Исторически «комедия ужасов» выросла из буйства средневековой «пляски смерти», манерного декаданса и жизнеутверждающих принципов пира во время чумы, но в качестве современного поджанра хоррора она очень редко выходит за границы циничного пародирования известных бестселлеров. По сути, сейчас это целиком вторичные произведения, пусть смешные, но вульгарные и бессмысленные. В кинематографе можно привлечь внимание зрителей популярными актёрами и обнажёнкой, в литературе же всё гораздо сложнее. Необходимость писать качественный текст и попадать в жанр сохраняется, и как совместить это с юмором, неизвестно. Готовых «рецептов» нет.
Внешне рассказ «Чучело-мяучело» Елены Щетининой выстроен по всем канонам «ужасного» жанра. Последовательно даются мирный быт молодой семьи, спуск в современное подземелье ради спасения попавшего в беду беззащитного существа, встреча и схватка с монстром, невозможность победы, принесение в жертву другого вместо себя и бегство. Качественно собранный, но простенький хоррор – в чём здесь юмор? В позиции автора. Ищите женщину! Это такое существо на заднем плане, в халате и тапочках, которое вечно что-то клянчит, надоедает и мешает. Его терпят за то, что оно милое, а ещё его можно отнести в спальню и использовать по назначению. Только ли? Именно женщина здесь инициатор «квеста на выживание», занявший выгодную позицию наблюдателя не только на балконе, но и в сюжете, автором которого она, собственно, и является. Попробую угадать авторское отношение к этой истории.
Само название рассказа так и просит закончить строчку словами: «…ты меня замучило». Кто, кого и чем? Муж, жену, компьютерными играми, сильнее тяги к которым только желание секса. Ну, есть такой грешок у современных представителей сильного пола, каюсь. Дорогая, зато я почти не пью и всегда дома, а не шляюсь по гаражам, кабакам и бабам! Что, тоже не прокатило?.. Вот и Кирилла от монитора оторвали. Зомбей бьёшь, смелый? А сходи-ка ты в подвал. Темноты и в детстве не боялся? Держи тогда чуть живой фонарик, да гляди, лицо не потеряй. Устрою я тебе маппет-шоу из мохнатой драной варежки! Считали, сколько раз герой получил по голове и мокрой попе за время блужданий? Много, и всё это явно неспроста. Был пацан пацаном, зато наружу вышел, как заново родился – другим человеком. Играть если во что и будет, то исключительно в поддавки (лишь бы поддавать не начал). Заодно и квартиру сменили, а там, глядишь, и дети заведутся.
Смысл иронии в сокрытии истинного смысла, и Елене Щетининой, по моему скромному мнению, удалось-таки подсадить жёлтенького пластмассового утёночка в стаю диких уток, всего лишь выкрасив его в чёрный цвет. Вот вам «комедия ужасов», или «иронический хоррор»! Женское коварство неподражаемо!
Вызванный необратимыми изменениями собственного тела страх не исчезнет до того фантастического будущего, когда медицина в своём развитии превзойдёт природу. Увы, сейчас всех равно пугают старость, болезни и травмы. Любое нарушение нормы и целостности ужасает не столько болью, сколько невозможностью его отмены. Вероятно, некоторые из нас регулярно щекотали бы себе нервы, записываясь на приём к пыточных дел мастерам, а Всемирная организация здравоохранения доказала бы полезность этой процедуры – при условии, что после всё можно легко исправить. Напротив, необходимость посещения парикмахера при допущении, что волосы есть только «молочные» и «постоянные», как зубы, станет весьма неприятной.
Обычно авторы ужасов эксплуатируют этот страх, банально насыщая свои произведения расчленёнкой, подробно описывая стадии неведомых хворей и переселяя героев в дряхлые или монструозные тела (недалеко ушли от этого вампиры, оборотни и зомби). Да, страшно – вернее, было страшно, но уже надоело. Разные авторы решают проблему пресыщенной публики по-разному. Одни могут позволить себе тактику боксёров-свормеров, втираясь в доверие и нокаутируя читателя несколькими сериями взрывных и мощных «ударов» на ближней дистанции. Другие, как бодипанчеры, долбят и долбят тяжело и однообразно по «корпусу», изматывая глава за главой, и не факт, что к финалу пробьют «печень» – возможно, читатель просто упадёт от изнеможения. Лично мне кажутся интересными современные писатели, способные нарушить правила и выйти на «ринг» со шпагой или пистолетом. Позвольте представить: «убийца» Вадим Громов («Лепила») и «матадор» Оксана Ветловская («Моя вторая половина») – и да простят они меня за эти странные сравнения.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Первый ход сделан обоими авторами одинаково: рассказы ведутся от лица подростков периода полового созревания, когда недовольство собственным телом и происходящими с ним изменениями и без того на пике. Однако разница видна сразу. «Лепила» жёстко и реалистично описывает группу хулиганов из трёх пареньков, возглавляемую агрессивной пацанкой, но совершенно упускает главную скрепу этой компании – влюблённость и вожделение в отношении лидера. Казалось бы, какая разница? Но градус накала уже не тот, что мог бы. «Моя вторая половина» постепенно, исподволь награждает читателя знанием о том, что неунывающая и милая героиня – одна из пары обречённых на смерть сиамских близнецов. Второй ход: хулиганьё издевается над сверстником, а близняшка рассказывает о своей жизни в интернате для "особенных" детей. Персонажи Громова осознанно преступают моральные принципы, ломая себя и жертву, а девушка Ветловской воспринималась бы полностью нормальной – не будь она от рождения сломанной куклой. Естественность близнецов ранит больнее подростковой жестокости. Третьим ходом Громов вводит в сюжет проклятие, которое может стать наказанием, а Ветловская использует классический любовный треугольник, который априори трагичен из-за особенности её героини. Колдовство или естество – что страшнее? Я голосую за естество.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Наконец, «фаталити». Лепила пришёл, и плоть виновных деформировалась самым ужасным образом, и это не сон, а жуткая реальность. Но сопереживания пострадавшим нет, поскольку причина раздута из мелочи, а следствие фантастично настолько, что в него не веришь. Автор подошёл к читателю, нагнул, завернув ему руку за спину, приставил пистолет к голове, оповестил о причине «заказа» и выстрелил. "Убийство" без сантиментов! Что делает Ветловская? Она весь рассказ дразнит «быка» красной мулетой, ведя интригу запрещённых медицинских экспериментов, а после даёт забодать её пошлейшим, казалось бы, хэппи-эндом. Тру-ля-ля, любовь-морковь! И вдруг шпагой в сердце вонзается понимание того, что естественная для героини ненормальность непоправимо нарушена. Катарсис в стиле «дарк» достигнут.
«Жёлтая линия» Михаила Тырина воспринимается скорее повестью, чем романом. Возможно потому, что при линейном развитии сюжета приключения двух героев, действующих в одной связке, напоминают путь провинциалов в толчее метро и с частыми пересадками. В сравнении со «средним» произведением «попаданческой» фантастики читателю здесь даётся слишком мало действия и детализации, не успевают возникнуть погружение в происходящее и сопереживание. Завязка получилась интереснее всего сюжета: доигравшийся и разорившийся прохвост-адвокат подпаивает опустившегося интеллигента, чтобы вдвоём не так страшно было влиться в ряды граждан единой галактической цивилизации, для которой всё человечество значит меньше муравьиной кучи в безвестном лесу. Уснули на Земле, проснулись внутри инопланетного звездолёта-транспортника, далее последовательно сменяются ледяной, болотный мир и планета-мегаполис. Заявленный потенциал не раскрывается не только и не столько потому, что всё начинается и заканчивается слишком быстро. Автор ставит ударение не на развлечении читателя, он ретроспективно и абсурдистски изображает перестройку и постперестроечный период в России. Ненавязчиво и опосредованно, в аллегорической форме и фантастическими средствами демонстрируются особенности «бизнеса», возникшего после приватизации на руинах государственных предприятий, Первая чеченская война и общество вне морали, культуры, идеологии и религии. Назвать произведение антиутопией нельзя, поскольку читатель, не знакомый с этими реалиями, не заметит параллелей, и автор не желает помогать ему в этом. Его герои не сравнивают и не делают обобщений, они приспосабливаются и пытаются продвинуться в жёсткой иерархии цивилизации статуса, основанной на зарабатывании «экспы» в денежном эквиваленте. Несмотря на то, что один из них хваткий делец и жулик, а второй наивный и доверчивый гуманитарий – и эта разница действительно неплохо обыгрывается – оба выступают в роли безымянных статистов, от всех усилий которых ничего не зависит. По сути, книга представляет собой то, что они смогли или успели заметить и частично осознать, находясь в состоянии постоянного стресса от непрекращающейся смены событий и внезапно открывающихся доселе неизвестных законов и условий существования чужого для них мира. Просто двух очень разных и ничего не понимающих человек засосало внутрь огромного саморегулирующегося механизма, проволокло между трущихся деталей, прожевало и выбросило наружу. Выжили они лишь чудом и волей автора, а вовсе не из-за того, что сцепились вместе и помогали друг другу. Финал закольцован с прологом, а личный выбор и жертвенность героев ничего не дали им самим. Ни славы, ни положения в обществе, ни заработка, ни семьи, – начинай всё с нуля, если остались силы, здоровье и воля к жизни. Любопытно, что прозвища двух основных персонажей («Беня» и «Щерба») намекают на президента Ельцина Б. Н. и предпринимателя от государственной деятельности Щербакова В. И. По-моему, ничего сверх изображённого книге эти имена не дают. Случайное это совпадение или действительное мнение автора, мне не известно. Возможно, читатели, не бывшие в девяностые годы подростками и детьми, поймут и это.
Взявшись экзотики ради за трилогию «Игры с богами» Елены Малиновской, я поначалу вообще не мог уразуметь, что читаю. Мне обещали оригинальное героическое фэнтези, отличающееся как от классических его образцов, так и от всей «типично-женской» литературы разом. В действительности же я получил нечто, неуловимо напоминающее «Земноморье» Урсулы Ле Гуин, но аморфное и ужасно затянутое, великоимперски и магократически окрашенное, с «вампирами»-садистами, которые тут, слава Богу, не вампиры, а странно инициируемые волшебники, с оборотнями и навязчивыми матримониальными поползновениями со всех сторон, которые почему-то приобрели здесь насильственно-сексуальную подоплёку и стали исходить (во что никак не верится) от мужчин.
Я долго и честно пытался и всё никак не мог понять главную героиню, Эвелину. Необыкновенное предсказанное рождение, необычная внешность, уникальный талант в магии и немалые способности к фехтованию, системное многолетнее обучение, оттачивающее эти природные дарования. Задатки уровня полубога, – но героиня, во-первых, сама не знает, зачем ей эти способности и как их использовать в жизни, и, во-вторых, постоянно находится под деспотическим присмотром и контролем гораздо более одарённых, сильных и опытных личностей, которые не позволяют ей ничего, кроме учёбы и тренировок. Ну, думаю, хоть ко второй книге она выучится, освободится и всем задаст! А она не смогла. Неоднократно пыталась и даже не оставила эти попытки после многочисленных жестоких наказаний, но не смогла. Даже полубогу сложно переиграть богов в игру, которую они сами и придумали.
Дальше стало понятно, что внешнее действие здесь отсутствует, оно сымитировано для того, чтобы разбавить и украсить авторский психологический этюд. Каждая книга лишь повторяет ситуацию предыдущей в новой, одинаково ограниченной и замкнутой локации, всё усугубляя подчинённое положение героини. Там, где любой другой герой стал бы действовать хотя бы по принципу бильярдного шара, Эвелина может лишь упереться упрямым осликом под градом ударов, упасть и волочиться по земле на поводке, как вынесенная на прогулку квартирная кошка, сжаться ежом в комочек и ждать – пинка кирзовым сапогом или когда её оставят в покое. Похоже, что единственная её надежда на будущее заключена в убеждении, что всё как-нибудь утрясётся само собой, если потерпеть достаточно долго.
Оказалось, что в случае с Еленой Малиновской грубейшей ошибкой будет идти бычком на верёвочке вслед за привычным шаблоном маскулинного образа действия персонажей, используемым также и большинством авторов-женщин. Надо признать, что Эвелина действительно не такая, как все. Не первобытная затравленная феминистка Эйла, как в цикле «Дети Земли» Джин Ауэл, не какая-нибудь рыжая юморная и раскрепощённая ведьмочка, не агрессивная и стервозная сексуальная пацанка с клинками и частями тела наголо. Не женщина, не мужчина и не что-то среднее, а великовозрастный ребёнок, если уже и осознавший свой пол, то ещё не придавший этому особого значения. Питер Пэн Дж. М. Барри – это мальчик, не желающий взрослеть, вампирша Клодия у Энн Райс – сошедшая с ума женщина, навсегда запертая в детском теле, а Эвелина Елены Малиновской – насильственно задержанная в личностном развитии, но продолжающая физически расти девочка, упрямо стремящаяся к плохо представляемым ею свободе и самостоятельности, но оказавшаяся не в силах вырваться из-под «родительской опеки» то одного, то другого тирана. Также обращает на себя внимание некое глубинное родство с фильмом «В компании волков» Нила Джордана, в котором история взросления была показана изнутри причудливого, образного и чувственно-ассоциативного восприятия почти такой же девчонки, что и у Малиновской.
История Эвелины – это борьба ребёнка-жертвы гиперопеки за индивидуализацию, самость и социализацию в жестоком, требовательном и непонятном мире взрослых людей. Трилогия, рассмотренная даже с этой позиции, выглядит не менее странно и уж никак не тянет на героическое фэнтези, не становится она ни типично-женским романтическим его вариантом, ни юмористическим, ни даже полностью детско-подростковым. Что же это такое? По всему выходит, что иносказательная психологическая сказка, ориентированная на подростков женского пола и их родителей.
Да простят меня Елена Малиновская и боящийся спойлеров читатель, но сейчас я перескажу эту сказку сам, и так, как её вижу, находясь вне целевой аудитории.
Жила-была на одном острове маленькая девочка, и звали её Эвелина. Никому она была не нужна, и все её обижали и боялись из-за того, что были у неё красные глаза. Мама её умерла, а папа так грустил по маме, что не мог любить свою дочку, а немного погодя и сам умер.
Забрала тогда девочку к себе одна добрая старушка, хотя тоже боялась её красных глаз, и жили они вместе хорошо, но недолго. Приплыли на корабле большие злые мальчики и стали всех обижать, и бабушку тоже, и Эвелине пришлось с ними так сильно подраться, что потом разболелась вся.
Тогда прилетел её дядя-волшебник и вылечил её, и забрал к себе в большой город, и стал там воспитывать и наказывать, и отдал её в школу, в которой учили и тоже наказывали. Оказалось, что Эвелина и сама могла стать волшебницей, если постарается!
Стала тогда учиться девочка на одни пятёрки, но её за это невзлюбили в школе. Узнал про её оценки самый главный волшебник и сделал своей ученицей, и стал её учить и наказывать строже всех. Мучилась-мучилась Эвелина, терпела-терпела и наконец всему научилась, и самый главный волшебник стал с ней гулять, хвалить и сказки рассказывать, и всё у них было хорошо, но недолго.
Выросла у Эвелины грудь, не очень большая, но заметная, и все мальчики и взрослые дяди стали к ней приставать и хватать, и даже самый главный волшебник стал замуж звать. А девочка не хотела! Она была хорошей девочкой, и потому никуда ни с кем не ходила и ни на что не соглашалась.
Правда, девочке даже понравилось то, что один раз сделал с ней самый главный волшебник, но за это она обиделась на него, а на себя ещё больше. Ей стало так противно и так грустно, что она улетела от всех далеко-далеко, за синее море, упала там и сильно-сильно разболелась.
Подобрала Эвелину одна добрая беременная тётенька и взяла к себе в деревню, и вылечила. Узнала девочка, что дети из тётенек родятся, и что тётенькам это тяжело и больно делать, и стала она тогда большой девочкой, и принялась защищать всех маленьких детей.
Но детей, оказывается, от всего защищать нельзя, а Эвелина попыталась, и её за это побить хотели и из деревни выгнать. Обиделась она тогда и сама от всех ушла, и даже наказывать никого не стала.
Шла-шла Эвелина куда глаза глядят и вдруг увидела, что взрослые дяди девочку обижают, за грудь её хватают, и заступилась за неё. А девочка почему-то разозлилась и искусала Эвелину так, что дяденькам пришлось её саму от этой девочки спасать.
Обиделась тогда Эвелина на всех и снова сильно разболелась, а одному дяденьке понравилось, как она со злой девочкой дралась, и забрал он её к себе домой жить, и вылечил. Правда, не до конца вылечил: раз в месяц Эвелина всё равно болеть стала и становиться злой, совсем как та нехорошая девочка.
Она пообещала доброму дяденьке, что не будет никого кусать, и они подружились, и ещё с одним хорошим мальчиком подружилась, и жили они все хорошо, но недолго.
Узнал, где она живёт, самый главный волшебник и заставил её дядю у доброго дяди её отобрать и назад привезти. Самый главный волшебник даже не побоялся, что она теперь раз в месяц злая становится и может всех покусать, он был старше и сильнее, и, хоть она и была против, делал с ней всё, что хотел. Почти всё – потому, что ему обязательно хотелось, чтобы она соглашалась с ним и делала то, что он от неё хочет, по своей собственной воле. А она не хотела и не соглашалась, даже замуж.
Тогда запер самый главный волшебник Эвелину в комнате и гулять не пускал, и сказал, что всё равно на ней женится. Скучно стало девочке, и начала она чахнуть, и зачахла бы до смерти, но пожалел её её дядя и договорился с добрым дядей и хорошим мальчиком, что надо её спасать.
Набросились её дядя, добрый дядя и хороший мальчик на самого главного волшебника и стали его колотить, но он вырвался и сам всех побил, ведь был он самым главным волшебником и самым сильным! И пришлось бы Эвелине идти за самого главного волшебника замуж, всё время сидеть взаперти в комнате и никогда не гулять, но проснулся вдруг в ней какой-то очень старый дядя и накричал на самого главного волшебника так, что тот испугался, и сказал девочке, что теперь она может делать всё, что хочет, и никто её за это не накажет.
Подумала-подумала девочка, чего она хочет, ничего не придумала и решила всех пожалеть, и сделала всем то, что те от неё хотели, чтобы только они больше не ругались и не дрались, и самому главному волшебнику тоже. Тогда они все помирились, и Эвелина ушла с добрым дядей, потому что он добрый и никогда её не наказывал и всегда спрашивал, что она хочет и что думает, а с самым главным волшебником остался жить хороший мальчик, потому что он сильный, смелый и самостоятельный, и даже помощь очень старого дяди ему не нужна.
«Туман» 1980 года, режиссёром, сценаристом и композитором которого является Джон Карпентер, окупился десятки раз при бюджете в миллион долларов, получил «Приз критики» на французском кинофестивале в Авориазе и номинировался на «Лучшие спецэффекты» и «Лучший фильм ужасов» в американской премии «Сатурн» Академии научной фантастики, фэнтези и фильмов ужасов. Одноимённый ремейк 2005 года, снятый Рупертом Уэйнрайтом, не понравился публике настолько, что стал лауреатом в номинациях «Худший фильм» от международного журнала «Fangoria» и «Самый не страшный хоррор-фильм» от Лос-Анджелесского объединения любителей и кинокритиков «The Stinkers Bad Movie Awards». На мой взгляд, оба фильма оценены по заслугам: первый смотрится и сейчас, несмотря на устаревшие за сорок лет актёрские приёмы и технические эффекты, второй воспринимается как проходной, толерантно-уступчивый, ситуационно неправдоподобный и подростково-пошлый. Странно то, что обе картины объединяет Эдгар Аллан По, точнее, используется прямое цитирование строк его стихотворения, эпиграфом в оригинале и скрытое в послесловии ремейка: «Разве всё, что мы видим, или нам кажется, что мы видим, Это не мечта внутри нашего огромного сна?» Речь идёт о поэме «A Dream Within A Dream», переводимой как «Сон во сне» или «Мечта во сне». Предлагаю ознакомиться с её текстом в переложении В. П. Фёдорова, поскольку он сохранил многозначность английского «Dream»:
Целую в лоб, — прощай! Прости!
Раз’единяются пути —
И завтра розно нам итти.
Я вижу: ты права была —
Все в жизни — Сновиденье, мгла.
Надежды отлетели прочь, —
Их день развеял, или ночь? —
Зачем гадать, искать ответ, —
Они мечта… их больше нет.
И всё, чем жили мы, поверь —
Виденья смутных снов теперь!
У моря буйного сижу
И за игрою волн слежу —
И слушаю хорал морской.
Я горсть песку зажал рукой —
Песчинки… мало… — и скользят
Меж пальцев, сыпятся назад —
К бежалостным волнам спешат.
Возможно-ль крепче руку сжать
И золотинки удержать?
— Туманятся глаза слезой:
Не сохранил я ни одной!
— Ужели всё, чем я живу,
Мечта — во сне — не наяву?
Коротко о сюжете фильмов. Прибрежный американский городок, выросший из нищего рыбацкого поселения, готовится отмечать свой столетний юбилей. Именно под эту дату ночью с моря наползает неестественный туман, начинают происходить странные события полтергейстного типа, пропадают и гибнут люди. Наконец, появляется парусный корабль-призрак, с которого на берег сходят разгневанные духи, мстящие за что-то потомкам отцов-основателей города. Есть четыре острых момента: выяснение причины гибели рыбаков, застигнутых туманом в море накануне основных событий, наблюдение и отчёт за продвижением тумана ведущей местной радиостанции, попытка спасения оставленного дома ребёнка ведущей и, наконец, раскрытие некой тайны из прошлого, послужившей причиной нападения призраков в настоящем. Все эти ключевые сцены есть в обоих фильмах, и разница в подаче трёх первых из них обусловлена одной лишь современной модой. К примеру, герои становятся моложе и обнажённее, скрытая любовная линия преподносится как неприкрытый «любовный треугольник», появляются лишние персонажи (незамерзающие «девчонки-танцевалки» и выживающий вопреки всему дублирующий запись видеокамеры афроамериканец), убийства показываются со всеми подробностями, женщины становятся активнее, появляются бестолковая динамика и несуразный экшен, компьютерная зрелищность и кочующие по «ужастикам» штампы. Всё это достаточно предсказуемо. «Соль» в последней сцене – причине возвращения мстителей с того света, и об этом подробнее.
«Туман» Карпентера безусловно лучше по стилю, качеству исполнения и воздействию на зрителя, но в нём преступление основателей города было материальным и юридическим, а искупление подано в христианских ветхозаветных тонах. При чём здесь, спрашивается, Э. А. По? Для чего он цитировался? Чтобы показать мечты, рассыпающиеся в пыль, и ускользающие, как песок сквозь пальцы, богатство и надежды земные? Этого явно недостаточно, ведь почти в каждом стихотворении поэта есть тоска по утраченной, погибшей до срока возлюбленной, и цитируемая в обоих фильмах поэма также не является исключением. При всех своих недостатках, вторичности сценария и слабости исполнения именно «Туману» Уэйнрайта удалось развить эту намеченную, но оставленную без внимания и не реализованную Карпентером тему утраченной любви, конкретной потерянной женщины. К сожалению, неряшливо, рвано и без должного акцента: вместо «нового прочтения» ремейк смог выдать лишь наложенный поверх основного второстепенный сюжет, сахарные фигурки жениха и невесты на пластмассовом торте.
облако тэгов
