13. В рубрике «Встреча с писателем» размещено интервью, которое Доминика Матерская, действуя по репортерскому заданию журнала “Nowa Fantastyka”, взяла заочно (по электронной почте) у английского писателя-фантаста Стивена Бакстера (Stephen Baxter) (стр. 73). Интервью озаглавлено:
У ЦИВИЛИЗАЦИИ ХВАТАЕТ ХЛОПОТ
Cywilizacja ma kłopoty
”Nowa Fantastyka”: Вы в своем творчестве опираетесь на знание истории и классических произведений («Машина времени»Герберта Уэллса) и в то же время используете новейшие достижения астрофизики. Откуда у вас такая широта интересов?
Стивен Бакстер: Я, когда писал «Корабли времени» (“The Time Ships”, 1995), хотел создать великий роман о путешествиях во времени – темпоральный аналог великим романам о путешествиях в пространстве; ассоциация с «Машиной времени» пришла позже. Я хотел написать роман об изменении истории – мне подумалось, что если машину времени изобретут и манипулирование временем станет возможным, ведь мы же наверняка не ограничим себя операцией в стиле «а поедем-ка и застрелим Гитлера», как это обычно бывает в НФ. Почему бы нам не вернуться во времени аж к «Большому взрыву»? Чтобы дело спорилось, мне нужен был путешественник во времени, вот я и подумал – а почему бы мне не использовать уэллсовский прототип? Вот источник моей книжки и замысла сиквела «Машины времени».
Проштудировав Уэллса, я решил противопоставить молодого джентльмена-ученого, выходца из XIX века (то есть молодого Уэллса), современному пониманию общества и науки и перспективам следующего мрачного столетия. То есть у книги были два источника: наука и классический роман. Замыслы книг развиваются естественным образом, по крайней мере в моем случае – они прорастают из зерна и постепенно превращаются в нечто зрелое.
”Nowa Fantastyka”: Значит, «Корабли времени» — продолжение «Машины времени». Вы считаете, что дописывание классических произведений и тем самым изменение значений, приданных им авторами, допустимый процесс с точки зрения морали?
Стивен Бакстер: Откровенно говоря, я боялся реакции читателей на дописывание произведения такого классика как Уэллс. Но передо мной лежало несколько сиквелов «Машины времени», весьма тривиальных. Я хотел отдать дань уважения Уэллсу, исследовать и расширить его работу, а не просто использовать замысел классика. Мне кажется, что читатели именно так восприняли «Корабли времени».
”Nowa Fantastyka”: Почему вы ушли из науки. Фантастика давала вам большее удовлетворение? Вы разочаровались в науке?
Стивен Бакстер: Я защитил докторскую диссертацию по аэронавтике. Однако я не годился для этой работы, меня утомляли детали. Мне нравятся научные исследования, но для меня гораздо интереснее взглянуть на то-другое с точки зрения широкой перспективы, создать в уме целостный образ, не говоря уже о его описании. Поэтому я занялся преподаванием, а затем десять лет работал в промышленности и постепенно (не всегда осознанно) готовил себя к писательской карьере. Когда мне было 15 лет, мне задали вопрос: «Кем ты хочешь стать?», и я не задумываясь ответил: «Писателем». Мне это казалось недостижимым вплоть до того момента, когда мечта начала сбываться.
”Nowa Fantastyka”: Действие цикла ваших произведений, начатого романом «Плот» (“Raft”, 1991), разворачивается в мире с искаженными физическими законами, являющемся частью астрофизически вырожденной вселенной. Вы считаете, что люди могут выжить в таких неблагоприятных условиях?
Стивен Бакстер: «Плот» родился из рассказа «Цветы ксили» (“The Xeelee Flowers”), опубликованного в журнале “Interzone” весной 1987 года.
Главная тема почти не изменилась, но в рассказе я лишь слегка наметил сюжет. Мне захотелось расширить этот текст до размера романа, потому что я не мог перестать думать об этой истории и подступаться к ней с разных сторон. И я обдумал все заново. В работе над «Плотом» мне очень помог Дэвид Брин, который прочитал первую версию и задал мне много трудных вопросов об экологии и тому подобном.
”Nowa Fantastyka”: Кроме вас еще несколько писателей (например, Ларри Нивен в «Интегральных деревьях») размещает в таких системах целые биосферы. Вы верите в то, что в таких изменчивых и неблагоприятных условиях могут возникнуть и эволюционировать высшие формы жизни? Ведь жизнь – это очень тонкое, нежное и хрупкое явление, которое требует благоприятных условий для зарождения и развития.
Стивен Бакстер: Я считаю биоценозы «Плота» очень правдоподобными. На Земле жизнь развивается везде, где только может, так почему бы ей и там не развиваться?
”Nowa Fantastyka”: В романе «Плот» вы описываете погибающий мир, в котором дело доходит до революции. Следует ли в этом видеть аналогию с нашим миром, которому сыплются на шею тысячи проблем и где также хватает недовольных?
Стивен Бакстер: Всю литературу следует трактовать, как аналогию нашему миру. Как и у общества «Плота», у всей нашей цивилизации хватает хлопот, но мы можем спасти ее от разрушения работой и заботливостью. Я думаю, что нынешний век станет решающим: нас ждет проскальзывание через узкое горло естественных богатств. Но если мы преодолеем этот кризис, если нам удастся распространиться за земные пределы, нас ждет воистину безграничное будущее. Нам придется сильно постараться, чтобы пережить следующие годы в едином порыве.
”Nowa Fantastyka”: Герой романа «Плот» — ученый, ищущий знаний, которые нужны для спасения мира. Также и наш мир, который стоит перед угрозой гибели, может рассчитывать только на помощь науки. Не отступили ли вы от взятой на себя моральной повинности, когда отказались от профессионального занятия наукой?
Стивен Бакстер: Пропаганда науки – это главная функция НФ, она столь же важна, как и занятие научными исследованиями, и связана с той же самой моральной повинностью.
”Nowa Fantastyka”: Я читала роман «Антилед» в ходе конфликта между США и Францией и Германией из-за войны в Ираке. При такой разносторонности взглядов, зарисованных также в «Антиледе», смогут ли Европейский союз и НАТО сохранить свою целостность. Удержится ли нынешняя форма нашей цивилизации?
Стивен Бакстер: Я писал «Антилед» (“Anty-Ice”, 1993) перед войной в Заливе. Англия в 1870 году была единственным в мире супергосударством и решала те же проблемы, что США и весь Запад в настоящее время. Об этом и говорится в книге. Я уверен в том, что нынешние государственные институты изменятся или вообще падут, но люди всегда будут терзаться теми же самыми проблемами.
”Nowa Fantastyka”: Согласно Хокингу, машины времени невозможно построить, а если бы даже таковое удалось, они попросту уничтожались бы, стоило их нацелить на отстоящую во времени цель. Как далеко может зайти НФ в деформации установленных наукой положений?
Стивен Бакстер: Не все согласны со Стивеном Хокингом. Если говорить о науке, то я стараюсь не игнорировать фактов. Быть может, я чуточку напрягаю законы физики – иногда – но это ведь научная фантастика, а не ортодоксальная наука, значит можно и немножечко пошатнуть устои. Здесь нет твердо установленных правил. НФ – это гигантское строение, и единственной мерой ценности писателя является реакция на его произведения читателя. Я лично, как читатель, предпочитаю истории, находящиеся в согласии с современными знаниями о космосе. Люблю думать, что эти странные события могли бы где-нибудь произойти…
”Nowa Fantastyka”: В чем, по-вашему, заключается основная разница между британской фантастикой и американской?
Стивен Бакстер: Привычно считают, что американская фантастика оптимистична, а британская, напротив, пессимистична. По-моему, оптимизм – вопрос шкалы времени. Если я скажу: через пятьдесят лет человечество погибнет, это будет воспринято, как признак пессимизма. А если скажу: человек проживет миллион лет, это прозвучит оптимистично, но космос ведь продолжит свое существование на тысячекратно более долгий отрезок времени. Так где тут истина?
Новейшая постмодернистская «космическая опера» — это «Яблочное зернышко» (“Appleseed”, 1999) критика и теоретика НФ Джона Клюта (John Clute).
Претенциозным, оргиастическим способом он создает НФ, опираясь на собственную теорию фэнтези, описанную в «Энциклопедии фантастики», которую сам же и написал. Он использует эту теорию, как основу для построения «космической оперы», что гениально и прекрасно ему удается, хотя части обычных читателей повышенный интеллектуальный уровень текста может не понравиться.
Очередное важное событие – это «Свет» (“Light”, 2002) М. Джона Гаррисона (M. John Harrison),
лирическое возвращение к «космической опере», которая была jeu d’esprit его молодости, то есть к «Устройству с Центавра» (“The Centauri Device”, 1974).
Он вернулся к этой книге после многих лет исследований хрупкой нежности человеческого сердца. Также Пол Макоули (Paul McAuley) написал «космооперную» трилогию «Пять сотен миллиардов звезд» (Four Hundred Billion Stars: “Four Hundred Billion Stars” – 1988; “Of the Fall” – 1989; “Eternal Light” – 1991)
и несколько «более мягких» романов твердой НФ, поскольку, будучи биологом, занимается обычно созданиями, сотворенными из более мягкого, чем сталь, материала. Его прекрасный роман «Сказочная страна» (“Fairyland”, 1995) представляет читателю Европу, опустошенную биотехнологиями, нанотехнологией, генетической инженерией и психоактивными вирусами.
В его новейшей книге «Паутина» (“Whole Wide World”, 2001) – ведь это WWW, не так ли? – речь идет о полиции и компьютеризованной технологии слежения за людьми.
Твердая НФ par excellence – это область деятельности Стивена Бакстера (Stephen Baxter), который задает себе вопрос, как, располагая достижениями современной технологии, творить чудеса в Солнечной системе, например организовать полет на Титан.
Такой полет, как он сам показывает – путешествие в одну сторону; Бакстер умеет будить воображение, но умеет и его обуздывать. С тех пор, как он написал «Путешествие» (“Vojage”, 1996)
– эпический роман о том, как мы могли полететь на Марс (но это нам не удалось), его писательское мастерство получило значительное развитие: он перестал сочинять правдоподобные истории о космосе, его проза обрела утонченность и психологическую глубину.
Есть еще Кен Маклауд (Ken MacLeod), пишущий тексты, где НФ смешана с пропагандой анархизма (что, как ни парадоксально, добавляет ему поклонников из правых сил).
Есть также Йен Макдональд (Ian MacDonald) (умеет писать, как каждый другой писатель, только лучше)
и, наверное, много других Йенов и Мак-как-их-там, чтобы мы не забывали, что Шотландия все еще входит в Британское Содружество. Ну и кибернетик Чарльз Стросс (Charles Stross) с каждым годом пишет все лучше и лучше,
Джон Кортни Гримвуд (Jon Courtenay Grimwood) сочиняет романы об альтернативной фантастической Северной Африке,
а марксист Чайна Мьевиль (China Miéville) занимается (вы не догадаетесь) выдуманными проблемами бароккового мира фэнтези.
Да, что-то начинает твориться и в Новой британской фэнтези, гораздо более интересное, чем клонирование Толкина, но об этом умолчим, поскольку здесь речь идет о современной британской НФ, а не фэнтези.
Таким образом, именно сейчас в Великобритании создается то, что считается важнейшим в современной НФ (real stuff, если употребить сленг, родом из NASA). С этим можно не согласиться, поскольку всегда найдутся исключения и контраргументы, но такие споры только придают нам бодрости. Потому что именно бодрость в современной британской фантастике – и есть самое важное; бодрость и возбуждение, которое порождает уверенность в том, что то, что мы пишем, имеет значение – интеллектуальное, эмоциональное, стилистическое и (не побоюсь этого слова) футурологическое.
12. Как бы вдогонку большой статье Доминики Матерской в разделе «Писатели о фантастике» размещена сравнительно небольшая заметка английского писателя Йена Уотсона/Ian Watson, переведенная также ДОМИНИКОЙ МАТЕРСКОЙ:
SPACE OPERA ПО-НОВОМУ
Space opera po nowemu
В шестидесятых и семидесятых годах прошлого века наиболее занимательным в британской фантастике было революционное и экспериментальное художественное движение, связанное с “New Worlds" — журналом, редактировавшимся Майклом Муркоком (Michael Moorcock). Этот журнал значительно отличался от «старого» “New Worlds”, где главным редактором был Тед Корнелл (Tad Carnell), печатавший в нем истории о космических приключениях. Внутренний космос заменил внешний, Джеймс Баллард (J.G. Ballard)
создавал психодрамы, описывающие различные катаклизмы, уничтожавшие цивилизации (что, однако, оказывалось соответствующим подсознательным желаниям героев романов)
и рисовал городские пейзажи с путаницами автострад и тысячами автомобильных катастроф.
Брайан Олдисс (Brian Aldiss) писал роман об LSD.
Кристофер Прист (Christopher Priest) приступал к исследованию парадоксов и внутренних пейзажей, возмущающих порядок действительности.
То, что удивляет в последние годы в Великобритании – это ренессанс «космической оперы» (space opera) (зачастую сочиняемой с современным, постмодернистским упорством) и твердой НФ, в которой обычно специализировались американцы, считавшие британскую фантастику депрессивной, постколониальной и антитехнологической.
Быть может это Йен Бэнкс (Ian Banks) дал толчок возвращению к «космической опере», опубликовав в 1987 году роман «Вспомни о Флебе» (“Consider Phlebas”), действие которого разворачивается в будущем, где наша цивилизация располагает высокоразвитой техникой и заселяет всю Галактику.
В этом мире можно добыть почти все и почти даром, но, разумеется, скрытая в человеческой натуре бестия неустанно дает о себе знать. Пожалуй, цитата из Т.С. Элиота не могла быть использована в качестве названия ни для одной из книг традиционной «космической оперы». Откровенно говоря, когда сам термин "space opera" появился в 1941 году, его использовали для выказывания пренебрежительной оценки тогдашним произведениям: наивным и беспомощным описаниям межзвездных приключений, разворачивающихся в широчайших галактических масштабах. Бэнкс использует те же масштабы, но относится к тому, о чем пишет, с иронией, осознанно стилизует текст, пробуждая «космическую оперу» к новой жизни. Жаль, что достигнутая слава и высокие тиражи его книг привели к том, что Бэнкс (это мое личное мнение) изрядно обленился и сейчас чуть ли не пренебрегает своими читателями.
Колин Гринленд (Colin Greenland) также способствовал ренессансу «космической оперы» бравурным и искрящимся юмором романом «Вернуть изобилие» (“Take Back Plenty”, 1990) и другими своими книгами (хотя новейшую, чтобы не брести в колее – он написал в главном течении).
и его продолжениями «Город бездны» (“Chasm City”, 2001)
и «Ковчег спасения» (“Redemption Ark”, 2002),
величиной и мрачностью подобными готическому роману. Ну и есть еще Джон Мини (John Meaney), который дебютировал романом «Удерживать бесконечность» (“The Hold Infinity”, 1998),
а затем написал «Парадокс» (“Paradox”, 2000)
и «Контекст» (“Context”, 2002)
– действие всех трех романов разворачивается в отдаленном будущем и весьма отличается от того, которое описывалось традиционной британской фантастикой несколько десятков лет назад, где герои «приключались» в близком будущем, а самой чужой из планет была (если перефразировать Балларда) Земля. Питер Гамильтон (Peter Hamilton) пытался без особого успеха писать романы о близком будущем, но, поставив на рынок несколько таких триллеров, набрал творческого размаха и создал трилогию «Пришествие ночи» (“Nights Down”, 1997 — 2000), умело сочетая элементы НФ и horror-а.
Еще один интересный автор – это Ричард Морган (Richard Morgan); в романе «Видоизмененный углерод» (“Altered Carbon”, 2002)
он беспардонно предрекает будущее, в котором вовсю ведутся эксперименты с человеческим телом – этакий космобоевик плюс киберпанк. Может быть слишком беспардонно! И Морган, и Мини как бы говорят: вы только гляньте, как я крут! – и описывают воистину жуткие пытки. Может, еще повзрослеют. Первая книга Моргана блеснула подобно метеору, но еще рано пророчить, что из автора, как писателя, получится.
Конец восьмидесятых годов застал британскую фантастику в интересном положении (э-э… Ну -- так в оригинале. W). С одной стороны она развивалась в оппозиции к очередным американским модам, а с другой – оставалась в тесном контакте с главным течением – воздействуя на него, противопоставляясь ему и черпая из него. В такой ситуации, которая, несмотря на различные художественные повороты, длится по сей день, в Англии образовался рынок звезд-насмешников. На фоне известных имен (все еще пишут Кларк, Олдисс, Баллард, на полках книжных магазинов сменяют друг друга все новые и новые издания произведений Толкина) сияет небольшая группа творцов коммерческих бестселлеров – законодателей мод, овладевших не только Англией и Соединенными Штатами, но и всем миром.
Кроме Джоанн Роулинг (Joanne Rowling) все они специализируются в пастишах и юмористической литературе. Терри Пратчетт (Terry Pratchett) создал Диск (Плоский мир) – мир неустанных пародий как фантастических стереотипов, так и житейских перипетий XX века.
Воспитанник и подмастерье Пратчетта (совместно написанные сценарии и роман «Благие знамения» [“Good Omens”, 1990])
Нил Гейман (Neil Gaiman) предпочитает стилизации – от якобы сказочной «Звездной пыли» (“Stardust”, 1998),
через уподобленную Алисе «Коралину» (“Koraline”, 2002)
до городской фэнтези «Задверье (Никогде)» (“Neverwhere”, 1996).
Дуглас Адамс (Douglas Adams) в конце концов довел традицию и шаблон американских космических приключенческих романов до абсурда, написав «Автостопом по Галактике» (“The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy”, 1979), один из безусловных бестселлеров конца века.
Начало нового тысячелетия на Британских островах характеризуется стабильностью рынка фантастики, на котором размещаются несколько ее поджанров. Классическая, твердая НФ представлена книгами Стивена Бакстера (Stephen Baxter), отставного ученого, который помимо того, что интересуется математикой и астрофизикой, является страстным историком-любителем (действие одного из его романов «Антилед» [“Anti-Ice”, 1995] разворачивается в викторианской Англии с подробным описанием реалий того времени).
Кроме него твердую фантастику пишет также Йен Уотсон (Ian Watson), автор великолепных рассказов (сборник «Медленные птицы» [“Slow Birds”, 1985]) и несколько более слабых романов.
В последнее время Уотсон, однако, пишет гибридные романы, в которых переплетаются элементы НФ и фэнтези, например «Магия королевы, магия короля» (“Queenmagiс, Kingmagiс”; 1986).
Упоминавшаяся уже Джоанн Роулинг (J.K. Rowling), чей цикл о Гарри Поттере в очередной раз отсылает читателя к викторианским образцам историй о другом, волшебном мире, сотворила нечто среднее между сказкой и фэнтези, и ее успех, похоже, частично обусловлен умелым использованием фантастических стереотипов.
Продолжает появляться амбициозная фантастика, соприкасающаяся с литературой основного течения – наиболее интересным ее представителем является Дэвид Митчелл (David Mitchell), автор романов «Литературный призрак» (“Ghostwriten”, 1999)
(Ну да, ну да -- перевод названия на русский язык не совсем корректный. W.)
и «Сон № 9» (“Number 9 Dream”, 2001)
– неслыханно гетерогенных, объединяющих черты киберпанка и реалистического психологического романа, и исполненных очарования азиатскими культурами.
Несмотря на такую разнородность, наибольшего успеха достигли пародисты и насмешники. Почему молодые англичане любят Пратчетта и Адамса, которые не предлагают ничего нового, а лишь высмеивают старое? Видимо на Британских островах, в колыбели мировой фантастики, трудно удивить читателя оригинальностью замысла – фантастические истории здесь издавна составляют один из важнейших поджанров массовой культуры. В виде книг, комиксов, экранизаций и радиопостановок (автором каковых был среди прочих и Адамс) они окружают читателей, создавая впечатление повторяемости и исчерпанности. Писателям, которые умеют их пародировать, принадлежит будущее – по крайней мере первая декада нового тысячелетия.
Такие трудные, но интеллектуально стимулирующие романы возбуждали, правда, протесты части фэнов НФ, тосковавших по старым добрым приключенческим сюжетам, но в то же время привлекали внимание писателей основного литературного течения. Некоторые из них, как из старшего, так и молодого поколения, загорелись желанием написать нечто подобное. Так появились несколько неслыханно интересных книг-гибридов, странной фантастики.
Из поколения ровесников писателей «Новой волны» на такой эксперимент решилась Анджела Картер (Angela Carter), авангардная писательница, ассоциируемая с эстетикой хиппи.
Ее ранняя книга «Герои и вилланы» (“Heroes and Villians”, 1969) — это посткатастрофический роман, задуманный как полемика с классическими произведениями НФ: «Страсти по Лейбовицу» (“A Canticle for Leibowitz”, 1955) Уолтера Миллера-младшего (Walter Miller jr.)
и «Куколки» (“The Chrysalids”, 1955) Джона Уиндема (John Wyndham).
Действие романа происходит в странных мутированных джунглях, в которых тут и там располагаются бетонные поселения, где живут представители касты Профессоров. Эти самые профессора, как бы не отдающие себе отчет в том, что мир вокруг них изменился до неузнаваемости, проводят бесконечные бессмысленные научные исследования, пишут и редактируют книги и читают доклады на конференциях. В отличие от оптимистических «Страстей по Лейбовицу», в этом романе старая наука не возводится в культ, профессора считают, что социология, история и даже старая биология – мертвые науки, а занятие ими отвлекает людей от решения настоящих проблем. Картер проводит некоторые параллели с «Куколками», где прославляется гуманизм, но не спорит с Уиндемом, а лишь показывает, какие упрощения он себе позволил. (По поводу полемики с «Куколками» стоит при оказии вспомнить, что некоторые аллюзии на этот роман можно найти также в «Черве» [“A Maggot”, 1985] Джона Фаулза [John Fowles]).
Из знаменитых писателей предыдущего поколения, поддавшихся магии нововолновой НФ, нужно назвать по меньшей мере троих: Кингсли Эмиса, Уильяма Голдинга и Дорис Лессинг. Кингсли Эмис (Kingsley Amis), пожалуй, ведущий в этой тройке: он первый подошел к НФ с теоретической стороны – опубликовал «Новые карты ада» (“New Maps of Hell”, 1960) критический обзор достижений фантастов со времен Уэллса вплоть до 1960 года.
Кроме критики Кингсли Эмис занимался также и сочинением собственно произведений НФ. В романе «Переделка» (“The Alteration”, 1976) он, воспользовавшись мотивом альтернативной истории, показал Англию под властью фанатичных католиков (в этом мире протестантизм был задушен в зародыше, а во власти Папы Римского, на престол которого взошел Мартин Лютер, оказался весь мир).
Роман Кингсли Эмиса весьма консервативен в своем одобрении сегодняшней действительности и нынешней цивилизации. Эмис прославляет Великобританию и протестантскую культуру, показывая ее как единственную гарантию подлинного прогресса.
Уильям Голдинг (William Golding) использовал потенциал speculative fiction для размышлений над своей излюбленной темой – существом гуманизма. В прекрасном романе «Наследники» (“The Inheritors”, 1955) он вернулся в доисторические времена, когда наши предки сражались с неандертальцами в битве за Землю.
Сравнение характера нашей расы с характером другой обладающей разумом расы, которую мы истребили, стало наилучшим комментарием кровавых событий середины XX века.
Дорис Лессинг (Doris Lessing) прибегла к конвенции катастрофизма в романе «Дневники выжившей» (“The Memoirs of a Survivor”, 1974), описывая гибель цивилизации, наблюдаемой из окна лондонского жилого дома.
В романе «Пятый ребенок» (“The Fifth Child”, 1988) она представляет читателю историю Бена — ребенка, унаследовавшего потерянный сотни тысяч лет назад ген и воспитывавшегося в человеческой семье подобно подкидышу.
От такого видения НФ, как способа повествования о субъективной действительности, Лессинг перешла в восьмидесятых годах к созданию огромной космической эпопеи – пенталогии «Канопус в Аргосе: Архивы» (“Canopus in Argos: Archives, 1979 — 1983”).
НФ становится в ее представлении общественно-политической аллегорией, в рамках которой писательница ведет обсуждение таких абстрактных идей, как империализм, колонизация или половая борьба.
облако тэгов
