Термин «Имена»

«Хотел бы я добраться до того парня, который дал мне моё имя! Я бы так ок-вокнул его!».

Э. Гамильтон. «Невероятный мир»

Рисунок Д. Симпсона

Имя собственное представляет собой набор звуков или других символов, служащих для индивидуализации субъекта, выделения его из ряда подобных. Если речь идёт о человеке, то его имя собственное называется антропоним, а наука об именах вообще называется ономатология.

Русский философ П. Флоренский говорил о значении имени: «В нём находит себе объективный устой и неизменное содержание наше Я. Без имени оно есть мгновенный центр наличных состояний, мгновенная ось поворота всей жизни в данное мгновенье.

Первое и, значит, наиболее существенное самопроявление Я есть имя. В имени и именем Я ставит впервые себя объективно перед самим собою, а следовательно — этою своей тончайшей плотью делается доступным окружающим. До имени человек не есть ещё человек, ни для себя, ни для других, не есть субъект личных отношений, следовательно, не есть член общества, а лишь возможность человека, обещание такового, — зародыш». По Флоренскому, имя — духовная форма человека. А имя отчество и фамилия вместе — это духовная форма конкретного человека. С древних времён существовали словари имён с расшифровкой их «значений». А родители предпочитали давать своим детям имена святых, исходя из поверья: «по имени и житиё».

В трактате «Имена» П. Флоренский акцентирует свое особое внимание на именах персонажей вымышленных: «Можно было бы привести множество историко-литературных свидетельств о небезразличности писателю выводимых им лиц. Напоминать ли, как за парадным обедом побледнел и почувствовал себя дурно Флобер при рассказе Эмиля Золя о задуманном романе, действующие лица которого должны были носить имена Бювара и Пекюше? Ведь он, кажется, не дождавшись конца обеда, отвёл Золя в сторону и, задыхаясь от волнения, стал буквально умолять его уступить ему эти имена. Потому что без них он не может написать своего романа; они попали, как известно, в заглавие его. Золя оказал это одолжение. Но это было именно одолжение, и сам Золя был далеко не безразличен к именам…»

Нет сомнения: в литературном творчестве имена суть категории познания личности. Потому что в творческом воображении имеют силу личностных форм».

Имена фантастических персонажей подбираются не всегда произвольно. Иногда они в какой-то степени характеризуют своих носителей. Для начала сделаем погружение в мир отечественной фантастики и подберём самые бесхитростные примеры.

Если авторы не желали пошутить (а редакторы обыкновенно не склонны позволять им излишних вольностей), то следствием становилось отсутствие среди космопроходцев и первооткрывателей новых миров каких-нибудь Прошляпиных или Залепухиных (да не обидятся на меня реальные обладатели данных фамилий). Другая крайность в выборе имён персонажей просто несовместима с хорошим вкусом. Отсюда ирония: «Ведь как иные фантасты называли своих героев-звездопроходцев: Фёдор Икаров! Спартак Прометеев! Звучит, и как победительно! Перед таким расступаются звёзды, ему самой судьбой уготовано быть капитаном и покорять Вселенную.

— Нет таких фамилий, — буркнул Кошечкин. И таких самодовольных болванов у нас тоже нет…» (Д. Биленкин. «Философия имени»).

Удел положительных образов традиционно предназначен для решительных и в то же время интеллигентных Лосей, Юрковских, Ротановых, Осиновских. Фамилии, образованные от церковных терминов (Благовещенский, Воздвиженский), едва ли могли проскочить на страницы советской фантастики. Видимо, только благодаря авторитету В. Обручева случайно повезло Крестовскому в «Земле Санникова», чего не скажешь о профессоре Преображенском — он оказался таким же опальным инсургентом, как и не полюбившаяся властям повесть М. Булгакова «Собачье сердце».

Рисунок А. Иткина к повести М. Булгакова «Собачье сердце»

Ясное дело, профессор Светловидов и изобретатель Светочев чем-нибудь непременно осчастливят человечество. А инженер Суровцев измучает и себя, и всю вверенную ему группу сотрудников, пока не добьётся положительного результата своих разработок.В число исключений попали удачливый контактёр с инопланетянами Бенни Дуров (А. и Б. Стругацкие. «Попытка к бегству»).

Смекалистых людей с богатым жизненным опытом, по русской традиции, фантасты порой называли по отчеству, но странному: Изюмыч, Апельсиныч, Контактыч. В таком обществе не будут чувствовать себя дискомфортно ни Аким Ксенофонтыч, ни Николай Аникеевич, ни даже тот самый «нестандартный Егорыч», взятые из различных фантастических произведений. А всю вышеперечисленную компанию немало позабавили бы такие новомодные плоды феминизации, как Галиныч или Светланыч.

Необходимость отчеств и фамилий в дополнение к именам возникает из-за однообразия последних и ограниченности их выбора на практике, диктуемой модой. В повести А. Чуманова «Ничто не ново — только мы» у людей будущего произошёл всплеск интереса к именам библейских персонажей. Прокатилась волна новорожденных Ион, Соломонов и Рахелей… Более основательно на процесс выбора имён может и должна оказать ассимиляция. По мнению И. Ефремова в романе «Туманность Андромеды», в ходе сближения жителей всех земных регионов люди ещё будут стараться подбирать «созвучия или слова языков тех народов, от которых происходят». Этнические корни многих персонажей романа нетрудно определить по их именам: Дар Ветер, Ингред Дитра, Чара Нанди, Ляо Лян… Отметим для себя переход на двойную систему имён вместо тройной. По завершению процесса ассимиляции, в романе того же автора «Час Быка» люди подбирают для своих имён уже произвольные, но легко произносимые звукосочетания.

Впрочем, такие ли уж они произвольные? Персонажа Тяп Ляп, во всяком случае, не замечено. А композитор Н. Богословский в шутку рекомендовал фантастам, занятым поиском имён для своих героев, метод гильотинирования — то есть отрубания «лишних» звуков у самых обычных слов. И тогда «стул» и «гравий» легко превращаются в Тул Равий — неплохое имя, скажем, для председателя Галактического Совета. Кстати, именно в эту пору Фрэнсов и Зоргов антропонимы начинают звучать сходно едва ли не с большинством имён инопланетян. Но у тех есть ещё в ходу и сигналы и пересвисты, непроизносимые для человеческих органов речи. В романе С. Снегова «Люди как боги» пришельцы с Альдебарана именуются комбинациями цветов, а для обитателей системы Веги характерны комбинации нот. Зато порой недобрые намерения некоторых инопланетян с головой выдают такие их «серийные» имена, как Велаяг и Гагаяг…

Порядковый номер либо буквенно-цифровое обозначение вместо имени говорят о том, что персонажи живут, в лучшем случае, в чрезмерно технократическом обществе. Х. Гернсбек назвал свой роман по имени главного положительного героя: «Ральф 124С41+». Идея эта не умерла за давностью лет. В романе В. Савченко «За перевалом» автор ссылается на требования единой земной информационной системы: «Он, как и все, обладает теперь индексовым именем, которое является и именем, и краткой характеристикой, и адресом для связи и обслуживания… Оно составляется из индексов событий, занятий, дел, в которых человек оставил след. Имя его Альдобиан 42/256. Аль — от Альфреда. Остальное: биолог, специалист по анабиозу; в числителе биологический возраст, в знаменателе календарный год рождения». Да, без сокращения на помощь такого Аль… не позовёшь.

В условиях махрового тоталитаризма людям даются «нумера» (Е. Замятин. «Мы»).

Над обществом всеобщей показухи иронизировал В. Шефнер в повести «Человек с пятью «не», где именами для двух новорожденных разнополых близнецов стали аббревиатуры ДУБ! (Даёшь Улучшенный Бетон!) и Сосна! (Смело Овладевайте Современной Научной Агротехникой!).

Рисунок С. Криспа к роману Г. Уэллса «Люди как боги»

Когда родители делают подобный выбор, персонажам лучше появляться на свет в утопических социумах — например, в произведениях Г. Уэллса «Сон» и «Люди как боги», где все носят красивые, но, может быть, несколько вычурные имена: Лучезарный, Свет Звезды, Золото, Светлячок. Здесь прослеживается древняя культурная преемственность, когда имена давались по окружающим предметам, только акценты смещены в сторону всего эстетически прекрасного, а не наоборот, как во времена использования ложных имён-оберегов. На примере из романа С. Дилэни «Вавилон-17» наглядно показано, что наши далёкие предки в этом вопросе избегали щепетильности. «Как меня зовут? — думала она в круглой тёплой голубой комнате… Урсула, Присцилла, Барбара, Мэри, Мона, Натика, соответственно — Медведь, Старуха, Болтун, Горчица, Обезьяна и Ягодица». Табуируя свои подлинные имена, то есть, заменяя их на имена вторичные, древние люди считали первые из них неотъемлемой частью самих себя и утаивали их ото всех, кого считали потенциальными злоумышленниками. Сохранись лишь прозвища, они и вошли в наш обиход.

Опасение «порчи», похоже, свойственно и сверхъестественным силам, собиравшимся сбить с толку своих противников. Множеством имён обладал Мардук — верховный бог вавилонского пантеона. В полусотне имён выражалась его победа над богиней хаоса Тиамат со всем её воинством. Очевидно, по сходным причинам Демиурга величают то Ткачём, то Гончаром, то Кузнецом, то ещё как-либо в этом роде созидателя (А. и Б. Стругацкие. «Отягощённые злом»).

Антропонимические «излишки» исчезают у людей с обеднением их языков. Такое возможно, если человеческая цивилизация подошла к самому краю своей гибели. В рассказе А. Бестера «Старик» на смену людям приходят андроиды, искусственный слух которых прекрасно различает сотни тысяч модуляций одного и того же имени Том. Им они и довольствуются. Есть и исключение, подтверждающее это правило. На одной из дальних планет при рождении ребёнка ему даётся очень длинное и пышное имя. По мере того, как он начинает приносить пользу обществу, имя сокращается. Один местный гений так прославился на космическом поприще, что от его имени остался всего один гласный звук, да и то выражающий приглушённое придыхание (С. Лем. «13-е путешествие Ийона Тихого»).

© Р.Ю. Масленников, Н.В. Маркалова