На самом краю известного космоса, где Быстрая зона мысли переходит в Трансцендентность и цивилизации становятся Силами, люди из колонии Страума обнаружили загадочный Архив — огромную ценность в объединённом мире будущего, основанном на информации и трафике. При его распаковывании была освобождена тут же активно проявившая злонамеренность древняя Сила. Первыми погибли исследователи, а вскоре под угрозой оказались все подключённые к Сети галактические расы.
Быть может, спасение мира заключено в небольшом транспортнике, чудом спасшемся при пробуждении сверхинтеллекта, названного ныне Страумлианской Погибелью? Корабль потерпел крушение на никому не известной планете, населённой неизученными разумными существами, и шансы на подтверждение предположения ничтожны — но на его поиски отправляется четвёрка авантюристов. Пара разумных растений-торговцев вынуждена выполнить контракт, человеческая женщина стремится спасти передавшего сигнал бедствия ребёнка, а в её спутнике и возлюбленном ожил осколок погибшей благосклонной Силы — Богосколок.
***
Роман «Пламя над бездной» Вернора Винджа невозможно оценить однозначно, поскольку в нём не слишком изящно объединены элементы космооперы, прогрессорства и гротеска. Космоопера здесь задаёт общий фон, гротеск — тональность, а прогрессорство дарит некоторую надежду на будущее. Стратегия, тактика и стёб. Не вполне понятно, почему кривое отражение современных автору интернет-культуры и компьютеров превалирует не только над сай-фай, но и приключениями. «Гиперион» Д. Симмонса появился тремя годами раньше, а «Мессия очищает диск» Г. Л. Олди пятью годами позже, но у них всё логично и сбалансировано.
Стратегический план масштабен и примитивен одновременно. Схема легко укладывается в клише любого вокзального фэнтези: неосторожные разбудили спящее Зло, и кучке героев, одного из которых коснулась другая Сила, приходится спасать мир. Масштаб происходящего буквально космический, но данное приключение легко переместить в океан, равнины или пустыню, а космический корабль заменить парусником, лошадью или верблюдом. Увы, дело тут не в сходстве синопсисов и ограниченном количестве мотивов, а в картонных масках, позволяющих сделать из криминального боевика городское фэнтези. Здесь — космооперу в чистом виде.
Тактический план включается на планете, где застряли потерпевшие кораблекрушение люди. Характеризуется ограниченным кругозором, условно средневековыми декорациями и прогрессорством. Здесь всё слишком легко. Местные варвары знать ничего не знали о множественности миров, но быстро поняли, как обмануть и куда запрячь свалившегося с неба прометея. Более того, они сами вознамерились выйти на просторы Вселенной. Некоторое оправдание и надежду даёт специфическая особенность аборигенов, не имеющих ничего общего с египтянами, греками, римлянами или викингами, условными монголами или скифами, древними китайцами или индусами.
Гротеск в романе тотален, но полностью доступен будет лишь обитателям интернета времён зари его существования. Кое-что осталось прежним до сих пор, но Сеть, пользователи, железо, контент и объёмы данных изменились. Совсем непонятно другое — цель, к которой ведёт читателя автор. Дать зеркало обезьяне? Предостеречь? Восхититься открывающимися возможностями? Современному читателю сие остаётся неизвестным. Сейчас из текста вроде бы выходит, что развитие разума зависит от скорости поглощения информации, собственных ёмкости и пропускной способности, и что крепко стоящие на земле разумные всегда надерут задницу диванным воителям.
***
Безусловных достоинства у романа В. Винджа два: оригинальное мироустройство и две негуманоидные расы. Обыкновенно фантасты ищут сверхцивилизации в центре бывшего Большого взрыва, ведь именно там всё и началось. Здесь учтено то, что при последующем расширении всё разбегается из точки возникновения. Соответственно, наиболее развитый разум оседлал волну неостановимо удаляющейся периферии. При конструировании лучших своих существ В. Виндж также пошёл другим путём: не скрестил человека с животным или растением, а взял животное и растение и дал им сознание по принципу объединения деталей компьютера или маломощных компьютеров в сеть.
Структура вселенной В. Винджа концентрическая, и разум в ней прогрессирует центробежно. Центр настолько плотен по всем представимым параметрам, что цивилизация там в принципе развиться не может, только примитивная жизнь. В следующей зоне скорость света непреодолима, а искусственный интеллект не способен превзойти своих создателей. В третьей — зоне Сети — количественных ограничений для науки и пространства нет. В четвёртой цивилизации совершают уже качественный скачок и переходят на непредставимый уровень, становясь подобными богам прошлого Силами. Автором даётся аналогия с жизнью на глубине и поверхности океана, но она выглядит внутренне противоречивой: жизнь, конечно, вышла на сушу, но на дно некоторые помещают ктулху-кальмаро-атлантов.
Первая из оригинальных рас «Пламени над бездной» — Наездники. «Фикусы», получившие вместе с механикой и электроникой «кадки» способность к перемещению в пространстве и оперативную память. Одни из старейших носителей разума, ещё не перешедшие грань между цивилизацией и Силой. В отличие от Старцев Г. Ф. Лавкрафта кажутся милыми и безобидными, но также разбросаны по всему космосу. Вторая раса — Стая, она же Когти. Волкокрысы с естественным мембранно-волновым коммуникационным аппаратом на плечах, длинной гибкой шеей и хоботковыми губами тапира вместо пальцев. Сознание получают одно на четыре-шесть особей в среднем, и теоретически способны жить вечно, заменяя погибшие и умершие элементы новыми.
***
В целом «Пламя над бездной» можно оценить выше среднего, но лишь в качестве приключенческого романа. Сюжет опереточно раздут в космических масштабах, стёб над грибующими выглядит излишней вводной конструкцией, научная фантастика ограничилась двумя-тремя высказываниями, — но фабула здесь классически фэнтезийная, ясная и понятная. Квест и спасение мира — что может быть проще? Недостача батальных и романтических сцен компенсируется экзотическим фоном, а ещё Наездниками и Стаями. Огромный плюс в том, что повествование полностью закончено. Цикл «Зона мысли» организован слишком условно, чтобы считать последующие произведения супругов Вернора и Джоан Виндж прямым продолжением или предысторией.
На орбите печально известной планеты Флекса в научной станции двое: бывалый командир и пацан-стажёр. Снаружи пустота, внутри преимущественно невесомость, а вокруг Зона К. Космическая романтика, наблюдения и эксперименты? Никак нет. Вахты, отчёты для Базы, лабораторная рутина и скука. Сводящее с ума одиночество и волнами бьющая в уши тишина. Командир не удивляется периодическим срывам молодого напарника. Они оба знают, что катастрофа, случившаяся на Флексе чуть менее двадцати лет назад, необратимо изменила и накрепко связала их жизни. Сейчас они пытаются исправить хоть что-то.
***
«Игры со временем» разбиты на девять частей: пролог и восемь полноразмерных, последняя из которых закольцована с прологом. Несколько чрезвычайных ситуаций, плавно текущих из ничтожного настоящего через трагическое прошлое снова в настоящее, оказавшееся глубоко драматическим. Текст выписан нарочито просторечно, от лица Соколовского — командира орбитальной научной станции. Не то письма в уме из «Белого солнца пустыни», не то монологи из прозы Василия Шукшина. Те самые накал чувств, юмор и самообладание, что у заигрывающего с медсестрой солдата за час до ампутации.
Сейчас травлёный в семи щёлоках Соколовский лишь отписывается Базе да пытается удержать стажёра от очередной спонтанно возникшей глупости. Кто знает, какие испытания так закалили его? Сейчас почти двухметровый бычок Пашка в свободное от работы время пишет стихи, дрессирует таракана и подозревает, что капитан разыгрывает его, пользуясь каждой возможностью. Как вообще он, едва совершеннолетний, оказался в Зоне К? За какие такие таланты или заслуги? Отчего цвет его глаз меняется в зависимости от настроения и степени адекватности?
Повествование подкупает искренним тоном и кажущимися нелепыми ситуациями, представляемыми чередой забавных анекдотов. Истинное значение описываемых событий пугает, но раскрыто оно будет лишь в конце истории. Читатель может заметить незначительные странности — непонятные оговорки, неточности и некоторую недоговорённость — в словах героя-рассказчика и поведении Пашки. Может, но вовсе не обязательно обратит внимание или что-то заподозрит, заметив. Тем хуже для него, расслабленного и невнимательного. На то и авторский расчёт.
Драка в невесомости, первая любовь пубертата в условиях полной — космической! — изоляции, побег пришельца из банки, недоотпуск на сухом и безлюдном пляже планеты-отеля… и наконец то, ради чего Соколовский со стажёром и маринуются на станции: эксперимент Дабл Ю. Изучение времени и попытки если не изменить прошлое, то хотя бы понять его. Катастрофу на Флексе, унёсшую жизни сотен человек и навсегда изменившую выживших. Повествование лишь пыталось казаться обыденным, прятало за юмором трагедию. В конце оно потребует заново пересмотреть некоторые моменты.
Фантастика в рассказе оттеснена на второй план. Космос, будущее и темпоральные исследования здесь лишь обёртка. Проблематика всё та же, классическая: ответственность, вседозволенность и как теперь с этим жить. Есть учёные и спасатели, восторженные и жертвы — кто из них прав? Классическим ответом всегда было «время покажет». Забавно, что Надежда Ожигина выбрала объектом гуманистического исследования само время. Замечательно, что она не душит читателя очередной удавкой осточертевшей петли времени.
В песках планеты Коху исследовательская группа Поля Смита случайно открыла почти волшебную пыль – нимбрум. Передала отчёты, что он обладает множеством полезных свойств: от транс-топлива будущего до высвобождения в людях способности к левитации. Увы, доставить образец на Землю пока не удалось никому, экспедиции гибли одна за другой при невыясненных обстоятельствах. Команда Андрея Григорьева тоже понесла потери, но выполнила приказ Совета Земли. В этот раз нимбрум нашёлся на крыльях прообраза будущих Авес Сапиенс – чёрных птиц с человеческим лицом, названных сирин. С тех пор как одну из них разместили на корабле, команда потеряла покой…
***
Надежда Ожигина объединила в обидно малом объёме «Песни птицы печали» любовную историю, ксенофантастику, криптоисторию и хоррор. Сделала это настолько оригинально, что стиль рассказа получился затейливым до вычурности. Это выглядит осознанным авторским выбором, поскольку стержнем для сюжета послужила психоделика, а персонажи находятся в состоянии изменённого сознания.
Вещица вышла эстетская, и одним это понравится, тогда как других может оттолкнуть. Вместо действия здесь расцветающий фейерверком букет мифологических ассоциаций и культурных аналогий. Поиск нимбрума, гибель товарищей, пленение инопланетного существа даются фрагментарно, в болезненных воспоминаниях капитана корабля. Финал не однозначно-определённый и допускает вариативность толкования.
Психоделия произведения двойная: экзотика чужого мира и возможная галлюциногенность нимбрума. Планета Коху и сама поражает алыми пустынями, фиолетовыми джунглями, стаями странно ведущих себя чёрных птиц и хаотично всплывающими из песка скалами. Дальнейшие события показывают, что далеко не всё из происходящего можно объяснить рационально, в том числе и на Коху.
Центр бедлама – вывезенная с планеты птица. Её вид переносит нимбрум, как пыльцу, пачкается в нём, принимая песчаные ванны, или продуцирует? Насколько разумны эти существа, и не могут ли они использовать его сознательно? Почему её присутствие на корабле обостряет эмоции и провоцирует членов экипажа на, казалось бы, не свойственные им переживания и поступки?
Похожих на археоптерикса инопланетян орнитологи назвали сирин. За человеческое лицо на птичьем теле, чёрные перья и прячущиеся в них младенчески недоразвитые руки. Рассказ вроде бы должен отталкиваться от русских и западноевропейских легенд 17-го века, но не очередная ли это попытка запутать читателя? Райская сирин поёт и выводит птенцов на земле, но корни этого образа учёные находят среди античных сирен.
У рассказа подозрительно много пересечений с древнегреческими мифологией и драматургией. Сладкозвучные сирены, жестокие гарпии, смертоносные стимфалийские птицы. Движущиеся Симплегады, просто рифы и скалы, служащие гнездилищами полуптицам. Межзвёздный корабль Арго в поисках не то Золотого Руна, не то амброзии. Красавица и волшебница Медея, способная убивать ради любви и мести.
Общность национальных мифов относительно облика внеземных существ подталкивают читателя к строго определённой догадке. А что если в стародавние времена уже был контакт двух цивилизаций? Человеческой и тех, в ком даже сейчас узнали мифических людей-птиц? Что в действительности было тогда, и чем это может обернуться спустя тысячелетия? И не очередная ли это ловушка в тумане нимбрума или замысла автора?
Повествование началось с любовной сцены, приторно сладкой и едва выносимой вне целевой аудитории. После его грубо вернули в жестокую реальность дальнего космоса. Однако очень скоро сгустился зловещий туман, в котором могут скрываться как нимфы, так и чудовища. Сам жанр рассказа ускользает – это не сай-фай, не стилизация советской фантастики, не хоррор, не криптоистория и не мелодрама. Нечто штучное и экзотическое, играющее на аллюзиях, дразнящее читателя.
Опалённый солнцем каменный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из рода Пердомо, пока на свет не появилась Айза. Девушка, наделённая даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и говорить с умершими. Её таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота – проклятием. Спасая честь Айзы, её брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослеплённый горем отец жаждет крови, и семейство Пердомо спасается бегством через океан, достигает берегов Венесуэлы и обретает надежду.
Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок. Из-за неё вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать, скитаться, спасаясь от преступников, и завоёвывать себе право на жизнь. К морю, и только к морю влечёт зов предков и стремление самого семейства Пердомо, прозванного «Вглубь моря», а также желание вернуться на родные острова, к своему древнему очагу. Но Айза, устав от несчастий, которые она приносит близким, страстно желает избавиться от своего дара. Для этого она должна найти «Мать всех алмазов» и поклониться ей.
***
Альберто Васкес-Фигероа – испанский писатель родом с Канарских островов. Получил мировую известность в середине семидесятых годов прошлого века и жив до сих пор. Автор более восьмидесяти произведений и сценарист дюжины фильмов, но у нас почему-то известен преимущественно по телесериалу «Океан» из девяностых. Книжная трилогия «Океан» написана им в 1984-85-м годах, а на русском языке вышла лишь в 2013-м.
Все три романа цикла описывают злоключения семьи испанского рыбака на протяжении нескольких лет, начиная с 1949-го. Движитель сюжета – необычайная красота младшей из детей, Айзы. Она прелестна настолько, что даже родной отец опасается прикасаться к ней с четырнадцатилетнего возраста. Одновременно Айза невинна, как шестилетняя девочка, и слышать ничего не хочет о замужестве. Отсюда и проблемы.
Каждый роман трилогии словно написан по одному шаблону: всё было хорошо, из-за Айзы стало плохо, семья в бегах, семью преследуют, находятся бескорыстные помощники, бескорыстный защитник убивает главного злодея, всё становится хорошо. Повествование затянутое, зацикленное на быте и если не пошлое, то простонародно грубое. Но интересное историческим срезом общества и национальной экзотикой.
Начать с того, что живёт-то семейство на Канарах, но на каменном безжизненном острове, где дождь проливается один раз в году – если зима выдалась хорошая. Следом попадает на французскую Гваделупу. После пытается заработать и получить паспорта в Каракасе. Долгое время живёт в саванне Венесуэлы на скотоводческом ранчо. Сплавляется по Ориноко, ищет алмазы в сельве и забирается в Анды.
Фантастический элемент заявлен даром Айзы к общению с духами мёртвых и животными, но большой роли не играет. Да, с придурью девушка, ещё и чудит – зато добрая и красивая. Выражаясь языком Васкеса-Фигероа, беда не в том, что мёртвый дедушка ей сказки на ночь рассказывает, а в её вдруг выросших заднице и сиськах. Айза и сама страстно желает избавиться как от докучливых духов, так и от не нужной ей красоты.
Почему так? Потому, что девушка не вызывает умерших по просьбе их живых родственников. Она не медиум, способный вольно распоряжаться своей силой. Айза – свеча, которую сонмы духов могут если не погасить, то свести с ума непрекращающимися жалобами и вопросами. Увы, она не может их утешить ничем, ведь даже сами мёртвые скитаются в пустоте, не видя, не слыша и так ничего не узнав о Боге.
Семья состоит из пяти человек. Отец – двухметровый гигант и благородный дикарь. Мать – выпускница педучилища, извергнутая и проклятая всей роднёй за решение связать жизнь с нищим рыбаком. Старший сын, успевший отслужить на флоте и променявший офицерские курсы на рыбалку с отцом. Средний сын – прекраснодушный здоровяк, пока отличившийся только случайным убийством. И юродивая красотка Айза.
Натурализм стиля Васкеса-Фигероа зашкаливает, позволю себе дать несколько примеров. Замужняя экономка вынуждена отсасывать старику-хозяину раз в неделю. Инвалид дрочит единственной рукой, проковыряв дырочку в стене комнаты Айзы. Ковбой убивает индейца, обзавидовавшись его большому члену. Старатели на ночь прячут алмазы в прямой кишке. К счастью, это лишь малая часть жизни и повествования.
Основную часть времени автор посвящает историям о людях, словно рассказанным ими самими. Отставной сержант Иностранного легиона. Владелец съёмных квартир в Каракасе. Сорокалетняя бездетная вдова, богатая наследница табунов и стад Венесуэлы. Полковник СС, после поражения Германии лично вынесший себе жестокий приговор. Венгр-эмигрант, ставший искателем приключений в Южной Америке. Калейдоскоп лиц и судеб.
Проблематика цикла обуславливает второй уровень смысла: возможность существования чуда на грубой и плотской земле. Все три романа пытаются совместить небесное существо с человеческим миром и людьми. Обществом Айза изгнана отовсюду, но так же везде находятся единицы, способные понять, почувствовать, помочь и спасти. Окончательный вердикт автор даст лишь в заключительном романе трилогии.
Зима 1920 года. Голод, готовый обернуться мором по всему Поволжью. Российские погодные условия задержали доставку французской бронетехники, но никак не повлияли на вывоз полезных ископаемых и зерна за рубеж. Иностранные самолёты, артиллерия и химическое оружие уже на Тамбовщине. Их вполне достаточно для того, чтобы загнать повстанцев Александра Антонова в леса и болота. Мало того, Новый Порядок определил место родственникам восставших в концлагерях, а листовки с их фотографиями и призывами сдаться чередует с бомбёжкой. Не стали исключением и дети бывшего комполка Фёдора Князева. Александра Гинзбург решает лично доставить ему эту ужасающую новость. Она готова принести в жертву себя, но как-то повлиять на выбор других людей уже не может. Да, но… нет?
***
Прежде всего в «Завершивших войну» заметно взросление стиля автора: оставшись чётким, он перестал быть сухим. В «Порождениях войны» происходящее набрасывалось крупными мазками, без мелких деталей и панорамных планов. Лаконично, но неглубоко, холодно и отстранённо до газетности. «Орудия войны» уже могли похвастаться введением эмоциональных, юмористических и важных автору сценок отвлечённого содержания. В последней книге появились внутренний мир персонажей и субъективно воспринятое ими окружающее. Наконец, прошла пубертатная стыдливость в изображении отношений мужчины и женщины.
Сюжет финального тома цикла «Комиссар» по-прежнему развивается в жёстких рамках правдоподобия, заложенных двумя первыми книгами. Пресловутая Белая гвардия не смогла волшебным образом спасти Россию под сенью Святого Креста и управлением потомственной аристократии. При ней разруха и голод те же, что и в реальной истории, вот только иные решения других ответственных лиц привели к ещё большей катастрофе. Не только члены правления Нового Порядка, но и неграмотные партизаны под Тамбовом понимают, что сразу по завершению междоусобной распри начнётся война с охочей до натуральных ресурсов Европой.
Всё это достаточно образованный и мыслящий читатель мог при желании просчитать наперёд. Вопрос по окончанию второго тома был лишь в том, станет ли Яна Каляева развивать линии инквизиторски обновлённой Церкви и месмерическо-любовной связи Андрея Щербатова и Александры Гинзбург мистически или останется в пределах реализма. Вместо однозначных ответов она решилась на усложнение повествования: дала ему второй план, ретроспективно позволяющий взглянуть на происходящее иначе, под другим углом. Основой двойственности послужило авторски осмысленное хлыстовство.
Бог альтернативных хлыстов отвечает за душу человеческую, сатана за плоть. Подвох в том, что они – Отец и Мать мира соответственно. Кто-то увидит в такой системе дуализм, кто-то Дао, а кто вспомнит иудаизм или христианство. Наверняка найдутся и те, что обвинят автора в сатанизме. Однако тут не ярлык нужен, важна суть. А суть в том, что здесь каждого болеющего за Россию, расколотого напополам персонажа автор подводит к последней черте и последнему выбору. Даёт им возможность обрести целостность и стать одним целым… Тут возникают очередные неудобный вопросы. С чем или кем, и какой ценой?
В поисках ответа предлагаю взглянуть на жанр и композицию романов цикла. В первом томе использовалась псевдодокументальная хроникальная фиксация событий, во втором – подобие исторической авантюры. Здесь, в третьем, на первое место выходит исторически обусловленная человеческая драма. Большая история и агентурные приключения безжалостно отсечены, кое-какие сюжетные линии вообще кажутся оборванными. В частности, «патриотизм» и сопротивление французской колониальной политике вершининского толка. На деле фокус был смещён с коллективной деятельности на личный моральный выбор.
Личность – субъект или объект исторического процесса? Значимость отдельных «ероических» персонажей в истории Я. Каляева уже высмеяла в первых двух книгах: незаменимых людей нет. Но альтернативное хлыстовство, подарившее миру трилогии и обновлённую Церковь, и месмерические техники охраны государственного порядка, учит, что душа у человечества общая. Все тела уходят во тьму, к Матери, в землю, а души отлетают на небеса, чтобы слиться в свете с Отцом. Героев-локомотивов общества нет, но важен моральный выбор каждого отдельного индивида. Ведь сама история складывается из множества личных драм.
Двойственность смыслов происходящего поначалу кажется забавной. В сугубо реалистическом романе концовка смотрелась бы бессовестно оборванной, а эпилог по-детски простым и наивным даже для мистического. Вместе же, на фоне не различающего людей на белых и красных альтернативного хлыстовства, финал страшен. Гекатомбы человеческих жертв – во имя чего? Верующих тут почти не осталось, а для любви времена не те. Остаётся лишь надежда. Души отойдут Отцу, тела заберёт Мать, а бессмысленное кровопролитие творится в надежде на то, что уж детям-то убивать друг друга точно не придётся.
А между тем в счастливом, ничего не предвещающем эпилоге – октябрь 1938 года. В реальности Мюнхенское соглашение уже состоялось, и некто Адольф Гитлер получил зелёный свет и дополнительные возможности. Мир «Комиссара» альтернативный, но политические фигуры и веяния в нём те же, что и в нашем. Вряд ли фюрер решит пройти мимо ослабленной дополнительной войной другой России, и не факт, что это случится именно в 1941 году. Снова не различающая партии и народы земля примет в себя потоки крови. Снова понадобятся завещанные, способные пройти путь от голема до ангела, чтобы с последним выдохом передать весть Богу. Но уже без Андрея и Саши.
облако тэгов
