Номинировал Сергей Шикарев: Идея, довлеющая над одним из персонажей романа, совершенно фантастична по своей природе. Сторсменчелы – сторонники смены человечества – убеждены, что прежние люди (иначе говоря – мы) должны уступить место людям новой породы. Этим новолюдам предстоит спасти планету от губительного воздействия Homo sapiens и построить иную цивилизацию – получше нынешней.
«Железный пар», новый роман питерского прозаика Павла Крусанова, устроен нарочито проще иных его произведений – и по сюжету, и по стилю. Да и приметы другой реальности, описания которой некогда составили автору славу главного писателя русского магического реализма, на сей раз остаются в тени – как сущности подразумеваемые, но не обязательные.
Одна из сюжетных линий романа описывает мечтания о смене человечества книжника Руслана, перемежаемые экскурсами в ремесло книжной реставрации, вторая – путешествие по Таджикистану его младшего брата.
Двоятся не только персонажи и повествование, но и сама книга, который предстает перед читателем интригующей смесью трактата и тревелога. И вот что любопытно, освобожденный от диктата лихого сюжета и необходимости читателя развлекать, роман напоминает о том, что неотъемлемой частью хорошей фантастики является размышление.
И «Железный пар» – роман размышляющий. О современном обществе и цивилизационных различиях, об имперских инстинктах и о «солнечных русских» – странствующих с надеждой, возвращающихся с благодарностью.
Что же до исхода дела сторсменчелов, то он остаётся неясен. Финал открыт; и человечеству, быть может, повезёт.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Крусанов, конечно, мастер. Реставрация старинных книг, путешествие в Таджикистан — об этом просто здорово. Но… сюжетная связка (история двух братьев), склеивающая реставрацию старинных книг и путешествие в Таджикистан, сама по себе не захватывает. Сверхценные идеи (термин, наверно, неточный, я не специалист) больного Грошева меня мало впечатляют. Чем закончится его платоническая любовь к незнакомке в окне — слишком предсказуемо. Эпилог — в кабинете «гаранта конституции» — как будто из другой книги гораздо более слабого сочинителя.
Валерий Иванченко:
цитата
Повесть Крусанова рассказывает о сложных отношениях двух братьев. Один имеет историческое образование и прозябает на зарплату продавца букинистического магазина. Другой из-за травмы головы образования не получил, но освоил хорошо оплачиваемое ремесло реставратора и переплётчика книг. Оба брата в разной степени блаженны. Букинист грезит о «солнечном русском», переплётчик написал трактат о переустройстве человечества и необходимости его замены усовершенствованными людьми. Трактат он рассылает сильным мира сего, но тот почему-то не действует, и вскоре приходит понимание, почему. Чтобы книга была прочтена и возымела своё действие, в переплёт её следует добавить особые вещества из горящих угольных копей в горах Средней Азии. Поэтому брат-букинист снаряжён в экспедицию и отправляется, присоединившись к друзьям из Новосибирска, в предгорья Тянь-Шаня. Записки туриста составляют половину «Железного пара». Другая половина – дневник брата-домоседа, перемежаемый фрагментами старинных руководств переплётного дела. Пишет Крусанов как всегда отлично, временами белым стихом. Читать в его исполнении можно даже переложения служебных инструкций.
Больше сказать о «Железном паре» почти что и нечего (к фантастике там относится лишь коротенький эпилог). Важно только отметить, что фамилия братьев – Грошевы, и её стоит запомнить. Такую же фамилию носит главный герой другого номинированного в этом году произведения, куда более интересного, чем прекрасная повесть Крусанова, но имеющего с ней перекличку не только однофамильцами.
Очень странный роман. Написанный странным стилем — то наивно-лаконичном, то пародийно-патетическим, с попытками ритмизиции. Это почти верлибр. Кажется еще немного — и роман превратится в написанную белым стихом поэму. При этом он наполовину состоит из не имеющих прямого отношения к сюжету, хотя и небезынтересных вставок: тут и заметки о путешествии по Таджикистану, и секреты переплетного мастерства, и даже цитаты из ученых книг. И при этом роман политически ангажирован. Этакая мифопоэтическая производная от отечественной публицистики. Крусанов — не сторонник и не противник империи, он эстетически привержен имперскости как красивому стихийному бедствию. В общем, при всей своей политической актуальности, этот роман — просто красивая словесная игра, стилизация.
И еще какая игра!
Бывают странные сближения. В 1930-х годах Борис Пильняк создает роман «Двойники», большая часть текста которого — не имеющие прямого отношения к сюжету и написанные еще до романа очерки о Таджикистане. Главные герои романа — братья-близнецы. У Крусанова — тоже половина романа — очерки о Таджикистане, и главные герои — близнецы. Зная склонность Крусанова к литературным реминисценциям, можно предположить, что это сходство не случайно.
Галина Юзефович:
цитата
Муторная, тягучая и тяжеловесная история двух братьев – книжника и странника. Похоже, автор никак не мог решить, что же он пишет – философский трактат, травелог или все же настоящий роман в духе «Элементарных частиц» Мишеля Уэльбека, и в результате замер где-то на равном удалении от всех трех точек, то есть буквально in the middle of nowhere. Таджикские сцены местами очень хороши, но все же определенно это не та книга, которую станешь читать для удовольствия или, допустим, советовать друзьям.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Василий Владимирский: Действие масштабного романа Сергея Кузнецова хронологически охватывает без малого полтораста лет, а географически почти весь земной шар. В этом мире, на кухнях московских коммуналок и в гостиных австрийских шато, все повторяется раз за разом – то как трагедия, то как фарс, то снова как трагедия: страхи, надежды, взлеты, падения, разговоры о Конце истории и неизбежной революции. Одна эпоха отличается от другой только стилем – а стиль задают книги. В первую очередь массовые, популярные: по окопам Первой мировой серыми тенями скользят стокеровские вампиры, в британском захолустье конца 1940-х культисты приносят жертву спящим Древним богам, сумрачный германский гений с нацистским прошлым играет в «остров доктора Моро» среди африканских джунглей… Сверхценные идеи оборачиваются пшиком и банальностью, наивные детские фантазии – формируют границу мира, меняют восприятие реальности. Метафора, на мой взгляд, замечательная – хотя сложный месседж «Калейдоскопа» к этому, разумеется, не сводится.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Один из главных романов последних лет, поэтому его присутствие в номинационном списке радует и тревожит. «Фантастического» в нем немного, да и то немногое получает свое рациональное (псевдо)обоснование. А по художественной значительности, литературному мастерству он перевешивает всё и всех, лишая премиальный процесс интриги. В 2014 году я как председатель жюри вынужден был — в патовой ситуации — предпочесть «Душницу» Аренева сорокинской «Теллурии» уже потому, что наградить «Теллурию» — это слишком очевидно. Будем думать. (Смайлик.)
Валерий Иванченко:
цитата
Масштабный фанфик по западной литературе 20 века, сборник упражнений по стилизации. Конечно, Кузнецов – писатель классом выше Скоренко. Если «Эверест» — простецкий, откровенный карго-роман, то «Калейдоскоп» — мастеровитая имитация. Но, в сущности, эти вещи одинаковы – одинаковы своей вторичностью, ненастоящестью, желанием прыгнуть выше головы за счёт кажущегося умения сочетать слова, фразы, абзацы. Не сказать, что в «Калейдоскопе» совсем нет своего, — там есть какие-то мысли автора, его собственная погружённость в культуру. Но перед наглостью замысла это «своё» совершенно теряется, всё живое убивается пошлостью подражательства. Автор открывается перед нами, например, в московской главе – главе о студентах 1985 года – и там его уровень вполне очевиден, это уровень рядового автора «Юности» того же самого года. Остальное – умелые (тут ничего не скажешь, умелые, да), но всего лишь понты.
Ну и чуток теории, а то без нее совсем худо. Фантастика как жанр предполагает системность и рациональность. Всякого рода галлюцинации, поэтические фантазии и метафоры к ней не относятся. «Сто лет одиночества» или «Нос» — не фантастика. «Мастер и Маргарита» — фантастика, там есть система. Стивен Кинг стал фантастом, а не мистиком, когда стал собирать свой системный мир в «Тёмной башне». «ЧЯП», «За миллиард лет до конца света» — фантастика – хотя бы из-за рациональности рассказчиков. Всё это — свидетельства здравых людей.
«Калейдоскоп» Сергея Кузнецова подавляет своими размерами и – как и следует из названия — калейдоскопичностью своей композиции. Отсутствие отчетливого сюжета не только у всего повествования в целом, но и у каждого из образующих его эпизодов является серьезным вызовом и для концентрации внимания, и для читательского трудолюбия.
При всем том: невозможно не признать, что роман написан высококультурным и высокопрофессиональным мастером, его вставные истории крепко сбиты и часто увлекательны, его психологические наблюдения и необычно найденные подробности действия заставляют задуматься, в тексте обнаруживаешь много умных философско-публицистических фрагментов- то о политике, то о сексе, тут же и бесчисленное число литературных аллюзий — например, герои одного из эпизодов заимствованы из «Кракатита» Карела Чапека.
В некотором смысле «Калейдоскоп» венчает довольно старую и хорошо разработанную романную традицию — традицию многослойных романов, пытающихся увидеть трагическую историю ХХ века через переплетающиеся биографии многих людей, или через несколько поколений одной семьи. Можно выдвинуть гипотезу, что романы этого типа в русской литературе возникли после того, как родившийся в XIХ веке жанр «романа-семейной хроники» как на риф наскочил на исторические перипетии — на гражданскую войну, эмиграцию, на рассевание русских по всему миру. Так актуализировался в ХХ веке метод «Войны и мира». Началось все с «Хождения по мукам» Толстого, с циклов романов Марка Алданова, а продолжается по сей день, примером чего служат, скажем «Совсем другое время» Евгения Водолазкина, «Русская канарейка» Дины Рубиной, многие произведения Александра Иличевского. От них роман Кузнецова отличается, во-первых, количественно — количеством персонажей и мест действия, во вторых, подчеркнутым сдвигом на зарубежные сюжеты — хотя в любых точках мира действуют русские выходцы и их потомки.
Что касается недостатков романа: прежде всего бросается в глаза его бьющая в глаза искусственность, придуманность, неправдоподобие рассказанных историй — тем более, что часть историй имеет литературное происхождение или является вариацией на известные исторические мифы, и это явно ослабляет действие романа, который вроде бы претендует на осмысление русского исторического опыта. Везде видишь если не заимствование, то некую вариативность, похожесть на уже ранее читанное и слышанное — начиная с того, что один из героев романа хочет написать роман, по всем признакам похожий на «Калейдоскоп» Кузнецова. Этот прием — «автор среди персонажей» — весьма не нов, его можно встретить, например, в «Контрапункте» Хаксли, а можно – в номинированном на «Новые горизонты» романе Яны Дубинянской «Свое время».
И чтобы осмыслять — недостаточно вкладывать в уста своим героям философские фрагменты, один в один похожие на те, что уже ранее всеми читаны. Надо еще и самому быть мыслителем.
Иначе, кажется, что мы имеем дело со стилизацией под философский роман, стилизацией под роман, осмысляющий историю через судьбы людей.
Хотя понятно, что история и культура — обширны и соблазнительны, и страшно тянет вместить их целиком в минимальный объем — ну хотя бы в 40 авторских листов.
Галина Юзефович:
цитата
Выдающийся роман и определенно один из лучших текстов, написанных по-русски за последние годы. Десятки не связанных на первый взгляд сюжетов – от мелодраматических до фантастических и детективных — охватывают мир от Америки до Африки и от России до Китая, складываясь при этом в фасетчатую карту длинного ХХ века – с восьмидесятых годов XIX века до десятых годов века XXI. Кузнецов создает огромный, просторный и удивительно живой мир, в котором история творится и на микро-, и на макроуровне. Отдельный бонус — ни слова об «особом пути» России: «Калейдоскоп» ясно показывает, что Россия с ее трагедиями и драмами – часть общемирового пространственно-временного континуума, не больше – но и не меньше.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Василий Владимирский: Мне не нравится эта книга. Почти настолько же, насколько нравится «Калейдоскоп» Сергея Кузнецова. Она написана подчеркнуто дурно, в стиле худших статей из «Каравана историй». Сюжет и героев могли бы придумать Василий Головачев и Вадим Панов после месячной медитации под веществами на «зрелого» Пелевина. Но так надо. Автор, скрывающийся под псевдонимом Василий Мидянин, работал над «Повелителями новостей» несколько лет, нарочито портил уродливыми довесками каждое второе предложение, накручивал витки шизофренического сюжета, построенного на безумной конспирологии. Это окончательный диагноз, своего рода отходная жанру – нечто подобное проделал в конце позапрошлого десятилетия Курицын-Тургенев в цикле про Матадора. Конечно, чтобы написать такой текст, надо сильно не любить современную фантастику – но многое прояснится, если учесть, что Мидянин много лет проработал в редакции жанровой литературы одного из крупнейших издательств России. Важный для отечественной фантастики роман, многообещающая заявка – если не на премию, то на место в истории жанра.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Аляповатый роман слишком льстит журналистской корпорации, связывая ее с игрой мощных инфернальных сил.
Валерий Иванченко:
цитата
Сочинение Мидянина – это такая вещь, про которую что ни скажи, всё равно останешься в дураках. Хвалить её нельзя, ругать тоже, проще всего глубокомысленно мычать и оценивать в категориях «вштырило-не вштырило». Любое жанровое определение тоже бессмысленно. Брякнешь, допустим, «фельетон» или «гиньоль» и тут же понимаешь, что глупость сказал. С одной стороны, Мидянин такой Козьма Прутков, пародийная авторская фигура. С другой – человек, его выдумавший, относится к этой своей ипостаси абсолютно серьёзно. Выдвижение его на премию – глупость, с одной стороны. Если оно бездумно совершено. А если осмысленно – довольно-таки сильный жест.
Я лично думаю, что Мидянин – психотерапевтическое средство. Читатель Мидянина в каждом из нас сидит, надо только не побояться его выпустить. А то неврозы, то-сё… Телевизор-то каждому смотреть приходится волей-неволей.
Константин Мильчин:
цитата
Автор безусловно умеет писать, придумывать сюжет, образован, начитан и вообще хороший человек. Но он до бесконечности избыточен в каждом предложении. Ну то есть сама-то книга короткая, но каждая мысль здесь затянута до полного самоуничтожения. И, конечно, когда в книге встречается слово «трусишки» этот роман хочется немедленно закрыть и вообще больше никогда ничего не читать.
У этого романа, несомненно, есть достоинства. Он до некоторой степени остроумный, достаточно занимательный, и к тому же внутренне цельный, что по нынешним временам немало. Если бы я был консультантом издательства, я бы несомненно рекомендовал его публиковать, ибо благодарный читатель для него безусловно найдется. Но в рамках премии, которая называется «Новые горизонты» отношение к нему совсем иное, ибо «Повелители Новостей» — роман и второсортный, и вторичный.
Тема демонизации телевидения — традиционная тема нашей культуры, и тут недосягаемыми образцами служат романы Виктора Пелевина — «Generation П» и «S.N.U.F.F.».
Завистливым подглядыванием за высшим светом, купающимся в сексе и кокаине, нас тоже не удивишь — это если забыть про иностранные варианты, и помнить только об отечественных, начиная с «Дyxless» Сергея Минаева. От того, что Мидянин отягощает свою неприязнь к элите включением в повествование реальных медийных персон, текст ни веселее, ни более новаторским не становится.
Идея, что за реалиями мегаполиса скрываются нечисть и демонические сущности — вообще стандарт нашего городского фентези, передозорить «Дозоры» Сергея Лукьяненко и его соавторов уже затруднительно.
Ну и не забудем немного садомазохистской эротики, взятой на прокат у Владимира Сорокина. Изображенная Мидяниным сцена, где адепты, беря друг друга за руки, дают ударить себя током, заставляет немедленно вспомнить сцену Сорокина, в которой опричники сверлят друг другу ноги.
Вот всеми этими сто раз обкатанными идеями и приемами роман Мидянина и исчерпывается, хотя написан он бойко и с фантазией.
Роман как бы совершенно развлекательный, и поэтому разбирать его с этико-политической стороны как бы глупо — хотя неприязнь к телевидению и «высшему свету» проскальзывает в нем вполне искренняя. Но все же заметим, что между мерзавцами из высшего света и не могущими вызвать сочувствие простолюдинами единственным «позитивом», оставленным читателю, остается несгибаемая воля к победе и выживанию главной героини, для которой на этом пути изнасилование — только досадная задержка. И как ни пытается автор опустить героиню, изображая ее подстилкой людей и демонов и мстя ей за элитарное самодовольство (привет Оксане Робски и Ко), этот позитив остается с читателем, потому что в противном случае ему не на что опереться в тексте — иначе текст стал бы чернухой как у Сорокина. Но в этом смысле у Мидянина текст «лучше», чем у Сорокина.
Галина Юзефович:
цитата
Псевдо-пелевинский текст на тему сотрудничества – а по сути дела слияния — масс-медиа и демонов преисподней. Очень архаично по сюжету и тематике (ну где, спрашивается, автор видел в сегодняшнем мире по-настоящему влиятельные медиа) и мучительно плохо написано. Причем есть подозрение, что автор валяет дурака вполне осознанно – в романе чувствуется некоторая легкость и стилистическая мастеровитость, но это парадоксальным образом идет «Повелителям» не в плюс, а скорее в минус: мог бы как человек, а пишет вот так. Нехорошо так с читателем. Негуманно.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
Номинировал Сергей Соболев: Когда общество заходит в тупик, полезно посмотреть исторический опыт, вернуться к классике и переосмыслить путь. Роман Веры Огневой «Меня зовут I-45» — о том, каким мог быть наш мир, не пойди он по странному пути тоталитарного монотеизма, а останься в античной толерантности.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Лаконично, быстро, читабельно. Слишком «жанрово». И совершенно не обязательно для прочтения. Хотя некоторые сцены и подробности запоминаются (это уже немало).
Валерий Иванченко:
цитата
На первый взгляд, это обычный дамский роман, хоть и недурно для своего жанра написанный – просто, легко, без лишних соплей. Беспомощная девушка находит доброго и сильного защитника, но она и сама не проста, у неё есть секрет, и когда парень попадёт в беду, секрет пригодится.
С другой стороны, автор отлично справляется с экшном и умеет делать крепкий сюжет. Перед нами редкий пример практического освоения уроков сценарного мастерства от Макки (даже если автор о них не слышала). Принципы там несложные, но отчего-то почти никто не умеет их применять, даже именитые сценаристы.
В итоге оказывается, что перед нами история восхождения и преображения – самая востребованная история в рамках масскульта и не только. Сделано вроде непритязательно, а вот подишь ты, мало кто так справляется.
Константин Мильчин:
цитата
Краткий пересказ нескольких голливудских фильмов, написанный короткими фразами. За это, с одной стороны, спасибо, читать I-45, если бы книга была написана еще с использованием сложноподчиненных предложений, было бы совсем невозможно. Впрочем, его невозможно читать и так.
О романе Веры Огневой «Меня зовут I-45» нельзя сказать ничего ни плохого, ни хорошего. Это очень средний, даже среднеарефметический роман — остросюжетная фантастика, с элементами детектива и антиутопии. У такого романа могут быть читатели. Из него может выйти даже добротный голливудский фильм. Что импонирует лично мне – сравнительно камерное действие. Всего пять героев: двое главных, два идущих по их следу полицейских и один злодей из мафии. Остальные – массовка. Очень подходящий расклад для фильма. То, что еще один такой роман написан — не радует и не огорчает. Есть даже некий социальный элемент, об обществе, в котором происходит действие, мы знаем, что оно похоже на римскую Империю, и что в нем царит страшное социальное неравенство — есть патриции и остальные. Но практически ничего больше об этом обществе не известно. Мы не знаем, каков его социальный строй, откуда берется это неравенство, и что собственно значит революция, которая вроде бы громыхает в конце романа.
В центре романа находится девушка с постепенно разворачивающимися сверхспособностями, что заставляет вспомнить фильм Люка Бессона «Люси». У сюжетов такого рода есть одна системная проблема — хотя эта проблема не лично Веры Огневой, а проблема всех фильмов и романов про «крепких орешков». Когда у героя есть сверхспособности, с помощью которых он решает свои проблемы, это смертельно опасно для сюжета. Ведь сюжет возникает из трудностей, которые встают перед персонажем. Чем более могущественными оказываются возможности персонажа по преодолению этих трудностей, тем более разглаживается и исчезает структура сюжета. В конце романа Огневой понимаешь, что даже если героиня попадает вроде бы в трудную ситуацию — это не более чем дешевая уловка автора, через минуту ее магические (или какие там) способности возрастут еще и всех врагов сметет, как взрывной волной. Мы верим в реальность окружающего мира потому, что он сопротивляется нашей воли. Когда герой проходит через окружающую среду как нож сквозь масло, эта реальность становится ненастоящей и неинтересной. А в конце героиня обрушивает на Римскую империю нашествие инопланетной высокоразвитой цивилизации, так что все предыдущие приключении оказываются мышиной возней, можно было бы сразу начинать нашествие и не мучиться.
Впрочем, в голливудском блокбастере сюжет не обязательно должен быть логичным.
Галина Юзефович:
цитата
Бойкий, динамичный и, в общем, неплохой роман-антиутопия про слепую девушку, наделенную, как водится, суперспособностями. Хорошо бы смотрелось на одной полке с «Тринадцатым ковчегом» Дженнифер Броуди или «Алым восстанием» Пирса Брауна (что вообще-то очень хорошо), но в целом относится к тому типу книг, которым лучше бы сразу родиться в виде сценария к блокбастеру.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
А вот отзывы жюри на роман Михаила Савеличева. От себя добавлю, что для меня эта книга стала приятным сюрпризом, о чем честно написал для "Санкт-Петербургских Ведомостей". Спасибо, lartis!
Номинировал Владимир Ларионов: Альтернативная история в сочинениях отечественных фантастов, как правило, создаётся деяниями неисчислимых «попаданцев». Альтернативное прошлое Советского Союза второй половины прошлого века, о котором рассказывает Михаил Савеличев, к радости продвинутого читателя, обходится без вмешательства «засланцев» и складывается в результате эволюционного слома в развитии человечества. Причина слома – Вторая мировая война, которая в описываемом мире оказалась более длительной, более разрушительной и значительно более смертоносной. Погибли не десятки миллионов людей, а миллиарды. И, хотя по итогам войны территория СССР приросла Европой и половиной Японии, ущерб, причинённый мировой бойней не удалось полностью ликвидировать даже к середине шестидесятых. Тем не менее, на развитие науки и техники в Советском Союзе денег не жалеют: снаряжается пилотируемая экспедиция на Марс, развивается общегосударственная компьютерная сеть.
Чудовищные потери в войне изменили не только историю, изменился сам ход эволюции хомо сапиенс. Цивилизация подошла к точке бифуркации, к некоему порогу, на котором самое ничтожное воздействие может направить развитие человечества по новой траектории. Во всем мире начинают рождаться дети с необычайными способностями – «дети патронажа». Они-то и способны осуществить такое воздействие, запустив эволюционный скачок. «Дети патронажа» немедленно становятся объектами исследований и экспериментов, в СССР ими достаточно жёстко занимается Спецкомитет. В романе нет места пресловутой «слезинке ребенка»: и странные дети, и специалисты, их изучающие, беспощадны друг к другу, как могут быть беспощадны в борьбе за выживание два разных биологических вида. Может ли «спусковой крючок эволюции» быть милосердным, умеет ли он любить? Ведь его имя – Надежда и она – «дитя патронажа», которому предстоит сделать выбор: толкнуть человечество на новый виток эволюционной спирали или уничтожить его, как досадную помеху…
Роман «Крик родившихся завтра» довольно сложен для восприятия из-за манеры автора оставлять сюжетные лакуны. Некоторые сцены в книге могут показаться чересчур жестокими или слишком откровенными. Практически на каждой странице Савеличев подкидывает нам загадки, заставляющие додумывать, сопоставлять, ужасаться и, обдирая мозг, протискиваться сквозь нарочитую невнятицу, просчитанную путаницу и эпатажную недосказанность. Пробираться к истине, которая не всегда истинна. Для автора нет табу. Он бесстрашно и бесстыдно балансирует на каких-то жутких лезвиях и гранях. По всем признакам – перед нами произведение, представляющее направление, именуемое издателями «неформатом». Но настоящая фантастика и должна быть такой: неожиданной и неформатной.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
Верю, что в голове у автора все эпизоды и персонажи существовали системно, но в тексте эта системность нарушена; автор то ли изначально не прописал, то ли потом вырезал некоторые необходимые связки, которые помогли бы мне понять, так сказать, общую картину альтернативной реальности — что в этом мире возможно, а что невозможно, что тут «реальное», а что (кем-то) «воображаемое». Сам я с этим не справился и на последней странице пожалел, что нет «дополнительных материалов» (вроде как сводный указатель всех персонажей в «Калейдоскопе» Сергея Кузнецова). Но при всех «но» — это серьезное художественное высказывание.
Валерий Иванченко:
Роман Михаила Савеличева многоступенчатый, и не каждый долетит на нём до орбиты. Сначала текст кажется простым, потом неприятным, потом непонятным, затем – чёрт знает чем, под конец – безумным. В свете научной фантастики, это иллюстрация теории сингулярности, наглядно изображённой ещё режиссёром Кубриком в экранизации писателя Кларка (за подсказку спасибо издателю Гусакову). С точки зрения массовой литературы, перед нами психопатологический триллер о раздвоении и растроении личности (точнее, множащейся диссоциации с последующей сборкой за гранью человеческого понимания – но тут уже не масскульт). Вне контекста мы видим неслабое высказывание автора-визионера о вопросах, над которыми редко задумываются. Инструменты (художественные) он использовал те, что у него были, здесь можно критиковать и спорить об угле заточки, но перед творческим актом в целом остаётся лишь снять шляпу или даже голову. Респект, как говорили некогда в интернетах.
Константин Мильчин:
цитата
Война, Марс, космонавт Леонов, ретрофантастика, эччи и юри. Замысел интересный, но осуществление немного странное.
Роман Михаила Савеличева «Крик родившихся завтра» — очень искусно сделанное повествование, повествование, способное захватить, хотя порою мучительное: слишком много оборванных логических и причинно-следственных связей, слишком много — в духе поздних Стругацких — чудес без объяснения («для настроения»), а еще много подавленной, пробивающейся через комплексы подростковой эротики, много физиологии, много патологий — от текущей изо рта слюны до гермафродитизма, много — насколько это возможно в тексте — обнаженной натуры, и очень часто используется слово «трусы».
Это вызывает в памяти еще одну недавнюю книгу, тоже изданную издательством «Снежный ком» — «Замену» Сергея Цикавого, тоже, как и большую часть «Крика», написанную от имени женщины, даже в женском «тоне», и тоже погруженную в мир патологических, физиологических ощущений главных героев, а кроме того — тоже рассказывающую о школе для детей со сверхспособностями, над которыми экспериментируют коварные спецслужбы. Есть и еще одна общая деталь в «Замене» и «Крике»: Япония. Действие «Крика» происходит на территории альтернативной Японии, события книги Сергея Цикавого разворачиваются в мире японского сериала «Евангелион», в первых вариантах романа все герои носили японские имена.
Не стоит забывать, что Япония — в некотором смысле страна Аркадия Стругацкого.
Впрочем, у Савеличева — альтернативная, баснословная Япония.
И это не единственная реминисценция, которая приходит в голову при чтении романа Михаила Савеличева. Автор вообще не балует читателя новыми идеями — он, кажется, специально решил воспользоваться давно проверенными мировой литературе качественными заготовками.
Например, неестественное зачатье — вспоминаем «Альрауне» Ганса Эверса и «Тавро Кассандры» Айтматова.
Повествование в основном ведется от имени вымышленного персонажа, существующего лишь в сознании ДРУГОГО героя, страдающего расщеплением личности — что немедленно заставляет вспомнить построенного на этом же приеме «Соглядатая» Набокова — а заодно и российского фантаста Мерси Шелли, много писавшего о людях с раздвоением личности.
Ну а о том, как банальна идея интерната для необычных детей, нечего и говорить (так же, как идея детей-индиго, начинающих новый эволюционный этап).
Бесполезен «историко-игровой» элемент в романе Савеличева. Действие книги происходит в альтернативном СССР, героям приходится общаться с Чкаловым, Сергеем Капицей и космонавтом Леоновым — но это все не очень нужно, все это могло бы происходить в любой другой, вымышленной или подлинной стране. Введение реалий прошлого хорошо для иллюстрации какой-то историко-политической идеи, но Савеличев использует чрезвычайно нагруженные смыслом символы как материал для декора — что несколько расточительно.
Впрочем, банальность кое-что позволяет увидеть лучше.
На примере романа Михаила Савеличева можно увидеть некоторые важнейшие тренды, определяющие сегодня развития фантастической литературы, особенно ее лучшей, интеллектуальной части.
Один из этих трендов — интерес к биологии, к возможным изменениям человеческой природы, угрозам отмирания человека перед лицом некоего биологического или кибернетического преемника — темы, точно вытекающие из нынешнего этапа научно-технического прогресса, разворачивающегося под флагами искусственного интеллекта и биотехнологий. На этом фоне даже натуралистичность и эротизм, вообще банальные для литературы начиная с эпохи «больших 60-х», начинают светиться особым смыслом — это не просто натуралистичность, а биотехнологическая, биомедицинская натуралистичность, это физиологизм, обнажившийся из-за грубого вмешательства науки и эволюции в человеческую телесность.
Впрочем, речь не только о науке — и тут мы подходим еще к одному тренду: стиранию граней между концептуальными рамками, объясняющими происхождение фантастического — такими, как «научные открытие», «наука будущего», «магия», «мистика», «сновидения» и т.д. Если в фантастике ХХ века читателю четко объясняли, откуда берется чудесное, то сейчас это не обязательно: описанные в романе Савеличева переселение душ, ручные кашалоты, бегство детей на Марс и их беседу с космонавтом Леоновым во сне можно объяснять чем угодно — эволюционным скачком, научным развитием, мистикой, а можно ничем не объяснять, просто констатируя, что в пространстве романа мы имеем больше степеней свободы, чем в нашей реальности.
И все это наводит на мысль о еще одном сближении. Важнейшей разновидностью фантастической литературы ХХ века был экспрессионизм — литературное направление, возникшее под влиянием потрясений Первой мировой войны. Среди значимых отличий экспрессионисткой фантастики следует отметить: «спутанность» сознания лирического героя, легко переходящего от реальности ко снам и галлюцинациям; столкновение героев со слишком могущественными силами — взрывчатыми веществами, концентратами энергии и другими «феноменами», которые герои, как «ученики чародея», выпускают на волю, но не могут контролировать; наконец — отсутствие четкой грани между разными модусами повествования — реалистическим и аллегорическим, легкий переход к символизму и обратно. «Снег святого Петра» Лео Перуца, «Газ» Георга Кайзера и «Кракатит» Карела Чапека служат прекрасными иллюстрациями всего этого.
«Крик» Михаила Савеличева несет на себе все признаки экспрессионистской фантастики, но что важно — не он один. Мы можем говорить о существующей в нашей фантастике экспрессионистской «струи», которую можно было бы обозначит как нео-экспрессионизм, и даже как «био-экспрессионизм» — поскольку биологичность, акцент на телесность является еще одним неизменным атрибутом этих произведений. К «биоэкспрессионистским» романам можно отнести и уже упомянутую выше «Замену» Сергея Цикавого, и ряд произведения Дяченко (особенно «Vita Nostra»), и, в предыдущем временном срезе — «Охоту на ясновидца» Анатолия Королева.
Резюмируя: «Крик родившихся завтра» — чрезвычайно искусная, высокопрофессионально сделанная занимательная игра с довольно банальными для фантастики идеями. Именно последнее обстоятельство затрудняет окончательную оценку романа, так что приходится отчасти (только отчасти) солидаризироваться с автором интернет-отзыва на другой роман Савеличева: «Удивляюсь автору — такая бездна таланта настолько бездарно израсходована!». Израсходована, конечно, не бездарно, но все же по прочтению книги так и хочется задать вопрос: «Ну и что?». Если сюжет сводится к тому, что неизвестно откуда взявшиеся дети-индиго, чье физическое существование не вполне достоверно, бегут с земли на Марс неизвестно зачем, неизвестно как и неизвестно почему, то у читателя неизбежно остается некоторое чувство неудовлетворенности.
И тем не менее роман относится к числу лучших российских фантастических романов последних лет.
Галина Юзефович:
цитата
Умная и оригинальная проза на стыке альтернативной истории (в СССР не было «оттепели», Япония вошла в состав «социалистического блока», коммунисты готовят полет на Марс), философской фантастики и триллера. Чувствуется влияние поздних Стругацких, но отнюдь не на уровне механического воспроизведения канона: и этическая проблематика, и манера письма, и вообще сама идея альтернативной реальности выглядят актуально и свежо. Не все в порядке с сюжетом (кое-какие вещи так и остаются не то лишними, не то недоговоренными, последовательность эпизодов иногда кажется просто случайной и, в целом, читатель не должен затрачивать столько усилий на то, чтобы просто понять, что к чему), но при минимальном приложении редакторских рук могло бы быть по-настоящему замечательно. Бесспорно, один из сильнейших текстов списка.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.
облако тэгов
