Данная рубрика посвящена новостям фантастического книгоиздания на русском языке. Планы издательств, обложки к ещё не вышедшим книгам, издательские пресс-релизы, обзоры новинок прошедшей недели — всё это будет в единой рубрике. Также в последних числах каждого месяца будет появляться обзор «ожидания месяца» с краткими описаниями наиболее интересных на наш взгляд книг, запланированных на следующий месяц.
Для литературы, не относящейся к фантастической, есть следующие рубрики:
Это Земля, но она совершенно не похожа на нашу планету. Это мир с иными законами биологии, астрономии, физики и истории. Это мир беспрекословного торжества духа над материей, разума над телом. И теперь он может быть разрушен до основания. Иероним Бербелек некогда слыл великим полководцем. Однако, проиграв лишь одну битву, он был сломлен и едва не лишился собственной личности и воли к жизни. Но теперь опозоренный военачальник снова понадобился властителям этого мира, ведь они столкнулись с чем-то, что не поддается описанию и усмирению. Встретившись со своими взрослеющими детьми, которых он не видел многие годы, Иероним получает шанс обрести себя прежнего — и отправляется в Африку, страну золотых городов и бесформенных тварей, в сердце тьмы, где по воле чуждого людям сознания рождаются отвратительные чудеса и ужасающая красота...
Из отзывов на роман:
Этот роман — событие такого же масштаба, как выход книг Нила Стивенсона, «Ложной слепоты» Питера Уоттса или «Гипериона» Дэна Симмонса. Иными словами, «Песни» служат некой пограничной чертой: после них литературный пейзаж должен неизбежно измениться.
Владимир Аренев, «Мир фантастики»
На базовом уровне «Иные песни» принадлежат к жанру научной фантастики, но в них также можно найти элементы политического и философского романа. Это одна из самых амбициозных и масштабных книг в истории польской фантастической литературы.
Дариуш Новацкий, доктор филологических наук, профессор Силезского университета
Этот роман вобрал не только фрагменты учений великих философов от Ксенофана до Шопенгауэра, но и чудесно преображенные образы мировой литературы, от летающего острова Джонатана Свифта до экваториальной психоделики Амоса Тотуолы. Все комплименты заслужены: «Иные песни» — тяжеловесная, но мощная, насыщенная смыслами книга, стальным тараном прошибающая стены жанрового конформизма.
Отличные новости! В продажу поступил (точно поступил, мы проверили) роман "Идеальное несовершенство"Яцека Дукая, которую уже сегодня можно заказать в официальном интернет-магазине издательства Book24. И помните, товарищи, каждый купленный экземпляр "Идеального несовершенства" приближает день выхода на русском языке "Льда"!
"Идеальное несовершенство" — Один из самых уникальных романов о будущем в мировой литературе, для которого переводчику Сергею Легезе с помощью автора, кажется, впервые пришлось изобрести для русского языка целую новую систему склонений, местоимений и окончаний для нового рода будущего, так что читать этот роман поначалу очень непривычно. Подробнее о процессе перевода "Идеального несовершенства" и прочих реалиях переводческой жизни можно почитать в шикарном интервью Сергея Легезы команде сайта АСТ.
Головоломный сюжет, подлинное ощущение будущего, которое представляется совершенно иным и не похожим на настоящее, мир, в котором тело – ничто, само понятие личности изменилось, как и понятие человека. Дукай заново изобретает образовательные процессы, семейные отношения, моду и даже язык. Но прежде всего он показывает результаты генетического улучшения человека и активное проникновение искусственных интеллектов и технологий виртуальной реальности, а также возникающие в результате новую социальную иерархию и гендерную картину.
Аннотация:
В конце XXI века Земля отправляет к странной астрофизической аномалии исследовательскую экспедицию, но, не добравшись до цели, корабль исчезает. Его находят спустя несколько столетий, в XXIX веке, и на борту погибшего судна оказывается лишь один астронавт, Адам Замойский. Он не помнит, что произошло, не понимает, как выжил, и к тому же не значится в списке экипажа, но не это тревожит его в первую очередь. Адам попал в мир, где изменилось само значение слова «человек», где модифицировался язык, где реальность воссоздается, где она изменяема, а само понятие личности трансформировалось до неузнаваемости. Здесь конкуренция является двигателем эволюции, и побеждает тот, кто лучше контролирует ресурсы планеты и сами законы физики. Здесь идет сложная борьба за власть между людьми, инопланетными цивилизациями и постчеловеческими созданиями. Это мир, которому грозит непредставимая опасность, и, как не парадоксально, какое-то отношение к ней имеет таинственный и примитивный пришелец из прошлого, оказавшийся ключевой фигурой игры, ставки в которой он не может даже представить.
Из отзывов на роман:
"Яцек Дукай взял лучшее от "Города перестановок" Игана, предвосхитил находки "Квантового вора" Райаниеми и описал интриги, достойные кисти Мартина в "Песни льда и огня", синтезировав потрясающую постсингулярную научную фантастику. "Идеальное несовершенство" потрясает воображение и заставляет мозг читателя работать на повышенных оборотах."
Green Bear
"Большой подарок для нф-гиков. Любителям твердой научной фантастики очень советую. Думаю, поклонники Уоттса, Игана, Стросса и Райаниеми будут в восторге".
Чтение этого романа – настоящая головоломка, прекрасная тренировка интеллекта. Вы находитесь в постоянном напряжении, но к концу чтения, несомненно, получите удовольствие.
Katedra
При чтении "Идеального несовершенства" вам лучше смириться с невозможностью предвидеть дальнейшие повороты сюжета и действия героев. Тут все не то, чем кажется изначально. Этот роман по-настоящему сумеет вас удивить.
Polter
В "Идеальном совершенстве" есть юношеский оптимизм. Вера в прогресс, интеллект, развитие, открытый мир неограниченных возможностей. И это радует – слишком часто в НФ сейчас доминируют пессимистические нотки.
Esensja
Ну и вот вам напоследок ещё ряд аргументов в пользу прочтения "Идеального несовершенства". Итак, почему его обязательно стоит прочесть?
Во-первых, потому что это красиво (С). Причем — я бы настаивал на такой вот формулировке, даже сняв всю присущую ей ироничность. Роман и правда хорошо сделан. Он, казалось бы, начинается на полуслове, обрушиваясь на читателя бесконечным количеством незнакомых деталек чужого мира — но почти каждая деталь этого мира найдет свое внятное пояснение, расшифровку или хотя бы ремарку в тексте романа. Это — высокий класс авторского умения, как по мне.
Во-вторых это густое переплетение элементов будущего, в которое достаточно легко поверить — хотя картинка и оказывается из тех, что могут нас не обрадовать (все же Дукай довольно честно ставит вопросы насчет моделей постчеловечества не только в плоскости, так сказать, технологической; его не меньше интересуют сдвиги в пространстве социальном и, как следствие, этическом; а этика, с точки зрения автора, становится довольно пластичной в мире, где человеческое тело остается лишь протезом даже в тех точках пространства, где формальная "человечность" все еще остается осью построенного общества).
В-третьих, потому что такого рода книги — явления в достаточной мере уникальные, чтобы не проходить мимо них. По крайней мере, читатель всегда может если не догнать, так согреться — в смысле составить для себя впечатление, что такое хорошая НФ и насколько дружественны тут нынче интерфейсы для всякоразных отчаянных гуманитариев (включая в число этих вот и меня самого, кстати).
В-четвертых, роман прекрасная иллюстрация к вопросу "есть ли жизнь на Марсе" — в смысле, существует ли "hard-SF" за рамками англоязычной литературы; да, видим мы, существует; причем, она в силах быть хорошей научной фантастикой, оставаясь еще и хорошей литературой. Остается лишь позавидовать, что такое удалось в Польше.
Наконец, в-пятых, этот роман привлекателен тем, что оставляет шанс для каждого из нас перед лицом будущего; шанс понять и шанс сохранить достоинство там, где изменения неизбежны. Так что — ждем и смазываем механизмы, чего ж уж.
1. Яцек Дукай — один из самых ярких, самобытных польских авторов твердой НФ.
2. Дукай взял лучшее от "Города перестановок" Игана, предвосхитил находки "Квантового вора" Райаниеми и описал интриги, достойные кисти Мартина в "Песни льда и огня".
3. Тот редкий случай, когда в твердой НФ есть история героев и даже сюжет!
4. "Идеальное несовершенство" подготовит вас к любым достижениям науки и техники в ближайшие пять-шесть веков.
5. А также роман позволит прочистить, разогнать и раскрутить шестеренки вашего интеллекта на максимальные обороты.
Писатель, составитель антологий, эксперт по польской фантастике Владимир Аренев добавляет:
1. Я не назову Яцека Дукая "лицом современной польской фантастики" или "флагманом" -- нет. Он настолько опережает большинство своих коллег, что говорить разве что можно о "форпосте". Дукай всегда впереди и чуть в стороне: им восхищаются и любители жанровой твёрдой НФ, и читатели мейнстрима. Пожалуй, единственное сопоставимое по дарованию и масштабу имя -- Станислав Лем, но Дукай, на мой взгляд, выбирая между идеей и художественной составляющей не пренебрегает последней.
2. Каждая книга Дукая -- событие, без малейшего преувеличения и каких-либо скидок на пафос рекламных постов. Он умеет раздражать, вызывать недоумение описываемым миром, быть некомфортным для читателя поначалу -- но когда вы преодолеваете первых несколько страниц и начинаете понимать, как всё устроено, вы восхищаетесь тем, насколько автор умеет отстраивать создаваемый им миром и насыщать его оригинальными идеями.
3. Каждая книга Дукая -- это неожиданность. Предыдущий читательский опыт вам не поможет: в новый мир вы входите без карт и компаса, но путешествие того стоит.
4. Официальные переводы Дукая -- это кропотливая работа переводчика Сергея Легезы, вычитанная и завизированная лично автором. В случае с Дукаем это особенно важно, поскольку у него "как" важно не менее, чем "о чём".
5. "Несовершенство" Дукай написал в тридцать лет. Если задуматься, это потрясает: Кинг в тридцать лет издал "Сияние", у Лема только вышли "Астронавты", Анджей Сапковский ещё не взялся за перо... У Дукая это -- третий роман, после "Чёрных океанов", "Иных песен" и ряда мощнейших повестей.
И подводит итог Николай Кудрявцев:
1. Яцек Дукай – главная звезда польской фантастики и литературы начала XXI века, которого называют «настоящим приемником Станислава Лема».
2. Дукай — Семикратный лауреат премии имени Януша А. Зайделя, четырехкратный лауреат премии имени Ежи Жулавского, лауреат Европейской литературной премии, премии фонда им. Костельских, медали «За заслуги в культуре Gloria Artis».
3. «Идеальное несовершенство» — один из самых необычных и уникальных романов, выходивших в жанре НФ за последние пятнадцать лет, аналогов которому практически не найти.
4. Завораживающая своей красотой и масштабностью панорама прогресса человеческой цивилизации, совмещающая строгость научной фантастики в духе Питера Уоттса с выверенным стилем и увлекательным сюжетом.
5. «Идеальное несовершенство» — это настоящая головоломка, проникнутая верой в прогресс и интеллект, редкий пример оптимистического взгляда на будущее человечества.
В феврале в серии «Звёзды научной фантастики» выходит роман Яцека Дукая «Идеальное несовершенство» в вашем переводе. Насколько нам известно, Яцек Дукай знает русский язык и очень трепетно относится к переводам, сам их проверяет и авторизует. Как обстояла ваша работа над переводом «Несовершенства»?
К тому моменту, как я начал переводить роман, у меня уже был опыт общения с автором: мы довольно много переписывались, пока я переводил «Иные песни». Яцек Дукай и правда очень требовательный автор. Требовательный, прежде всего, к себе — но оттого и к другим, и к переводчикам — в частности. Насколько мне известно, он не менее плотно общается и с переводчиками его романов на английский (в частности, с теми, кто работает над переводом его opus magnum, романа «Лед»). К тому же он действительно хорошо знает русский (достаточно хорошо, чтобы, например, поддерживать двуязычную беседу с русскоязычными — и украиноязычными, кстати, — читателями, как это было на прошлогоднем львовском «Форуме издателей»). Он — представитель того поколения, которое учило русский в школе, к тому же, он активно возобновлял эти свои знания, пока работал надо «Льдом» (сбор материала предполагал обильное чтение русскоязычных первоисточников).
И именно из-за Яцека Дукая я получил эдакий переводческий «стокгольмский синдром». Существует ведь два полюса реальных переводческих стратегий: первая — «дополняй-и-объясняй», где переводчик тянет автора к читателю, выступая одновременно почти соавтором («boromir smiled», в общем); вторая — суровый буквализм, где калькируются авторские языковые решения; первая стратегия притягательна и всегда позволяет переводчику говорить «это не бага, а фича», вторая — всегда отчего-то довольно мучительна, ресурсоемка и часто находится в шаге от решений, имеющих лишь частичное отношение к художественному переводу (и еще тут всегда возникает проблема контроля за редактированием, необходимости предварительно объяснять, отчего в этом конкретном месте абзац выглядит именно так, как он выглядит).
И вот я отослал перевод «Иных песен» автору — и оказалось, что он (вот кто бы мог подумать!) куда больше ценит то, что сделал он сам, чем переводческие «изменения-и-дополнения»; пометок вроде: «тут в польском тексте другое слово» или «этих слов в романе нет» — оказалось в возвращенном куске текста в количестве. Плюс именно в переписке с автором пришлось вырабатывать и тот специфический язык «польского текста о грекоцентричном мире, работающем на основе метафизики Аристотеля», который, полагаю, не мог не вызывать некоторый ступор у неподготовленного читателя.
Но отчего приятно работать с Дукаем — он не только ставит переводчику вопросы и говорит о своих сомнениях; он активно помогает понять, что именно автор хотел сказать, используя такие-то и сякие-то приемы или вставляя вот это вот заковыристое слово, которое — нет, совершенно не нужно заменять более простым и понятным аналогом. Такая работа очень дисциплинирует переводчика, закрепляет в голове определенные ориентиры и дает представление о твоей, как переводчика, свободе при обращении с авторским текстом.
Когда позже я работал над переводом «Сезона гроз» Сапковского, именно это мешало сильнее всего: с одной стороны, был авторский язык (усложненный специфической лексикой, где Сапковский с удовольствием показывает свою языковую эрудицию или где он начинает играть со стилями); с другой стороны — корпус текстов «геральтианы», очень целостно переведенной Е. Вайсбротом (но язык которой стал «вайсбротовским» не в меньшей степени, чем он был «сапковским»). Первый вариант показался мне куда честнее, а вот читатели раз за разом спрашивали недоуменно: «а зачем же такие странные слова в привычном нам Сапковском?».
А общаетесь ли вы во время работы с другими авторами?
Это довольно коварный вопрос. В принципе, у переводчика необходимость общения с автором возникает как минимум когда становится ясным пространство непонятности и непонятости текста. А это, во-первых, это система ономастики и топонимов: в польском языке принято переносить в текст иностранные названия, имена и фамилии ровно так, как они пишутся на языках, откуда взяты; соответственно, раз за разом возникают вопросы «как это звучит» (поскольку для привыкшего к кириллице человека отнюдь не прозрачным является соответствие «Peugeot» и «Пежо», например). Во-вторых, это скрытые цитаты, которые отнюдь не обязательно улавливаются переводчиками (например, любое пафосное изречение героев Яцека Пекары о Христе заставляло забивать фразу в поисковик — не является ли она оригинальной или измененной евангельской цитатой; ровно так же в русском переводе Сапковского утерян целый ряд скрытых цитат, которые автор использовал в «Саге о Геральте»). Наконец, в-третьих, это социальный и культурный контекст упоминаемых авторами реалий (например, в любом романе, действие которого происходит между 1950-ми и 1980-ми годами, во времена ПНР, всегда есть понятные для польских читателей, но совершенно неявственные для читателя иноязычного культурные маркеры — всякоразные соответствия нашего «брежневского застоя» или «кукурузы — царицы полей»).
Но тут проблема, как мне кажется, в другом: переводчик, чтобы начать искать ответы на возникающие по тексту вопросы, должен вообще понять, что он столкнулся с чем-то, что этот вопрос подразумевает. И — да, тут-то общение с автором может помочь. Скажем, когда я переводил несколько повестей и рассказов из цикла «Последняя Речь Посполитая», подсказки автора, густо намешавшего в рассказы культурных (и поп-культурных) реалий, привычных для простого поляка, были очень и очень полезны.
Действие «Идеального несовершенства» разворачивается в будущем, в XXIX веке, в мире, в котором люди уже не вершина эволюции, а лишь меньшинство среди новых «постлюдей». Они — новая ступень в стремлении людей к совершенству, интеллект без тела, который при необходимости можно перенести в любое тело. Поэтому, чтобы избежать проблем с использованием родов (когда пол собеседника неясен или неизвестен), был разработан новый грамматический род, и вам в процессе перевода на русский по сути пришлось изобретать новые склонения, местоимения и окончания для этого грамматического рода. Как вы справлялись с этой переводческой задачей?
С этой переводческой задачей мы справлялись на пару с автором, поскольку для Дукая именно этот момент перевода очень важен (например, он говорил, что местоимения и склонения из «Идеального несовершенства» вполне прижились в среде польских трансгендеров — то есть, начали реально влиять на мир «здесь-и-теперь»). Я предложил несколько развернутых вариантов: как звучит местоимение, какие могут быть окончания, каких окончаний быть НЕ может, несмотря на всю их благозвучность для чужого уха. Пару раз мы поиграли с довольно большими — с главу-две — кусками текста, чтобы понять, что выходит и как это будет работать. В конце концов, остановились на варианте, который в базовых своих решениях оказался достаточно близок к авторскому.
Однако, усложненность задачи с этой игрой-в-новый-род-вне-родов состояла еще и в реалиях мира, описанного автором. Любое постчеловеческое существо в романе Дукая может принимать произвольный вид (или хотя бы разрешенный в рамках текущей Традиции, своего рода базового свода законов и установлений, регламентирующих характер жизни в локальных пространствах места и времени) — в частности, мужской или женский. Во всех случаях, когда в тексте речь идет о реакциях этой т. н. «манифестации», используется род плоти этой манифестации (мужской или женский, в привычной для нас грамматике); когда же речь идет о том, кто таким вот образом «манифестируется» — снова используется грамматика постчеловеческих сущностей. Это довольно выматывает в смысле необходимости отслеживать соответствие текста придуманным автором (и отчасти переводчиком) правилам и, возможно, кажется несколько переусложненным, но к этому довольно быстро привыкаешь.
Впрочем, Дукай и вообще уникальный в отношении работы с языком автор: чуть ли не для каждого своего произведения он создает языковые формы, которые соответствуют самой логике этого мира; порой это кажется ужасно расточительным — но это безумно интересно в смысле и переводческого усилия в том числе.
Часто ли вы работаете с текстами, для которых автор создает новый язык, новые категории или сложную терминологию?
Короткий ответ был бы: достаточно часто. Длинный — подразумевал бы обширную экскурсию в особенности польской фантастики (особенности не только языковые, но и идейные, культурные, идеологические). В сокращенной версии можно обратить внимание, что польские авторы — начиная с Лема и, особенно, с т. н. «социологической фантастики» 1970-80-х (круг авторов, идейно и идеологически близких к Янушу Зайделю), — активно играют на поле, скажем так, «миростроительства». До какого-то момента это выполняло функцию защитной реакции на цензуру, однако — вошло, кажется, в привычку. Сначала меня эта фонтанирующая креативность каждого второго читаемого текста несколько смущала, но потом стала радовать. Поскольку — это ведь очень честная работа: если ты создаешь мир, отличный от нашего, ты должен понимать, что отличаться он будет и в способах называния/описания окружающей действительности. Российские авторы, кажется, очень редко обращают внимание на такую возможность (и тем, кстати, ценней, когда — обращают: как это делает великолепный Сергей Жарковский, например).
Для польских авторов — это довольно разная игра. Дукай, например, может создать свой специфический язык (как он делал это в «Идеальном несовершенстве» или в романе «Лед»); Павел Майка в романе «Мир миров» (тут так и хочется написать «Мир міров», поскольку в названии есть эта отсылка к концу войны — и зеркалка по отношению к «Войне миров»Г. Уэллса) — создает густое варево описаний мира, измененного инопланетным вторжением и материализованными национальными легендами; Лукаш Орбитовский в своих рассказах активно использует молодежный сленг... Примеры можно было бы длить и длить.
Можете рассказать, над какими переводами работаете сейчас, или пока это тайна для читателей?
Я бы скорректировал этот вопрос следующим образом: «чего ждать в обозримом будущем» (имея в виду те переводы, которые сданы в издательства — или работа над которыми продолжается и не представляет собой информацию, разглашать которую пока что рано).
Во-первых, буквально с недели на неделю выходит пятая антология, которую прекрасный писатель и не менее талантливый составитель сборников Владимир Аренев делает для украинского издательства «Клуб семейного досуга». Это сериясборников, первый из которых вышел еще в 2015 году — и они, как мне кажется, достаточно оригинальны по своему составу: тут собраны как отечественные, так и иностранные авторы; в числе последних — и авторы польские, я же переводил для этой антологиирассказАнны Каньтох из ее историко-детективно-фантастического цикла о Доменике Жордане. Как по мне — это очень неплохой рассказ очень здоровского автора.
Во-вторых, сдан перевод двух сборников рассказов Яцека Комуды, где главный герой — небезызвестный нам Франсуа Вийон, поэт и преступник. Это довольно мрачные истории, происходящие в очень качественно изображенном средневековом мире.
Наконец, в-третьих, вовсю идет работа над пятым томомциклаРоберта М. Вегнера о Меекханской империи и ее окрестностях. Книга большая, потому в ближайшее время меня ждет изрядный кусок работы.
А нам одобрили обложку нового тома из серии "Звезды научной фантастики". Встречайте: Яцек Дукай — "Идеальное несовершенство". Один из самых уникальных романов о будущем в мировой литературе, для которого переводчику Сергею Легезе с помощью автора, кажется, впервые пришлось изобрести для русского языка целую новую систему склонений, местоимений и окончаний для нового рода будущего, так что читать этот роман поначалу очень непривычно.
Головоломный сюжет, подлинное ощущение будущего, которое представляется совершенно иным и не похожим на настоящее, мир, в котором тело – ничто, само понятие личности изменилось, как и понятие человека. Дукай заново изобретает образовательные процессы, семейные отношения, моду и даже язык. Но прежде всего он показывает результаты генетического улучшения человека и активное проникновение искусственных интеллектов и технологий виртуальной реальности, а также возникающие в результате новую социальную иерархию и гендерную картину.
При этом это Яцек Дукай, один из самых выдающихся авторов Польши на настоящий момент, лауреат премии Европейского Союза по литературе, автор «Льда», пожалуй, самого значительного романа Восточной Европы последних двадцати лет, наследника одновременно литературных традиций Станислава Лема и Витольда Гомбровича. Поэтому, несмотря на столь головоломные темы, это еще и по-настоящему выдающаяся, во многом экспериментальная проза.
Аннотация:
В конце XXI века Земля отправляет к странной астрофизической аномалии исследовательскую экспедицию, но, не добравшись до цели, корабль исчезает. Его находят спустя несколько столетий, в XXIX веке, и на борту погибшего судна оказывается лишь один астронавт, Адам Замойский. Он не помнит, что произошло, не понимает, как выжил, и к тому же не значится в списке экипажа, но не это тревожит его в первую очередь. Адам попал в мир, где изменилось само значение слова «человек», где модифицировался язык, где реальность воссоздается, где она изменяема, а само понятие личности трансформировалось до неузнаваемости. Здесь конкуренция является двигателем эволюции, и побеждает тот, кто лучше контролирует ресурсы планеты и сами законы физики. Здесь идет сложная борьба за власть между людьми, инопланетными цивилизациями и постчеловеческими созданиями. Это мир, которому грозит непредставимая опасность, и, как не парадоксально, какое-то отношение к ней имеет таинственный и примитивный пришелец из прошлого, оказавшийся ключевой фигурой игры, ставки в которой он не может даже представить.
Из отзывов на роман:
Чтение этого романа – настоящая головоломка, прекрасная тренировка интеллекта. Вы находитесь в постоянном напряжении, но к концу чтения, несомненно, получите удовольствие.
Katedra
При чтении "Идеального несовершенства" вам лучше смириться с невозможностью предвидеть дальнейшие повороты сюжета и действия героев. Тут все не то, чем кажется изначально. Этот роман по-настоящему сумеет вас удивить.
Polter
В "Идеальном совершенстве" есть юношеский оптимизм. Вера в прогресс, интеллект, развитие, открытый мир неограниченных возможностей. И это радует – слишком часто в НФ сейчас доминируют пессимистические нотки.
облако тэгов
