| |
| Статья написана 24 января 2010 г. 18:10 |
Давно не писал никаких миниатюр, уж решил, что больше не вернется, а тут как ударило. С самого утра ходил и думал-думал, пока не взялся за него. Написал — отпустило (хороший признак). В общем, если хотите читать — все под катом. Минирассказ с участием кошек в жанре мистического реализма. ~6480 символов с пробелами
С той стороныВ первый день он сбил все половики в комнате, в спальне, в прихожей и на кухне. Превратив палас в бесформенный курган складок, он победно взгромоздился на вершине и задремал. Избиение половиков продолжалось до самого вечера. Иногда он бежал на кухню и тыкался в пустые бесполезные миски. Ночью он прокрался в спальню. Постель была непривычно, неприятно холодной и до самого утра он пытался согреться. Тщетно. * * * Во второй день он исследовал кухню. Он забирался в шкафчики и полочки. Никто не крикнул, не прогнал, не взял на руки. Скрипели дверцы, громыхали коробки. Баночки и бутылки, давно пустые, но зачем-то сохранившие остатки запахов — петрушки, лаврового листа, корицы, — со звоном летели на пол и тут же испуганно замолкали: звенеть в этой ледяной тишине было невозможно. Уже все, что только можно было найти, открыть и выпотрошить, прибавить к растущей посередине кухни горе, он нашел, опрокинул и вывалил, когда, наконец, среди пустых коробок, не до конца растерявших запах дешевого чая, из разодранного когтями ситцевого мешочка послышался острый, оглушительно визжащий детством, теплом и солнцем запах. От его безысходной резкости он убежал в комнату и забился под диван. Там и уснул. В спальню он решил больше не ходить. Вилки и ложки, бурые алюминиевые тарелки, крохотные кастрюльки. Баночки, в которых уже несколько месяцев не было пряностей (кончились). Бутылочки, воняющие уксусом и горьким подсолнечным маслом (иссякло). Опрокинутая солонка разметала содержимое (к несчастью). Сахарница с присохшими к стенкам, пожелтевшими отёками (без сахара). Дурман апельсиновых корок стерилизовал кухню. * * * В третий день он забрался в шкаф с одеждой. Замки были сломаны и дверцы, которые держались лишь заплатами клейкой ленты, открылись легко. Платки и ветхие платья, сарафаны медленно опускались на пол. Упругие комки заштопанных носков, толстые старые штаны, пестрые кофты и редкие прожилки нижнего белья — все было выдернуто из пыльных недр. Аккуратно уложенные семейные трусы, тельняшку и старый свитер ее давно ушедшего на тот свет мужа, он оставил нетронутыми. Как и мужские рубахи. Плащ сопротивлялся дольше всех, но в конце сдался и он, рухнул вместе с плечиками. Наваленные поверх кургана половиков одежда, наволочки, простыни, платки — старое, полинялое, видавшее виды тряпье немного отогрело комнату, по которой уже начала расползаться ледяная безысходность спальни. Он закутался в ее любимый теплый плед и свернулся калачиком. * * * В четвертый день он обнюхал все швы между полом и стенами. Он сдернул шторы и обнаружил стену, на которой было нарисовано небо, ветки дерева и провода. До самого вечера он смотрел в окно. Вечером, когда из окна на пол пролился свет фонаря, он обнаружил, что в доме — не один. За ним по пятам бегала тень. Он играл с тенью, но поймать ее все-таки не удалось. В конце концов, он понял, что тень — это тень, и перестал обращать на нее внимание. Разочарованный и уставший, уснул. * * * В пятый день в стене, которая называется Зеркалом, он обнаружил другого. Он выгнул спину и распушил хвост. Обнюхать другого не удалось, но тот звал. Наверное, они живут в стенах. Он весь день говорил с другим, который в стене. Другой звал. Он понял, что нужно искать дорогу. * * * В шестой день он исследовал стены в доме. Тонкую картонную перегородку между комнатой и спальней можно было не считать (в такой не спрячешься), а в спальне было слишком холодно. Итого — стена и еще две половины стены, в одной из них — зеркало с другим. В прихожей были еще три стены, изуродованные щелями дверных проемов — одна щель в комнату, другая — на кухню. Дверь в ванную была заперта, а еще одна дверь, из-за которой иногда доносились звуки (шорохи, шаги, разговоры) — не открывалась. Он разодрал ее в клочья, но она все равно не открылась. Еще три половины стены. Стены на кухне принадлежали запаху. Всего одна стена и пять половин. * * * Весь седьмой и восьмой дни он царапал стены. Он бросался на них, пытаясь прорвать их, пробить, попасть внутрь стен или оказаться за ними. То же самое он попытался сделать на кухне, хотя запах гнал его. Стены не поддавались. Другой в зеркале по-прежнему звал. Глупый! Лучше б помог! * * * Перед самой зарей он проснулся. Он понял, как попасть в стену. Он прошел на кухню и простился с резким запахом. Он прошел в ледяную спальню и коснулся мокрым носом холодного лба. Он выскочил в комнату — шерсть дыбом, глаза горят, усы и брови распушены, хвост вздернут. Он рванул что есть сил, побежал и вдруг прыгнул. Он исчез, растворился перед самой стеной. В пустом доме остался только холод спальни и запах апельсиновых корок на кухне. * * * Через неделю после похорон еще можно было услышать, как перешептываются в подъезде сердобольные соседки, собиравшие деньги покойнице. — ...А Катерина-то, пролежала, почитай, две недели, пока мы в милицию не обратились. Вскрыли квартиру — бардак в доме. Никогда у нее такого не было. А сама лежит за стенкой, тихая, спокойная. А холодна-то... — Может, замерзла?.. Морозы-то какие! — Кто ж знает?! Батареи засорились, конечно, без мужа, но не ледяные, да и плита газовая... ах, батюшки, на кухню-то зашли — а там все на полу, все-все: банки, коробки, тарелки и запах... такой свежий стоит. Апельсины. У нее холодильник — пустой, отключен. Дома даже корки хлебной не сыскать. Все копейки считала, спитые чайные пакетики у нас брала, откуда апельсины?.. А бардак-то, бардак везде. У Катерины всегда порядок был, а тут — будто нечистая прошлась... — А что милиция? — Говорят, кошка. — У нее кошка была? — Не было. Завести-то очень хотела, да боялась грех на душу взять. И кормить-то ее чем? — говорила, — и помру, мол, кто за нею ухаживать станет? Не заводила потому. — А миски на кухне были? Я слышала, на кухне миски стояли. — Так они всегда стояли. Я же говорю: хотела она кота завести, даже имя придумала — Василек. Вот у нее и мисочки, и коробка с газетами стояли. Она даже сама с собой говорить начинала: «Здравствуй, Василек...» да «что будем кушать, Василек...», а то и мурлыкала... — Может быть, была кошка? Разгромила все, да в окно выпрыгнула? — Не было. И окна были закрыты. А в квартире — стены, двери когтями расцарапаны, разодрано все, ужас... — Ну... Может, она взяла какую дикую, да не управилась. Выгнала. А в ночь-то и померла. — Ой, не знаю! Вон, Ирина, говорит, точно нечистая, раз и когти кошачьи на стенах. — Типун тебе на язык, Вера Васильевна! Наговоришь... Тихая она была, это да. К тебе вон хоть дети с внуками приходят, всё не одна. А она — одинешенька в четырех стенах.
|
| | |
| Статья написана 22 августа 2009 г. 19:38 |
Эпиграф Ты ищешь потаенные миры, Ты ищешь недоступную реальность, Встречая… Отражение игры Лишь Отраженья – сути Зазеркальной. _ * * * Они все видят – странные альковы, Серебряные очи ниш и лож, Они все слышат: сказанное слово, И в слове недосказанную ложь, _ И ложь в любви, и даже ложь во имя, И смех в душе, и над душою смех, Все то, что раскрываем перед ними, Наш каждый жест, наш каждый тайный грех, _ И даже мыслей потаенных пламя, Внимательны и зрячи их глаза, – И многое, что позабыто нами, Нам зеркала могли бы рассказать… _ Они не прячут от случайных взглядов Всех этих истин. – Но случайный взгляд И неслучайный, – пробегая рядом Лишь в отраженья, лишь в себя глядят. _ * * * О.Я. За пыльной, серой пленкою стекла – Оскрипший стул и неприкрытость стен, Хромой диван и взгляд усталых глаз, Их неизменно скрадывает тень. _ Им душно там. В чужом немом кино От повторенья чуждых им страстей… Ты смотришь в них, лишь отраженье, но Им больно там! На волю их!! Скорей!!! _ Хлопок и крик, и вдрызг, и сотни брызг, И воздух густ от битого стекла, О Боже! Что же? Мимо понеслись В осколках сотни безответных глаз. _ ТЕНИ Т.Б. Сто тысяч глаз, бесцветных и бездонных, И плоских, точно пыльных, впалых скул, И тел, бесплотных и опустошенных, Своей тоской теснят твою тоску. _ Со всех сторон – стенания и шепот: Одна лишь ложь во имя тоже лжи, И серость стен с оттенком грязно-черным, И серость душ, и серость слова «жизнь». _ Прогнать, прорвать их плотные покровы! – Вслед за твоей взметнулась сотня рук,– Все отражалось: сказанное слово, Изгиб души и мысли, сердца стук. _ Сто тысяч глаз бесцветно устремились, Впиваясь в плоть, сверля тебя насквозь… Меж плоскостями правильно кривыми Метался свет – спектакля странный гость. _ СЕРЫЙ АНГЕЛ Черных крыльев мертвый мрамор, Бес в воде зловещей тенью, – Белый Ангел тихо плакал, Глядя в омут, в отраженье. _ Белый Ангел чистил крылья, Ослепительно белея, – Крылья беса становились Только глубже и чернее. _ Вырвал перья, резал кожу, Засиял, терпеть нет мочи. А в воде одно и то же - Мрак бездонней черной ночи. _ Рухнул с криком. Гладь чужая Всколыхнулась. С болью в шаге Шел, в воде не отражаясь, Серый и бескрылый Ангел. 2003 год
|
| | |
| Статья написана 15 июня 2009 г. 20:49 |
Второй отказ, увы. Судьба у моего рассказа "Жизнь Джека Гордона" складывается не слишком успешно. Сначала его мусолили в РФ, после очередной переработки — повисел пару месяцев в "Полдне". Редакцию "не заинтересовал". И вот сижу я теперь и думаю, то ли я — Верблюд, то ли у нас с редакциями журналов маршруты скрещиваются, не пересекаясь. Вопрос, надо сказать, принципиальный — то ли идти дальше своим курсом (если дело в редакциях), то ли завязывать с писательством вообще (пробовал, не получилось :) ), то ли надо что-то менять "в консерватории". Итак, рассказ Жизнь Джека Гордона Аннотация: В сказочной стране живет лесник волшебного леса Джек, но мало кому известно, что история его связана с таинственным журналом, найденным Джеком на берегу моря. Рассказ возвращается в прошлое Джека, когда он, выброшенный на берег после кораблекрушения, совершает долгий путь по неизвестной стране, путешествуя одновременно через пространство и время текст на самиздате, 61 Кб Уважаемые друзья фантлабовцы, гости моей авторской колонки, если будет время и желание, прочитайте и покритикуйте рассказ. За впечатления, пожелания и рекомендации буду благодарен. По замечаниям и рекомендациям начну составлять список характерных признаков "верблюжей" болезни 
|
| | |
| Статья написана 7 мая 2009 г. 12:36 |
Рассказ-эссе. Почти поэма в прозе. Эпизод жизни постмодернистского (читай, современного) героя, чья личность собирается осколками из реального быта и ирреальной смеси образов из книг, фильмов, музыкальных композиций. Обрывки складываются в мозаику, и заплатанная таким образом личность обнаруживает конфликт с реальностью. Оборотень — человек с множеством лиц и ролей. Стать оборотнем — единственный шанс выжить в реальности для такого человека. Капля ртути Готовится к публикации в альманахе "Откровение", 2009.
|
| | |
| Статья написана 6 мая 2009 г. 14:54 |
РЕИНКАРНАЦИЯ Пеплом! Чтобы в прах — все неудачи, все обиды, ненависть, придуманные долги и несбывшиеся надежды. Болью умыться — и тогда, уже очищенным, — с чистого листа, все заново.. восстать, воскреснуть... От окончания прежнего цикла к началу нового — как уже много раз — НУЖНО!.. Больно. Страшно. Невыносимо... — Да! Но так лучше... И — ух ты! — заполыхало, заискрилось... Думал, что Феникс. А оказался лишь человеком с канистрой бензина. И спичками. комментарий
Что характерно, когда я дал прочитать эту миниатюру знакомой выксунской писательнице, то в ответ она мне прислала реалистичный рассказ про человека, который от тоски быта, от постоянных склок с женой облил себя бензином и поджег. Насколько я понял, рассказ был основан на реальных событиях. Такое вот невеселое ясновидение.
ГИГАНТЫ Странное это место — экваториальная полоса планеты Край в системе Альтаир. Обитатели ее — Гиганты — огромны и могучи, и похожи на деревья, потому что вросли в планету гигантскими шершавыми корнями. Корни эти тянутся от рук и от ног, от спин и от шей — тонкими и толстыми жгутами и лентами: жилами и пуповинами связаны Гиганты с лоном своим. Тяжело двоим: тянутся изо всех сил, — трещат от натуги корни, вспухают вены, лопаются от напряжения мышцы и сухожилия... Когда же удается коснуться друг друга, то лишь на мгновение — которое часто оказывается вечностью, — с тем, чтобы через миг уже, устав от вечной борьбы, сдаться и опуститься обессиленными... И снова затем тянуться изо всех сил... ПРИВЫЧКА Даже в вакууме, где нет ветра, запаха, начальства, лотерей и обиженных возгласов: ты меня не любишь?! — даже вдалеке от всего этого, Компас безошибочно определяет противоположные полюса и находит свое место. Привычка, наверное?
АЛХИМИК Я варю-варю-варю в кипящих котлах чудесные снадобья, вспениваю взвеси, перемешиваю, тихо побрякиваю палочками в колбочках. В моей лаборатории множество камней, не только философский камень, есть и теософский — каждый для своего. Бесчисленные рубины и изумруды необыкновенной огранки — разделяющие и складывающие, вычитающие и умножающие компоненты солнечного света. В пробирках готовятся зелья радости, улыбки, смеха, теплоты, дружбы, чистой печали и мудрого одиночества. Не для себя делаю — людям раздаю. Надо тебе хохота пригоршню — на-те пожалуйста, полкило надежды, или пуд ловкости. Многим угожу, хотя иные не солоно хлебавши уйдут. Вот уже пятнадцать лет не варю темных зелий: ни страхов, ни обид, ни ссор не преумножу. Все это бережно готовит по моим рецептам и тщательно просушивает, раскладывает моя супруга Го. Горгона. Не описать мне, как прелестна она в минуты радости, как светла ее улыбка и переливчат смех, как струятся по обнаженным плечам ее зеленые волосы, как шепчут, как оттеняют, как звучит ее голос, полный нежности и заботы. Да, Го может быть грозна и ужасна в минуты гнева, когда глаза ее сверкают и наливаются кровью, и кажется, будто слепа она, когда змеи ее волос вьются кольцами, извиваются в косматое облако, шипят и дребежжат погремушками. Да, Го может напугать. Особенно незнакомого человека. А ненароком и убить наглеца или обратить в камень и пепел. Но рядом со мной она тиха и приветлива, и сияют ее золотые глаза только любовью и лаской. Поглядите только, как любовно перекладывает она коренья и снадобья — всем баночкам и ступкам у нее счет. Вот напевает она негромко, разводя огонь в камине и развешивая охапки трав. Милая и чудесная дева. Вот уже пятнадцать лет Го со мной. Вот уже пятнадцать лет я оберегаю весь мир и саму ее от гнева Горгоньего. Го собрала картонную коробку и сложила туда настоев добрых: радости и помощи, дружбы и взаимопонимания, и прочих немало. Любит она возиться в лаборатории. А сейчас готовит посылку для сестры своей Пэн. Пятнадцать лет назад Пандора рассыпала свой ящик и теперь печальна, потому что никак не соберет всю ту всячину, что порастеряла тогда. Го собирает посылку для сестры: складывает мази да эликсиры в картонную коробку. Завтра отнесет на почту, и ценной бандеролью на другой конец света. Не забывает сестру, любит. Не готовлю я темных снадобий. И любовного не готовлю. Один раз это было всего. Я тогда повстречал Го мою милую. Полюбила она меня, и видел я, что счастлива и светла стала. Песни пела и очаг берегла. Посмотрел в глаза золотые, да заколдовал зелье. Любовное. Приворотное. Беспощадное. Безысходное. Заколдовал, чтобы и мне полюбить ее пуще всего на свете, пуще жизни самой. Любовное зелье каждый сам варить должен. А для других варить — большое это зло. Заварил зелье и выпил. Люблю я ее. Го мою. Пуще всего на свете! комментарий
Образ Пэн с коробкой частично позаимствован из лирического фэнтези Дарьи Зарубиной "Юло и Рюдо". Ну а, собственно, права на Пандору с ее ящиком принадлежат древним грекам
Клубника На мою долю остались две клубничные ягоды первого урожая. Я люблю клубнику. Очень люблю. И апельсин у меня. Душистый. Прохладный. Сидел на кухне и думал о смерти. Своей и близких. Если забыть о рае и вечной жизни, получается, что вся наша жизнь — в тени конца. Умрет первый близкий человек. Вот он ушел, и стало очень плохо и пусто. Постареет и умрет второй близкий человек. Он постарел и умер. Все. Постарею и умру я. Следом за ними, нет и меня уже. Ни отвратить, ни остановить, ни замедлить грядущего. Как упереться лбом в скалу — не сдвинешь. Только шея заболит. И тогда хлопоты — на спину первого близкого, и печали — на чело второго. Умереть бы прежде них, да еще страшнее за доброе сердце первого близкого и чуткую душу — второго. Думы мои — думы тощие.. нищие.. Сижу я, уставился в темноту. На челе моем печаль, выдумал себе грядущее: первый близкий ушел, хотел пожить, и я хотел того же. И второго близкого не стало, а без него жизнь не мила, увядшая, неузнаваемая. Отчего я есть еще? Руки мои — руки бессильные, мысли мои — мысли бесполезные. Слезы мои — слез их не стоят. Душа моя — душ их коснуться пытается, вечным мгновенное сделать. Отдам клубнику первому близкому человеку и другую клубнику — второму дорогому. Пораздаю апельсин близким людям. По дольке. Удивятся, отчего просоленные. Улыбнусь, заплачу, не отвечу. Обниму крепко.
******************************************** Некоторые из них были опубликованы в региональном (Ивановская обл.) выпуске газеты "Мансарда" за 2008 год. Остальные миниатюры лежат на Самиздате здесь
|
|
|