Шаровая молния (Ball Lightning), Лю Цысинь, 2018 https://fantlab.ru/work1014151

*** Недоумение и вопросы

«Шаровая молния» Лю Цысиня способна возбудить любопытство уже знакомого с его творчеством читателя, но сначала не более чем по инерции. Эта книга в качестве научно-фантастического произведения заметно уступает остальным из цикла «В память о прошлом Земли» по многим (если не всем) параметрам. В ней нет ни «глобальной всеохватности» описываемых времени и пространства, ни контакта с инопланетным разумом, ни меняющихся в зависимости от ситуации земного общества и его этических принципов. Здесь много чего не хватает для того, чтобы присоединение этого отдельного и вполне самостоятельного произведения к законченной и цельной трилогии не выглядело настолько искусственным и противоестественным, не вызывало разочарование при чтении. Само определение «роман» может соответствовать лишь западной классификации, да и то чисто формально. В терминологии Лю Цысиня «Шаровую молнию» можно назвать «макрорассказом», поскольку значимого текста, действия и смысла тут и на добротную повесть в русской традиции не наберётся. Но так ли с ней всё просто, как кажется? Помогает ли её восприятию «инерция» монументальной «В память о прошлом Земли» или, напротив, мешает? Как они связаны между собой? Для чего они объединены в один цикл? Предлагаю обратить внимание на несколько выделенных мной моментов и для начала сделать выводы самостоятельно.

*** Замеченные особенности

Схема «Про что» проста и незамысловата. Есть мальчик, родителей которого на его глазах убило шаровой молнией. Он половину жизни положил на то, чтобы познать и объяснить это явление. Есть девочка, мама которой погибла на войне за Родину, попав под воздействие экспериментального оружия. Теперь эта девочка – военный специалист, готовый нарушить прямой приказ и пожертвовать собой, чем и кем угодно ради возможности создания образцов новейшего вооружения. Мальчик и девочка встретились и некоторое время летели рядом по жизни, как две стрелы, выпущенные в солнце. Мальчик устрашился последствий своих поступков, утратил сосредоточенность на цели, и единое светило тут же распалось перед его глазами на множество золотых трёхногих воронов, угроз, которые он постарался сбить с небосвода ради защиты человечества, подобно мифическому стрелку И, а девочка, не знавшая страха и сомнений, полетела дальше и… нет, не сгорела в солнечном пламени, а исчезла во вспышке. Некоторые люди говорят, что иногда замечают её тень на луне.

Стиль «макрорассказа» можно условно определить как литературную и научно-популяризаторскую «дзен-стрельбу» из лука. Это у нас, европейцев, всегда есть реальные цели: дерево, веточка или листочек, белка или её глаз. Азиатский мастер, обучая ученика, заставит его целиться не во что-то конкретное, а в солнце. Так и тут: один пробует объяснить необъяснимое, другая пытается применить полученные им знания на практике, сам же автор стоит Учителем в сторонке и загадочно улыбается. Мальчик доктор Чэнь и девочка майор Линь уже давно превзошли всех возможных наставников, они стали первыми в своём мастерстве, но сознают, что всё так же далеки от конца избранного ими пути, как и в самом начале. Оба встречают «по дороге» нескольких собственных «двойников», севших на камень у обочины и разуверившихся по той или иной причине, отказавшихся идти дальше, и вступают в диалог с ними. Оба встречают «двойников» друг друга и заводят с ними близкие отношения. Такое ведение сюжета красиво и символично, помогает автору не перегружать двух главных героев, но интересно ли подобное западному читателю, привыкшему к совершенно иной, деятельной и активной, манере повествования? Кроме того, множество вводных сюжетов рвут и без того рыхлое тело «макрорассказа» на части, мешают следить за основным действием.

Структура «Как» выглядит статичной, перегруженной и тяжеловесной. Описаний, рассуждений и воспоминаний в тексте кратно больше, чем динамичных сцен, а модного ныне «экшена» вовсе нет. Казалось бы, даются личные трагедии, война, полевые испытания, вышедшие из-под контроля эксперименты, но преподносится всё это как инсталляция или произведение живописи со множеством мелких деталей. Автор пытается оживить происходящее, привнеся злободневный захват группы младшеклассников террористами, но снова уходит в карамазовскую моральную дилемму «слезинки ребёнка» и малопонятную западной публике «средневековую китайскую живопись». Автор традиционно намекает на любовь мальчика и девочки, усложняет её «треугольниками» в нескольких вариантах, но после отказывается от продолжения любовной линии совсем, понимая её несоответствие формату и масштабу выбранных им героев. Персонажи, действие, интрига – всё здесь получается излишне описательным и, как это ни странно при таком количестве деталей, блёклым. Возможно, в этот раз Лю Цысиню не удалось подстроиться под вкусы и предпочтения европейцев? Или же такой задачи у него вовсе не было, и в этом произведении он ориентировался преимущественно на азиатского читателя, с детства знакомого (помимо всего прочего) с подвигами и судьбой Хоу И, «китайского Геракла», спасшего мир от десяти солнц-воронов, угрожавших сжечь мир, и других чудовищ, но преданного и покинутого собственной женой?

Как и в случае с циклом «В память о прошлом Земли», поражает преемственность Лю Цысиня по отношению к фантастике и научно-популярной литературе СССР и США того же и более позднего периода. Теперь в ход идут климатическое и биологическое оружие, защитные энергетические поля и активная защита, «умная» бронетехника, боевые дельфины, жидкие бомбы и многое другое. Гимн милитаризму доходит почти до восхваления Великой Китайской Армии, но вовремя обрывается самим автором, показавшим также итоги войны и силу других государств. Относительно шаровой молнии использовано всё то немногое, до чего можно было дотянуться по вопросу её существования и объяснения, от галлюцинаций до энергетической формы жизни. Реальные гипотезы, фантазии, мистификации, «жёлтая» пресса, кинематограф… Нет, кажется, лишь прямых литературных заимствований и сенсационных подтверждений мифологических и фэнтезийных вариантов. С одной стороны, есть смелые, истинно научно-фантастические и философские предположения об истинной природе шаровых молний. С другой, всё это, сваленное в одну кучу, выглядит сорочьей коллекцией обрывков и слухов, ловлей мух, молний и духов в одну «коробочку», как в фильме «Охотники за привидениями». После эпизодических появлений родителей Чэня и активного участия Чжэн Минь в сюжете, после двух таинственных фотографий вообще пропадает уверенность в том, что жанр произведения – именно научная фантастика, а не что-то иное, созвучное сюите «Шехерезада» Римского-Корсакова и приключениям арабского Синдбада-морехода.

Настораживает подобное утончённому издевательству почтение, которое вдруг стал оказывать Лю Цысинь Советскому Союзу и которого, заметьте, у него не было в более ранней трилогии. Его послушать, так СССР – это Атлантида, мифическое государство штурмующих небо титанов. Горами ворочали, реки поворачивали, молнии метали, циклопические сооружения возводили, живых существ создавали. До сих пор водку пьют стаканами, а следом садятся за штурвал самолёта и летят в зимнюю тайгу. Почти всё, до чего додумались Чэнь и Линь, уже якобы было открыто советскими учёными в секретных лабораториях и воплощено в масштабе, недоступном «современному» Китаю. Для чего это могло понадобиться самому автору? Что за мифологизация истории Новейшего времени? В тексте прямо говорится о том, что в СССР действовали слишком прямолинейно, грубо и с большим, чем требуется, приложением сил, и потому потерпели неудачу. Эпоха титанов и век героев давно прошли, наступило время обычных людей и кропотливой работы, долгосрочного прогнозирования и непреложной ответственности, интуитивного «восточного метода», простых и дешёвых решений. В сравнении с воплощением той же самой идеи, того же противопоставления Востока и Запада в основных книгах «В память о прошлом Земли», «Шаровая молния» даёт гораздо более упрощённый и местами даже пошлый их вариант.

«Шаровая молния» считается приквелом основной трилогии, но насколько это заявление соответствует действительности? «Точечные» совпадения действительно есть, но без них вполне можно обойтись, и сюжет от этого ничего не потеряет. Избалованная генеральская дочка Линь носит на шее вместо броши инновационный кинжал с «молекулярным» лезвием. Линь и Чэнь пытаются использовать в своих интересах ресурсы зарождающейся программы SETI@home, объединяющей множество личных компьютеров для поиска внеземного разума, но получают решительный отказ от её директора, Нортона Паркера. Есть Динг Йи, но он легко может быть заменён кем угодно, хоть тем же Чэнем, одним из «двойников» которого он и является. Связь софонов и понимания «настоящей» природы шаровых молний примерно того же порядка, что у современных компьютеров и чёток. Лёгкий намёк на присутствие инопланетного наблюдателя при проведении экспериментов не получил развития, по крайней мере в этой книге. Может быть, автор планирует ещё несколько книг, в которых будет сделана более конкретная привязка к «Памяти о прошлом Земли»? Вполне возможно и коммерчески обоснованно. К примеру, будет показано, что лишь вмешательство трисоляриан не позволило земной науке воспользоваться «восточным методом» и совершить очередной качественный скачок в развитии. Судьбы Линь Юнь и её ближайшего «двойника» Чжэн Минь внешне напоминают переход в иное измерение и общий финал трилогии своей метафизичностью, но им опять же недостаёт ни масштаба, ни глубины (если не вспоминать о Чан Э, жене Хоу И, обречённой вечно жить на луне практически в полном одиночестве). Нельзя назвать «Шаровую молнию» и каплей, отражающей океан, поскольку её финальный посыл откровенно романтичен, почти сентиментален: в нём для мальчика Чэня сливаются воедино одинаково прекрасные, смертельно опасные и недостижимые девочка Линь и шаровая молния. Вместо оставленного Чэн Синь зерна для нового цикла бытия – микромира в микровселенной – здесь есть лишь аромат синей розы, которой на самом деле нет, и неизбывная тоска по несбывшейся любви и утраченным возможностям.

*** Предположительные ответы

Как видите, сам факт присоединения «Шаровой молнии» к циклу «В память о прошлом Земли» способен вызвать если не недоумение, то, по крайней мере, целый ряд вопросов. В сравнении с основной трилогией и как часть её эта книга вроде бы проигрывает. Взятая сама по себе, казалось бы, и вовсе сравнению не подлежит. Что задумал сам Лю Цысинь, написав настолько отличающийся по формату и жанру, но одновременно близкий по стилю и духу приквел, остаётся только гадать. Книги трилогии тоже значительно различались между собой, двигаясь от остросюжетного детектива через космооперу к социальной и философской фантастике, но «Шаровая молния» вообще стоит наособицу, обращаясь, пусть ненавязчиво и, я бы сказал, «замаскированно», к мистике вообще и мифологии Китая в частности. Явления Чжэн Минь, родителей Чэня и Линь Юнь наукообразно объясняются, но отношение к ним персонажей остаётся таким же, как к призракам близких и возлюбленных в произведениях готики и романтизма. Внешне, в самом тексте, всякая связь с мифами прямо отрицается, как, например, сходство видимого невооружённым глазом ядра макроатома с китайским драконом. При этом мифологизацию Советского Союза нельзя не заметить, а от внутреннего созвучия пары главных героев «Шаровой молнии» с Чан Э и Хоу И отмахнуться будет так же сложно, как от присутствия философии Лао-цзы в основной трилогии. Рискну предположить, что Лю Цысинь написал приквел в качестве запоздавшего эпиграфа ко всему циклу «В память о прошлом Земли», подводя читателя к его основной идее, к осознанию главных мифов Новейшего времени: истории и науке. При использовании такого ключа все четыре книги выстраиваются в единую систему и становятся чуть более понятными. К примеру, возникает параллелизм мира Трисоляриса и появления на небе десяти солнц в китайском мифе о Хоу И, образов доктора Чэня и Ло Цзи, Линь Юнь и Е Вэньцзе, даётся ещё несколько вариантов «деяния» и «недеяния», а также их последствий.

Опубликовано на странице произведения: https://fantlab.ru/work1014151?sort=date#...

Если кому-то будет интересно, то вот моя рецензия на "В память о прошлом Земли": https://fantlab.ru/blogarticle62592

Аннотация

Жены больше нет. Остались маленькая дочка, тесть с тёщей и работа. Вдовцу на старую Nokia 1100 вдруг приходит СМС, которое никак не мог написать пятилетний ребёнок...

СМС из прошлого

***

Идея, как обмануть свою малолетнюю дочь, пришла Алексею внезапно. В один из тех душераздирающих моментов, когда та с невозможной серьёзностью пятилетки в очередной раз (сегодня прямо во время завтрака) спросила:

– Папочка, а где мама? А когда она вернётся домой?

Выскальзывать из цепкой хватки непонимающего и одновременно требовательного взгляда её карих птичьих глаз с каждым днём становилось всё труднее и труднее.

Пытаясь скрыть злость и всё-таки выступившие слёзы, он поднял невольную мучительницу на руки, перенёс в зал и почти бросил на громко спружинивший диван:

– Жди здесь!

Взял табуретку и вышел в коридор, поставил к шкафу, встал на неё и принялся ожесточённо рыться в хламе на самой верхней полке. Достал жестяную коробку из-под чая с аляповатой рождественской картинкой. Скривился: на ней счастливые дети под изукрашенной ёлкой, повернувшись к зрителям необъятными круглыми задами, наклонились и замерли над ворохом подарков, выбирая, который же ухватить первым.

Срывая ногти, еле выдрал тугую круглую крышку. Внутри два древних пластмассовых телефона Nokia 1100, синий и жёлтый, и зарядки к ним. Взял жёлтый, с которым до самой свадьбы всё никак не могла расстаться жена, включил. Миниатюрный экранчик тут же зеленовато засветился, показав подключение к сети и три из семи «палок» заряда батареи. Восхитился: «Ну надо же, всё ещё работает! Даже симка не сдохла».

Чуть позже, внеся необходимые изменения в настройки и очистив список контактов обоих телефонов, Алексей сидел на диване с дочкой на коленях и приводил коварный план в действие:

– Смотри, нажимаешь на эту палочку три раза, и пишешь сообщение. Телефон старше тебя, поэтому у него не клавиатура на экране, а кнопочки с буквами под окошком. Видишь, на этой нарисованы сразу четыре: А, Б, В, Г. Чтобы набрать А, надо нажать кнопку один раз, чтобы Б – два, В – три, Г – четыре. На этой – буквы Д, Е, Ж, З, и набираются они точно так же. Пробел – кнопка с цифрой 0.

Всё, что ты написала, видно в этом окошке, а чтобы прокрутить вниз или вверх, жми на галочки. Видишь, всё просто! Потом снова жмёшь на палочку два раза, один раз на галочку, которая вниз смотрит, и опять на палочку два раза. Ты всё поняла?

Галчонок резко кивнула и схватила нокию с ладони, как склевала:

– А мама правда ответит?

– Ответит, Галя, обязательно ответит, – стыдясь, соврал Алексей и поцеловал девочку в тёмную макушку.

От её головы ощутимо пахло волглыми волосами, почти шерстью, и горячей прелой кожей. «Запустил я тебя после Олиной смерти», – виновато подумал мужчина и сказал уже вслух:

– А сейчас – мыться!

***

Первые СМС на синюю нокию Алексей стал получать уже через пять минут после мытья. Поначалу пустые или фрагментарные, с каждым днём они становились всё более читаемыми и разборчивыми. Галчонок в пять с хвостиком лет училась писать с просто феноменальной скоростью. Читать её научила Оля…

Тогда, в начале января, схватки начались значительно раньше положенного срока и были такими болезненными, что больше походили на приступ осложнённого аппендицита. Собственную в очередной раз нашкодившую шкоду Алексей только позавчера отогнал на гарантийный ремонт, все соседи успели вечером выпить в честь праздника, свободных такси не было, а в городе выпало столько снега, что врачам очень бы пригодился вертолёт. Ольга умерла, скончалась, погибла – до сих пор все путались в формулировках – в машине скорой помощи по дороге в больницу. Никто не виноват, а двух жизней не стало…

Помощи Галя просила редко, зато «мамины эсэмэс» стремилась показать чуть ли не сразу после получения. Немалую ловкость пришлось проявить Алексею, чтобы, отправив очередной ответ, успевать спрятать телефон до того, как на всю квартиру раздадутся мощное гудение вибросигнала его жёлтого собрата и частый дробный перестук-перешлёп всех четырёх конечностей галопирующего лягушонка, спешащего поделиться радостью.

Тёща, узнав о «мобильных махинациях», скорбно поджимала подкрашенные губы и даже громко рыдала поначалу. Тесть грозно хмурил седеющие кустистые брови и гудел, что ни к чему хорошему это не приведёт, что чем раньше ребёнок узнает о смерти, тем лучше, но от встречного предложения сделать это самому каждый раз отказывался, бессильно склонив свою львиную голову.

В конечном итоге на семейном совете было решено оставить всё как есть, до «удобного случая». Саму же Галю полностью препоручили родителям жены, возвращая отцу на праздники и редкие с его работой выходные.

***

Тянулись пустые дни и недели, заполняемые только работой. Алексей, и без того не отличавшийся богатырским сложением и здоровьем, похудел, осунулся так, что кости и на лице выделяться стали. Пришлось отпустить модную «десятидневную» щетину, чтобы люди не шарахались, и снова, как во время студенческого увлечения бодибилдингом, начать считать калории. Ему-то всё равно, как он теперь выглядит, а вот Галчонка пугать не хочется.

С немалым для самого себя удивлением он заметил, что «подсел» на вечернюю переписку с дочкой. Сначала в качестве папы созванивался с ней, выслушивал нехитрые детские новости о том, как они с «бабой» ходили в парикмахерскую и магазин, готовили еду и мыли посуду, как с «дедой» вычёсывали и выгуливали Волчка, как катались с горки. А после он ложился на диван, брал в руки маленькую синюю нокию и, врубив телевизор погромче, чтобы не слышать полносемейный шум соседей, становился мамой.

«Перевоплощение» приносило боль и неожиданное облегчение одновременно, и общение могло бы затянуться далеко за полночь, не следи Вероника Павловна за режимом ребёнка. После Алексей долго лежал с телефоном в руке. Часто и засыпал так, прямо в одежде, под укоризненным, пронзительным взглядом своей темноокой, чернокосой королевы с большого семейного портрета на стене.

***

Странности стали замечаться не сразу. Поначалу они даже проскальзывали мимо внимания Алексея, взявшего сверхурочные в своём научно-производственном предприятии. Читая СМС невидимки, как-то не задумываешься о мелочах вроде появившегося правописания, пока они не выходят за определённые рамки.

Но однажды в апрельскую субботу, ещё позже обычного вернувшись домой и открыв сообщение «для мамы», он увидел: «Лёшенька, у нас всё будет хорошо, ты не переживай! Знаешь, тебе лучше работать до пяти, и снова купить абонемент в фитнес-центр. Выглядишь просто ужасно!»

В тот вечер Алексей вспылил и, набрав тёщу, на матах объяснил ей, что она не права, а потом ещё и перехватившему трубку тестю добавил. Поостыв, задумался: либо родственнички действительно не брали телефон покойной жены, либо они всё это время скрывали недюжинный актёрский талант. Прежде за ними хитростей не замечалось. Наоборот, всю жизнь пёрли вперёд, как танк и бульдозер.

Пришлось откупорить запасённую в лучшие времена бутылочку кагора и врубить музыкальный центр, предварительно едва оттерев его от накопившейся с прошлого года пыли. Спустя полчаса воображение разыгралось, а под трек «Агаты Кристи» и вовсе породило несколько сценок одна другой гаже.

За окном зима, зима,

На небе сказочном луна,

Горит свеча, вокруг темно,

А мы встречаем Рождество.

А за окном снежинки тают,

А за окном кого-то убивают, убивают, убивают…

Плачущая Галя читает неизвестно кем или чем отправленное СМС, и глаза её становятся пустыми, как у сомнамбулы. Залазит на подоконник, открывает окно и выпрыгивает с седьмого этажа на чуть припорошенный снегом асфальт. Растекается лужа крови.

Исус Христос, помилуй нас,

Исус Христос, Спаситель наш,

Помилуй нас, помилуй нас,

И не оставь нас в этот час!

А за окном собаки лают,

За окном кого-то…

Галя видит во сне маму и бежит к ней по цветущему лугу. Та садится на корточки, обнимает её, берёт за руку и уводит в яркий белый свет. Вероника Павловна утром будит внучку, понимает, что она умерла, и, заломив руки, с разбегу выламывает собой стеклопакет – тут Алексей помимо воли усмехается – и вываливается вместе с ним наружу. По чьей-то раздавленной всмятку серебристой иномарке стекают потоки крови.

За окном зима, зима,

На небе сказочном луна,

Горит свеча, вокруг темно,

А мы встречаем Рождество.

А за окном снежинки тают,

А за окном кого-то убивают…

Андрей Юрьевич единоличным волевым решением везёт запустившую «пилораму» жену и радостно пищащую внучку к совсем одичавшему в одиночестве зятю, чтобы помириться и вместе отпраздновать Пасху. Всё разгоняясь и разгоняясь на трассе под неумолчный бубнёж супруги, вдруг хватается за сердце. Его королла выскакивает на встречку и лоб в лоб сталкивается с несущейся фурой…

Убивают, убивают, убивают, убивают, убивают, убивают, убивают…

Алексей, не допив последний стакан, смахивает его со стола на пол, и там тоже в осколках стекла растекается пошлая красная лужа.

***

Через два с лишним часа Алексей окончательно протрезвел на холодном и сыром ветру и подумал: «А не дурак ли я? Тридцать четвёртый год – и вспыхнул от какого-то СМС, как подросток. Ладно, ума хватило на велосипед сесть, а не за руль, иначе точно бы с Олей встретился. Длительное недоедание виновато: ведь опьянел от креплёного вина, как от бутылки водки!»

Теперь Алексей мерно крутил педали, надеясь к утру, если не замёрзнет насмерть, добраться в пригород. Сделать сюрприз Гале, жившей – а он верил, что она жива – у родителей жены всё это время. Несмотря на его клятвенное обещание забирать её каждые выходные.

«Какой смысл отдавать ребёнка на лето в посёлок городского типа, если там всё, как в городе?» – снова и снова спорил он раньше с Ольгой. «Смысл – в расстояниях. У нас только до ближайшего парка час добираться, а там сразу за домами поля подсолнухов, а за ними – лес», – отстаивала права бабушки и дедушки на внучку жена. Сейчас, крутя педали раритетного, ещё до свадьбы втридорога купленного через интернет «Урала», Алексей прочувствовал это расстояние сполна…

Загородная трасса была темна и пустынна. Лишь изредка мимо проносились чудовищно огромные, расцвеченные адскими огнями фуры, ощутимо встряхивающие пространство.

В очередной раз проморгавшись от фар, Алексей осознал, что видит окружающее довольно сносно. На дороге легко различались наледь и колдобины, подъёмы и спуски, а лесополоса справа больше не представлялась сплошной тёмной стеной: между деревьев появились просветы.

Покрутив головой в поисках источника света, он осознал, что изменилось небо. Серые невразумительные лоскуты, едва заметные между высотками в городе, слились воедино и превратились в необозримо огромный и прозрачный купол, накрывший сверху неожиданно расширившийся горизонт.

Звёзды стали чёткими и яркими, как в кино, и Алексей даже попытался угадать Малую Медведицу и парочку других созвездий, но быстро запутался. Луна не была полной, но он ясно видел её тёмную часть, чего не помнил с самого детства.

Света больше не стало – это он, не отвлекаясь на фары, уличные фонари, чужие окна, диодные гирлянды и неоновые вензеля рекламы, стал видеть по-другому.

«Здорово, что Галя может увидеть всё это – и многое другое – хотя бы у деда с бабкой! Права оказалась упрямица Ольга, что отстояла «летнюю ссылку» дочери. Сильная и статная была, как княгиня, всегда добивалась своего…»

Вдруг руль велосипеда ударил, будто желая пробить ладони насквозь, боднул в грудь, пробороздил рогами по животу. Алексей осознал, что летит, и внезапно, вместе с ударом по голове, перед его глазами вспыхнула огромная и сложно вращающаяся звезда, похожая на крест в окружении семи целых роз и нескольких свободно парящих отдельных лепестков…

***

– Баба Вера, а почему мне вчера мама не отвечала и папа не звонил? А почему они сегодня нас не поздравляют? А они к нам вместе приедут, да? – не унималась с самого утра Галя.

На разобиженного ребёнка, уже начинающего пугаться, смотреть было больно, но Вероника Павловна не знала, что ей ответить. Лжи она не выносила, а в Светлое Христово Воскресение врать не могла даже во благо. Молча обняла её, погладила по спине и тут же хлопнула по попе:

– Не знаю… Беги лучше с тётей Любой поиграй!

Сама встала перед иконой Божьей Матери на полке, перекрестилась. Незаметно, без слов, полилась не молитва даже, извечная бабья жалоба:

«Ну как объяснить ей то, чего сама до сих пор понять не смогла? Пошли на поводу у зятя, согласились с дедом подыграть ему, до времени утешая сиротку – и что? Заигрался Алексей, ох, заигрался! Совсем на работе с ума сошёл за своими компьютерами!

Вчера звонил на ночь глядя, орал, матом крыл почём зря, а сам толком так и не сказал, что случилось. Ещё Любка сегодня припёрлась, лет пять уж как не была, подружка Оленькина лучшая, бывшая. С детства дружили, ближе сестёр родных были, а из-за Алексея поссорились, разбежались.

На свадьбу её приглашать не стали, так сама пришла, слёзы в углу лила в три ручья. И Алексей тоже хорош – до последнего то с обеими враз гулял, то по очереди. Оленьку выбрал, только обрюхатил когда, да и то, подумать стыдно, она сама то подстроила…

Пришла в гости Любка, похристосовалась, так что и не выгнать теперь, Галеньку только увидала и тут же играть с ней стала, тешить её по-всякому. Будто мать родная! Та и притихла, за свою признала.

Эх, девки, девки, что любовь да ревность с нами делают… Дед ещё, как встал, учудил: неладно, говорит, с Алексеем что-то, сел в машину с барбосом своим кудлатым и к нему поехал…»

Совсем не праздничные мысли стареющей женщины прервал звук поворачивающегося в замке ключа и открывающейся двери.

Подхватившись, Вероника Павловна не по годам резво метнулась из спальни в прихожую, где уже застыли в удивлении Любка с Галей.

– Смотрите, какой улов я взял нынче поутру, – с деланной весёлостью представил Андрей Юрьевич собравшимся понурого, смущённого и грязного Алексея, от которого смертельно разило потом. – Только выехал за околицу, глядь, а он по обочине идёт, хромает, велосипед на спине тащит. Первый раз вижу, чтобы на «Урале» вилку с рамой крестом загнуло!

Все молчали. Слышно было только, как Волчок, тёмно-серый пожилой скайтерьер, шумно вздыхает и ворочается, пройдя от порога и устраиваясь поудобнее на своём коврике.

На что-то решившись, Алексей поднял страдальческое, измождённое лицо со ссаженным лбом и запавшими от бессонной ночи глазами. Облизнул запёкшиеся, полопавшиеся губы и хрипло произнёс:

– Христос воскрес!

– Воистину воскресе! – заученно ответили ему тесть с тёщей.

Любка отмерла и тут же прыснула со смеху, не отрывая взгляд от его куцей русой бородёнки:

– Воистину воскрес, исусик ты наш!

Маленькая Галя молчала. Ей ничего не было известно ни о религиозных ритуалах, ни о сложностях взрослых отношений. Она уже обнимала ноги отца, уткнувшись ему лицом в продранные на сбитых коленях джинсы. Она была счастлива.

***

На следующий день, подвозя Алексея в город на своей изумрудно-зелёной дэо матиз, Люба упорно молчала. Он, пользуясь моментом, исподтишка разглядывал её.

Всё те же светло-рыжие и, похоже, так ни разу и не крашеные волосы, асимметрично обрезанные чуть выше плеч. Свободный жаккардовый свитер разных тонов зелёного с высоким горлом и синие джинсы, обтягивающие почти не изменившиеся мальчишеские бёдра. Минимум косметики, простенькие серёжки, отсутствие кольца на безымянном пальце.

«Наш Рыжик всё та же, нисколько не повзрослела!» – неожиданно для самого себя улыбнулся Алексей, но смолчал.

Лишь припарковавшись у подъезда, Люба решилась прямо взглянуть на Алексея. Уставилась долгим, тёплым взглядом влажных зеленоватых глаз. Медленно, тихо, запинаясь на каждом слове, заговорила:

– Я звонила тебе. Сразу, как узнала. Про Олю. Не дозвонилась.

Вы, наверно, номера сменили. Оба. После свадьбы.

Я и раньше звонила, прощения просить хотела. Что пришла и разревелась. Тогда.

Ты ведь знаешь, мы обе тебя любили. Любим. Я люблю. Прости! Так получилось.

А ведь мы подруги. Были. Были бы. Прости!

Мне Галенька, как своя. На Олю в детстве похожа…

Алексей молчал, желая и не желая выйти. Как тогда, давно, по весне, в походе с двумя девушками и двумя палатками, хотел наконец-то выбрать только одну и всё никак не мог сделать выбор.

– Ты прости, Лёшенька, что я тебе написала позавчера. Такое.

На улице увидела тебя, мимо во встречном потоке ехала. Ты домой возвращался. Поздно.

Я не подумала! Я даже не знала, что дойдёт.

Я посылала тебе эсэмэс. Иногда. Просто так, в пустоту. Прости…

Мы с Олей, как одна. Были. С детства. Помнишь?

Мы ведь и с тобой вместе дружили. Я тоже забеременеть от тебя хотела. Тогда, в походе. Не смогла. Побоялась. Прости…

Алексей не знал, что ему делать. Да и нужен ли был здесь разум? Где он был, когда нужно было всего лишь увидеть другой номер на том СМС? Сегодня, сейчас он внезапно понял, что жизнь продолжается, и что отталкивать любовь, горящую и в этой женщине, нельзя.

– Люба, всё будет хорошо. Нет. Наверное, всё у нас будет. Просто запиши сейчас мой новый номер.

Люба как-то даже испуганно кивнула и достала из дорогой малахитово-узорчатой кожаной сумочки зелёную нокию 1100.

Дорога домой (цикл), Виталий Зыков, 2004-2018 гг. https://fantlab.ru/work10181

1. «Попаданцы» как часть фантастики

2. Виталий Зыков, автор «попаданческого» жанра фантастики

3. Мир Торна

4. «Странное» начало

5. Иллюзия проекции современности на Торне

6. Выбор героя среди персонажей с Земли

7. «Кайенский перец» К’ирсан Кайфат

8. Его Величество Случай

Чёртовы бабки

1

Лишь сейчас, достигнув того интересного возраста, когда сам ещё девушками интересуешься, а вот они тебя уже не замечают, я могу безо всякого стеснения признать, что боюсь бабок. Конечно же, не тех сердечных, мягких, лучащихся добродушием пожилых женщин в платочке, которые, по-утиному переваливаясь, с авоськой в каждой руке вечно спешат домой к деду, внукам или избалованному донельзя котику, вовсе нет. Других, нервных и злых, тех, что отличаются от остальных так же, как осы отличаются от пчёл. Все дела их давно переделаны, супруг запилен вусмерть (а то и до смерти), дети приучены пользоваться функцией «чёрный список» на телефоне, внуки боятся выйти поздороваться к бабушке, а кот выбросился из окна на улицу, не дождавшись глубокого снега, и с невообразимой прежде прытью скачет на трёх лапах прочь при каждой показательной акции умильного «кыс-кыс-кыс» от бывшей хозяйки.

Конечно, личная жизнь этих бабок доподлинно мне не известна, и всё это не более чем мои домыслы, но всё же так их поведение получает хотя бы видимость рационального объяснения. Если не верить в него, если допустить, что окружающая нас действительность не только материальна, то мой страх – не следствие гипотетической душевной травмы, пережитой в детстве, а напрасно подавляемый первобытный инстинкт самосохранения. Бежать тогда надо было от бабушки с ножом, бежать быстро и без оглядки, а не притворяться взрослым и не верящим в глупые суеверия мужчиной в неполные тринадцать лет…

2

Довелось мне одно время поработать водителем маршрутного автобуса. Да-да, того самого раздолбанного и проклятого всеми старенького «ПАЗ-ика». Впечатлений получил море, но речь здесь пойдёт только о бабках. О чёртовых агрессивных старушенциях, которым все всегда должны и абсолютно всем в своей жизни обязаны. Им освобождают приглянувшееся сиденье (даже при наличии уймы свободных мест), беспрекословно пропускают из конца в конец переполненного автобуса, передают за них деньги в пустом салоне, им заносят и подают наружу весь их негабаритный (и ни разу не оплаченный) багаж, но они принимают всё это – и многое другое – как должное и всё равно всем недовольны. Даже их молчание и неподвижность настораживают, как затишье перед бурей, с каждым новым мгновением всё невыносимее заставляя ждать неизбежных неприятностей.

Вот как раз одна такая грозовая туча заполонила все места сразу за мной, узлы даже в проход вываливаются. И как только до остановки всё допёрла? Китайскому коробейнику столько не осилить. Сидит на них, как дракон на золоте, и по сторонам зыркает: герои возмутиться есть? Почему-то не находятся, хотя мешает рассчитываться всем. А вот и другая, тащит отруб килограммов на пять застарелой свиной шеи в сочащейся полиэтиленовой «маечке». Это летом-то, в самое пекло! Явно в ритуальных целях, поскольку воняет так, что есть это невозможно. Просто невыносимо пахнет матёрым клыкастым самцом, долгие годы использовавшим свои яйца по назначению и погибшим лишь от контрольного выстрела в голову, далеко за периметром проломленного забора. Куда, думаете, она этот пакет поставила? Себе на колени? На свою кожаную сумку, с которой можно раз в месяц в прачечную ходить? Не будьте столь наивны. Жирные пятна поди все на сиденьях видели – или прилипали к ним, не заметив и сев на них.

Если не перечить, всячески угождать, не привлекать внимание и ни в коем случае не делать замечаний таким бабкам, то всё может и обойтись. Может быть, при счастливом совпадении комбинации звёзд на небе и всплесков настроения у них в голове. Может быть, если всё это действительно происходит случайно, а не злонамеренно. Может быть, но совсем не обязательно. Катятся, крутятся, скачут разноцветные шарики из советской телепередачи «Спортлото», какой жребий и кому выпадет на этот раз?

Безобидному студенту досталась неожиданная боль. Высокий, щуплый, без рюкзака на спине и даже без наушников. После всех вежливых уступок и предупредительных отступлений оказался зажатым со всех сторон ровно посередине набитого в час пик автобуса, стоит на одной ноге, одной рукой держится. Кривым штопором изогнулся, только чтобы никому не мешать. И вот в заднюю дверь вплывает она: бабка полутора метров ростом и восьмидесяти пяти кило весом. Конечно же, с завязанным поверху белой тряпочкой эмалированным ведром и случайно купленным по пути пластмассовым тазом. И сесть ей непременно надо у выхода спереди! Так дикий вепрь не ломится сквозь кусты, как шла она по людям… Студенту, чтобы извернуться пропустить, пришлось сначала раскрутиться и найти место для второй ноги. Секундное промедление было сразу наказано! Я до сих пор не могу уразуметь, как смогло это существо, лишь внешне напоминающее старую больную женщину, с такой точностью и силой ударить замешкавшегося молодого человека локтем в почку. Бедняга обвис на поручне, как на канатах ринга, его почти стошнило. Всё время, пока он пытался вдохнуть и встать на подкашивающиеся ноги, бабка тыкала его краем таза. «Стоит тут! В проходе! Уши заткнул! Не пройти!» Животная ярость и дворянская непоколебимая уверенность в собственной правоте. И знаете, она прошла толпу насквозь, ей уступили место, она села – и никто из стада не возмутился. Хищник походя задрал случайно попавшую ему под ноги жертву, но не насытился, и лучше его не беспокоить – вон как хвостом хлещет.

Поджарому парню с затасканной спортивной сумкой выпала обида не по заслугам. Его и видно-то поначалу не было: сидел на одиночном заднем боковом, что как-то не вязалось с его плечами. Пока не вошёл пьяный вахтовик поперёк себя шире, расслабляющийся после «северов», и не стал предлагать всем присутствующим женщинам снять с него накопившееся сексуальное напряжение. Пока не сел на место отсутствующего как класс кондуктора и не распустил руки, пытаясь усадить себе на колени особо приглянувшуюся бабёнку. Я, кляня про себя российское законодательство и в красках представляя возможные юридические и физические последствия успокоения здоровенного пьяного дурака, находящегося в «беспомощном состоянии», уже тянулся за монтировкой – но тот парень со спортивной сумкой успел первым. Незаметно переместился, аккуратно расцепил уже сомкнувшиеся лапы гуляки и выпустил невольную «бабочку» на волю с почти не помятыми крыльями. И прежде краснолицый вахтовик аж побагровел, по-медвежьи встал на дыбы и раскрыл пасть, пытаясь протолкнуть через перехваченное гневом праведным горло нечто ещё не оформленное, но явно грозное и матерное. Парень опередил и его: «Напился – хвост прижми». Буян поперхнулся: «Напился? Хвост? Прижми? Да я…» Его правый окорок пошёл назад, взводя здоровую плюху, но опоздал. Не выпуская из левой сумку, спортсмен правой даже не бьёт, резко тычет основанием открытой ладони два раза: в низ грудины проникающим и тут же чуть выше, со скольжением по телу от центра вверх и к правому плечу. Глиняный колосс остался на ногах (видимо, так и было задумано), но был снесён из салона на ступеньку и уже оттуда ошалело «давит косяка», собираясь вернуться-отомстить, но замечает нацеленную в лоб руку и решает выйти самостоятельно, спиной вперёд. Я закрываю дверь и, не веря своему счастью, еду дальше.

Вы думаете, этим и кончилось? Дружными аплодисментами пассажиров? Я тоже так полагал, но тут пробудилось спящее зло, и всё оказалось осквернённым, вывернутым наизнанку. До сих пор сидевшая тихо-тихо и неотрывно рассматривававшая прохожих и вывески в окно бабуля-божий одуванчик вдруг жабой раздулась, приподнялась, шатко покачиваясь на кривых тонких лапках, подалась вся вперёд, вцепившись в спинку кресла, и зашипела, и плюнула ядом, с жуткой, необъяснимой ненавистью вперившись в лицо немало тем озадаченному парню с сумкой: «Пьянь! Ты, ты тоже, морду не отворачивай! Шары зальют и драки устраивают! Чем он тебе помешал? За что ты его так? Изверг! Креста на тебе нет!..»

3

Кресты… Помню их корявые и многочисленные подобия в доме у бабушки, нацарапанные мелом на каждом дверном косяке, каждом наличнике окна изнутри и снаружи, на всех печных дверцах и над заслонкой в трубе, на люке в подпол и на стене у кошачьего лаза в полу. «Под крест нечистой силе ходу нет!» – свято верила ныне бывшая коммунистка, в своё время каждый отпуск летавшая из глухой сибирской деревни по путёвкам на море, предварительно накрутив в городе «химию»… Мне было смешно и весело тогда, в детстве, и, выходя ночью по нужде во двор, я боялся не встретить домового или овинника, а вступить в липкую лепёху говна и провалиться в квадратные четверть метра отверстия не обеспеченного освещением и древнего, как шахты толкиновской Мории, деревенского туалета.

Всё началось с ангины. Привозят тебя родители в каникулы на сенокос, а тут «неожиданно» сезон дождей. Как сохранить здоровье, семь-восемь, а то и десять-двенадцать часов провисев, раскорячившись унылым гиббоном, на заднем сиденье зелёного отцовского «Урала», вцепившись одной рукой в обрезиненное кольцо седла, а другой в кустарно приваренную раму для тента на коляске? По пыльному бездорожью, под «местами дожди, грозы», в неполные тринадцать лет? Надо помочь бабушке, и после смерти так ни разу и не отдохнувшего на «югах» деда упорно не желающей сокращать личное поголовье хотя бы крупного рогатого скота…

4

Нет, от человеческих слов бабки не уймутся. Да и люди ли они вообще? Поневоле засомневаешься. Вот одно такое чудовище твёрдой поступью статуи пушкинского командора, ни разу не пошатнувшись в подпрыгивающей на кочках маршрутке, целеустремлённо прошествовало мимо всех свободных и наполовину занятых мест, чтобы перстом указующим нависнуть над собранным сорокалетним мужчиной. «Сумку убери!» Тон непререкаемый, властный, повышенный и театральный. Взгляд такой, будто только что сняла этого мужика со своей несовершеннолетней дочери. Однако, не на того напала! Демонстративно оглядев пустующие сиденья спереди и сзади, мужчина не спеша поднимает туго набитый чемодан с именной биркой и кладёт его плашмя себе на колени: «Пожалуйста!». От этого перемещения рядом с ним стало только теснее, но бабка втискивается. «Расселся и доволен!» – ёрзая и толкаясь, не унимается существо, представляющее себя стильно одетой женщиной немного за пятьдесят. «Подвинься!» «Свободные места есть, почему Вы сели именно со мной?» – ровным голосом спрашивает мужчина. «Рот закрой! Села бы, если бы ты оплатил за два места! Ты оплатил?» О как, она уже решает, кто оплачивает багаж, а кто нет. Все в такую рань с пакетами и сумками на суточную смену едут, а прицепилась к нему одному. Да и платят за проезд в нашем городе при выходе, если что. «Женщина, так разговаривать будете со своим мужем, если он Вам такое позволяет». Молодец мужик, даже лицо не изменилось. Не просто так, видно, седина на висках вылезла. «Рот закрой! Я старше!» – уже в голос орёт бабка. «Женщина, Вы старше меня лет на десять, и я до сих пор общаюсь с Вами на Вы». «Поговори мне ещё!» «И что будет?» «Рот закрой! Закрой рот! И когда ты заткнёшься?» «Женщина, я могу разговаривать с Вами всю дорогу. Вот, к примеру, почему Вы мне грубите?..» После кажущейся нескончаемой череды повторов «рот закрой» получившее отпор существо пересело к сочувствующей товарке, до того регулярно оборачивавшейся и вставлявшей ремарки об отсутствии совести у мужчин.

Вы думаете, бабка смирилась со своим поражением? Нет. Она отступила лишь для того, чтобы сменить тактику и объединить силы с другой бабкой. Чётко слышным всем шёпотом и уже вдвоём травля дичи продолжилась, но уже без предоставления мужику возможности ответить, в виде безличного эмоционального обсуждения. Так вараны острова Комодо сначала кусают, а после берут измором страдающую от сепсиса жертву… Если справиться с бабкой не смог даже служака за сорок, явно выдернутый с утра по учебной тревоге (судя по «тревожному» чемодану с биркой), то кто вообще на это способен? Средневековый испанский инквизитор? Прожжённый охотник на ведьм? Уж точно не двенадцатилетний пацан с больным горлом…

5

Сколько лет прошло, а я всё помню. Жар и ломоту от поднявшейся до тридцати девяти температуры. Озноб по всему телу и заледеневшие до онемения босые ноги, стоящие на высоком пороге распахнутой на улицу двери. Холодный металл разделочного ножа, медленно, с нажимом скользящий по моему горлу. «Вата» в голове, лёгкое головокружение и ощущение нереальности происходящего. Это не со мной! Вжик-вжик лезвием по длинному бруску оселка, и снова высохшая рука бабушки с крупной костистой кистью плашмя проводит ножом мне по шее, раз-два. Мне смешно, но улыбаюсь я через силу. Улыбка застыла на моём лице кривой гримасой. Это сначала было смешно, но тут же поднялось что-то вдруг изнутри, вздыбило несуществующую шерсть на загривке, стянуло в узел кожу на затылке, натягивая губы и обнажая зубы. Страх? Пожалуй, нет. Ощущение такое же, как в ночном уличном нужнике, когда уже прихватило невмочь, но медлишь, осторожничаешь, не мечешься, зная, что где-то прямо тут под ногами есть огромная дыра в полу, из которой вовек не выбраться, но не видишь её, и подсветить нечем. Мерзкое чувство.

Вжик-вжик по точилу, и снова холодный нож ведёт черту по моему воспалённому горлу, от уха до уха, раз-два. Взгляд у бабушки хищный, сосредоточенный, и смотрит она на меня, будто скотину режет, не видя или не узнавая. И шёпот, непрекращающийся невнятный шёпот. Всего не разобрать, но лучше бы я совсем ничего не слышал: «раба божьего», «сухота», «ломота», «на четыре стороны», «на восемь ветров», «на тридцать лет и три года»… Гланды мне всё равно потом удалили, заговора не хватило и на три года. Или что там имелось в виду на самом деле? Боюсь и предполагать. Но на всю жизнь, наверное, запомнились мне пронзительный чужой взгляд на знакомом лице моей бабушки, разделочный нож в её руке, холод металла у своего горла и ощущение невообразимой бездны под моими ногами…

6

Что вселяется в бабок, этих ныне скандальных, фанатично набожных или простонародно-суеверных бывших активных коммунисток? Чёрт его знает. Они совершенно неожиданно и будто специально набрасываются на вроде бы ничем не выделяющегося из толпы человека и словно выпивают из него тепло и свет, лишая радости жизни. После их нападения надолго пропадают чувство собственного достоинства, душевное равновесие, удовлетворение от добросовестно выполненной работы или правильного поступка. Чувствуешь себя израненным, измаранным, опутанным липкой паутиной, отравленным. Огромных усилий стоит перебороть этот яд внутри себя, не выплеснуть его на встречных прохожих, не принести в свой дом, к семье и близким. Так и тянет расплакаться, напиться или сотворить зло в ответ. Не удержав зло и всё же сорвавшись, после, придя в себя, недоумеваешь и думаешь по старинке: «Бес попутал!»

Я всё пытаюсь объяснить себе поведение бабок с позиций материализма, но у меня никак не получается. Сидит в них что-то такое, нечеловеческое, отчего оживают атавистические обезьяньи инстинкты: пытается встать дыбом давно пропавшая шерсть, оскаливаются зубы, подбородок прижимается к груди, пытаясь прикрыть горло, спина горбится, а руки так и шарят сами собой в поисках увесистого камня, крепкой палки или топора Родиона Раскольникова… Будто подтверждая мои догадки, именно сейчас две бабки сцепились на входе уже между собой, и ни одна не даёт войти другой первой. Дерутся жестоко, молча и механически, как два краба, только куски друг у друга не вырывают, и это уже действительно страшно. Кажется, что ещё немного, и из-под тонкого слоя старушечьей дряблой плоти прорвутся вздувшиеся мышцы, выстрелят многочисленные суставчатые конечности, покрытые чешуёй и редкой грубой щетиной, и вцепятся в соперницу. Выкатится этот сплётшийся воедино, клацающий клешнями и челюстями клубок наружу, покатится по остановке, сминая и разбрасывая людей, а я с места выжму газ в пол и уберусь подальше от разъярённой нечисти. Надолго ли? Чёрт его знает. С удивлением ловлю себя на внезапно возникшем желании купить пару икон и в автобусе их повесить. Вы знаете, я так, пожалуй, и сделаю. На всякий случай.

В память о прошлом Земли, Лю Цысинь, тогда ещё трилогия, 2006-2010

https://fantlab.ru/work602239?sort=date#r...

*** «Болезненное дежавю»

Чтение «В память о прошлом Земли» вызывает странное, тревожащее чувство. Ты словно раскалываешься надвое, одновременно осознавая чужеродность текста из Поднебесной и чувствуя его необъяснимую близость. Оттого ли это, что китайская Великая пролетарская культурная революция 1966-1976-го годов, с кровавых сцен которой открывается цикл, до боли напоминает события нашей не столь отдалённой истории? Оттого ли, что русскоязычный перевод трилогии сделан с её американской локализации? Оттого ли, что Лю Цысинь (1963-го года рождения) вырос на тех же произведениях западной и советской фантастики, что и мы? А может быть, причиной всему глобализация, и каждый читатель вне зависимости от нации будет обречён терзаться этой двойственностью?..

Лишь после прочтения всех трёх книг романа начинаешь догадываться о той работе, что проделал автор для создания эффекта «болезненного дежавю» именно у западного (или прозападного) читателя. Казалось бы, смысл – если не содержание – каждой из них, как и всего цикла, закодирован уже в заглавии, но кто из представителей европейской культуры всерьёз верит в предопределение? Нам всегда надо сначала побороться с фатумом, и «В память о прошлом Земли» будто бы предоставляет такую возможность. А что на самом деле? «Задача трёх тел» вводит в игру, завлекает, оперируя привычными категориями и облекая их в знакомые нам формы: коммунистическая революция, торжество практической науки, поиск внеземных братьев по разуму (и даже идеологии), долгожданный контакт с такой цивилизацией, обрётшая статус мировой религии глобальная сетевая компьютерная игра, триллер и детектив. «Тёмный лес» рисует футурологическую картину человечества, сплотившегося в борьбе против инопланетных захватчиков в лучших традициях космооперы, но образ испуганного ребёнка, внезапно осознавшего беспощадность окружающего мира и собственную смертность, меняет восприятие этого «героического полотна». «Вечная жизнь Смерти», с самого начала передав эстафетную палочку повествования женскому и восточному видению ситуации, окончательно выводит читателя из зоны комфорта и затягивает в пучину ориентального фатализма.

*** Ловля читателя на блесну

«В память о прошлом Земли» – это, безусловно, фантастика, но так ли уж она научна? Текст поначалу прямо-таки пестрит специальной терминологией, часто он словно намеренно перегружен ею и популярными изложениями тех или иных теорий, но вскоре «выдыхается», и во второй и третьей книгах акцент смещается на социум и философию соответственно. Обратите внимание: Лю Цысинь преимущественно использует «открытия» и «технологии будущего», уже хорошо освоенные американской и советской фантастикой начиная примерно с середины 20-го века. Это борьба со скоростью света, космические паруса, нанотехнологии, беспроводная передача бытового электричества, информационные поля-экраны, индивидуальные «летающие самокаты», гибернация, искусственные спутники-поселения у газовых планет-гигантов, первые проникновения в смежные много- и маломерные измерения пространства и тому подобные штампы. В романе они даже объяснены на опережение диверсией пришельцев, «заморозивших» земную науку. Пожалуй, несколько выделяется на общем фоне более вольное, нежели раньше, обращение со звёздами и чёрными дырами, некоторые дополнения и другие мелочи, но в целом это ничего не меняет. Далее, сама ситуация вмешательства высшей недоброжелательной силы в земную науку отнюдь не нова, её, к примеру, использовали Аркадий и Борис Стругацкие в повести «За миллиард лет до конца света» 1976-го года. Компьютерная реальность как виртуальный полигон для социологических и научных исследований есть у Кодзи Судзуки в серии романов «Звонок» 1991-1999-х годов, а прогнозирование возможных путей развития религии – у Дэна Симмонса в цикле «Песни Гипериона», написанного с 1989-го по 1999-й годы. Наконец, Роберт Шекли и двуликий Генри Лайон Олди уже подарили читателям великое множество «безумных» миров. Продолжать в этом духе можно очень, очень долго, но зачем? Создаётся впечатление, что Sci-Fi здесь такая же декорация, как триллер и детектив, а внимание самого автора сосредоточено на чём-то другом. Быть может, это «что-то» можно назвать социальной фантастикой?

Общество будущего в изображении Лю Цысиня отличается от подобных моделей других фантастов прежде всего своим «пластичным непостоянством». Его можно сравнить с растительным миром, зависимым от почвы, воды, ветра, солнца и многих других факторов. Чуть только нарушится баланс в сторону любого из элементов, как вся эта трава, кусты и даже деревья тут же изменятся, подстроившись к новым условиям существования. Любопытно, что одной из форм для городов будущего автор выбрал именно «лес» из «деревьев», в котором «листья» – это отдельные здания, а «стволы» и «ветви» выполняют несущую и коммуникационную функции. Данная «гуттаперчевая» особенность общества проявляется во всём: в политике и законодательстве, отношении к «культу личности», видах религиозного или атеистического мировоззрения, морально-этических принципах, полоролевом поведении и внешности, образе жизни и просто моде. Что показательно, почти любые изменения преподносятся спокойно, не как отклонение от некой «нормы», и совершенно без желания эпатировать читателя, и это заметно прежде всего по восприятию следующих поколений персонажами, так или иначе продлевающими своё существование во времени. Неоднократно подчёркивается, что все происходящие с человечеством метаморфозы – отнюдь не результат эволюции, не развитие по заданной «генетически» или идеологически программе, не «взросление» общества как всякого живого и растущего организма, а именно приспособление человеческой популяции к постоянно меняющейся жизни. Увы, вся новизна темы и интерес автора к её изучению этим и исчерпывается. Тоталитаризм цивилизации Трисоляриса, всё повторяющийся психологический ребус из серии «Жизни на всех не хватит», прочие приспособленческие колебания, происходящие с людьми на Земле и в космосе, перечисляются и описываются, но не становятся ни объектом пристального исследования (или даже особого внимания), ни фоном для напряжённого или динамичного действия. Ни о какой утопии или антиутопии речи здесь и подавно вестись не может. Заявленная было «космическая социология» вообще оказалась настолько фантастической дисциплиной, что ушла лишь немногим дальше простого поименования.

*** Серп Кроноса

Мы привыкли читать книги европейских авторов, очарованных, испуганных или неопределённо поражённых экзотикой «загадочного Востока», но в случае с Лю Цысинем нельзя сказать, что он, увлёкшись не менее загадочным для Китая Западом, зеркально их повторяет. Действительно, в цикле упоминается огромное количество знаковых имён западной культуры: Исаак Ньютон, Николай Коперник, Альберт Эйнштейн, Винсент Ван Гог, Леонардо да Винчи, Иван Тургенев… Но обратите внимание: как и в случае с научной терминологией, «основной удар» опять приходится на первую книгу, а до третьей дотягивают лишь действительно важные автору в контексте его произведения артефакты: будто учащая общаться без слов «Мона Лиза», неожиданно оказавшаяся реалистичной и даже реалистически написанной «Звёздная ночь», малоизвестное стихотворение в прозе «Порог» от создателя романа «Отцы и дети», исследователя феномена «нового человека» и нашего соотечественника, и немногие другие. Рискну предположить, что Лю Цысинь сравнивает на примере одного события, имеющего общечеловеческое значение – вторжения извне – традиционные западную и восточную культуры, противопоставляет их методы и отношение к жизни вообще. Приключенческая и даже социальная составляющие постепенно уходят на второй план, забываются, наконец-то уступая дорогу тому, ради чего всё, собственно, и затевалось – экзистенциальной проблематике и фантастике философской.

Не возьмусь утверждать, что верно понял авторские посыл и замысел, но у меня после прочтения «В память о прошлом Земли» возник целый ряд вопросов, и вот лишь некоторые из них. Способна ли на продолжение себя в достаточно далёкое будущее цивилизация Запада, начавшаяся с оскопления отца сыном в греческих мифах? Почему конфликт поколений у нас выражен настолько остро, что даже дикарские методы Кроноса и Зевса представляются гуманнее и прогрессивнее совсем уж скотского пожирания собственного потомства? Откуда у нас эта невозможность одновременного мирного сосуществования хотя бы двух поколений и нежелание «дать дорогу молодым»? Способна ли на самозащиту при встрече с равным или превосходящим по силе противником, на выживание вне зоны комфорта цивилизация, отказавшаяся от этой первобытной жестокости и утратившая вместе с ней варварскую жизненную энергию, скорость реакции и саму волю к жизни? Повлиял ли этот отказ на так называемые «стихийные первоэлементы», в разных пропорциях составляющие полноценные личность и общество? Не выродились ли из-за него изначальные мужское и женское начала, полностью утратив доли Огня и Земли? Способен ли породить хоть что-нибудь союз оставшихся Воздуха и Воды? Почему даже в цивилизованном и считающем себя гуманным обществе ставших действительно взрослыми и посмевших проявить свою самостоятельность сыновей до сих пор убивают? Почему ради того, чтобы остаться жить вместе с родителями, сыновьям приходится либо навсегда оставаться послушными великовозрастными детьми, не способными на инициативу, либо вовсе ритуально оскоплять себя, приобретая взамен черты столь приятной глазу, изощрённой в общении и утончённой в манерах феминности?..

*** Зеркало Лао-цзы

В свете учения Лао-цзы «болезненное дежавю», или «когнитивный раскол» сознания западного читателя перестаёт существовать, а трилогия «В память о прошлом Земли» начинает приоткрывать свои глубинные смыслы. Вероятнее всего, в Китайской Народной Республике, на родине Лю Цысиня, следует считать объектом воздействия не западного, а прозападного читателя, а также предполагать несколько иное воздействие «возвращения к даосизму» на публику, но отрицание наличия этой философии в произведении представляется мне бессмысленным. Не предлагая познать Дао или понять сущность Дэ, хочу напомнить о принципе «недеяния», или, скорее, «деяния без борьбы», которым, к примеру, столь совершенно владел главнокомандующий русской армией во время Отечественной войны 1812-го года М. И. Кутузов в романе «Война и мир» Л. Н. Толстого. Имеется в виду такое «ничегонеделание», которое на самом деле является тем внешне беспричинным, спонтанным действием, что видом, временем проявления и мерой своего воздействия максимально точно соответствует внутренней гармонии вселенной и самого человека, не нарушая их равновесия и, тем не менее, позволяет достичь этому человеку его цель кратчайшим путём. Принцип «деяния», или «деяния наперекор», соответственно, означает стремление достичь желаемое, основываясь на исчерпывающем знании, долгосрочном подробном планировании и точном расчёте, добиваясь своего любыми средствами, преодолевая все преграды и не оглядываясь на последствия, причём, как правило, действует разрушительно на окружающий мир и самого человека, а цель по достижении не всегда или не навсегда совпадает с действительно желаемым. Мне кажется, что именно противопоставление Запада-как-деяния и Востока-как-недеяния составляет суть основного конфликта трилогии, который, к тому же, так и не получает разрешения в сюжете, оставаясь в устойчивом равновесном состоянии и к финалу последней книги.

В присутствии «Старого младенца» Лао-цзы становятся понятнее многие до того неясные моменты и неожиданные повороты сюжета, в том числе пропущенные в качестве факультативных и прочитанные «по диагонали» как неинтересные или чуждые. Приобретают смысл, казалось бы, совершенно лишние описания репрессий научной интеллигенции Китая, в частности, сцена публичной пытки-унижения до последнего отстаивающих теоретические физические постулаты учёных и преподавателей. Жизнь Е Вэньцзе, конкретно её сопротивление переменам, месть за отца и последующее прозрение, частично переданное позднее одному из «отвернувшихся», начинает восприниматься эпиграфом ко всему циклу. Сама национально-политическая принадлежность «отвернувшихся» (Америка, Венесуэла, Британия, Евросоюз и Китай), их действия и судьбы были более чем аллегоричны и до того, сейчас же показали своё истинное место в сюжетной схеме и системе образов. Действия Чэн Синь и Ло Цзи (не слишком далеко от «Лао-цзы» на взгляд русского) перестают быть неожиданными, их наивные поступки получают фундаментальное философское основание, а удача – системное обоснование.

*** И снова монолог Гамлета

Действительно ли в цикле присутствует социально-философский конфликт-противопоставление западного и восточного мировоззрений, не надуман ли он, не привнесён ли извне и позднее, после выхода «В память о прошлом Земли» за границы Китая? Предположим, его не существует. Проблема «привозного» характера возникновения КНР и её аналогичных европейским радикальных изменений традиционного уклада жизни от этого никуда не денется. Это предположение отнимет мораль и счастливую развязку у «сказки-притчи» о злом художнике и маге Остроглазе, преуспевшем в рисовании на западный манер, но не обученном восточному стилю живописи, тем самым лишив уже «Вечную жизнь Смерти» духовного зерна и сюжетообразующего ключа к спасению. Наконец, это оставит без объяснения деление всех значимых персонажей каждой книги трилогии на прозападных, традиционно-восточных (не обязательно китайских) и мятущихся духом между этими полюсами, а также параллельное сюжетное ведение попыток решения этими персонажами очередной проблемы мирового масштаба.

Почему основной конфликт произведения, по моему мнению, остался неразрешённым, «застывшим» в динамическом равновесии наподобие системы Трисоляриса? На это указывает оставленная Чэн Синь в глобуле персональной мини-вселенной искусственно созданная миниатюрная замкнутая экологическая система, которая, в свою очередь, предвосхищается просьбой оставить шарик с рыбкой, поступившей от реликта четырёхмерного пространства. Сколько-то килограммов массы, насильственно изъятых из «вселенского уравнения», которому для сохранения равновесия может быть важен каждый атом! Не слишком ли рискованная прихоть? Истинность «восточного стиля», казалось бы, стала всем очевидна – и вдруг такое граничащее с безумием нежелание класть все яйца в одну корзину. Или это следует понимать как очередной спонтанный импульс даосского «недеяния»? Весь цикл, как один по-разному заданный вопрос, оставленный без ответа, как чьё-то письмо в бутылке, отданное на милость океана.

Опубликовано на странице произведения: https://fantlab.ru/work602239?sort=date#r...