А теперь давайте вернемся к фрагменту блога, который озаглавлен «КРУГЛАЯ ОТТОМАНКА (Nowa Fantastyka 9/159 2003). Часть 6». Это вот здесь https://fantlab.ru/blogarticle77213

Помимо прочего в нем идет речь о знаменитом романе Джорджа Оруэлла, который (хоть об этом и не говорится в тексте статьи) добирался до Польши весьма непростым путем. Ну а как он попал в Россию? На этот вопрос ответил замечательный российский историк литературы Арлен Викторович Блюм (1933--2011), который за три месяца до публикации статьи Доминики Матерской напечатал в журнале «Звезда» (№ 6/2003) весьма интересную статью «Английский писатель в стране большевиков».

Позже она была перепечатана в авторском сборнике статей «От неолита до Главлита» (2009), отражена в соответствующей витрине «Журнального зала» и… ну и много где еще. Здесь я приведу весь этот небольшой текст, сопроводив его некоторыми иллюстрациями. (И да: я отнюдь не первый, кому такая мысль — насчет иллюстраций — пришла в голову. В Сети можно найти и другие варианты).

«Незнание — сила» (партийный лозунг).

Дж. Оруэлл. «1984»

Эрик Артур Блэр (1903–1950), вошедший в 1933 г. в литературу под именем Джорджа Оруэлла, в России, разумеется, никогда не был…

Мало того: книги его — прежде всего сказка–притча «Animal Farm» и принесший ему мировую славу роман–антиутопия «1984», вышедший впервые в июне 1949 г., за полгода до смерти писателя,

— в легальном, «гутенберговском» исполнении пришли к российскому читателю спустя 40 лет после кончины автора, в самом конце 1980–х годов. Этот срок «невстречи» с Оруэллом следует все же уменьшить примерно вдвое: в конце 1960–х в российском «самиздате» появился и стал ходить по рукам — не без риска для читателя — перевод «1984», который множество раз перепечатывался на машинке или изготавливался фотоспособом (у автора этих строк с тех пор сохранилась машинописная, наверное, 4–я или 5–я копия «закладки»).

Весьма занимательна история проникновения к советскому читателю сатиры «Animal Farm», написанной в 1943 г. и изданной в 1945–м, название которой по–русски переводится сейчас как «Скотский Хутор» или «Скотный Двор». В переводе на русский она вышла впервые в 1949 г. во Франкфурте–на–Майне. Однако в аннотированной библиографии статей об Оруэлле (Jeffry and Walerie Meyers. George Orwell. An Annotated Bibliograpy of Criticis. N. Y. — London, 1977) указано, что за два года до этого она вышла на украинском языке. В английской библиографии воспроизведена обложка такой книги: «George Orwell. Колгосп тварин. З англiйскої мови переклав IВАН ЧЕРНЯТИНЬСКИЙ (Мюнхен. Видавництво «Прометей». 1947)». По–русски это название звучит как «Колхоз животных» или «Скотский колхоз».

Один мой знакомый в 1960–е годы познакомился с книгой также по зарубежному изданию на украинском языке, название которого звучит еще лучше: «Свинячий колгосп»… Отметим также, что сама упомянутая библиография также оказалась в спецхране нашей Публички: на титульном листе отпечатан чернильный шестигранник («шайба» на цензорском жаргоне, который ставился на запрещенных иностранных книгах) с вписанным в него № 444; возвращена книга из спецхрана только в годы перестройки, в 1988 г.

Публикуемые далее документы, хранящиеся, главным образом, в Российском государственном архиве литературы и искусства, позволяют сейчас еще далее отодвинуть этот срок: во всяком случае, «ограниченному», как принято говорить, «контингенту» лиц имя писателя кое–что говорило в СССР уже в 1930–е годы и вызывало интерес, хотя и весьма специфического свойства. С одной стороны, оно уже тогда было знакомо некоторым критикам и литературоведам, специализировавшимся в английской литературе, с другой, если употребить щедринское выражение, — «лицам, на заставах команду имеющим»: цензорам, не пропускавшим книги Оруэлла на таможнях и почтамтах; сотрудникам получекистской Иностранной комиссии Союза советских писателей, внимательно наблюдавшим за настроениями и политическими пристрастиями зарубежных писателей; собственно «чекистам» (тогда — сотрудникам опять–таки Иностранного отдела НКВД), составлявшим особые, основанные на агентурных данных, досье на видных деятелей зарубежной культуры. Именно последние категории «компетентных и доверенных лиц» и должны были обеспечить вот эту самую «невстречу» российского читателя с Оруэллом, и не только с ним одним.

Впервые, как можно полагать, имя Оруэлла встречается в советских документах уже в 1937 г. — в делах архивного фонда журнала «Интернациональная литература». Кстати сказать, этот журнал, выходивший десять лет (с 1933–го по 1943 г.), несмотря на зловещее время, сумел впервые познакомить читателя со многими выдающимися произведениями современной западной литературы. Достаточно назвать имена Стейнбека, Хемингуэя, Томаса Манна, Дос–Пассоса; в нем даже печатались фрагменты романа Джойса «Улисс».

Ему позволялось гораздо больше, чем другим советским журналам: в глазах западных розоватых интеллектуалов    выход «Интернациональной литературы» должен был создать привлекательный образ Страны Советов. В деле под названием

«Письма редакции американским (на самом деле, и английским. — А. Б.) писателям и деятелям культуры о получении рукописей, высылке журнала и др.» имеется на английском языке следующее письмо. Приводим его в переводе:

«Май 31, 1937.

Дорогой мистер Оруэлл!

Я прочитал рецензию на Вашу новую книгу «Дорога на Уиган– Пир» и чрезвычайно ею заинтересовался.

Не могли бы мы попросить Вас переслать нам экземпляр этой книги, что позволило бы нам представить ее нашим читателям, по крайней мере, отозвавшись о ней в нашем журнале, русском издании

«Интернациональной литературы».

С благодарностью

искренне Ваш С. Динамов, главный редактор». [1]

На полях — рукописная пометка: «Ответ Оруэлла в секр<етной> переписке» (подпись неразборчива), которая и позволила продолжить поиски. Обнаружено письмо Оруэлла (кажется, единственное, посланное в Советский Союз) в том же фонде «Интернациональной литературы», но в другом архивном деле, рассекреченном только в 1990–е годы и называвшемся весьма пространно и примечательно:

«Письмо Оруэлла (Orwell) Джорджа Динамову Сергею на англ. яз. с приложением копии письма редакции журнала «Интернациональная литература» в Иностранный отдел НКВД о принадлежности Джорджа Оруэлла к троцкистской организации и прекращении с ним отношений. 2–28 июля 1937 г. 5 лл.». [2]

Публикуем письмо Оруэлла в переводе:

«The Stores. Wallington. Near Baldock. Herts.

England 2.7.37

Дорогой товарищ, простите, что не ответил ранее на Ваше письмо от 31 мая. Я только что вернулся из Испании, а мою корреспонденцию сохраняли для меня здесь, что оказалось весьма удачным, так как в противном случае она могла бы потеряться. Отдельно посылаю Вам экземпляр «Дороги на Уиган–Пир». Надеюсь, что Вас могут заинтересовать некоторые части книги. Я должен признаться Вам, что в некоторых местах второй половины романа речь идет о вещах, которые за пределами Англии могут показаться несущественными. Они занимали меня, когда я писал эту книгу, но опыт, который я получил в Испании, заставил меня пересмотреть многие мои взгляды.

Я до сих пор еще не вполне оправился от ранения, полученного в Испании, но когда я смогу взяться за работу, я попытаюсь написать что–нибудь для Вас, как Вы предлагали в предыдущем письме. Однако я хотел бы быть с Вами откровенным, потому я должен сообщить Вам, что в Испании я служил в П.О.У.М., которая, как Вы несомненно знаете, подверглась яростным нападкам со стороны Коммунистической партии и была недавно запрещена правительством; помимо того, скажу, что после того, что я видел, я более согласен с политикой П.О.У.М., нежели с политикой Коммунистической партии. Я говорю Вам об этом, поскольку может оказаться так, что Ваша газета (так у Оруэлла: «paper». — А. Б.) не захочет помещать публикации члена П.О.У.М., а я не хочу представлять себя в ложном свете.

Наверху найдете мой постоянный адрес. Братски Ваш

Джордж Оруэлл (подпись–автограф)».

Такая неожиданная концовка письма заставила редакцию тотчас же обратиться в соответствующие инстанции, аналогичные

«Министерству Любви», если снова вспомнить «1984»:

«28 июля 1937 г. В Иностранный отдел НКВД

Редакция журнала «Интернациональная литература» получила письмо из Англии от писателя Джорджа Оруэлла, которое в переводе направляю к сведению, в связи с тем, что из ответа этого писателя выявилась его принадлежность к троцкистской организации «ПОУМ».

Прошу Вашего указания о том, нужно ли вообще что–либо отвечать ему и, если да, то в каком духе? P. S. Напоминаю, что я до сих пор не получил ответа на пересланное Вам письмо Р. Роллана.

Редактор журнала «Интернациональная литература» (Т. Рокотов)».

Перевод в указанном деле отсутствует, ответа на этот запрос также обнаружить не удалось, но, видимо, «товарищи из органов» посоветовали редакции все–таки ответить Оруэллу. Во всяком случае, в том же деле хранится вырванный из настольного календаря с датой 6 июля 1937 г. листок с таким рукописным и неподписанным текстом на русском языке:

«Мистер Джордж Оруэлл.

Редакция журнала «Интернациональная литература» получила Ваше письмо, в котором Вы отвечаете на п/письмо (очевидно, прошлое или предыдущее. — А. Б.) от 31 мая. Характерно, что Вы откровенно поставили нас в известность о своих связях с ПОУМ. Вы этим правильно предполагали, <что> наш журнал не может иметь никаких отношений с членами ПОУМ, этой организацией, как это подтверждено всем опытом борьбы испанского народа против интервентов, <являющейся> одним из отрядов «Пятой колонны» Франко, действующей в тылу Республиканской Испании». Судя по всему, перед нами явная «заготовка» письма Оруэллу, своего рода черновик, сопровождаемый правкой, зачеркиваньями и т.д. [3]

Автор его, как мы видим, даже благодарит Оруэлла за «искренность», но одновременно сообщает о «разрыве отношений». Дальнейшие контакты с ним «Интернациональной литературы» (как и все другие) на этом обрываются, тем более что и самому главному редактору журнала, инициатору переписки с Оруэллом, виднейшему знатоку западноевропейской литературы и одному из крупнейших шекспироведов Сергею Сергеевичу Динамову (1901–1939) оставалось занимать этот пост (да и вообще жить) недолго: в 1938 г. он подвергся аресту, а еще через год погиб в ГУЛАГе (скорее всего, расстрелян).

Вторая половина письма Оруэлла Динамову производит, на первый взгляд, странное впечатление. И в самом деле, в 1937 г. (год–то каков!) английский писатель пишет в редакцию московского, следовательно «коммунистического», журнала, посылает только что вышедший свой роман «The Road to Wigan Pier» («Дорога на Уиган–Пир»), в котором изображена тяжелая жизнь шахтеров Ланкшира и Йоркшира в период депрессии (видимо, именно поэтому он и заинтересовал редакцию), и, вместе с тем, сообщает о себе такие вещи, которые исключают публикацию этого романа в журнале.

Очевидно, Оруэлл, справедливо опасаясь, что такая публикация может иметь нежелательные последствия для главного редактора, решил предупредить его, выражаясь на современном жаргоне, не захотел его «подставить»; во–вторых, писатель, отличительными характеристическими чертами которого всегда были беспредельная честность и прямота — как в сложных жизненных обстоятельствах, так и в творчестве, — не хотел, как он сам пишет, «представлять себя в ложном свете». В этом, видимо, проявилось и английское джентльменство.

Об участии Оруэлла в испанских событиях в конце 1936 — начале 1937 гг. написано уже немало, да и сам он рассказал об этом в книге «Памяти Каталонии», очерке «Вспоминая войну в Испании» и других произведениях.

Суть дела сводится к тому, что, занимая антифашистские позиции,    исповедуя    придуманный    им «демократический социализм», Оруэлл вместе с женой отправился в Испанию. Прибыл он в Барселону, причем формально не будучи связан ни с одним органом печати, как «свободный журналист», и записался, надо сказать, более или менее случайно, в ряды милиции «ПОУМ» (POUM — Partido Obrera de Unificacion Marxista — Объединенная рабочая марксистская партия).

Он принимал участие в боевых действиях, был ранен, но вскоре, по указке Коминтерна, получившего на сей счет инструкции из Москвы, барселонские рабочие полки ПОУМ (так же, как и некоторые части анархистов и других «инакомыслящих») были объявлены «троцкистскими», поставлены вне закона республиканским правительством.

(Оруэлл с щенком в руке на первом снимке и тот, который выше всех, -- на втором. W.)

Членов ПОУМ стали называть «пятой колонной», «изменниками», даже «фашистами». Начались массовые аресты, бессудные зверские казни, что, в частности, нашло отражение в романе Хемингуэя «По ком звонит колокол».

Оказалось, что для промосковски настроенных коммунистов эти антифашистские массовые движения были страшнее и ненавистнее, чем фалангисты Франко вместе с итальянскими и германскими летчиками. Руководители развязанной кампании действовали по модели тех политических процессов, которые как раз в это время проходили в Москве. Ничего нового, впрочем, в этом не было. В свое время католическая церковь придерживалась похожего правила, по которому «для Ватикана страшнее не атеист, а усомнившийся католик».

Только что оправившемуся от тяжелого ранения Оруэллу каким–то чудом удалось избежать участи многих иностранных волонтеров, сражавшихся в рядах республиканской армии (в том числе и англичан), и с огромным трудом перебраться во Францию. Впечатления, полученные им в Испании, а несколько позже — знакомство с материалами политических процессов в СССР и другими документами заставили его резко изменить свою позицию, в определенной степени расстаться с прежними иллюзиями, столь распространенными в среде западной интеллигенции… В статье «Почему я пишу» (1946) он так сформулировал свою позицию: «Испанская война и другие события 1936–1937 годов нарушили во мне равновесие; с тех пор я уже знал, где мое место. Каждая всерьез написанная мной с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма…» [4]. Можно сказать, что результатом и последствием идейного кризиса, который испытал Оруэлл в эти годы, и стало создание «Фермы зверей» и романа «1984», принесших ему всемирную славу.

(Окончание следует)

Ну и последний материал этого номера – рецензия Марека Орамуса (из цикла “Пятое пиво”), на несколько неожиданное произведение (или, точнее, сборник таких произведений) – “Апокрифы Нового Завета. Апокрифические евангелия” (“Apokryfy Nowego Testamentu. Ewangelie apokryficzne”. Tłum. róźni. “WAM”, 2003), которую он назвал:

"Будучи неутомимым искателем следов фантастики в творениях человеческой мысли, я время от времени забредаю в такие места, где меня никто не ждет. Полтора года назад я позволил себе рассмотреть под этим углом зрения третий том «Апокрифов Нового Завета» (“Nowa Fantastyka” 2/2002), содержащий апокрифические письма и апокалипсисы. Сейчас вышел из печати первый том, из-за его значительного объема разделенный на две части. В этом томе содержатся сведения, в основном подобные тем, которые изложены в официальных Евангелиях, но они или иначе поданы, или обогащены новыми деталями (например, о детстве Иисуса).

Как поясняет во вступлении ксендз Марек Старовейский, sрiritus movens всего этого предприятия, апокрифы важны не только из-за благочестивого усилия заполнить евангелические белые пятна. Часть из них могла сохранить элементы христианской традиции времен Христа, которая, где-то в других местах опущенная, была записана в деформированной форме и теперь, много лет спустя, может быть отделена исследователем подобно зерну от плевел. В обиходе апокрифы считают еретическими текстами, то есть проклятыми Церковью; однако многие из них демонстрируют вполне ортодоксальный подход. Часть результатов этого творчества в ходе обработки превратилась в легенды и предания, являя собой интересный вид религиозной фантастики, обладающей безусловной эстетической и литературной красотой.

Раз уж евангелие, то это, известное дело: рождение, детство, учение, муки Христовы, дополнительные сведения о святой Деве Марии и святом Иосифе, а также важных деятелей, выступавших на евангелическом фоне, например святом Иоанне Крестителе или Пилате. Неизвестные авторы трудились также над эпилогом или описанием судеб ключевых фигур после вознесения Христа в небеса. Книги оснащены примечаниями, комментариями и т.п.; из них следует, что большинство авторов черпали вдохновение из Евангелий святых Марка, Матвея, Луки и Иоанна. Но нашего читателя, как я понимаю, интересуют прежде всего фантастические элементы.

Пожалуй, больше всего таковых элементов в текстах, посвященных детству Иисуса, о котором у евангелистов мало чего написано. Тут в нескольких текстах (главным образом в «Евангелии от Фомы») повторяется описание того, как Иисус развлечения ради лепил из глины воробьев, оживлял их и выпускал летать в небесах. Когда Его задел плечом бегущий мальчик, он проклял "обидчика" и тот упал наземь бездыханным; но гораздо чаще Иисус излечивал от болезней и недомоганий не только детей, но и взрослых. Апокрифисты, вероятно, воображали себе, что детство Бога, вселенного в человека, должно было быть порой обнаружения Им необычайных способностей, освоения их, своего рода барахтанья среди чудес. Только после такого этапа игры, стараются они уверить, к Нему пришло чувство меры и понимания того, что, обладая божественными качествами, нужно и вести себя как Бог.

Довольно интересной выглядит с этой точки зрения пора взросления Христа. Его учение длилось коротко, поскольку, когда учитель начал объяснять Ему первую букву, Иисус прервал того на полуслове и перечислил все буквы греческого алфавита, обширно комментируя каждую из них, так что несчастный наставник оторопел и растерянно заявил, что ничему новому научить мальчика не может. Добряк святой Иосиф попытался приохотить Его к столярничеству; но, когда они обрезали одну из досок слишком коротко, Иисус попросту нарастил ее до нужного размера – тем все и кончилось. Подобным образом, когда Иисуса отдали в учение красильщику, а тот поставил Его следить за чаном с голубой краской, мальчик загрузил в чан все материалы, предназначенные для крашения. Красильщик, вернувшись, рвал волосы на голове, подсчитывая убытки; но каково же было его удивление, когда обнаружилось, что вынутые из чана одежды покрашены в точном соответствии с заказами. То есть апокрифисты показывают Иисуса, как рассеянного индивида, погруженного в размышления над чем-то чрезвычайно важным и обращающего мало внимания на земную суету.

Это наивный, мягко говоря, подход к личности Искупителя и, в то же время, добродушное Его описание, целью которого является возбуждение в людях симпатии по отношению к Нему. Дальше прочих заходит в этом моменте «Евангелие от Псевдо-Матфея»; когда святая семья пришла к придорожной пещере и решила там отдохнуть, «вдруг из пещеры вышло великое множество драконов», однако, увидев Иисуса (которому в ту пору было два года), «они поклонились и ушли». «Также львы и леопарды поклонились Ему и сопровождали Его в пустыне. Везде, где шли Мария и Иосиф, они шли перед ними, показывая им дорогу, и нагибая головы свои, поклонялись Иисусу. <…> Львы шли вместе с волами, ослами и вьючными животными, нужными им, — и они не причиняли никакого зла, и оставались кроткими среди овец и баранов, которых Иосиф и Мария взяли из Иудеи». А на третий день пути, «когда Мария утомилась в пустыне от слишком сильного жара», «Младенец Иисус, который был на руках Своей Матери, сказал пальме: дерево, наклони свои ветки и напитай Мою Мать твоими плодами. Тотчас же, по слову Его, пальма склонила вершину свою к ногам Марии, и, собрав плоды, которые были на ней, все ими насытились. <…> Тогда сказал Иисус: поднимись пальма <…> и пусть из-под корней твоих истечет источник, который скрыт под землей, и пусть даст нам воду утолить жажду нашу. И тотчас пальма поднялась и между корнями ее начал пробиваться источник воды, весьма прозрачной и величайшей сладости». Ну а поскольку дорога слишком уж длилась, Христос укоротил ее в тридцать раз, так что они вскоре оказались у границ Египта. Воистину, способ, который использовал Христос, мог бы революционизировать наш убогий транспорт.

В «Легенде о святом Иоанне Крестителе» мы имеем дело с летающей головой указанного персонажа; как известно, голову эту отделили от тела по приказу Ирода, который обещал ее Саломее за танец. Иоанн сидел в темнице у Ирода, поскольку порицал его за прелюбодеяние с Иродиадой, вероломной женой брата Ирода Филипа. Принесенная на блюде голова «перелетела в середину пиршественного зала пред глаза царя и его вельмож. В тот же миг крыша дворца распахнулась, и голова Иоанна вылетела наружу». В последовавшие три года она парила над Иерусалимом, деморализуя порочного царя. Иродиада, разумеется, живьем попала в ад, а дочь ее, Саломея, провалилась под лед на реке Сикорис. (Овладение источником энергии, на протяжении трех лет удерживавшей голову Иоанна в воздухе, мигом решило бы все земные энергетические проблемы).

Большинство апокрифических евангелий писались всерьез, хотя нам может показаться иное. В знаменитом разговоре Дьявола с Адом, уведомленным о том, что Христос снисходит в Пекло с намерением воскресить верующих, проскальзывают воистину драматические нотки — Ад говорит о себе: «Еще тогда, когда услышал я заповедь слов Его, сотрясся я, пораженный ужасом, и все служители мои пришли во смятение» (“Евангелие от Никодима”). Трезво мыслящий Ад достаточно реалистично оценивает ситуацию, он не питает иллюзий относительно паршивости обязанностей, на него возложенных.

Подобным образом не до шуток и автору «Вопросов Варфоломея», где по желанию Варфоломея Иисус выводит из ада начальника дьяволов, самого демона Белиара. «И как только Михаил вострубил, земля задрожала и вышел Белиар, удерживаемый шестьсот шестьюдесятью ангелами и связанный огненными цепями. Он возвышался на тысячу шестьсот и еще сорок локтей. Его лицо было подобно огненной молнии, но глаза были темными, а из ноздрей вырывался вонючий дым. Его пасть была как пропасть с крутыми стенами; единственное его крыло распростиралось на восемьдесят локтей. Апостолы, едва увидев его, пали лицами вниз и стали подобно мертвым». Действительно, трудно ожидать от пугливых смертных иной реакции на такое страшилище. У Иисуса, однако, есть Варфоломей. «”Как я тебе и сказал, взойди ему на загривок, чтобы спросить, каково его могущество”. Варфоломей подошел к нему, взошел на загривок и втоптал демона лицом в землю аж по уши».

Эх, если бы со всеми демонами удалось так расправиться!"

14. В рубрике «Рецензии»:

Марек Орамус внимательно разглядывает очередной том собрания сочинений Станислава Лема «Мой взгляд на литературу» (Stanisław Lem “Mój pogląd na literaturę”. “Wydawnictwo Literackie”, 2003. Серия “Dzieła”);

«он сконструирован на основе тома “Rozprawy I szkice” — иного сборника, изданного много лет назад. Как там, так и тут Лем разделил том на три части: часть литературной критики, где он тестирует теорию интерпретации произведений; часть, посвященную практике, где обсуждает конкретные литературные достижения; и “все прочее”, в чем, однако, Ежи Ястжембский усмотрел науку и технологию. Из сравнения содержания обеих томов следует, что краковский мыслитель за прошедшие годы возрос в интеллектуальном отношении и окреп, а точнее утвердился в установившихся ранее взглядах. Хоть он и попытался включить в том относительно новые произведения (наиновейшее датируется началом девяностых годов), получилось избранное из всей публицистики автора “Астронавтов”.

Первая часть из-за своей герметичности предназначена литературоведам; кроме титульной статьи и статьи, посвященной анализу трактования зла в литературе, мы наблюдаем здесь глумление над НФ, чего я коснусь особо. Во второй части размещены среди других (об Уэллсе, Слонимском, Грабиньском) абсолютно гениальные эссе, посвященные “Убику” Дика и “Пикнику на обочине” Стругацких, но, например, послесловие к “Волшебнику с Архипелага” Ле Гуин, было сочтено недостаточно подходящим. Все это были послесловия, которые писались к романам, издававшимся в 70-х годах издательством “Wydawnicwo Literackie” в рамках серии “Станислав Лем советует”. Если бы не коммунистические палачи от культуры, настоявшие на закрытии серии, мы сегодня имели бы библиотеку из отобранных Лемом произведений и томище эссе, посвященных каждому из этих произведений. Теория литературного анализа не слишком здесь и пригодилась: главным козырем были пытливость и внелитературные знания, а также поднаторелость в писательском ремесле.

Что больше всего касается в этой книге фантаста: Лем по-прежнему ни в грош не ставит жанр НФ, но видно, что он научной фантастики не знает и не следит за ней. Его компетенции исчерпали себя каких-нибудь три десятка лет назад. Примеры, которые он приводит в эссе “Science fiction: безнадежный случай – с исключениями”, допотопны с нынешней точки зрения. Приводя в качестве позитивного примера творчество Филипа Дика, он видит в нем монолит, в то время как Дик был очень неровным писателем и нельзя числить в одном ряду такие его произведения, как “Убик” и “Наши друзья с Фроликс-8”. <…>

В «научной» части остался очерк о внечувственном восприятии, зато выпали внеземные цивилизации. Создается впечатление, что Лем, за некоторыми исключениями, свои работы не правит; однажды написанное таковым и остается и в крайнем случае выбрасывается. Не уцелела также порка, коей подвержена была Лемом футурология после топливного кризиса 1973 года. Так что тому читателю, у которого сохранился том “Rozprawy i szkice”, не следует спешить с ним расставаться из-за издания “Моих взглядов…”

Лем много места уделил представлению собственных достижений с “Суммой технологии” во главе. Здесь Лем и через столько лет все не может переболеть дезавуирующего мнения Колаковского, выраженного им после прочтения “Суммы…” в ее первом издании (1962). Об этой книге Лем пишет всегда и везде и, придает ей, пожалуй, большее значение, чем читатели или критики; впрочем, ее пророческая мощь фактически исчерпалась, и она имеет теперь главным образом историческое значение. Лем посвятил высмеиванию невежества Колаковского целую статью о virtual reality (“Тридцать лет спустя”), называя ее по-прежнему фантоматикой. Саженные цитаты, сопоставленные с рыночной тенденцией, действительно компрометируют философа Колаковского, который авторитетно высказался о том, о чем не имел ни малейшего понятия. Колаковский, похоже, так же окаменел в своем мнении относительно “Суммы”, как Лем в мнении относительно НФ. Что ж, каждый носит в уме какие-нибудь богато разукрашенные ворота, за которыми вырисовываются сотворенные в мечтах страны, но у ворот стоит строгий привратник, который за них ну никак не пропускает»;

Тимотеуш Павловский/Tymoteusz Pawłowski рассказывает много интересного о романе Марцина Вольского «Альтерлянд» (Marcin Wolski “Alterland”. “WAB”, 2003);

это своеобразная альтернативка, в которой поворотным моментом является покушение полковника Клауса фон Штауффенберга на Гитлера. В реализованном будущем покушение не удалось и этот мир лишен всякой привлекательности: лежащая в руинах Варшава, советские танки на улицах и всепроникающий холод. Действующие лица также омерзительны: предатель Петровский, услуживающий оккупантам, беспринципный чиновник, двойной агент, терзаемый угрызениями совести… Вольский придает в подмогу Штауффенбергу героического польского летчика Романа Марчиньского – покушение удается. (Собственно, изменение истории производится с помощью реализации проекта «Хронос» — но это особая история, со стрельбой, погонями и пр. и пр., описанная, как всегда у Вольского, хорошо и со вкусом). Итак, покушение удалось и альтернативная оккупированной Европа выглядит совсем иначе: Сталина свергли, русских вытеснили за Урал, континент благоденствует в общественном и политическом благополучии, по улицам Варшавы катятся самодвижущиеся тротуары, развозящие горожан по домам. И вот тут самое интересное – Вольский вводит в действие романа почти две сотни действительно существовавших людей (например, Славомира Мрожека). Наравне с выдуманными персонажами. Очень интересно следить за их альтернативными судьбами, да к тому же приходится иногда догадываться – кто там кто. Вольский, как известно, горазд на провокации. Рецензент напоминает, что удачное покушение на Гитлера не принесло бы Польше особых выгод. Штауффенберг и прочие заговорщики считали, что в состав Германии должны войти Поморье, Великопольша и Шленск. Польша превратилась бы в маленькое буферное государство в границах Генерального Губернаторства. Поэтому не было бы столь сияющего счастливого будущего… ну и такой хорошей книжки, как «Альтерланд» Вольского не было бы также (стр. 74).

Далее в блоке коротких заметок Якуб Новак/Jakub Nowak представляет первый роман польского писателя Рафала Косика «Марс» (Rafał Kosik “Mars”. “Ares2”, 2003. Серия “Żółta”); «интересная смесь. Поначалу это шпионско-политический триллер с хорошо подогнанными элементами, затем вполне удачное исследование борьбы за влияние на людей, человеческой жадности и человеческого же равнодушия к судьбам других людей»;

Томаш Домагала/Tomasz Domagała считает вполне удавшимся сборник из одиннадцати рассказов польского писателя Михала Пальмовского «Второе сотворение мира» (Michał Palmowski “Drugie stworzenie świata”. “Zielona Sowa”, 2003. Серия “Studium”);

Малгожата Вечорек/Małgorzata Wieczorek бегло листает роман польского писателя Павла Седляра «Поджидая во тьме» (Paweł Siedlar “Czekając w ciemności”. “Fabryka Słów”, 2003); «основу романа составляет описание любви героя к прекрасной и пагубной Элеоноре. Как любовный роман, заправленный щепоткой жути – вполне приемлемое чтение на ленивые летние вечера, как horror – увы, слишком мало пугает»;

Anihilator хвалит повесть американской писательницы Урсулы Ле Гуин «Другой ветер» (Ursula K. Le Guin “Inny wiatr” – это “The Other Wind”, 2001. Tłum. Paulina Braiter. “Prószyński I S-ka”, 2003), которой она спустя тридцать лет завершает свой знаменитый цикл произведений о волшебнике с Архипелага;

а Predator советует обратить внимание на старый, но по-прежнему интересный роман британского писателя Брайана Олдисса «Темные световые годы» (Brian W. Aldiss “Mroczne lata świetlne” – это “The Dark Light Years”, 1964. Tłum. Ewa I Dariusz Wojtczakowie. “Solaris”, 2003. Серия “Kanon Science Fiction”), где весьма своеобразно раскрыта тема контакта с иной цивилизацией (стр. 75).

Далее Доминика Матерская анализирует апокалиптический роман американской писательницы Октавии Батлер «Притча о талантах» (Octavia E. Butler “Przypowieść o talentach” – это “Parable of the Talent”, 1998. Tłum. Jacek Chełminiak. “Prószyński I S-ka”, 2003); «Батлер обладает великим талантом – способностью творить красочную и очень правдоподобную картину будущего, в которой отдельные элементы известны нам из собственного опыта, но, будучи сконденсированными и преувеличенными, складываются в образ ада»;

а Якуб Новак называет сборник рассказов «о крылатых и бескрылых ангелах, демонах и прочем зверинце» польской писательницы Майи Лидии Коссаковской «Защитники Королевства» (Maja Lidia Kossakowska “Obrońcy Królestwa”. “Runa”, 2003) одним из лучших дебютов последнего времени (хотя тут же напоминает, что первый свой рассказ писательница напечатала еще в 1997 году в журнале “Fenix”). «Книга это необычайно бодрит и нравится мне возможно потому, что показывает – а ведь мы не столь уж и сильно отличаемся от ангелов» (стр. 76).

15. В рубрике «Felietony» Яцек Собота/Jacek Sobota в статье “Nieuchronność nieruchomości (2)” из цикла «Признания идиота» завершает свои размышления на философские темы, начатые в предыдущей части статьи (см. “Nowa Fantastyka”, 6/2003) (стр. 77);

а Марек Орамус с искренним интересом прослеживает фантастические элементы в апокрифических евангелиях (стр. 78). Это и в самом деле очень интересное занятие, поэтому мы вместе с ним вернемся к нему в следующем, последнем (почти), отрывке обзора этого номера журнала.

16. В списках бестселлеров за июль 2003 года из книг польских авторов находятся “Sluga Boźy” Яцека Пекары, “Kwadratura trójkąta” Марцина Вольского, “Smoczy pazur” Артура Баневича и “Uśpiony archiwum” Вавжинца Поджуцкого, а из книг российских авторов: “Gwiezdny cień” Сергея Лукьяненко и “Czas wiedźm” Марины и Сергея Дяченко (стр. 79).

21. В рубрике NA KSIȨGARSKIM RYNKU перечислена 21 авторская книга (из них 6 – переиздания) (стр. 79).

Доминика Орамус (в девичестве Матерская)/Dominika Oramus [Materska]) (род. 1972) – литературовед и литературный критик, преподаватель высшей школы, доктор философских наук (хабилитованный – Dr. habil.), профессор, заместитель по научной работе директора Института англистики Варшавского университета.

Родилась в Варшаве. В 1999 году защитила докторскую диссертацию по теме “Ways of Pleasure Angela Carter’s „Discourse of Delight” in Her Fiction and Non-fiction”, а в 2008 году получила степень Dr. Habil. (по результатам оценки представленной научной работы на тему “Nowy groźny świat. Upadek Zachodu w twórczości J.G. Ballarda” и совокупной научной деятельности). В 2012 году заняла должность адъюнкт-профессора в Институте англистики Варшавского университета, в настоящее время является заместителем по научной работе директора этого института. Работала также в Высшей педагогической школе Общества всенародного образования на факультете общественных и филологических наук в Варшаве.

Специализируется на современной британской и американской прозе (британский роман после 1970 года, британская короткая проза после 1970 года; творчество британских и американских писателей XX века, в т.ч. Джеймса Джойса, Джона Фаулза, Анджелы Картер, Джеймса Балларда, Курта Воннегута, Филипа Дика; поэтика постмодернизма – метафикция, историографическая метафикция; мотивы популярной культуры в современной прозе; научная фантастика). Особое внимание уделяет утопии и антиутопии XX века, литературе Новой волны в Великобритании, а также американской литературной Новой волне; киберпанку и связям научной фантастики с horror-ом.

Опубликовала следующие книги:

«Станция контроля хаоса. Явления и писатели современной фантастики» (“Stacja kontroli chaosu. Zjawiska i pisarze współczesnej fantastyki ”, 2004 – под фамилией Матерская; II изд. 2015 – под фамилией Орамус; содержание:

ZJAWISKA

Horror: Strachu, krocz za mną 5

W stronę górnego nurtu: Świat apokalipsy   23

Fantastyka kobieca: Kwestia płci   34

Fantastyka miejska: Miasto I legendy 49

Nowa Fala: Dzieci entropii I ostmoder 63

Cyberpunkt: Software, hardware, neuroware 77

FIGURY

Lalka: Na obraz I podobieństwo 91

Alchemik: Kamień filozofów, czyli złoto dla zuchwałych 110

Druid: U źródeł ciemności 128

Błędny rycerz: Gry miłosne 144

Potwór: O niedźwiedziu I innych potworach 153

Wiedźma: Convicta et combusta, czyli skazana I spalona 163

MÓWIĄ O FANTASTYCE

Socjolog: Rozpad całkowity (Edmund Wnuk-Lipiński) 177

Handlowiec: Nie postrzelić Czerwonego Kapturka (Andrzej Sapkowski) 187

Prawnik: Zmieniam utarte formuły (Guy Gavriel Kay) 199

Literaturoznawca: Komputery mnie zabijają (Orson Scott Card) 207

Rzecznik prasowy elektrowni atomowych: Żółwiem przez pustkę (Terry Pratchett) 216

Teatrolog: Cyberpunkt żyje (Pat Cadigan) 224

Filozof: Arystoteles miał rację (Jacek Dukaj) 232

Autor komiksów: Przetrwają rekiny (Neil Gaiman) 244

Słowniczek 256

Zalecane lektury 263

Skorowidz 268);

“The Voices of Disaster. J.G. Ballard and the Disaster Story Tradition in England” (2005);

“Ways of Pleasure. Angela Carter’s Discourse in Her Fiction and Non-Fiction” (2006);

“Grave New World, The Decline of the West in the Fiction of J.G. Ballard” (2007; второе, расш. изд. 2015);

«О смешении жанров. Science Fiction и постмодернизм» (“O pomieszaniu gatunków. Science fiction a postmodernizm”, 2010; содержание:

Rozdział 1

Rozważania wstępne: science fiction a postmodernism 7

Postmodernizm 9

Kultura popularna 13

Rozdział 2

Dwudziestowieczne pojmowanie terminu „science fiction” 23

W poszukiwaniu źródeł 25

Próby zdefiniowania gatunku 32

Twórcy science fiction 40

Rozdział 3

Gatunki I podgatunki 51

Podziały gatunkowe w ramach fantastyki 52

Gatunki powieści głównonurtowej, pokrewne fantastyce 82

Rozdział 4

Stanisław Lem, Kurt Vonnegut I Philip K. Dick 101

Droga do lemologii 101

Granice science fiction – Kurt Vonnegut Jr. 124

Dziwny przypadek Philipa K. Dicka 141

Rozdział 5

Science fiction jako technika narracyjna 161

Symulakry. Świat jest fikcją 168

Wydarzyła się zagłada 178

Społeczeństwo jako koszmar 198

Umierając – śnimy 215

Konkluzja.

O pomieszaniu gatunów 227

Bibliografia 231

Indeks osób 239);

«Имена Бога. Метафизические мотивы в фантастике второй половины XX века» (“Imiona Boga. Motywy metafizyczne w fantastyce drugiej połowy XX wieku” (2011; содержание:

Rozważania wstępne. Boga nie szuka się w śmieciach 5

Bóg w fantastyce połowy XX wieku 12

Bogowie bez Boga 47

Koniec świata I początek nowej ery 71

Apokalipsa świętego Jana I wniebowzięcie sprawiedliwych 92

Drugie Przyjście 113

Zaświaty 134

Gaja I Daleki Wschód 161

Od taoizmu do chrześcijaństwa 188

„Roztrzaskaj serce moje…” Bóg Philipa K. Dicka 225

Bóg w fantastyce końca XX wieku 262

Zakończenie 293

Bibliografia I filmografia 297

Indeks nazwisk 307);

«Дарвиновские парадигмы. Миф теории эволюции в современной культуре» (“Darwinowskie paradygmaty. Mit teorii ewolucji w kulturze współczesniej”, 2015);

“Charles Darwin’s Looking Glass. The Theory of Evolution and the Life of its Author in Contemporary British Fiction and Non Fiction” (2015)

«Связанные состояния. Физика и современная литература» (“Stany splątane. Fizyka a literatura współczesna”, 2020).

SUPLEMENT

Пани Доминика (тогда, конечно, панна Доминика или просто Доминика) начала появляться в редакции журнала “Nowa Fantastyka” где-то в 1991 году вместе с подружкой – Евой Попëлек. («Мы с Евой учились в одном классе в лицее, вместе, как молодые таланты, попали в журнал “Literatura”, а когда журнал приказал долго жить, пошли – опять же вместе, чтобы не трусить – в журнал “Nowa Fantastyka”, а там растерялись: мало того, что девушки и что не пытаются всучить журналу свои рассказы, так ведь хотят рецензировать, да еще и вдвоем! Руководитель отдела публицистики с ходу присвоил нам совместного «тора», то есть заканчивающийся на «тор» псевдоним, и так родилась легенда о двухголовом критике. На самом деле мы только пару первых рецензий написали после совместного обсуждения, а все следующие писали по очереди», — рассказывала пани Доминика Войтеку Седенько). С ходом времени Ева как-то «отсеялась», а вот Доминика прижилась в журнале – возможно потому также, что ей весьма симпатизировал тот самый руководитель отдела публицистики – пан Марек, за которого она в конце концов и вышла замуж, сменив свою на его фамилию – Орамус. Доминика оказалась очень серьезной, вдумчивой и трудолюбивой исследовательницей: ее успехи в качестве рецензента, репортера, публициста в журнале “Nowa Fantastyka”, которые день за днем, месяц за месяцем, год за годом освещались в этом моем блоге – лишь видимая часть айсберга. Доминика публиковала свои рецензии, заметки, репортажи, интервью и статьи также в популярных периодических изданиях “Życie z księżkami”, “Gazeta Wyborcza”, “Księżki”, “Polityka”, “Kulisy – Express Wieczorny”, “Tygodnik Solidarność”, “Magazin Życie”, “Wpróst”, “Wiedza I życie”, а позже и в таких солидных журналах, как “Acta Filologia” (c 1998 г.), “Kultura I Spoleczczeństwo” (с 2007 г.), “Anglika” (с 2005 г.), “Przegląd Humanistyczny” (с 2008 года), “New Review” (с 2008 г.), “Civitas” (c 2012 г.). К сожалению, вот этот вот 9-й 2003 года номер журнала “Nowa Fantastyka”, в котором Доминика взошла на самый пик активности, оказался, в сущности, для нее бенифисным. Она публиковалась в журнале реже и реже, а затем публикации вообще сошли на нет. Ну а сейчас – научная и научно-организаторская работа в институте, преподавание на кафедре и руководство аспирантами, участие во многих научных конференциях и популяризаторских мероприятиях, организация некоторых из них, интервью на радио и телевидении.

Нормальная жизнь солидного научного работника и преподавателя высшей школы. Ну и счастливого в семейной жизни человека.

Вот тут, кстати, их совместное с паном Мареком замечательное произведение.

Мне только и остается пожелать всей этой дружной троице счастья, здоровья. Ну и, разумеется, успехов в творчестве.

13. В рубрике «Встреча с писателем» размещено интервью, которое Доминика Матерская, действуя по репортерскому заданию журнала “Nowa Fantastyka”, взяла заочно (по электронной почте) у английского писателя-фантаста Стивена Бакстера (Stephen Baxter) (стр. 73). Интервью озаглавлено:

”Nowa Fantastyka”: Вы в своем творчестве опираетесь на знание истории и классических произведений («Машина времени» Герберта Уэллса) и в то же время используете новейшие достижения астрофизики. Откуда у вас такая широта интересов?

Стивен Бакстер: Я, когда писал «Корабли времени» (“The Time Ships”, 1995), хотел создать великий роман о путешествиях во времени – темпоральный аналог великим романам о путешествиях в пространстве; ассоциация с «Машиной времени» пришла позже. Я хотел написать роман об изменении истории – мне подумалось, что если машину времени изобретут и манипулирование временем станет возможным, ведь мы же наверняка не ограничим себя операцией в стиле «а поедем-ка и застрелим Гитлера», как это обычно бывает в НФ. Почему бы нам не вернуться во времени аж к «Большому взрыву»? Чтобы дело спорилось, мне нужен был путешественник во времени, вот я и подумал – а почему бы мне не использовать уэллсовский прототип? Вот источник моей книжки и замысла сиквела «Машины времени».

Проштудировав Уэллса, я решил противопоставить молодого джентльмена-ученого, выходца из XIX века (то есть молодого Уэллса), современному пониманию общества и науки и перспективам следующего мрачного столетия. То есть у книги были два источника: наука и классический роман. Замыслы книг развиваются естественным образом, по крайней мере в моем случае – они прорастают из зерна и постепенно превращаются в нечто зрелое.

”Nowa Fantastyka”: Значит, «Корабли времени» — продолжение «Машины времени». Вы считаете, что дописывание классических произведений и тем самым изменение значений, приданных им авторами, допустимый процесс с точки зрения морали?

Стивен Бакстер: Откровенно говоря, я боялся реакции читателей на дописывание произведения такого классика как Уэллс. Но передо мной лежало несколько сиквелов «Машины времени», весьма тривиальных. Я хотел отдать дань уважения Уэллсу, исследовать и расширить его работу, а не просто использовать замысел классика. Мне кажется, что читатели именно так восприняли «Корабли времени».

”Nowa Fantastyka”: Почему вы ушли из науки. Фантастика давала вам большее удовлетворение? Вы разочаровались в науке?

Стивен Бакстер: Я защитил докторскую диссертацию по аэронавтике. Однако я не годился для этой работы, меня утомляли детали. Мне нравятся научные исследования, но для меня гораздо интереснее взглянуть на то-другое с точки зрения широкой перспективы, создать в уме целостный образ, не говоря уже о его описании. Поэтому я занялся преподаванием, а затем десять лет работал в промышленности и постепенно (не всегда осознанно) готовил себя к писательской карьере. Когда мне было 15 лет, мне задали вопрос: «Кем ты хочешь стать?», и я не задумываясь ответил: «Писателем». Мне это казалось недостижимым вплоть до того момента, когда мечта начала сбываться.

”Nowa Fantastyka”: Действие цикла ваших произведений, начатого романом «Плот» (“Raft”, 1991), разворачивается в мире с искаженными физическими законами, являющемся частью астрофизически вырожденной вселенной. Вы считаете, что люди могут выжить в таких неблагоприятных условиях?

Стивен Бакстер: «Плот» родился из рассказа «Цветы ксили» (“The Xeelee Flowers”), опубликованного в журнале “Interzone” весной 1987 года.

Главная тема почти не изменилась, но в рассказе я лишь слегка наметил сюжет. Мне захотелось расширить этот текст до размера романа, потому что я не мог перестать думать об этой истории и подступаться к ней с разных сторон. И я обдумал все заново. В работе над «Плотом» мне очень помог Дэвид Брин, который прочитал первую версию и задал мне много трудных вопросов об экологии и тому подобном.

”Nowa Fantastyka”: Кроме вас еще несколько писателей (например, Ларри Нивен в «Интегральных деревьях») размещает в таких системах целые биосферы. Вы верите в то, что в таких изменчивых и неблагоприятных условиях могут возникнуть и эволюционировать высшие формы жизни? Ведь жизнь – это очень тонкое, нежное и хрупкое явление, которое требует благоприятных условий для зарождения и развития.

Стивен Бакстер: Я считаю биоценозы «Плота» очень правдоподобными. На Земле жизнь развивается везде, где только может, так почему бы ей и там не развиваться?

”Nowa Fantastyka”: В романе «Плот» вы описываете погибающий мир, в котором дело доходит до революции. Следует ли в этом видеть аналогию с нашим миром, которому сыплются на шею тысячи проблем и где также хватает недовольных?

Стивен Бакстер: Всю литературу следует трактовать, как аналогию нашему миру. Как и у общества «Плота», у всей нашей цивилизации хватает хлопот, но мы можем спасти ее от разрушения работой и заботливостью. Я думаю, что нынешний век станет решающим: нас ждет проскальзывание через узкое горло естественных богатств. Но если мы преодолеем этот кризис, если нам удастся распространиться за земные пределы, нас ждет воистину безграничное будущее. Нам придется сильно постараться, чтобы пережить следующие годы в едином порыве.

”Nowa Fantastyka”: Герой романа «Плот» — ученый, ищущий знаний, которые нужны для спасения мира. Также и наш мир, который стоит перед угрозой гибели, может рассчитывать только на помощь науки. Не отступили ли вы от взятой на себя моральной повинности, когда отказались от профессионального занятия наукой?

Стивен Бакстер: Пропаганда науки – это главная функция НФ, она столь же важна, как и занятие научными исследованиями, и связана с той же самой моральной повинностью.

”Nowa Fantastyka”: Я читала роман «Антилед» в ходе конфликта между США и Францией и Германией из-за войны в Ираке. При такой разносторонности взглядов, зарисованных также в «Антиледе», смогут ли Европейский союз и НАТО сохранить свою целостность. Удержится ли нынешняя форма нашей цивилизации?

Стивен Бакстер: Я писал «Антилед» (“Anty-Ice”, 1993) перед войной в Заливе. Англия в 1870 году была единственным в мире супергосударством и решала те же проблемы, что США и весь Запад в настоящее время. Об этом и говорится в книге. Я уверен в том, что нынешние государственные институты изменятся или вообще падут, но люди всегда будут терзаться теми же самыми проблемами.

”Nowa Fantastyka”: Согласно Хокингу, машины времени невозможно построить, а если бы даже таковое удалось, они попросту уничтожались бы, стоило их нацелить на отстоящую во времени цель. Как далеко может зайти НФ в деформации установленных наукой положений?

Стивен Бакстер: Не все согласны со Стивеном Хокингом. Если говорить о науке, то я стараюсь не игнорировать фактов. Быть может, я чуточку напрягаю законы физики – иногда – но это ведь научная фантастика, а не ортодоксальная наука, значит можно и немножечко пошатнуть устои. Здесь нет твердо установленных правил. НФ – это гигантское строение, и единственной мерой ценности писателя является реакция на его произведения читателя. Я лично, как читатель, предпочитаю истории, находящиеся в согласии с современными знаниями о космосе. Люблю думать, что эти странные события могли бы где-нибудь произойти…

”Nowa Fantastyka”: В чем, по-вашему, заключается основная разница между британской фантастикой и американской?

Стивен Бакстер: Привычно считают, что американская фантастика оптимистична, а британская, напротив, пессимистична. По-моему, оптимизм – вопрос шкалы времени. Если я скажу: через пятьдесят лет человечество погибнет, это будет воспринято, как признак пессимизма. А если скажу: человек проживет миллион лет, это прозвучит оптимистично, но космос ведь продолжит свое существование на тысячекратно более долгий отрезок времени. Так где тут истина?