Авторы фильма старались. Игра актеров, декорации и батальные сцены. Особенно впечатляет танковый бой в пустой деревне.
При всей спорности мистической линии (об этом ниже) фильм невозможно записать в "историю про медведей с балалайками". Это не унылые, натужные моралитические рассуждения Михалкова. Это не идеологический бред "Штрафбата". Нет пошлости. Создатели не куражатся над героем.
Только вот по содержанию...
Аллегория войны? Да. Мистика? Несомненно.
Но когда авторы начинают рассказывать зрителям историю про волшебный танк и "чующего" танкиста, это выходит слишком уж похоже на стиль крымских гидов и/или контактеров с космосом. У тех округляются глаза, "включается" зловещий шепот и говорится о чем-то заведомо невозможном — для постройки пирамиды Хеопса трактора угонялись с соседней стройки, и сейчас я покажу вам дыру в заборе, сквозь которую... В фильме — поначалу подчеркнуто неторопливые разговоры , но точно такая же ахинея. Тигр-Фигаро в лесах, где вообще-то довольно густо должно быть людей. А вот следы его гусениц ведут в болото, но он ведь не тонет, совсем не тонет... А вот допросы пленных немцев, и здесь уже шепота и округленных глаз с избытком... И разговор майора с командующим армии — с рассуждениями о том, что в танке экипажа не было... Вот специально сформированная группа ведет бой с "белым тигром", присутствует командующий армии, но авиации нет, артподготовка уходит впустую и "тигр" в темпе пулеметной очереди подбивает несколько тридцатьчетверок...
После такого отчего-то хочется написать такой пересказ содержания: "Почти сгоревший, но восставший советский танкист, у которого теперь +20 к мистическому чутью на действия врага. Неуловимый "Тигр", явно высоких уровней: + 30 к скорострельности, + 15 к защищенности и артефакт "Болотные гусеницы". Их дуэль пройдет в декорациях из второго "Сталкера", спешите видеть...". При этом понимаешь, что если подойти к фильму с критериями фэнтези, то перед нами сравнительно неплохая вещь. И, более того, выражение целой тенденции, сложившейся в фантастике. Ведь за последние годы написаны сотни рассказов и повестей, где обыгрывается тема волшебства в годы Великой Отечественной. Я тоже приложил руку к этому потоку — два рассказа имею на своём счету. При этом в фильме задумка авторов работает хорошо если вполсилы.
Львиная доля прочтенных мною рецензий к фильму на разные лады повторяет что-то похожее: отличные декорации, добротные батальные сцены, но как-то уж слишком странно, с перебором.
Отчего такое противоречие?
Думается мне, фильм в силу качества и серьезности съемок, выходит из маргинального статуса. Это не анекдот, не постмодернистский выверт. Это вполне добросовестная попытка сработать на поле сакрализации Великой Отечественной.
Но фокус в том, что сакральность той войны обеспечивается не через искажение онтологии, не верой в чудо, а через сопереживание героям эпохи и даже отождествление себя с ними. Образно говоря, все понимают, что никакие ангелы в Сталинграде бойцам не помогали, людям пришлось все делать самим. И платить за это полную цену своей кровью. Потому культ Великой Отечественной — он с одной стороны несомненный культ, с другой — самый рациональный из всех прочих культов. И всякое произведение, где человеческое будет вытесняться мистическим, окажется произведением спорным и неоднозначным — пусть даже будет самой хорошей фантастикой.
Однако, кроме претензий "религиоведческих" есть к фильму и чисто композиционные вопросы.
Создатели слишком уж затянули с вводной частью и с моралью. Разговор Гитлера (кстати, где он был, когда? В аду с сатаной, что ли?), длинные колонны пленных немцев и т.п. — кажутся если не лишними, то уж во всяком случае добавленными, чтобы заполнить экранное время. Финальная битва с "тигром" оказалась сдвинута чуть не на середину фильма. И сам сюжет как бы разламывается на три части: "вступление" танкиста (с амнезией, чудесным исцелением и т.п.), поисковая операция, финальная мораль . Имхо (разумеется, чрезвычайно самоуверенное и любительское "имхо"), надо было занимать поисковой операцией все время — и совсем не обязательно батальными сценами — рассказывая биографию танкиста и выводя мораль во флэшбеках или разговорах персонажей.
П.С. Спустя несколько дней после просмотра фильма и написания рецензии "покурил" первоисточник — "Танкист или "Белый тигр" И.В. Бояшова. Общее впечатление — негативное. Текст куда ближе к "Сволочам" и "Утомленным солнцем — 3" чем даже к фильму. Я не знаю, как там было со сценарием и экранизацией, но складывается впечатление, что решили снимать очередной "Штрафбат", взяли за основу книгу, стали делать фильм, но тут "поменялась генеральная линия партии". Оттого пришлось резко вставлять финальную мораль и т.п.
«Система мира» (М.: АСТ, 2011) — третья книга и достойное окончание «Барочного цикла».
Финал эпопеи это завершение работы громадного часового механизма, который автор запускает с первых строк пролога. Механизма любовно сконструированного, со множеством тщательно продуманных шестеренок, трудолюбиво смастеренных подшипников и маховиков. При том, что в росте, в становлении текста параллельно идут два процесса: сюжет развивается своим ходом, и одновременно полотно повествования обретает своё завершение, собственную целостность. Чтобы потом – во второй и третий раз – читатель мог пройтись взглядом по страницам книги, и его мысль стала бы как свет, проходящий сквозь калейдоскоп. Он захотел бы увидеть неизменные портреты старых героев, но непременно разглядит в них новые черты.
А в финале всякой эпопеи есть своя сложность: как остановить интригу, но не уничтожить эпоху? Самый простой, казалось бы, ответ – истребить всех персонажей, фактически, описать их смерть, в более или менее счастливых декорациях. Но тогда финал истории обернется подлинным кладбищем, каковым стали последние главы «Властелина колец», и эпоха умрет вместе с героями. Можно дать образы следующего поколения героев, которые мало чем отличаются от своих отцов и матерей, от учителей и старших боевых товарищей – только перед читателями уже будет сериал, таких поколений автор может накрутить столько, сколько хватит терпения у издателей.
Нужно ухитриться продлить мир дальше героев, показать, что каждый значимый персонаж – очередное звено в бесконечной цепочке развития. Герой достигает своих целей, уступает самое интересное место на карусели жизни, но «шоу должно продолжаться». Вот автор «Системы мира» и выдает каждому персонажу свою толстую брошюру с окончанием роли – и в каждой свой обман, своя горькая улыбка судьбы, потому как будущее всегда иное, чем мы его представляем.
Работу Стивенсону изрядно облегчает то, что все читатели приблизительно знают, как пойдет развитие Европы и, в широком смысле, Запада. Но кружево сюжетных линий не становится проще, а герои лишь выигрывают в достоверности своих судеб.
Луиза, неистовая в своих интригах, борется с рабством, однако ей не суждено узнать, что самый пик торговли людьми еще впереди, человек пока слишком ходовой товар, а машина, которая должна его заменить, еще настолько слаба, что выгодное вложение капитала заглушает укоры совести. Аболиционизм – тот истинный ребенок, которого Луиза произведет на свет памфлетами и жалостливыми историями о рабах.
Самый знаменитый вагабонд Европы – выходит на пенсию. Из всех центральных персонажей, он человек, крепче остальных привязанный к собственному времени. Его интриги живут и умирают вместе с людьми, которые помнят о них. Настоящая авантюра – это искусство момента, она мимолетна и не нуждается в протоколах. И когда силы начинают оставлять Джека Шафто, любовь в нём сменяется усталостью, ему хочется травить байки, а не рисковать жизнью на каждом углу. Зато его сыновья начинают находить себе собственные, тоже не самые безопасные, приключения.
Ньютон и Лейбниц так и не решили вопросов о сущности материи, о вмешательстве высших сил в траекторию светил и об истинной философии. Разногласия остались. Да и не могли решить – даже королевская воля тут бессильна. Как страстны были они, с какой яростью и одновременно терпением шли к свету познания. Каждому из них казалось, что он знает истину, но, как часто бывает, они уподобились слепым, ощупывавшим слона. И всякий, кто прочитает переписку Лейбница с Кларком (а очный спор, мастерски «реконструированный» автором, основывается именно на этой переписке), поймет, как фундаментальность рассуждений совмещалась с хитроумием аргументов и желанием одержать верх в споре.
Замечательна рамка личного бытия, начало и конец жизненного пути Даниеля Уотерхауза. Его отец, религиозный фанатик, послал младшего сына учиться, чтобы он мог приветствовать ангелов Судного дня на всех языках древнего мира. Ведь многие ожидали конца света в 1666-м году. А полстолетия спустя, дряхлеющий старик смотрит на работающую в шахте паровую машину Ньюкомена, к внедрению которой он косвенно причастен. Даниель всю жизнь был на вторых ролях, ассистировал гениям и вежливо спорил с корифеями. Научная революция состоялась, впереди – промышленная. Индустриальная эпоха начинает своё шествие и её увидят уже другие, более молодые, глаза. Даниелю выпадает несколько лет бенефиса: лишь он сможет разобраться в отношениях ученых и политиков, французских шпионов и скупщиков краденого.
Вот каковы главнейшие персонажи.
А как с последними тактами механизма эпопеи, с шарнирами и подпятниками? Мы видим становление Британии как первой в мире капиталистической империи. При показном всемогуществе монарха уже сформировалась «двухтактная» система власти – тори и виги будут оспаривать друг у друга политическое господство, но ни тирании государя, ни диктатуры парламента уже не предвидится. В этой машине власти шестеренка под именем Даниель Уотрехауз, которую до того держали в далекой американской кладовке, вдруг приобретает экстраординарное значение. И смешанные чувства возникают, когда в тексте раскрывается образ старого уже человека, который вынужден, как почти за сорок лет до того, переживать опасности, но и пожинать удовольствия, которые дают ему новые должности.
Наука стала «indastria». Теперь создание новой Академии, убеждение очередного монарха в необходимости просвещения – уже не подвиг и одновременно счастливая улыбка судьбы. Это тяжелая, порой неблагодарная, но вполне посильная работа с понятными перспективами. Ученый теперь не одиночка, которому приходится искать единомышленников среди толпы желающих поглазеть на вскрытие собаки или заспиртованного двухголового младенца. Ощущение даже не дома, и не общего рабочего места, а сложившегося коллектива исследователей, труд которых превыше политических разногласий – одна из удач романа.
Однако же обещание грядущего процветания невозможно без обмана в настоящем – еще одна примета будущего, которое окажется наполнено кредитно-промышленными афёрами. Проект вычислителя, который «впарили» царю Петру невозможен без двигателя, а паровой двигатель еще слишком громоздок и капризен. Сто лет спустя Бэббидж попробует снова, через двести лет – получится у Тьюринга. Почти получилось у Даниеля Уотерхауза, и, кажется, что автор одергивает себя, усилием воли заставляет сюжет не уйти в «альтернативку».
Наконец, как алмаз в стальной короне нового века – сверкает тайна Соломонова золота, тайна воскрешения людей. Не по силам её раскрыть науке того уровня. Енох Роот, единственный бессмертный в этой истории, он константа, которая оттеняет все перемены десятилетий. Он замыкает цикл – от мимолетных интриг и полуслучайных дуэлей, к неспешным трансформациям государств и научных институтов, а от них к вечности, к неизменным свойствам бытия.
Единственный серьезный недостаток, который присущ роману, и который бросится в глаза читателям – несколько пренебрежительное отношение к реалиям российской истории. Пётр I ещё не стал императором, до победы в Северной войне несколько лет – а титулуют его именно так. В описаниях царской свиты слишком уж подчеркиваются «нравы восточной деспотии». Можно подумать, что Стивенсон слишком сросся со своими персонажами, и высокомерие джентльменов, для которых «дикари начинаются от Кале», перешло из реплик в авторский текст. Впрочем, если хорошо покопаться, то и в описаниях Алжира под османским владычеством, и в очерках Латинской Америки, данных в предыдущей книге цикла, можно найти свои недостатки.
Здесь «Систему мира» можно сравнить с «Закатом Европы» — великолепное знание истории своей части цивилизации позволяет автору полагаться на собственный вкус в составлении интриг и выдумывании персонажей. Там – вдохновение не подводит. Потому «Система мира» это завершение процесса рождения – классического капитализма, классической науки и становления человека, который должен жить в декорациях новой эпохи. Если интересно – читайте. Книга стоит дюжины иных монографий.
По содержанию это смесь "орбитальных войн" с прямолинейным боевиком.
Подставленный герой должен совершить подвиг — вытащить дочку президента из орбитальной тюрьмы, где вроде как бунт.
Восприятие этой линии фильма зависит лишь от того воздействия, которое оказывает на зрителя харизма актера.
Но основная мысль не об этом.
Меня не устает поражать противоречие в самом образе орбитальной тюрьмы.
Если уже появился способ достаточно дешевого вывода на орбиту грузов (а заключенный — заведомо бесприбыльный груз) — то нежелательные социальные элементы пачками отправлялись бы на колонизацию Марса. В Лунные шахты. На ударные стройки тех же орбитальных станций. Куда угодно, где для контроля автоматики еще нужен человек с кувалдой (а такие много где нужны).
То есть повторилась бы схема насильственного переселения на фронтир — дикий запад, Австралию, Андаманские острова и т.п.
В этих условиях орбитальная тюрьма (где заключенных приходится содержать в искусственном сне, потому как на такую ораву жратвы снизу не натаскаешь) — чудовищная по своей глупости трата ресурсов.
облако тэгов
