Обещал отзыв на "Сальмонельщиков с планеты Порно" Цуцуи — получайте. Конечно же, указанные в аннотации сравнения и сведения "японский Филипп Дик", "духовный отец Мураками", автор оригиналов "Паприка" (фильм снят Сатоси Коном) и "Девочка, покорившая время" (режиссера не знаю) заинтересовали, уверен, не меня одного. В вопросе покупать или нет для меня решающим оказалось, что Сатоси Кон экранизировал "Паприку" Цуцуи, поскольку Кона я очень уважаю (за "Совершенную грусть", "Актрису тысячелетия", "Паприку").
Несколько общих впечатлений. Духовное отцовство над Мураками, если таковое и имеется, о Цуцуи скажет читателю не очень много, а скорее даже введет в заблуждение, поскольку Мураками пишет с уклоном в психологию/психоделику, а Цуцуи работает совсем в ином ключе. Родство с Диком окажется более ощутимым, да и то не по стилю, а скорее по общей направленности. Итак, "Сальмонельщики..." Ясутака Цуцуи — это по большей части социальная сатира, довольно динамичная, с лихим сюжетом, но схематичная, без заметной психологичности, выстроенная на поступках и их ироничной оценке. Кроме того, эта сатира направлена в первую очередь на Японию и японцев. Но тут я оговорюсь, потому что сюжеты новелл оригинальны, а потому будут интересны и любителям "мягкой" НФ. На "твердую" фантастику опусы Цуцуи не тянут — так как происходящие события совершенно не обоснованы с точки зрения реалий и чаще даже противоречат "научному подходу".
Теперь подробнее.
Теперь подробнее.
Дерево даба-даба
Забавная история о том, как главному герою и его жене с целью скорейшего появления на свет внуков любезный папаши подарил дерево, навевающее эротические сны. История о том, как все друг дружке изменяют — мужья женам, жены — мужьям, — на самое главное, все это безболезненно происходит во сне. Рассказ выстроен на знаменитом мнении, что "все мужики — кобели".
Весело, динамично, местами спорно. На 7.
Слухи обо мне
Первая сатирическая зарисовка. "Шоу Трумана" по-японски. И вот тут мне видится коренное отличие западного образа мышления от восточного: если Труман в конце концов восстает против системы, начинает с ней бороться, побеждает и вуаля — получает возлюбленную в подарок, то герой Цуцуи "более реален" — он добивается лишь того, чтобы его оставили в покое, а "возлюбленная" — так и не остается с "безвестным" маленьким человеком.
Мне понравилось. Твердое 8.
Только не смейся
Опять, разница между двумя менталитетами. Все мы знаем, что произойдет, если западный человек изобретет машину времени — будут "патрули времени", будут "терминаторы", "назад в будущее", а вот японец — изобрел машину времени, чтобы хорошенько похохотать напару с приятелем над подобным чудачеством. "Я изобрел машину времени" — "Ха-ха-ха".
Забавно, хотя хотелось бы более внятного сюжета. Зато коротко. На 7.
Авиакомпания Горохати
Сюжет с по-японски жестким финалом. Главная идея (хотя идей меньшего порядка в тексте понатыкано тоже порядочно) — сильному духом человеку, настроенному на достижение цели, удастся добраться до цели даже в страшный ураган на полуразвалившемся аэроплане с сумасшедшим пилотом, или, как говорят по-русски "на честном слове и одном крыле". Среди прочего мы видим подчиненность до самоотречения рядового японца духу своей компании (своему начальству), видим рыбака, который обещав приплыть в шторм, все-таки бросил репортеров, видим мамашу-пилота, в общем — довольно много странных и необычных деталей.
Хорошо. 8.
Главная ветка "Медвежий лес"
Странный рассказ, который действительно может напомнить Мураками сюжетом: затерянная железнодорожная ветка, где по случайности оказывается герой, приводит его в заброшенную деревню, и в ожидании поезда он участвует в деревенском торжестве — поминки превращаются в праздник, все пляшут и поют, и герой, поддавшись общему веселью, неожиданно "вспоминает" истинные слова магической песни, способные принести Японии крупные беды. Легенда о появлении железной дороги, таинственная ветка "прибранная к рукам" жителями заброшенной деревни, страна мечты, где всегда весело и самые красивые девушки, магические обряды, — как-то из этих образов и скроено повествование, которое больше всего напоминает прибаутку-страшилку, которую хорошо рассказать у костра.
Либо я не японец, чтобы понять это лучше, либо сюжет недостаточно внятен. Около 6,5.
Граница счастья
Страшный гротеск. Вызывающий неприязнь герой. Общий трагичный тон повествования, в котором "сначала не везет-не везет, а потом — как сразу не повезет...."
Что есть мера счастья? В мире, обеспеченном массовым производством всем необходимым — питанием, жильем, первым и вторым необходимым, в мире, где многое берется в кредит и нет ничего кроме рутины, в этом мире люди начинают страдать психическими расстройствами — клерки хватаются за автоматы, официантки за ножи, а воспитательницы убивают детей. В этом мире поездка к морю оказывает последним средством чтобы окончательно не задохнуться в быту. Отчего-то возникла ассоциация с "Поездом в теплый край" Лукьяненко, только опять — по-японски.
Очень неплохо. Ближе к 7,5.
Почасовая армия
Гениальный рассказ. Отличная социальная сатира над японским общественным укладом: почасовой рабочий день — превращается в почасовую службу в армии, работа в компании — в боевые действия, а противоборство корпораций, конкуренция — в прототип войны. Итак, в стране безработица и герой оказывается в командировке — на войне между двумя мелкими африканскими государствами, которые поддерживают разные японские компании. Каждое утро — на войну, каждый вечер — с войны, обратно домой. Не страшно — если убьют, компания покроет расходы и оплатит страховку. И полной отчаянной злобы ухмылкой оказывается встреча двух японцев, волею компаний, оказавшихся по разные стороны баррикад...
Твердая 9.
Ах-ах-ах!
Социальная сатира. Здесь есть и гонка за "халявой": жена подписывает заявку на консультанта по бюджету, потому что "бесплатно", и этот консультант превращает жизнь семьи в ад: не ешьте это, вы не можете себе позволить, нужно экономить и копить деньги, не ходите в кино, в театр, на встречу с выпускниками, не приглашайте гостей, не устраивайте праздников, не покупайте дорогую еду, не занимайтесь любовью (ведь это истощает ваши силы, необходимые для работы).........
Неожиданный финал возвращает нас из притчи в реальность, добавляя еще один смысловой слой и переоценку показанный в рассказе событий. А может быть, рассказ о доверчивости? Или все-таки об истинным ценностях жизни? А может, и о том и о другом?
Оценка 8,5.
Мир кренится
Сатира над феминизмом, коррупцией, неумением признавать ошибки и ослиным упрямством. Самый ненаучный рассказ, поскольку Цуцуи сам иронично замечает: неизвестно, как остров мог перевернуться, когда залив был недостаточно глубок. Но феминизмом — в первую очередь. Женщина мэр добилась создания собственного города — плавучего города, где стала насаждать собственные законы и создавая "рай на земле" для феминисток. Но из-за старой взятки и некачественно сделанного "фундамента" город дал крен. Это, в общем-то забавное, событие описано жестко, со смертями и подробностями, поэтому ирония превращается в сатиру, пропитанную некоторой злостью и желчью. Оценка 8.
История Моцарта
Я не являюсь знатоком биографий великих композиторов. На первый взгляд, рассказ — похож на пересказ двоечника: возлюбленная Толстого бросилась под поезд, ее звали Анна, в ее честь он написал "Анну Каренину", или Тургенев топил собачек и написал "Му-му". Здесь может быть сатира на образование и исследователей вроде нашего Фоменко, а может быть беззлобная компиляция знаний о Моцарте в гротескную биографию. Чего стоит финальная фраза: "После смерти он сочинил "Реквием" для успокоения своей души".
Оценка: нет.
Последний курильщик
Кампания против курения набрала обороты, лозунги и демонстрации заменились погромами. Курильщики остались только среди "эстетов", но и этого активистам кампании показалось недостаточно. Под давлением ООН избавление от курения стало интересом и государства, и уже курящие — объявлены вне закона, они собираются тайно в закрытых клубах и через якудза добывают себе сигареты. А еще через некоторое время последние оставшиеся в Японии курильщики — герой и его товарищ (бывший художник) отбиваются от полиции, оттягивая мгновение неминуемой смерти, чтобы докурить оставшиеся сигареты. Социальный гротеск о свободе — реальной и иллюзорной, о демократии, о правах человека. Два шага — от нормального человека к отщепенцу и от отщепенца общества к редкому представителю, занесенному в Красную Книгу.
Оценка 8,5.
Вредно для сердца
Социальная ирония. Рассказ не столь злой, как его предшественники. Опять — японская подчиненность простого человека своей компании. Кроме того, синдром пациента — человека, который вместо того, чтобы жить и наслаждаться жизнью не задумываясь, постоянно изводит себя страхами болезней, а обнаружив симптомы начинает "лечиться" и требовать к себе сочувствия окружающих. Ирония над транспортными компаниями — задержки и проволочки, перевод стрелок от одного ответственного лица к другому так, что уже не сыщешь концов. Неожиданный финал, иронично показывающий, что как бы ты ни жил и что бы тебе не мешало, в чем бы ни заключалась твоя цель, самое главное — сам факт, что ты живешь.
Оценка 8.
Сальмонельщики с планеты Порно
Титульная повесть. Самое объемное из произведений сборника. Почти фантастика.
Произведение, к которому у меня появились ощутимые претензии: например, размеры плота — 2,5 на 1,5 метра, — мне показались недостаточными, чтобы переправить через озеро троих мужчин (мелких японцев?) с грузом; или тот факт, что названия животным давали первооткрыватели, а прилетевшие позже исследователи заново придумывают — почему животные называются именно так, хотя, как мне представляется, от первых экспедиций должны были сохраниться все записи с описанием и повадками, чтобы авторитетные ученые-исследователи не выглядели "болванами".
Хотя, одной из подоплек повести, возможно, служит именно ирония (сатира?) над учеными? Не зря же, врач не способен сделать кесарево сечение, в связи с чем героям и приходится пуститься в путешествие.
Общая канва не нова: сексуально раскрепощенная раса на чужой планете и земляне со своими пуританскими взглядами о приличиях и неприличиях. Подобное было у Шекли: в рассказе герой возвращается из будущего, где в норме свободная любовь, и становится новым мессией, ведя за собой окружающих людей. У него же была повесть о планете, на которой вся жизнь за год проходила полный круговорот — от растений и животных до людей цивилизованных, затем диких и т.п. Так что поиск страны "Свободный Любви" писатели-фантасты всех мастей ведут уже не один год. Интересна теория регрессивной эволюции, упомянутая Цуцуи — сначала был человек, а остальные виды получились путем деградации от высшего вида. Теория деградации может оказаться такой же сатирической "уткой" в сторону науки. В целом, слишком много "анатомических подробностей", без которых повесть только выиграла бы, но в целом, ясно, что одной из задач повести — было посмеяться над сексуальными штампами, превознесением значения либидо после открытий дядюшки Фрейда, тем более, что все это уходит корнями не в европейские традиции, а в японские, поэтому, некоторые подоплеки могли от меня и ускользнуть. Например, в повести всплывает типичный для анимэ статус "извращенца" — человека, активно интересующегося сексуальной тематикой, или, так сказать, "озабоченного".
Наверное, поставлю повести 7.
Итак, сборником доволен, хотя он скорее для ума, чем сердца. Хочу отметить как важный фактор — оригинальность, некоторое новое видение. Однозначно, сборник оставил во мне интерес к автору, и его романы (в частности, "Паприку") я бы взялся найти и почитать. Кроме того, по прошествии времени, наверняка, возьмусь перечитать некоторые, а может быть даже все новеллы. Что характерно: в мире героев Цуцуи показаны детали не вымышленные — СМИ, корпорации, железная дорога, кредиты, — т.е. знакомые или по крайней мере узнаваемые реалии. А главное — герои Цуцуи — думающие, не плывущие безвольно, как марионетки, по авторской воле, а удивляющиеся, делающие выводы, размышляющие, пытающиеся найти решение, понять, осознать, разобраться и совершающие поступки согласно не течению сюжета, но их, героев, логике. Рекомендую любителям короткой прозы, оригинальных сюжетов и сатиры.
Нечасто встретишь книгу, которая настолько нарушает привычный размеренный ход собственных мыслей, чтобы, раскрыв рот, вдыхать: вот оно... И пусть даже текст не лишен недостатков, стиль еще не установившийся, однако, текст автора входит в тебя, захватывает, и главное, расшевеливает начинающие стираться в привычном движении шестеренки мозгов, переворачивает и заставляет крутиться в другую сторону, в противоположную, или под углом 90. Пусть не надолго, но меняет, обогащает. Вдвойне приятно, если это отечественный автор. За последние полгода таких находок было всего две, включая "Паутину" Мерси Шелли.
История вопроса.
Ссылочку на роман мне кинул все тот же хороший друг, периодически снабжающий меня странными, веселыми, или невеселыми новинками, — это произошло месяца четыре назад. С тех пор "Паутину" я держал на примете. Однако, роман Шелли вышел в серии "Из книг Макса Фрая", а после знакомства с оным, подобная рекомендация меня скорее оттолкнула бы, нежели привлекла. Поэтому роман долго-долго ждал своей очереди и это произошло во время моей Новосибирской поездки. Сказать по правде, из Олди ("Ваш выход"), Шелли, Киза ("Цветы...") и Рушди ("Стыд"), выбор в сторону "Паутины" был сделан по вполне банальной причине — она показалась мне тоненькой, а кроме того, звучные названия глав ("Тетрис", "Игра в бисер", "Улица Мёбиуса", "Мост"), вызывающие ассоциации со всем подряд, включая Уильяма Гибсона, Германа Гессе, Пелевина и пр.
Впечатления.
У книги есть свои плюсы и свои минусы. Главным плюсом для меня стал огромный поток разнородной информации, вываленный автором романа. Колоссальный объем мыслей, заметок, замечаний по жизни, размышлений, юмора и маленьких открытий. История развития сети, ряд научно-фантастических новинок, достойных если не Лема, то уж Гибсона точно, ссылки на биологические, физические, термодинамические, кибернетические теории, и еще больше ссылок на литературных предшественников: где-то иронично, где-то случайно, в бытовом разговоре, — Лукьяненко с его "Лабиринтами", Азимова с "Основанием", Гибсона с "Муравейником", Шелли с "Франкенштейном", Гессе с его "Игрой..." и многих, многих других. В размышления оказались втянуты даже вскользь упомянутые ТРИЗовцы, а уж наших бытовых реалий — СМИ, реклама, пиар, политика, коррупция, хакеры — не сосчитать.
Итог — хороший фантастический постмодерн, где постмодерн — оказывается ключевым словом: само полотно романа сплетается из ниток в подобие паучьей сети — реальность, киберпространство, иллюзии, сны, прошлое, будущее. В отличие от новоявленных "киберпанковцев" (Лукьяненко, Вачовски) использующих сеть и реал только для решения уже сто раз решенных, "обезьяньих" проблем — злой искусственный интеллект, герой и его темное alter ego, — Шелли исследует феномен Сети, которую уже нельзя считать чистой фантастикой, Интернет и гипертекст стали нашей реальностью, которая не укладывается в привычное мифомышление, все еще проповедуемое из трубных динамиков фэнтези-опупей, космоопер, паропанков и пр. Мир изменился, в мир пришла Сеть, как артефакт, как феномен и мир никогда уже не станет простым, т.е. без приставки "гипер-". Роман Шелли — один из немногих,прочитанных мною, считающихся с этой реальностью. Более того, "Паутина" — это настоящее исследование феномена Сети, за что уже роман достоин пристального внимания. "Паутина" — это попытка осознать "дивный новый мир", мир, где Сеть — данность.
Есть в романе и минусы: во-первых, стиль сложен, по причине специфического интернет-сленга, над которым автор в равной мере иронизирует и выжимает все возможности, во-вторых, структура романа — гипертекст, перескоки с одного на другое — с заголовка статьи к содержанию новостной колонки, к тексту электронного письма, к воспоминаниям, к событиям одной-другой-третьей реальности или нереальности. В-третьих, и это уже касается не авторского стиля, а скорее его несовершенства: в этой постмодерн феерии смещены-смазаны акценты, малозначительным вещам уделены большие абзацы, а ключевые даны штрихами, недораскрыты или разбавлены. Я вчитался только со второй части. И это может служить знаком, что именно тут начинается роман, а прежде была смысловая и литературная игра, ирония, стеб и, может быть, необходимое введение. Роман выиграл бы от правки и переработки, но даже в теперешнем своем виде — являет собой образец не чтива, а литературы, причем, литературы фантастической, в лучших значениях этого слова.
Для меня идеи и идейки "Паутины" дали много пищи уму, начать хотя бы с того, что я взялся отмечать страницы и цитаты, чего уже давно не делал, а кроме того, после прочтения да и в процессе не раз откладывал книгу чтобы переварить, подумать...
Итоги.
Не шедевр, но яркая искра. Один раз читать в обязательном порядке любителям научной фантастики. Читать в обязательном порядке программистам — будет весело. С осторожностью вкушать тем, кто не переносит компьютерный сленг, интернет сленг и "программистские" словечки. Автору — удачи, и с нетерпением жду издания нового романа 2048 в бумаге.
Во-первых, сразу поблагодарю фансаберов и тех, кто озвучил, благодаря которым фильм удалось посмотреть, а во-вторых, поплююсь на то, что они в итоге натворили: половину фильма приходится слушать английскую речь с английскими титрами (а это ни много-ни мало — репортажи по телевизору, т.е. общественная жизнь, а не бытовые разговоры, или полные специфических терминов переговоры между летчиками в небе, то еще удовольствие листать словарь в самых захватывающих и динамичных сценах фильма), другую половину приходится смотреть с дурным русским переводом (чего только стоят синонимы в скобках?!) и еще более дурной русской озвучкой, когда в субтитрах читаешь больше, чем слышишь от переводчика, в итоге осознаешь, что понял до обидного немного. Но это означает лишь, что когда появятся приличные сабы — у меня будет повод пересмотреть это выдающееся полотно. Этот "не мультик, но фильм".
В типичной для себя позднего манере Осии сделает фоны и обстановку (технику, архитектуру аэродрома, стены помещений, даже складываемую газету) в 3D и оставит для графики то, что может сделать только живой художник — движения людей, жесты, эмоции. И в очередной раз Осии докажет, что эта нехитрая связка — идеальна для современной анимации, в том числе, для создания "кино", а не мультиков. Будет и любимая собака Осии, которая у меня прочно ассоциируется с котенком возле аэродрома в рассказе Ричарда Баха, только с гораздо более печальным оттенком.
Но главное для кино, а оценивать я буду именно как кино, — художественность сюжета и художественность образов. И если с сюжетом, как это стало привычным для позднего Осии, — не так просто, т.е. не ждите однозначной и внятной фабулы, то с художественностью в картине — полный порядок. Помните "Мертвеца" Джармуша? В чем сюжет? Так и здесь.
имеются спойлеры
Альтернативный мир, место действия: небольшой аэродром, где ежедневно три-пять пилотов истребителей времен второй мировой совершают вылеты на своих крыланах, и часто, из этих полетов они возвращаются не все. И тут можно вспомнить, "Нормандию Неман" и "В бой идут одни старики", потому что картина Осии — хоть и не конкурент этим великолепным, но реалистичным фильмам; но полотно того же порядка, только более философского, а следовательно — фантастического.
"Война — дело молодых, лекарство против морщин..."
В отличие от "Кузнечика", героям SC повзрослеть не удастся и они знают об этом, потому что они Килдрены — нестареющие дети, генетически выведенные существа, которые не взрослеют, не стареют, но и не могут умереть естественной смертью, т.е. вынуждены погибать — или выведены для войны исмерти? Тут уж как больше нравится.
О том, что главный герой — новичок, прибывающий на аэродром под руководство Кусанаги, — тот самый "прежний" пилот самолета, можно догадаться сразу: сразу после того, как он не может (и не хочет!) вспоминать свое прошлое, после того, как никто не станет рассказывать ему о прежнем пилоте, после того, как самолет станет слушаться его, как родной, и после показанной крупным планом сломанной спички. Но вот какими тропами зритель придет к этому пониманию и сколько еще страшных открытий сделает, — настоящая изюминка фильма.
Герои фильма — дети и не дети. Нестареющие килдрены, которые встречаются со взрослыми женщинами, пьют пиво, водят самолеты, но при этом могут сидеть на детских игрушечных самолетиках, как заправские сорванцы в парке аттракционов. Эти дети окружены и некоторым числом взрослых людей — любовные партнеры или партнерши, техники аэродрома, владелец бара и привычные посетители. Эти дети едва ли не каждый день теряют в бою своих товарищей, но совсем не печалятся из-за этого: да и о чем печалиться, если вслед за потерей "бойца" в отряд прибывает новичок, который точно также ломает спички или складывает газету. А еще эти дети каждый день участвуют в бою, они ведут войну, которая совершенно неясно — с чего началась, кому нужна, с какой целью ведется и будет ли когда-то закончена. Эта война, их война — совершенно нереальна в мирной обстановке аэродрома, в мирных пейзажах окружающего мира, в зелени травы, в синеве неба и в спокойных лицах взрослых, которые окружают этих детей. Дети воюют. "Зачем взрослеть тому, кто может завтра погибнуть?"
"Только помня о войне, зная, что где-то проливается кровь, люди могут ценить мир!" Дети воюют, чтобы не было других войн на земле. Мир на земле куплен счастьем этих нестареющих бойцов. Вместо враждующих сторон: крупные корпорации, которые устраивают плановые военные действия и масштабные операции. Тайные боевые операции, которые транслируются по всем телевизорам страны, чтобы мирные жители могли наблюдать войну не выходя из квартиры или бара. Помните, такое было уже у фантастов: война велась средствами первой мировой, и герою удалось принести победу своей стороне, откопав планер в указанных временных рамках. Именно поэтому, дети воюют на старых самолетах, дети убивают только других килдренов, и бомбардировщики бросают бомбы только на военные базы противника. Только в этом случае, победы быть не может. Война должна продолжаться.
Туристка, прибывшая на аэродром, говорит ГГ: благодаря вам, мы можем жить в мире. Рано или поздно нестареющие дети понимают весь трагизм этого замкнутого круга и тогда у них остается единственный способ разорвать его — умереть. Для этого существует Жнец, — "взрослый" вражеский ас "Учитель", с черной пантерой на боку самолета. Рано или поздно, пилот пробует сразиться с этим чудовищем и неминуемо погибает. Чтобы потом снова появиться на аэродроме с новым именем, новой памятью, но старой привычкой — ломать спички или складывать газету.
Надежда победить Учителя остается, а сами герои пытаются найти выход из этого круга, каждый своим способом — у Кусанаги есть дочь, Мицуя забывается в полете, а главный герой говорит: "Даже проходя один и тот же маршрут, я всегда могу найти что-то новое".
* * *
Несмотря на такое подробное описание сюжета, практически спойлерное до последней буквы, это ни в коем случае не помешает Вам посмотреть этот фильм и получить от него удовольствие. В деталях, из которых складывается сюжет, — достаточно зацепок, чтобы каждый мог понять его по своему. А красота, стиль и художественность — на высоте. Чего стоят сцены воздушных боев, выполненные в стиле **панк, где ** означает технологии второй мировой, вроде приставки стим- или паро-. Итак, любителям красивого кино, спокойного кино, вдумчивого кино... рекомендую.
Четыре года назад хозяйка "Лавки писателя" в здании нашего лито (поэтесса и ныне литконсультант) показала книжку совершенно незнакомого мне автора Кристофа Рансмайра. Так как цены в "Лавке..." были даже чуть выше, чем в других книжных (не считая сети "КнигОмир", "Буквы" тогда в Иванове еще не было), я решил схитрить: записал имя автора и название книги ("Последний мир"), скачал электронную версию, дабы сначала познакомиться... а потом как получится.
"Последний мир" стал для меня откровением. Благодаря этой книге несколько позже я познакомился с серией "Эксмо" "Магический реализм", а через нее — с "Луной доктора Фауста" Луке, "Кровавой комнатой" Картер, с именем Кристофера Приста, чей "Престиж" я до сих пор не читал, зато восхищаюсь дебютным романом "Опрокинутый мир". По сути, книга Рансмайра привела меня к современной зарубежной прозе — потому что после "Магического реализма" я переключился на "Игру в классику" и уже в этой серии состоялось мое знакомство с Джонатаном Кэрролом, Полом Остером, Краули, Кингом Россом, Иэном Бэнксом и другими.
Но значение "Последнего мира" для меня не ограничивается только знакомствами, в гораздо большей степени Рансмайр стал моим духовным наставником. Помню, впервые я прочитал книгу (довольно тонкую, кстати), в которой каждый абзац содержит столько поэтического, исторического или сюжетного смысла, что невольно изумляешься. Рансмайр наглядно проиллюстрировал, что можно писать небольшие, но невероятные вещи. В какой-то момент, это стало для меня эталоном в литературе. Немногочисленные короткие заметки о том, как кропотливо Рансмайр пишет ("Последний мир" за пять, "Болезнь Китахары" — за десять лет), приводили меня в восторг и восхищение. И вот, через четыре года, став более искушенным читателем, прочитав Джорджа Макдональда, Приста, Мирчу Элиаде, Анджелу Картер, Мураками, Абе и еще многих, я вернулся к "Последнему миру", чтобы проверить свои первые ощущения.
"Последний мир" — это поэтическая книга, хоть и написана в прозе. Более того, это (по задумке автора) — поэма, написанная тремя поэтами: Овидием, Коттой и самим Рансмайром. Овидий — дал яркие персонажи "Метаморфоз", Котта — отыскал и увидел их на берегу Железного города. А Рансмайр присутствует в тексте как образ невозможного (для Томов и вообще для описанного в книге вымышленного Рима) будущего, который проливается лучами в фантасмагорическую реальность романа — в ржавый автобус, в микрофоны, в кинопроектор и фильмоскоп.
Роман "Последний мир" — это игла, пронзающая три реальности трех поэтов, таким образом, что повествование движется сразу по трем плоскостям: медленно, неторопливо и безысходно.
Итак, Котта отправляется в Железный город (Рансмайр вообще любит такие образы, в "Болезни Китахары" у него будут Собачий король, Каменное море) — Томы, самый край римской империи, край мира, Ойкумены, за которым, как мы увидим впоследствии, ничего нет.
История Назона Овидия в романе примечательна сама по себе. Поэт (в нашей транскрипции — писатель и литератор) пишет сначала для Римской богемы и обретает имя и известность, уважение в высших кругах. Но, как творцу, ему мало быть известным только для избранных, его мечта — прийти в сердце каждому, — и тогда он пишет пьесу для простонародного театра, пьесу, которая получит оглушительный успех у черни, и почти взрыв в кругах знати — запрещенную пьесу. Это ли не прообраз мифа об Икаре, который хотел взлететь до самого солнца? Овидий все еще уважаемый человек, но машина государства уже держит его под прицелом — крохотного, но опасного. Взрывом становится выступление в амфитеатре, когда все население Рима слышит историю о муравьином народе. Для поэта — это мгновение, ради которого стоит жить, поэт и его читатели-слушатели в единении. Дальнейшее — падение: Овидий выслан в Томы, его недописанные и сожженные "Метаморфозы" потеряны для Рима и человечества, но дух, разбуженный его словами и образами, будоражит население Рима, и, в конце концов, жажда истины или вселенское любопытство, как спусковой крючок, запускает новую судьбу в этот круговорот судеб.
После известия (неподтвержденного) о смерти Овидия, Котта, один из поклонников запрещенного овидиевого творчества, отправляется вслед за ссыльным поэтом, чтобы найти его, либо доказательства его смерти, а главное — отыскать рукописи "Метаморфоз". Если Рим, с его государственной машиной, с его марширующими легионами, пусть даже прозябающий в скуке и упадке — это логика, воплощение разума и смысла, — то край мира, Томы, в которые попадает Котта — это ирреальность, абсурд. В сознании Котты сталкиваются рассудок и ирреальность. Железный город на побережье Черного моря не может существовать, — здесь такие природные условия, что выращивать урожай, растить детей, выживать просто невозможно. Однако же здесь обитают люди, чьи судьбы и образы мыслей будто насмехаются над недостижимым Римом.
Среди сотен изломанных судеб бродит Котта и ищет единственную изломанную судьбу — Овидия, — и только его никак не может найти: в заброшенном доме обитает безумный слуга — Пифагор, — да на груде каменных пирамид треплются расцвеченные письменами лоскуты — обрывки овидиевых стихов. Ни живого, ни мертвого поэта Котта не может отыскать. Опустошенный и разочарованный, как и все жители Томов (чьи судьбы, как и его, всегда оказывались бегством, а Томы — последним краем, за который бежать уже некуда) он остается в Железном городе.
Чем дольше живет Котта среди обитателей Томов, тем более очевидны становятся следы Овидия — Эхо рассказывает овидиеву "Книгу камней", Арахна ткет на своих гобеленах овидиеву "Книгу птиц", эпилептик Батт обращается в камень, а канатчик в полнолуния становится оборотнем. Котта обнаруживает, что странные судьбы обитателей Железного города тесно связаны с овидиевыми фантазиями. Он приходит к выводу, что растрепанные на лоскутах "Метаморфозы" содержат сюжеты, обнаруженные Овидием в окружавших его людях, но истина оказывается еще более удивительной и трагичной...
Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)
Не "Метаморфозы" списаны с жителей Томов, но сами Томы и жители города — материально воплощенные овидиевы "Метаморфозы". Сосланный из Рима на край света поэт превратил эти места в собственную поэму, и где-то здесь не умер, но растворился в камнях гор, в деревьях, растениях и животных. Всякий человек, казалось бы волею судьбы прибившийся к этим берегам — оказывался частью этой поэмы, много лет до этого уже придуманной Овидием и записанной Пифагором на трепещущих обрывках.
Теперь, через четыре года, ощущения от книги не так пронзительны, а еще я делаю вывод, что для такой книги требуется совершенно иная атмосфера: ее нельзя читать (по крайней мере, перечитывать) в транспорте, на бегу. Ее нельзя читать кусками, отрываясь на посторонние дела и бытовые мелочи. В "Последний мир" Рансмайра необходимо погружаться полностью, а для этого могу предложить лишь — выбрать выходной, обеспечив себя заранее завтраком и обедом, сесть и без отрыва пройти вслед за Коттой по удивительным метафоричным хитросплетениям овидиево-рансмайровой реальности. От начала и до самого конца.
Итак, рекомендую книгу тем, кто любит фэнтези, и в фэнтези любит не действия, не события, а невероятный дух чужого мира, полного загадок и символов. Рекомендую книгу тем, кто любит "Сто лет одиночества" — таким "Последний мир" должен понравится, а может быть, понравится даже больше, как в свое время произошло со мной.
Четыре года назад я бы рекомендовал книгу всем и всякому. Но велико же было мое удивление, когда я видел вместо восторженных отзывов разочарованные и оскорбительные замечания на странице в lib.aldebaran. Теперь, через четыре года я могу лучше понимать и такую точку зрения.
Поэтому, не рекомендую книгу тем, кто любит историю и историческую достоверность, появление автобусов и микрофонов, а также географические несоответствия в древнеримской реальности могут вызвать разочарование. Не рекомендую любителям экшна, потому что действие романа неторопливо, "вяло", зато способно захватить своей поэтичностью и метафоричностью.
Итак, подводя итог, отмечу: не жаль времени, потраченного на прочтение этого романа, не жаль его и на повторное прочтение через четыре года. Роман Рансмайра в действительности невелик (почти треть книги занимают комментарии, а именно параллели между образами Рансмайра и реальными римскими деятелями и персонажами древних мифов), но при этом невероятно глубок. В настоящий момент Рансмайр — единственный автор, чьи книги я готов скупать только из-за имени, и не в последнюю очередь потому, что пишет он медленно, кропотливо подбирая каждое слово. И еще.... от всей души завидую тем, кто будет читать "Последний мир" впервые.
Говорить о каждом из этих концертов отдельно не имеет смысла, а вот посмотреть любой из них — или даже все, определенно имеет. О греческом композиторе Янни я еще буду говорить, здесь лишь упомяну об одной из сторон его творчества. Стиль композитора/группы Yanni относится к New age, причем, в лучшем его воплощении: красивая мелодика, разнообразные, в т.ч. этнические, инструменты, оркестровое сопровождение, комбинирования "чистого" инструментала с вокальными партиями.
"Tribute" один из самых интересных в музыкальном плане альбомов группы: здесь единственный раз появляются длинные композиции, обилие инструментальных сольных вставок, некоторые джазовые мотивы. Именно на этом альбоме мы слышим такие вещи, как Waltz in 7/8, Deliverance, Renegate. Данный концерт является почти точным воспроизведением (за незначительными отличиями) музыкального альбома Tribute "вживую". Здесь же есть возможность познакомиться с составом многонациональной команды Yanni. Великолепное владение инструментами и мелодичность музыки композитора гарантируют удовольствие не только для любителей Нью-Эйдж, но, вероятно, и классики — композиции звучат в сопровождении настоящего оркестра, а, может быть, даже хард-рока — обилие "сольников" на скрипках, клавишах и др. должно прийтись по душе любителям гитарных импровизаций.
Концерт в Акрополе можно считать настоящим шедевром. Атмосфера амфитеатра просто волшебна. Мелодичность композиций Yanni смешивается с кипящей энергией музыкантов и смягчается симфоническим оркестром. В концерте появляются "дуэли" — попарное исполнение партий разными музыкантами, обилие великолепных сольных партий на скрипке, клавишах, там-тамах, ударных и даже неповторимый "сольник" на бас-гитаре в композиции The Rain must fall. Дирижер оркестра в композиции Within Attraction возьмет в руки скрипку и примет участие в "дуэли" со скрипачкой группы. Приятно видеть знакомые лица участников — клавиши, скрипка, ударные, бас-гитара, — почти полный состав из концерта Tribute. В целом, это музыкальное действо на одном дыхании просматривается от начала и до самого конца, наполняя восхищением, и оставляя после себя сияние настоящего чуда.
Самый многонациональный концерт Yanni, если верить рекламным заголовкам. С другой стороны, заметны изменения состава, нет той великолепной скрипачки, радовавшей резкими, надрывными, немного агрессивными переливами в предыдущих концертах. Нет бас-гитариста, просто околдовавшего меня своим "сольником" в Акрополе. Хотя музыкальный состав по прежнему вне всяких похвал — скрипач-армянин, флейтист/саксофонист, трубач, исполнитель на арфе (!) — изумителен. В концерте прозвучат не только композиции самого Yanni, но и обработки классики — например, фрагменты "Времен года". "Дуэлей" станет еще больше и теперь не только скрипка/на скрипку, ударные/на ударные, но и скрипка/саксофон, две и три скрипки. В общем, новый концерт Yanni это еще одна феерия звука и музыки. Это настоящий мелодический праздник, который, если заполучить себе DVD-диск будет "всегда с тобой".
Итак, резюме. Если вы любите такую музыку — смотрите все три концерта, не пожалеете. Если не любите, или еще только знакомитесь — возьмите "Live at the Acropolis", уверяю вас, оно того стоит.