Виноградов А.Е. Культура длинных курганов в свете варяжской проблемы // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Исторические науки. 2020. №1(37). С. 8-20.

цитата

Различные версии этнической принадлежности культуры псковских длинных курганов имеют существенные недостатки, главным из которых является несоответствие археологических концепций письменным источникам. Предлагается объединить решение данной проблемы с другой, имеющей, наоборот, более письменное, чем археологическое, описание, — варяжской. Создателями указанной культуры, возможно, были именно летописные варяги, представления об этнической природе которых, в свою очередь, нуждаются в серьезной корректировке.

Ключевые слова: культура длинных курганов; варяги; Балтика; славяне; гунны; «Повесть временных лет».

с. 8-11:

Открытие раннесредневековых захоронений курганного типа в Восточной Прибалтике и Псковско-Новгородских землях положило начало дискуссии об их этнической принадлежности. И.А. Брандт посчитал могильные памятники удлиненной формы славянскими. А.А. Спицын приписал их в итоге «скорее всего, литовской народности».

По мере расширения ареала и видов памятников, сформировалось представление о псковских, смоленско-полоцких курганах и еще ряде их локальных вариантов, объединяемых в общую культуру длинных курганов (КДК), считающуюся «одним из самых заметных явлений на археологической карте Восточной Европы».

По мнению В.В. Седова, формирование КДК следует связывать с первой волной славянской миграции из Средней или Центральной Европы, датируемой V веком. Лунничные височные украшения, детали поясных наборов, ножи — все эти находки на «курганном» севере вписываются в контекст «центрально-европейских древностей», связаны с переселениями более-менее значительных групп из Среднего Подунавья.

По Г.С. Лебедеву, носители КДК на территории Северо-Западной Руси использовали те же типы и формы вооружения, украшений, что и их современники в «варварском мире» германских племен пограничья Римской империи. В регионе КДК распространены такие дунайские предметы, как формы для отливок украшений и сами отливки.

Однако после того как ранние памятники КДК были обнаружены даже в Вологодской области, ассоциация их со славянами оказалась затрудненной, это стало «исторически невероятно». Славяне массово расселились не только там, но даже в Верхнем Поднепровье значительно позже носителей КДК.

Постепенно славянская теория стала претерпевать изменения, допуская на разных этапах генезиса КДК более широкий спектр этносов: германцев, славян, балтов и германцев, финского субстрата.

Согласно Е.Р. Михайловой, ядро КДК формируется, начиная с середины V века в Мазурах, Пруссии, Самбии, ряде районов Литвы и связано «с появившимися здесь группами хорошо вооруженных и организованных людей» и влиянием культуры западнобалтских курганов.

В конце VI–VII веков в этом регионе своего зарождения сооружение курганных могильников прекращается, но переживает «демографический подъем» и расцвет КДК на полоцко-псковской территории. Вероятно, это свидетельство быстрой миграции на северо-восток, маркерами которой могут служить следы разрушений на балтских городищах V века, а также найденные там стрелы «гуннского» типа, видимо, дунайского происхождения.

Альтернативой миграционной были и есть «туземные» версии, например финская, балтийская с финскими локальными вариантами. Однако и они не могут объяснить отличий КДК от классических финских и балтских культур, ее оригинальных черт на всей указанной территории, отчего все чаще допускают смешение в рамках КДК элементов разного происхождения.

По мнению Б.Г. Лыча, эта мультикультурность предопределялась в том числе сугубо воинским характером первых мигрантов. Различия предметов женской субкультуры в западном и восточном ареале КДК и, напротив, единство набора предметов мужского обихода объясняются тем, что относительно однородная масса пришлых воинов брала жен из покоренного местного населения, различного на западе и востоке.

Как бы то ни было, при всех своих этнических и гендерных нюансах КДК демонстрирует «фактическое единство», черты внутреннего «культурного сходства на обширной территории от Поднепровья до Мологи». Такие черты трудно представить без наличия «системообразующего» этноса, который не мог не оставить свое имя в истории.

По мнению Лебедева, самоназванием носителей КДК «мог быть восстанавливаемый по топонимическим данным этноним типа “выра”». Однако названия «выра» или «выру» по своей природе (эст. voru — «запруда » или «каменистое место») определенно носят локальный характер, но географическому размаху КДК никак не соответствуют. В то же время на обширной территории Новгородских земель присутствует другой куст гидро- и топонимов: Веряжа, Верегово, Вареги и т. д., — который также связывается с названием народа, только известного по летописям как варяги.

На наш взгляд, указанную область названий можно расширить: Верегонец недалеко от Белозерска (Белоозера), летописная вотчина Синеуса; Варыгино в Псковской области; Варегово близ Ярославля и др. Мало того, с тем же корнем можно сопоставить выявленные Р. Экблумом более десятка названий с корнем vareg, varez, v(w)areng, встречающиеся от Повисленья до Литвы. Территория гипотетически оставившего эти названия этноса оказывается непомерно большой, если видеть в нем шведов. Однако вполне сопоставимой с районами, которые лежали на пути от Дуная до места зарождения КДК, и ареалом ее позднейшего распространения.

Нельзя не заметить, что летописная территория варягов, в общем соответствует ареалу КДК. Согласно этнографическому введению «Повести временных лет» (ПВЛ), «Пруси и Чюдь приседают к морю Варяжскому; по сему же морю седят Варязи... к востоку до предела Симова». При двойственности географическо-этнонимических представлений русских летописей, связанной с разными толкованиями сюжета о разделе мира между сыновьями Ноя и дополнениями к нему «молодых» народов, «предел Симов» мог смещаться с юго-востока к границам Волжской Булгарии. Булгары, как и другие тюрки в русских толкованиях Библии, потомки либо Авраама от Агари, либо его племянника Лота, в любом случае ветвь Симовых потомков, которая не могла не отразиться в «генеалогической» географии ПВЛ.

По данным арабских и персидских авторов, часть варягов (Варанг, Варанк, Вараиг) обитала на востоке от Варяжского моря, как и булгары, и народы Прикамья. И владимиро-суздальские князья называли волжских болгар «соседи наши». Можно предположить, что составитель этнографического введения отражал ситуацию, когда соседями булгар выступали предшествовавшие суздальцам варяги, еще при Рюрике укрепившиеся, согласно ПВЛ, на востоке Руси вплоть до Мурома.

Нельзя не отметить, что и памятники КДК на русском Северо-Востоке, по меркам Восточной Европы, совсем не далеки от «соседей наших»: в частности, еще Спицыным, а затем Седовым отмечались объекты указанной культуры и в Ярославском Поволжье.

Множество существующих версий о происхождении варягов, которых еще М.П. Погодин перечислял не меньше девяти, не соответствует археологическим данным о КДК. Так, локация древнейшего Изборска – Труворова городища вдали от водных путей (что характерно для КДК, но странно с точки зрения «норманнской колонизации»), преобладание в нем керамических комплексов КДК и вместе с тем отсутствие в нем заметных следов норманнского пребывания, заставили археологов констатировать, что раскопки «не дали прямого подтверждения сюжету о Труворе».

Другое дело поселения, известные из источников как варяжские. Так, местечко Выбуты под Псковом, где, согласно Житию св. княгини Ольги, родилась она от предков «рода варяжьска… от простых бяше человек», любопытно тем, что рядом с ним в соответствии с картой Седова отмечается скопление памятников КДК.

Cледы происхождения не только Ольги, но и новгородцев «от рода варяжьска» остались в позднейшем населении, но норманны и славяне здесь ни при чем. Население русского Северо-Запада имеет высокую степень генетического сходства с жителями Северо-Восточной Польши (Сувалки), в свою очередь, отличающимися от литовцев и поляков. Показательно, что этот регион примерно соответствует уже отмеченному Михайловой месту зарождения будущей КДК.

Нельзя не обратить внимание на еще один момент. Русские завоевания в Прибалтике в XI–XII веках во многом совпадают с местным ареалом исчезнувшей здесь чуть раньше КДК. Так, длинные курганы были распространены в Юго-Восточной Эстонии. Такое впечатление, что потомки варяжских князей отвоевывали земли, которые считали своими.

Противоречие предположения о варяжском генезисе КДК летописному рассказу о приходе варягов «из заморья», к тому же лишь в IX веке, кажущееся. «Заморье» находилось в раннем Средневековье под воздействием того же этнокультурного импульса из Подунавья, что и русский Северо-Запад. Источники говорят о присутствии на Балтике роксоланских (Roxolanorum) и савроматских (Sauromatum) групп, короли которых носили тюркские имена (Czienbech), или о явных «турках» (Turci), о «собравшихся из различных племен» видивариях. О «хуннских» (Hunorum) царях и воинах или, по крайней мере, степных обычаях, о том, что мигрировали на север амаксовиты: аланы и «много римского народу».

с. 13:

На наш взгляд, логичнее следующее рассуждение: если и приглашали варяжских князей из-за моря, то не уже изгнавшие их племена, а такие же варяги, только «местные», в рамках междоусобной борьбы внутри одной этнической элиты. Один из редакторов ПВЛ назвал приглашавших словенами, что соответствовало изменившейся к тому времени этнической картине Восточной Европы. Именно этническая или как минимум культурная близость между приглашавшим князей этносом русского Северо-Запада и приглашаемыми, на наш взгляд, и могла способствовать появлению грандиозного торгового предприятия, описываемого археологами как Балтийско-Донской, Волжско-Балтийский путь. Возникнуть в рамках других этнических сообществ этому предприятию было затруднительно. Например, норманны не оставили в Восточной Европе ярких следов своего пребывания в IX – начале X века.

Зато маршрут Волжско-Балтийского пути в его различных вариантах пролегал в значительной мере через территорию КДК. А ее носители активно встроились в трансъевропейскую торговлю: в противоположность первым памятникам КДК, расположенным вдали от речных торговых путей, ее памятники позднего периода привязаны к берегам Волги.

Взаимной «комплиментарности» участников торгового пути могли способствовать общие традиции. Так, «суровый мужской быт» курганных культур Восточной Европы восходит к «среде германских варваров на римской службе». Сюда же, вероятно, следует добавить наличие lingua franca. Еще разноплеменные дружинники Аттилы на Дунае употребляли в том числе «авсонийский» диалект латыни. Не видим ничего невозможного в том, что язык взаимного общения сохранялся на новых местах обитания бывших дружинников и их потомков. Отмечается важность личных отношений для торговли того времени; очевидно, что без языка наладить такие отношения сложно. В этой связи выдвигалось предположение, что и этноним «варяги» имеет латинское происхождение с семантикой, отражавшей разноплеменной характер ядра нового объединения.

В рамках статьи трудно рассмотреть все вопросы, связанные с варяжской проблемой, но возможно обрисовать общую схему предлагаемой гипотезы. Мультиэтничная масса переселенцев, которая создала КДК, была только частью миграционной волны из Подунавья, которая достигла также южных берегов и островов Балтики. Все расселившиеся на огромной территории потомки дунайских мигрантов в русской летописной традиции объединялись в один народ — варяги.

Виноградов Алексей Евгеньевич (1963-) — кин, сотрудник отдела летописей ГБЛ, независимый исследователь.[/i]