| |
| Статья написана 19 октября 2019 г. 06:29 |
Прастите, не удержался. Гениальный Ложкин подходит тут практически идеально и дословно. Два демона, вышедшие из межзвёздной бездны, в ужасе наблюдают за летящим куда-то по своим делам ангелом смерти Азраилом, гггг
Ладно, пусть дальше будет мрачный величественный пафос, как положено, чтоб не выбиваться из стиля
Полёт Азраила The Flight of Azrael Первая публикация Fantastic Worlds (Summer) #1, (1952)
Сцена: Громадная и тёмная равнина, освещённая далёким закатом последнего дня. Два демона, вышедшие из межзвёздной бездны, остановились на вершине одинокого холма.
Первый Демон
О, что это за мир, столь тусклый и пустынный Под ирреальным, одиноким небосводом С повисшею над ним великой ночью? Вон то свечение, зловещее как отблеск адской пе́чи Виднеется сквозь неразрывность мрака Тьмы Киммерийской. И весь воздух здесь Дрожит печально, как от тяжких взмахов крыльев Невидимых и злобных. На равнинах Ничто не движется, лишь тени, что собрались За мёртвой гранью дня.
Второй демон Это Земля, Седая, древняя, заплесневелая планета, Обитель гнева и скорбей, тоскливый ад. Война и алая чума вернули ныне Ветрам-процентщикам дыханье всех людей; Здесь Азраил ведёт и город и некро́поль К всеобщей гибели в бездонном склепе ночи Готовя их для разложенья. Издалёка Не зришь ли ты его подъятых крыльев Подобных грому на закате? Раскрываясь, Крыла́ сии, все в складках и суставах Как у нетопыря, окутывают, давят Почти весь свет чужих и древних звёзд, Планет неведомых в безмерности далёкой, Так намечает дальше он свой тёмный путь; В мирах Алгола он, возможно, породит Затменье вечное, одев светило в траур, Или над спутником Антареса громадным Свод затемненья вдруг расширится до сферы, Забвенья чёрного глобулы совершенной… На Землю же он боле не придёт, Где даже черви в падали издохли Обглоданной, сухой; лишь лёгкий ветер Песком струящимся в пустыне по барханам Людскому роду эпитафию напишет И арабески вечного мороза Украсят и подёрнут бледной рябью Его гробницу, что забыта упырями. * Перевод В. Спринский, Е. Миронова, октябрь 2019
|
| | |
| Статья написана 8 октября 2019 г. 15:30 |
Кларк Эштон Смит Консервная банка на вершине горы
Tin Can on the Mountain-Top Первая публикация в сборнике "Selected Poems" Arkham House, 1971 год Небольшая забавная зарисовка верлибром. Смит с Лавкрафтом и другими приятелями периодически развлекались подобным образом, выписывая изысканным стилем оды во славу самых незначительных предметов — то на спор, то просто так, для собственного удовольствия. Однажды редакторы журнала Fantasy Magazine в 1934 году задали своим авторам тему — описать в собственном характерном стиле зажжённую сигарету, чтобы читатели попытались угадать автора. Смит это сделал следующим образом — Зажжённый в густом и многоцветном сумраке Антареса, кончик сигареты космического пилота вспыхивал и угасал, точно маленький алый глаз какой-то пещерной химеры; и опалово-серый дым клубился, словно благовония с языческого алтаря, вздымаясь вверх по спирали, поперёк высоких полотнищ полярных сияний, встававших в небесах из закатных лучей гигантского солнца. Нижеследующее стихотворение, выполнено в том же жанре парадоксального энкомия (или травестии) — похвалы низменному предмету, никак не заслуживающему подобных слов. Жанр старый, заслуженный, род свой ведёт ещё от "Похвалы мухе" Лукиана и ещё более древних греков типа Горгия. 
Консервная банка из-под помидоров, тебя я пою: яркий светоч свободы и цивилизации, провозвестник прогресса, оставленная участником пикника среди тысячелетних можжевельников и обкатанных ледником глыб гранита на вершине Доннер Пик*. Ты лежишь беззаботно, с отклеивающейся этикеткой, в цветистом зелёно-пурпурном декольтированном платье, открывающим твои округлости, с разбросанными тут и там вмятинками, но во всём прочем совершенные, футуристической загадочностью и цилиндрической формой груди напоминающие соблазнительного робота-стриптизёршу.
Ветер, сей древний развратник, играет с твоей этикеткой, и сползает она, точно нижняя юбка с твоих ослепительных боков. Твой лучезарный блеск подобен самолётным крыльям над Испанией или Китаем, или башней Койт** в утро ясное без дымки туманной. В тебе мы созерцаем высшее воплощение звездной окалины и нейтронов, давно расточившихся в смутные туманные испарения; в тебе трансгалактическая цель атомов, бесконечно сокрушаемых и вновь преображающихся в тёмной лаборатории времени и пространства Демиургом, который носит ночь как маску. В тебе мистическая руда, в течение эпох замурованная в подземном мраке и безвестно пребывающая в утробе миров, пока они странствовали через бездны и световые годы, в тебе неоднократно переплавляемый металл супоросых звёзд кратко поблёскивает, преломляя все солнечные лучи и отражая назад электроны из солнечных пятен, пронизанный всеми космическими, ультракосмическими, инфракосмическими и прочими космическими излучениями. Но скоро, слишком скоро твоя слава померкнет, а пятна, и крапинки, и области окислившегося олова покроют тебя дамасским узором ржавых арабесок с их коричневатым кармином и охристой умброй; пока ты не распадёшься Гюисмансовой ржавчиной декаданса, расцвеченная пятнами, подобно планете Марс. ___________ Примечания *Доннер — живописный горный массив в Калифорнии. Доннер Пик — одна из тамошних вершин, часто посещаемая туристами. Место действия нескольких фантастических рассказов Смита. **Башня Койт (Coit Tower) — 210-футовая башня в стиле арт-деко, расположенная в районе Телеграф-Хилл в Сан-Франциско, откуда открывается панорамный вид на город и залив. * Перевод В. Спринский, Е. Миронова, октябрь 2019
|
| | |
| Статья написана 4 октября 2019 г. 12:37 |
Кларк Эштон Смит Сатана Нераскаявшийся Satan Unrepentant Впервые напечатано в сборнике "Оды и сонеты" The Book Club of California, 1918 300 нумерованных экземпляров 
Низвержен с блещущих архангельских престолов, Звездой немеркнущей, недвижной, из небесных Сияющих высот лазурного блаженства; Отринутый от всех Его великолепий, Повергнут в прах, ослаблен и подавлен, От зарожденья первых солнц и до заката Последних звёзд, я всё ещё терплю, Поруганный, величественный, падший, И нераскаянный ни в чём, во тьме раздумий, В палатах хаоса, без трона и величья, Хотя вокруг меня звучит потерянное эхо От пенья звёзд, заполонивших неф ночной, И звон кимвалов лун, хвалу Ему гремящих, И бесконечный крик пылающих ртов солнц.
* Неосязаемые тени бездн пустынных В глуби глубин сбираются, скрываясь, Сгущаясь у моей главы, покуда наверху В надменной светлой синеве звёзд мириады Вращаются меж мной и небом беспрестанно В то время как у ног моих таинственный Хао́с Крушит материю, изломан сам безмерно. Вокруг Его престола между тем Пульсирует теперь ритмичный танец солнц, Неумолкаемая музыка звучит, чьё имя – совершенство: А я, лишённый трона слышу диссонансы тьмы, И сокрушенья рёв, в сравнении с которым Звучащая в мирах опустошённых Какофония колоссальнейших драконов, Была бы чистым мелодическим напевом. * Вселенная, Его тиранством стеснена Неспешно крутится; в извечных мёртвых безднах Скопленья звёзд, что правят Суд Его, ждут наготове, И в новых пропастях Апокали́псиса солнца́ Его пришествие готовят: зри, Его каприз могучий Возносит ввысь или уродует безмерно Всё, что найти возможно в но́чи и в созвездьях! Тьма слышит яростный рёв солнц в глубинах бездн Ненасыти́мой, алчной Божьей воли; И крепнет Он в тех переменах и грядёт В одеждах смерча, в громовых раскатах рока, К кровавым звёздам: в этих превращеньях Воздвигся Божий трон, который держат Его приверженцев бесчисленные руки, И всё ж отрадной музыке подобна Его всевластность, что исчезнет вдруг внезапно, Коль правосудье или милосердье Прервёт порядок этой тирании, В несправедливости зачатой, обречённой Вовеки оставаться таковой. * Я, тот, чья воля не слабее чем Его, Но с меньшей силой встал против Него, Возвысил разум, распахнул мятежны очи, Он отстранился в несуществованье ночи, Колеблясь между древним Хаосом и бездной Вассально преданного Времени. Сдаётся, Что всем тиранам стра́шны те, кого они Не могут силами своими уничтожить И так как мы едины с Ним по сути, Не в состоянии меня он уничтожить, И только держит в бездне тёмных ожиданий Свой вечный тайный ужас: Бог ведь знает, Что эта воля незаметно, неизменно Противится Ему, и се мой главный бунт, Упорный и навеки неизменный. И с отвращеньем, порождённым страхом, Питающим его от века, этот Бог Меня смертельно и жестоко ненавидит И взор его в моих глазах угрозу видит Вдали, сквозь полночь и безмерный пламень От раболепных солнц: зри, как силён он в тирании, Трепещет деспот, что я встал против него! Поскольку я с большой охотой прекратил бы Мученья Естества, вопящего от боли, Изломанного в страшных переменах, Живой Материи, казнимой в страшных муках, И зная это, Бог страшится ещё больше Беды громадной – когда в час всенощной Беспечный некогда, но снова Всемогущий Я вновь взойду на небеса, или же Он Самостоятельно, а может быть под гнётом Неосмотрительного, глупого деянья Лишится собственной уютной тирании, Осуществив мои бессонные стремленья. * С раскатом громовым и невозможным стоном (Звук тяжелейший, превзошедший небеса, Скользит пускай от бездны к бездне, вплоть до этой, Где раздаётся рёв какофони́й Хао́са) Мир Божий движется. Помазанник гордыни, Спокойный, величавый, полон силы, Я жду осуществленья давней грёзы В час неизбежный, когда все событья Круг завершив, придут к финалу, когда Бог Своим несчастьем иль моим свершеньем, Или с явлением иной могучей силы Падёт, и облегчённый Универсум О нём не вспомнит боле, как о тишине Не помнит древний гром. И я не знаю, Сумеют ли мои мятежные глаза Увидеть жалкое былое божествишко Увечное, истаявшее прахом, Что брошено меж звёзд, под пламенные стопы, Втоптавшие его в чудовищную ночь; Отметит ли мой взор дыханье огневое От разъярённых солнц, пылающих над нами, Что выжигают эту Сущность из вселенной; Или когда могучею кометой, В ревущем пламени зловещем Он несётся За край Вселенной, в Хаос. Я же жду В величье строгом, тихо, терпеливо Когда судьбы свершится справедливость И мой мятеж оправдан будет, завершившись. * Перевод В. Спринский, Е. Миронова, октябрь 2019
|
| | |
| Статья написана 12 сентября 2019 г. 11:33 |
Кларк Эштон Смит Соблазн. http://eldritchdark.com/writings/poetry/5... Неопубликованное. Датировано 27 октября 1924 года * Неожиданно, но ожидаемо. Мифопорнуха от Мастера. С иронией и чувством юмора у Смита всё было в порядке. Исследовать вопросы пола он тоже не стеснялся, и в прозе и в стихах. Но не всё же время писать лирику да ужасы, надо когда-то и повеселиться. В целом, конечно, Смит, как и большинство авторов того времени удерживался неких рамках приличия, что не слишком мешало написанию пикантных реалистичных рассказов для мужских журналов (по нынешним меркам совершенно невинных) или фантастики, где, например, появлялась инозвёздная богиня плодородия, Космическая Мать с милым, говорящим именем Cunthamosi, что прямо переводится как Пиздамози. Можно только догадываться, как веселился автор, когда писал эпизоды, связанные с Пиздамози, а вслед за ним – и все сотрудники редакции Weird Tales, когда читали рукопись рассказа «Монстр из пророчества». И ведь не придерёшься – получилось идеальное, говорящее имя для великой богини плодородия, истинной Космической Матери, породившей саму Вселенную. Или описание оргий в "Венере Азомбейской" и "Чарах Улуа", демоническая любовь в стихотворениях в прозе и иронических рассказах. Ну и стихи, разумеется. Не всё правда удавалось опубликовать — данное стихотворение "Соблазн", датированное 27 октября 1924 года было найдено в архивах автора. Нет его даже в сборниках, опубликованных Смитом за собственный счёт. Причина отсутствия публикаций вполне понятна — даже нынче не всякий издатель возьмётся напечатать нечто подобное. Впрочем весёлое матерное творчество никто не отменял. "Сектор Газа", Лаэртского и прочую "Красную плесень" мы любим как раз за ЭТО. И Баркова, и Пушкина, и кучу других. 
В душной и липучей ночи Под луной розовопузой Что весталкой обморо́чной По холмам ползёт по чёрным, Когда член мой ввысь поднялся Святой, мощный и горячий, Вожделеющий какой-то Крепкозадой чаровницы — Ведьмы, женщины, сирены Или даже демоницы — Я внезапно смех услышал,
Как янтарь согретый ясный Тающий во тьме всевластной, А затем явился ливень Из цветов и лепестков, Ароматных и волшебных Как экстаз неимоверный; Триумфально член набухший, Встал, и свет рассеял темень В смутном зареве рассвета Взору моему открылись Те, кого так плоть желала — Эрицина [1] со всей свитой Обнажённой, полной страсти, На шабаш летела буйный! Быстрым взглядом я отметил Всю лихую бесовщину Что скрывалась под Холмом [2] — Нимф, которых объезжали Боги в бешенстве любовном Под солнцами дней далёких; Подносящих дар священный Что сочтен был злом Отцами;[3] Искусительниц прекрасных И суккубов сатанинских Что Антония святого Соблазняли многократно, Святость льющие вампиры С окровавленными ртами И пурпурными пизда́ми; Вслед за ними в пляске сра́мной Толпы странные подходят, Все конечности сплетая, И крутя пред мной боками: С горных высей ореады,[4] Что даруют наслажденья Холоднее льдов, и вскоре Притупляют чувств биенье; Водно-свежие лимнады [5] Чьи лилейные пиздёнки Источающие влагу Под руном зелёным скрыты; Стаи златохвостых сфинксов, Молчаливых и безумных Грациознейших проказниц, Выставляют кверху попки Чтобы их покрыл какой-то Сверхъестественный любовник; Утончённы, невесомы Феи с детскими грудями И волнительно-невинной Вульвой сладкой, что подобна Приоткрытому бутону — Клёвым, маленьким и нежным; Млечно-не́жны и нестроги Титаниды с волосами Цвета осени ушедшей, Что присядут надо мною Точно кентаврицы в гоне; И дриады цвета умбры, Скрытные царицы парков — Все собрались в хороводе, Что кружит вокруг меня. * Кто-то мне бесстыдно кажет Длинный ряд пухленьких попок Кто-то тычет в моё тело Заострёнными сосками Полными нестерпной страсти Точно клитор очумелый; Сиськи жирные сочатся Ароматами безумствий; Твари с длинными хайра́ми Жаждут вспрыгнуть мне на бёдра Чтоб сковать мои движенья Попками в амурной страсти; Выставляют предо мною Свои пупики бесстыже, Выгнув животы и чресла Алчной похотью томимы; А иные предлагают Пёзды без наружных губок Бледные, в прожилках тонких, Что едва увидеть можно В их бутонах розоватых; А одна, с прикрытой грудью Средь теней укрылась робко, Золотые бёдра сжаты, Чтоб насильник крутонравый Их развёл рукой железной; А ещё одна, в искусных Похотливых пальцах держит Чашу мягкого коралла — Вульву с кругленькою дыркой, Страстно жаждущую фаллос. * * * Примечания * 1) Эрицина — богиня любви с горы Эрикс в Сицилии. По описанию во многом совпадала с греческой Афродитой. 2) Очевидно холм фей, пристанища всякой весёлой нечисти. Или та самая гора Эрикс из предыдущего примечания. 3) Отцы Церкви, которые как раз очень не жаловали такую вот нечисть с эльфийских холмов. 4) Ореады — горные нимфы, воспитавшие Диониса 5) Лимнады или лимониады — нимфы озёр, заливных лугов и болот из греческой мифологии. Их стоит ублажать, но скорее затем, чтобы не навредили. * * * Перевод В. Спринский, Е. Миронова, сентябрь 2019 Опубликовано в 4 томе собрания сочинений
|
| | |
| Статья написана 5 сентября 2019 г. 07:45 |
Кларк Эштон Смит Нерон http://eldritchdark.com/writings/poetry/3... Первая публикация в сборнике "The Star-Treader and Other Poems", 1912 г. Отдельные фрагменты ранее печатались в газетах Сан-Франциско с целью продвижения поэмы Джорджем Стерлингом 
Вот город Рим, творенье множества людей Итог усилий многотрудных лет — Венец свершений из видений мёртвых И образ алчных вожделений королей — Созданье яркое моих мечтаний тёмных, Горючий хворост зрелищных видений, Непродолжительное воплощенье Гулящей воли и растраты мощи, Неистовый экстаз ужаснейшего часа Когда эпохи громоздились друг на друга Подобно погребальному костру, Где пламя пожирает без разбора Чреду минувших лет и лет грядущих
* И всё ж любой закат не хуже был, чем этот, За исключеньем музыки нездешней, Насильственно исторгнутой из мёртвых Предметов безъязыких, беззащитных, Как будто там терзали адской мукой Самой Материи разлаженную арфу Бесчисленные пальцы огневые — Мелодия, пронзённая горячим, В агонии кричащим гласом Жизни — И сохранял закат, о, я был в том уверен, Сиянье алое, красней, чем кровь людей. А разрушенья всё растут, быстрей, быстрее, И тот процесс, что красотой зовётся Становится сильнее, проявляет Аспекты новых форм и видов небывалых, Являет миру новые движенья, Оттенки, голоса — там, где в иное время Всё было б сглажено унылой блёклой скукой * Труд одиночки долог и тяжёл; Конец нелёгких дней и лет всё ближе Возможно даже ближе, чем хотелось После того как им все силы отданы́ И все способности с предельным напряженьем, Которые иначе бы пропали В пустых забавах, буйных наслажденьях; Останется тогда, в конце всего Одна возможность лишь, и сила для того, Чтоб насладится тем, что он созда́л Но в разрушении немного будет пользы Для времени и власти бесконечной И всё направлено к единой чистой цели Восторга чувственного, радости видений; И только в силе смерти и распада Найти возможно жизнь во всей красе Возвышенную и завершенную ярко, Объемля мир и оправдав себя тем самым. * О, как бы мне хотелось богом быть, Со всем размахом признаков его Что сутью есть божественности явной. Но я всего лишь император, так что мне Приходится терпеть, покуда сила, Что мне подвластна, может лишь слегка Ускорить Смерти шествие по миру И восклицаньем громким прекратить Теченье Жизни обветшалой для других, Но не для самого себя. Я не могу Сдержать одну и подстегнуть вторую. На свете было множество владык, Но все они мертвы, и не имеют власти За гранью смерти; только стылый ветер Бездумно прах разносит их по миру, Запорошив глаза потомков смертной пылью. Но будь я богом, я б тогда повелевал Царями всего мира, и дыханьем Я направлял их прах к его предназначенью. И был бы богом я освобождённым От смертности, что засоряет восприятье И проявления любые чистой воли, Какой восторг бы был, чтоб только наблюдать Задворки Времени, где прячется погибель, Безгласных судеб сонм, преследующих звёзды, Что по вселенной странствуют от века; Вампир, Молчанья тишь в груди миров, Огонь без света, гложущий основы, И Леты нарастающий прилив, Гноящий камень и фундамент мира. Мне этого хватило бы вполне. Покуда воли ослепительные крылья С могучей властью не столкнутся незаметно И неожиданно. Тогда б я подстегнул Раздор великий двух соперников могучих Хао́са с Созиданьем — их стравив В неотвратимой близящейся битве, Две изначальные враждующие силы — Хозяева всех звёзд и бездн вселенских, Владыки времени и анархисты тьмы, А вслед за тем посеял бы ещё один Раздор в самом ядре большой вселенной, Чтоб сокрушить его по принципу Самсона В одном великолепном крахе. Да, Сей монстр, Хао́с, был бы моею гончей, Что я спустил внезапно с поводка И вся моя бы власть тогда была б Десницей самого Уничтоженья! * Я б ликовал, глядя на тлеющие звёзды, Своим дыханием вернув им древний пламень, Чтоб тот питал их до небытия. Мощь солнц, неспешно движущихся сквозь Вселенную, раскачиваясь тяжко, Миры без счёта — созданные все Одним моим желаньем мимолётным, В безмерный шар, ревущий буйным светом В котором можно слышать голос Жизни И незапамятные песни мертвецов Чей прах рассеялся туманными крылами С высот неся погибель всем живым И если б я устал от сего блеска Я свету вырвал бы глаза и встал Над хаосом потухших древних солнц Столпившихся неизмеримой массой Всё перемалывающей в дрожи громово́й С чудовищным звучаньем, но без света Не испустив и малого луча В тиши безмерной посреди ослепших бездн. Таким вот образом я смог бы подобрать Моей божественности должное пространство И верные слова для утвержденья оной Чтоб наслаждаться ею в полной мере Ход времени одним желаньем ускоряя, Миры сметая, точно камешки с дороги, Или разбитыми солнцами освещая Загробной Вечности все грани и аспекты. * * * Перевод В. Спринский, Е. Миронова, август-сентябрь 2019
|
|
|
облако тэгов
