Гран-Гиньоль, Анатолий Уманский, 2017
***
Летом 1909-го года в безвестный уездный городок Российской империи приехал с гастролями французский театр ужасов. А вместе с ним в его сонный провинциальный уклад вторглось незримое Зло. Сценические зверства будто раскрыли двери в бездну в душах скучающих обывателей, и волна жестокости и насилия охватила всех. Только одному мальчику суждено разгадать тайну зловещей труппы — но тогда он даже не подозревал, что самый страшный кошмар его жизни ещё впереди...
***
«Гран-Гиньоль» в реальности – парижский театр ужасов, просуществовавший с конца 19-го по середину 20-го века. Подавал представления, состоящие из нескольких одноактных пьес-скетчей низового, криминально-девиантного содержания, перемежающихся лёгкими и комедийными для контраста. Акцент делался на шок-контенте, который отличался нарочитой аморальностью, гипернатурализмом и установкой на внешний эффект, цирковое трюкачество, эпатаж. Можно сказать, буйный дедушка джалло из простонародья. В рассказе Анатолия Уманского «Гран-Гиньоль» – название бродячей труппы, невесть как попавшей в провинциальный городок Российской империи времён Николая II. Мистика да и только.
В центре повествования четырнадцатилетний мальчик-сирота, не знавший умершей вскорости после родов матери, сын погибшего в битве за Порт-Артур морского офицера, взятый на воспитание одним из его подчинённых. Работая помощником осветителя в местном театре, он оказался причастен ко всему происходящему. Естественно, он смог пробраться на представление заезжего коллектива, не предназначенное для детских глаз. Конечно же, он узнал и страшную, невозможную тайну его закулисья, скрывавшуюся вообще от всех…
Сюжетная схема рассказа оправдана сопоставлением и противопоставлением субжанров хоррора и реализма, представленного в тексте описаниями реального насилия и военных действий. Сравнение дополнительно подчёркнуто самим автором в эпиграфе цитированием Эрнста Юнгера: «Теперь это уже не так забавно, как перед войной…» – и я вернусь к нему позднее. Но схема представляется мне не вполне удачной, поскольку обрамляет прошедшие и являющиеся основными события 1909-го года настоящим года 1919-го. Читатель уже в самом начале точно знает, что главный герой выдержит испытания и останется жив.
Произведение отличается настолько изящным слогом, что поначалу напоминает русскую литературную классику без стилизации под какого-то конкретного автора. Приятное разнообразие для ужасов, если честно. Плюс к тому приёмная семья героя – чуть ли не семейство Ростовых. Пара сыночков и лапочка-дочка! Идиллия одним словом. Рай, который ожидаемо предстоит потерять. Так зачем автору жанра, и без того построенного на весьма ограниченном наборе жёстких схем и предсказуемых приёмов, заранее снимать напряжение? Для чего обесценивать одно из основополагающих воздействий – страх за жизнь протагониста? Давайте попробуем проанализировать.
Что мы имеем в структуре рассказа, помимо «рамочки» и сравнения цирка моральных уродов с реальным миром? Огромное, невообразимое, просто возмутительное для малой прозаической формы количество заимствований и пересказа. Весь репертуар заезжего театра, по сути, это сцены из других произведений – от маркиза де Сада до Клайва Баркера и порно-садистского кинематографа. Очередной вопрос: почему автор не стесняется прямо сказать это читателю через своего героя? Быть может потому, что он прекрасно изучил интерес и вкусы целевой аудитории, потрафил ей, – а следом поднял указательный палец и погрозил: «Но-но! Повеселились и будет. Извольте задуматься, дамы и господа!» Так давайте задумаемся.
Указанный поджанр данного рассказа – сплаттерпанк, плюс говорящее название, плюс пометка «только для взрослых». Формально всё сходится. Почти. Если не придираться. А теперь давайте удалим всё, что автор обесценил как несущественное: переживания за героя-мальчика и вставные заимствованные микросюжеты. Вуаля! Перед нами оказалась романтическая мистика. Четырнадцатилетний подросток не мог не влюбиться в Безымянную — открытую публике как ни одна другая приму заезжего театра, буквально показавшую себя со всех сторон. Ах, вечные любовь и кровь! Не верите? Глядите сами.
В коротком произведении три истории любви и один любовный треугольник. Для чего так много? Григорий и Марья, Безымянная и Сен-Флоран, Безымянная и – заметьте – оставшийся безымянным протагонист. Но не всё так однозначно и в этой теме. Кто есть кто в любовных отношениях? Григорий – отставной военный, узаконенный убийца и жертва внутреннего зверя, на время возвращённый в человеческое состояние Марьей. Сен-Флоран – антрепренёр и режиссёр «Гран-Гиньоля», спаситель и мучитель Безымянной. Пацан – ещё ребёнок, не испорченный ни жизнью, ни субкультурой. Патологическая жертва, как и Безымянная, но одновременно и её спаситель. И, быть может, очередная жертва для самой Безымянной? Тема любви, оказывается, несёт здесь куда более серьёзную проблематику, не находите?
Анатолий Уманский – фанат и деятель «тёмной литературы». Быть может, образ Безымянной для него олицетворение – ни много ни мало – самого жанра хоррор? В подтверждение своей гипотезы приведу взаимоотношения Безымянной с четырьмя персонажами: Сен-Флораном, Цвейгом, Григорием и главным героем. Сен-Флоран её использует. Не так скотски, как его предшественник, и вроде как любит, но сама любовь для него прежде всего бизнес, товарно-денежные отношения. Сен-Флоран особенно страшен тем, что является законодателем мод, подобно небезызвестному Сен-Лорану. Цвейг – военный журналист, причём не ищущий дешёвых сенсаций и всерьёз радеющий за моральный облик общества – желает разоблачить театр ужасов в целом, как явление культуры. Разъять целое и объяснить фокус, чтобы он потерял воздействие и притягательность. Солдат Григорий нутром чует в подобных "французских аттракционах" чистое зло и снова берётся за саблю. Мальчик видит в Безымянной иную Красоту, Волшебство и Тайну, и попросту её любит.
Вернёмся теперь к сопоставлению-противопоставлению жанров хоррор-литературы и жизни, описываемой методом реализма. Даже по тексту рассказа выходит, что до встречи с людьми, в действительности познавшими кровь и смерть, вульгарные ужасы на коне, а после оказываются уже под конём. Конец, достойный всех извращений, не только французских. При этом действительно чистым душам, подобным герою произведения – не маленькому дикарю Павле и сломавшемуся Сен-Флорану – равно противны как надуманные, так и реальные ужасы. Патовая ситуация, причём и для вульгарщины, выдаваемой за хоррор, и для реализма, ставшего безумным натурализмом. Но автор показывает выход, который одни посчитают бредом, а другие – романтической выдумкой. Таинственный и прекрасный выход, оставшийся Безымянным. Да и выход ли это?
Скажу честно, никоим образом не желая обидеть автора: рассказ красивый и не без смысла, но всё же ничем особо не выделяющийся. Почему? Как ужасы произведение не самостоятельно и не оригинально. Заметно влияние «Впусти меня» Ю. А. Линдквиста и «Девушки по соседству» Дж. Кетчама. Посередине – практически всей основной частью – вообще представляет собой сплошную компиляцию сцен порно-садистской и криминальной направленности, данную в виде пересказа. Как романтическая мистика оно, к сожалению, представляется недоработанным из-за особенностей использования рамочной конструкции – выглядит банально оборванным с обеих сторон во взрослом состоянии героя. Вариативность толкования финала, обусловленная его открытостью и возможностью выбора читателем только одной из предложенных точек зрения, лишь усугубляет положение. Но вот в качестве эссе изящной словесности, отражающего личное авторское отношение к жанру хоррор и размышления о нём на конкретных примерах из прочитанного и просмотренного, оно великолепно.
Опубликовано на странице произведения: https://fantlab.ru/work953711?sort=date#r...