 1956 года стали появляться более остросюжетные книги, но, например, только в 1972 году “Wydawnictwo Literackie” добилось разрешения на массовое переиздание романа “Прокаженная/Trędowata”Хелены Мнишек/Helena Mniszek.
Еще раньше зародилось неформальное движение, собирающее преданных читателей и собирателей этого типа литературы. Изучая этот рынок, я встретил богатого частного сапожника, который утверждал, что никогда не брал в руки ни одной книги, опубликованной после 1939 года. Также родилась отдельная торговля, сосредоточенная в основном вокруг рыночных букинистов, выкладывавших свои товары на коврик. Рядом с продавцом обычно лежал чемодан или стоял портфель, где прятались различные раритеты. Это могли быть романтические произведения Ирены Зажицкой/Irena Zarzycka,
детективы Эдгара Уоллеса/Edgar Wallace,
Антония Марчиньского/Antoni Marczyński
или бульварные брошюры, такие как: «Материнское сердце», «Тернистый путь благородной женщины», «Барбара Убрик, или Тайны монастыря», «40 раз женатый», «Долорес, проданная невеста», «Эльвира, или Кровавые тайны Пекина», «Лидья, дочь графини-нищенки», «Проклятая дочь, эпопея любви и ненависти» ("Serce matki", "Ciernista droga szlachetnej kobiety", "Barbara Ubryk, czyli tajemnice klasztoru", "40 razy żonaty", "Dolores, sprzedana narzeczona", "Elwira, czyli krwawe tajemnice Pekinu", "Lidja, córka hrabini żebraczki", "Wyklęta córka, epopeja miłości i nienawiści") и др. (…)
К счастью, борьба цензоров и различных служб против производства и ввоза не прошедших цензуру печатных изделий не превратилась в преследование читателей, занимавшихся неподобающим чтением. Чтение запрещенных произведений оставалась одной из важных областей свободы в Польской Народной Республике.
История добавила еще одну главу. В 1989 году Ассоциация польских библиотекарей и Институт книги и чтения Национальной библиотеки опубликовали еще один, 14-й, «Список устаревших книг в публичных библиотеках». Автор «Введения» Ядвига Колодзейская писала, что список «окончательно закрывает нынешнюю практику централизованного контроля отбора в публичных библиотеках». Он не содержал художественной литературы, а был ориентирован на общественно-политическую литературу. Среди 5617 послевоенных текстов, рекомендованных к удалению, имеются произведения Пшимановского/Przymanowski, Путрамента/Putrament, Раковского/Rakowski, Шаффа/Schaff и Жукровского/Żukrowski. В список также вошли старые работы Лешека Мочульского/Leszek Moczulski и Рышарда Капуcьциньского/Ryszard Kapuściński.
Сегодня мы все больше и больше осознаем, что цензура была деструктивным мероприятием, и ее конституционный запрет не вызывает возражений. Однако 17 лет без него породили к жизни тысячи издательств и сотни тысяч польских книг, и все согласятся, что среди них есть хорошие и глупые, красивые и китчевые, порочащие святыни, возбуждающие ксенофобию или убивающие патриотизм, клеветнические или идолопоклоннические. Следовательно, возвращаются идеи, чтобы что-то запретить, что-то осудить. Однако установить критерии – кто станет это делать, что и кому запрещать — будет очень трудно».
облако тэгов
