Прелесть импрессионизма в том, что зрительское воображение само дорисовывает картину, будто угадывает мелочи. Если этого нет, то цветные пятна просто пачкают холст.
Проблема, которую ставит перед читателем «Кетополис» — есть несколько уровней догадки.
Роман-мозаика добротен в мелочах, которые где гуще, а где совсем редко рассыпаны по тексту. Там действует множество живых персонажей. А каждый новый эпизод обещает, манит очередной загадкой. Но когда читаешь последнюю строчку романа, понимаешь, что объемистый том — как кувшин с вином. Он обещал открыть истину на своем дне, а вместо этого намекает на второе прочтение. Однако же вторая дегустация почему-то даёт куда худшие результаты. Старые разгадки больше не интересны, а новые отчего-то не обнаруживаются.
В чем же дело, отчего пряный привкус на языке не оборачивается легкостью мысли?
Присмотримся к городу поближе.
Разные читатели указывают на разные города-прототипы. Для меня это условный Порт-Артур образца 1904-го с некоторой примесью Сингапура из 1941-го (чтобы объяснить чересчур современные технические детали). Совсем скоро города не станет, вихрь перемен — порой страшных — сокрушит привычный образ жизни и заставит забыть вчерашние хитроумные планы. Но пока самые чуднЫе вещи могут твориться на причалах и в переулках. Здесь и смешение народов, и механическая кальмары, и почти волшебные сети, и подземники-морлоки. Аристократы, вставшие на путь исправления, соседствуют с непробиваемо честными таможенниками и отчаявшимися дуэлянтами. Но когда читаешь главу за главой — ждешь описания причин падения Кетополиса.
Это важно. Это невидимая пуповина, которой вымышленный мир текста связывается с нашей реальностью.
Простые ответы — гордыня, отсталость, жажда власти — не подходят. Они слишком универсальны, буквально к любой бочке затычка. Равно не подходит и бесконечная паутина намеков. Можно сотню раз навести тень на плетень, но не лучше ли показать калитку?
Есть ощущение узнавания выдумок, ведь, кажется, что-то похожее читалось в прошлом... Есть ощущение отгадывания целой пригоршни загадок — разъясняются судьбы персонажей. Есть ощущение эпохи, пусть и самые передовые технические разработки соседствуют со страннейшей архаикой.
Но что будет завтра?
«Большая бойня» — расплывчатая метафора и даже киты тут мало что проясняют. А Кетополис населяют слишком живые люди, чтобы сами для себя они отделывались метафорами о завтрашнем дне. В истории одного дня отражаются судьбы множества людей, является призрак эпохи — но часы, которые должны отбивать ход исторического времени, будто отключены.
Этот недостаток (?) романа застревает в сознании, как гарпун. Ждешь, что вот, наконец, все фантдопущения сложатся в единую картину некоей цивилизации, придет понимание — но приходит лишь очередной намёк.
Конечно, будь мозаика чуть беднее, чуть монохромнее, недостаток (пожалуй все-таки он) так бы не проявлялся. Но от толстенной книги, от без пяти минут эпопеи — ждешь чуть большей проясненности. Получается созерцание индийского храма — сотни скульптур не дают рассмотреть строгие очертания постройки.
Это ощущение можно изрядно притупить, если читать роман маленькими порциями. Тогда разгадки судеб персонажей будут вполне достаточной компенсацией за терпение. Сюжет оправдает свою запутанность. Роман хорош для длинного зимнего вечера или для дальней дороги, когда хочется убаюкать себя. Но ясный рассудок противится лабиринту, из которого нет выхода.
Возможно, второй том расскажет нам не просто историю одного дня, но историю эпохи.
«Распад» пример политически-научнофантастического романа, когда громадный и очень тяжелый кризис, описанный во всех подробностях, преодолевается как по мановению волшебной палочки. И хочется этому верить.
2044-й год в США – не самое приятное время.
Главный герой – фактически последний классический охлократ (охлос — толпа), которых в таком громадном количестве выпекает современная демократия. Он уговаривает, разглагольствует, убеждает, толкает речи, убалтывает, иногда запугивает, но неизменно приводит аргументы и преимущественно за счет этого пытается достигать своих целей. Идеально рационалистический политик, притом патриот своей страны. Он патетичен и пронырлив.
А последний он потому, что дела вокруг совсем неважные.
Финансовый крах государства – раз. Классические выборные органы сохранились, и демократия вроде как присутствует, но в реальности идут совсем другие процессы. Стерлинг в создании картины упадка государственности явно ориентировался на 90-е годы в бывшем СССР на распад Римской империи. Падает продуктивность хозяйства в целом и вот становится более выгодно разворовывать, растаскивать инфраструктуру, чем вкладывать в неё. Гиперинфляция и тотальный дефицит бюджета которые случились годы назад. Почти остановившаяся в своем развитии наука, которой промышленники боятся как огня – новой технологической революции они не потянут. Отсюда укрепление власти местных политиков, фактически начавшаяся варваризация – тысячные банды новых кочевников могут взять штурмом федеральную военную базу, но при этом центральное правительство не может сделать фактически ничего. Губернатор Луизианы почти открыто сотрудничает с Францией – и опять-таки, остается неуязвим. Ветераны второй иракской компании и еще множества конфликтов, бросаются на произвол судьбы. Самое сильное подразделение, которое может прислать Вашингтон для охраны лаборатории национального уровня – это батальон пиарщиков. При этом бесконечный фоновый шум в прессе, постоянные скандалы, угроза разоблачения всех и вся, расследования. Чрезвычайные комитеты (ЧК) которые созданы для дублирования выборной администрации – фактически парализуют систему управления. Каждый тянет одеяло на себя.
А главный герой продолжает работать политическим консультантом на очередных выборах. И пытается принести пользу. Его попытки – порой очень успешные – и составляют основной сюжет романа. Подробный их пересказ будет спойлером. Однако образ Оскара Вальпараисо, его личная коллизия – несомненная удача романа.
Политическая канва сюжета неизменно интересна. Очередной президент – индеец Два Пера – затевает войну с тонущей Голландией (тонущей потому как глобальное потепление), под этим предлогом берет к ногтю ЧК, орды новых кочевников превращаются в подобие национальной гвардии, а капитулировавшая голландская армия перебрасывается в Вашингтон — наводить порядок в городе. Суверенные губернаторы приводятся к повиновению и отправляются в отставку. Принципат закончился, начинается доминат (если проще, то Диолектиан/Путин у власти).
Кстати, роман написан в 1998-м. Кто вспомнит историю последних полутора десятилетий, сможет оценить прогностическое чутье автора.
Ах да, показано, как распространение информации по интернету и бесконечное воровство любых патентов убило прибыльность науки, плюс возможность воспроизвести практически любую технологию чуть не в домашних условиях — ставит на грань банкротства традиционную промышленность. Тут всякий волен провести аналогии с капитализмом, коммунизмом и прочими "-измами".
Отдельной похвалы заслуживает попытка спрогнозировать революцию в биотехнологиях. И сам главный герой, и любовь его жизни и значительная часть населения Луизианы в итоге испробуют на себе эти аспекты технического прогресса.
Но от удач перейдем вопросам и шероховатостям.
Вообще-то, тот кризис, что переживают США сегодня, да и более ранние кризисы – они традиционно пытаются лечить мировой войной. И если все идет, как идет сейчас, то к 2044-му США, скорее всего, либо никуда флот не пошлют, либо войдут в новый виток развития, присваивая ресурсы остального мира. Автор выбирает самый оптимистический вариант развития кризиса, заодно отодвигая его на десятилетия в будущее.
Не менее оптимистично смотрится и быстрый прогресс технологиях «самообеспечения». Тысячные толпы кочевников – «пролов» — обеспечены генераторами, они едят искусственное мясо, у них есть сносная медицина и «новая экономика». Техно-цыгане, умеренно воинственные вандалы и необайеры в одном флаконе. И эти орды сравнительно мирно уживаются с остальным населением. Не очень верится, если посмотреть на современную Мексику или Европу. Куда более вероятен тяжелый хаос, с миллионами голодающих и озверевшими от безнаказанности бандами.
К сожалению, идею когнитариата — нового класса, который использует науку, точно так же как буржуазия использовала промышленность — автор заявил, но развивать не стал. Очевидно, просто не придумал, как должно быть устроено новое общество.
Вывод.
Чрезвычайно сильный научно-фантастический роман, автор которого очень надеется, что развитие техники позволит стать человеку лучше и преодалевать кризисы с меньшими потерями. Это снижает реалистичность текста, но не вызывает во мне осуждения.
Один из виднейших польских фантастов А. Сапковский сформулировал не слишком короткое, но яркое определения отличия между фэнтези и сказкой: "Сказка и фэнтези тождественны, ибо неправдоподобны. И в сказке, и в фэнтези, допустим, Золушка едет на бал в тыкве, запряженной мышами, и ведь трудно представить нечто более неправдоподобное. Детерминизм событий, пресловутый "гомеостат" сказки, требует, чтобы у принца, устраивающего бал, при виде Золушки случился внезапный приступ влюбленности, граничащей с манией, а "нулевая сумма игры" требует, чтобы они поженились и жили долго и счастливо, перед тем наказав злую мачеху и сводных сестричек. В фэнтези же может подействовать "стохастика случайностей" — представим, что принц, искусно имитируя любовные чувства, заманит девочку на темную галерею и дефлорирует ее, после чего прикажет гайдукам выкинуть ее за ворота. Жаждущая мести Золушка скроется в Серых Горах, где, как известно, золота нет. Там она организует партизанское движение, чтобы лишить насильника трона. Вскоре, благодаря древнему предсказанию, станет известно, что все права на корону принадлежат как раз Золушке, а гадкий принц — всего лишь незаконнорожденный узурпатор, а вдобавок ко всему, еще и марионетка в руках злого колдуна. Вам понятно?"
Так вот — к этому определению поспело сразу две видеоиллюстрации.
Бывает так, что смотришь сериал, смотришь, и первые серии еще ничего — можно спорить, можно соглашаться, можно радоваться — но ближе к финалу приходит такая тьма и скрежет зубовный, что впечатление портится необратимо.
К сожалению — это относится к премьере восьмисерийного фильма.
Но ощущения нуждаются в аргументах, в разборе.
Что хорошо:
— декорации, интерьер, архитектура. Знатоки непременно что-то отрицательное нароют, но мне все показалось достаточно реалистичным, чтобы не задавать лишних вопросов. Свою роль обстановка играет — от домов и броневиков до венских стульев и папирос;
— часть персонажей второго плана. Василиса — великолепен. Най-Турс — убедителен. Нервический поэт-сифилитик — прямо-таки типаж. Тальберг — ясен;
— значительная часть эпизодов оригинального произведения — более или менее сходно перенесена на экран;
Что плохо:
— исполнительница роли Елены Турбиной, исполнительница цетральной женской роли — её внешность и отчасти манеры дисгармонируют с образом. Не очень веришь, что она стала объектом обожания;
— финал. Есть такой прием — деконструкция. Авторы серила последовательно разрушают образ персонажа, возможно, чтобы "вырвать его из контекста". Увы, в данном случае, создатели сериала разрушили до конца семейное гнездо Турбиных. Разобрали буквально на части врача-венеролога — он начал осознанно убивать (без надежды на победу), и оттолкнул брата. Сплошной прах, человеческие руины и редкие вспышки чувств;
— форма использования украинского языка. "Наложенные впрямую" переводы (причем порой показательно корявые, с изменением порядка слов в предложении там, где этого можно было и не делать) — явно лишние. В оригинале не так много украинских слов и хватает суржика. Собственно, языковую мешанину и можно было бы легко показать — вполне понятный, но при этом и не русский язык. Прием многократно опробован в кино. Вместо этого стали городить огород с "наложением" (не хватало только русский вариант произносить голосом "с прищепкой на носу"). Да еще и педалировали вопрос украинского национализма по полной программе. Полковник Козырь-Лешко оборачивается садистом и националистом в крайней степени. В результате отчуждение русского и украинского киева в сериале на порядок сильнее, чем в книге;
— слишком большое желание авторов с одной стороны показать "белых офицеров", с другой — увеличить количество диалогов, отчего, например, вдруг по душами говорят Шервинский и лакей только что сбежавшего Скоропадского. Сомнительно мне, чтобы они вот так делились планами на будущее. Восемь серий подрезкой лишних диалогов, имхо, было бы лучше сократить до семи;
— образ красного диверсанта(?!?) Шполянского в исполнении Бондарчука — ни богу свечка, ни черту кочерга. Джеймс Бонд отечественного производства образца 1918-го? Стреляет там, где все решалось подмигиванием и некоторой долей красноречия. Зачем он вообще нужен? Чтобы унижать в последней сцене сериала Алексея Турбина?
В результате из вещи ностальгической (о быте), страшной (об истории) и завершающейся лучом надежды (в личной жизни и на приход ну хоть какой-то устойчивой власти, пусть и красной) — получилась очередная беспросветная, местами просто чернушная, политически озабоченная штуковина.
Отчего такие системные провалы?
Не будем рассуждать о типажах офицерства, об уровне культуры и т.п. Попробуем взглянуть на оригинал в более общих чертах. Рухнула старая социальная машина империи. Разрушаются не просто устои государства — крошится быт, хаос приходит на родные улицы, лезет в родные дома. В таких условиях часть людей, которая была связана с армией (причем они ведь далеко не все профессиональные военные), попыталась восстановить именно привычный армейский механизм, а за ним, быть может, в их мечтах, и общество бы подтянулось. Иначе бы зачем они пошли служить гетману, которому ни на грош не верили и которого презирали? Но если сгнило общество целиком, то попытки реанимировать отдельные его "части тела" добром не кончаются. Те добровольцы, которые отозвались на лозунги — оказались преданы практически всей верхушкой "гетманата". Сформированные части оказались в одиночестве — ни крестьяне, ни громадное большинство мещан попросту не хотели их поддерживать. Кто-то решил попробовать еще раз — и уехал на Дон. Они снова получили тотальную измену в тылу и в интеданстве.
В этой круговерти Турбины умудряются остаться людьми. Они по результатам всех своих несчастий понимают, что старое умерло, что вокруг полный политический хаос, и в отсутствии понимания за кого воевать, им надо хотя бы держаться друг за друга. Ведь чем кончается привычный булгаковский вариант романа? Кое-как сохраняется старое семейное гнездо, и "в проекте" три новых брачных союза — Шервинский и Елена, Алексей Турбин и Рейсс, Николка и сестра Най-Турса. Потому "Белая гвардия" во многом и смогла пройти советскую цензуру — она показывала, как отдельная семья, чтобы спастись, фактически отказалась от участия в гражданской войне. Белые (рациональные, порядочные, не озверевшие от крови) сдались. Началось выздоровление общества, люди стали искать друг друга — и даже Василиса понял, что только деньги ему не помогут. Только вот проийти цензуру одно, а стать популярной и много лет перечитываемой книгой — другое. Для второго нужна правда в тексте.
Создатели сериала, напротив, заставляют почти всю семью начать бег в сторону безнадежных боев и очень возможной иммиграции. Да еще тушат свет и кидают гранаты в будущие семейные очаги. Они пытаются мобилизовать героев едва ли не под политические лозунги, причем лозунги только что в очередной раз "не сыгравшие". Это противоречие буквально разрывает финал.
Красные же в фильме стреляют из винтовок в статую памятника князю Владимиру.
Итого: очень неровная по качеству вещь, которую посмотреть все-таки надо, но расчитывать на исключительно приятные впечатления — я бы не советовал.
Давненько хотелось разобрать эту вещицу, да все никак руки не доходили.
По краткому содержанию это описание игры разведок — советской и германской — перед самой войной. Замах у автора чрезвычайно серьезный: показать, отчего вооруженные силы СССР так провально встретили 22 июня.
Что хорошо:
— "вростание" главного героя, Дорина, в серьезные разведывательные дела. Не сам фактаж, но трансформация персонажа — первая треть книги как бы затяжная стометровка, где бежать персонажу приходится изо всех сил, а финишная черта удаляется еще быстрее, однако тот не унывает, а собирается, сосредотачивается;
— бытовые мелочи, которые автор вставил в текст. Создается ощущение "обыденой жизни образца весны 1941-го".
Что плохо:
— увы, автор много и с удовольствием заимствует образы, по ходу дела упрощая их. Самый, пожалуй, яркий пример, это "реинкарнация" профессора Преображенского — в виде окулиста всесоюзного уровня. Сей гражданин пользуется фактической неприкосновенностью (лечит высших партийных деятелей), а потому может "фрондерствовать" в своё удовольствие. Только вот беда: если Преображенский смеялся над хозяйственным и порой интеллектуальным бессилием новой власти, над "сиволапостью" образца 20-х, то в Москве образца весны 1941-го куда меньше оснований для подобных шуточек. И не потому, что персонаж живет себе на даче, а потому что город сильно изменился, да и люди тоже. Профессор же не замечает почти ничего хорошего, лишь посмеивается в бродку над "культом личности";
— автор спускает с поводка свои политические идеалы. Главный герой должен не просто усомниться в необходимости жестоких методов разведки, но и, фактически, перестать быть тем советским человеком, каким мы видим Дорина в первых главах. Как результат — последовательная "дезориентация" персонажа. Наставник — Октябрьский — последовательно устраняет все моральные ценности, учит героя цинизму. А "люди из старого времени" — напротив, пытаются в спорах привить свои ценности. И автор подыгрывает оппонентам Дорина. Множество аргументов, которые мог бы привести Дорин, остаются невысказанными (к примеру — в ответ на ехидное чтение неудачных газетных формулировок в советской прессе, можно было бы привести обычные статьи из иностранной — куда как более сомнительные). Единственный раз, когда Дорин приводит (про себя) внятный контрдовод — тот выворачивается наизнанку и делается косвенным признанием голодомора.
Аналогично, смерть Октябрьского очень уж "поучительно" обставлена.
— затянутое пребывание Дорина в подвале. Ломается темп повествования
— главный герой, в попытках оправдаться перед любимой девушкой, говорит "Я же не гестаповец какой, я Родину защищаю!". Не очень уверен, что термин "гестаповец" был так распространен в СССР до войны, имел современное значение;
— полный провал с концовкой. В высшей степени сомнительный "уговор" между черте что за человеком и Сталиным в его кабинете. Немедленно после этого — снижение степени готовности в войсках (всех — в отпуска), а потому и внезапность нападения немцев. Получается какая-то мелкотравчатая глупость. Видно, что автор пытался показать, что вся советская система зависела от одного человека в чрезвычайно большой степени, едва ли не в фатальной. Но он настолько откровенно перебирает с этой зависмостью, настолько явно противоречит историческим фактам — что финал воспринимается как чисто идеологическое рассуждение.
Итог. Если мне память не изменяет, Акунин выпустил в 2005-м целых три "жанровых" романа — "Деская книга", "Шпионский роман" и "Фантастика". Если детская книга производит сравнительно благоприятное впечатление, а фантастика окровенно слаба, то шпионские страсти будто посередине между ними. Мастерство автора позволило создать впечатляющую завязку, но финал — хромоног во всех отношениях.
облако тэгов
