В июньском плане — фантастически красивая новинка: "Костяные часы"Дэвида Митчелла. Почему новинка? Потому что, кроме названия и обложки, у романа, выходившего ранее под названием "Простые смертные", многое изменилось внутри, в самом тексте. Более того — есть весьма убедительные причины утверждать, что книга новая и выходит впервые, поскольку в том виде, в каком текст предстаёт как "Костяные часы", он на русском не издавался.
Для начала — данные издания.
978-5-389-16277-8
768 страниц
Аннотация:
В новом переводе — великолепный роман современного классика Дэвида Митчелла, дважды финалиста Букеровской премии, автора таких интеллектуальных бестселлеров, как «Сон №9», «Облачный атлас», «Голодный дом» и другие. В «Костяных часах» Митчелл продолжает и развивает темы, затронутые в «Облачном атласе» и углубленные в «Голодном доме». «Прекрасная история, прекрасный язык, всё прекрасно, — писал о “Костяных часах” Стивен Кинг. — Один из лучших романов года, ничуть не уступающий долгожданному “Щеглу” Донны Тартт по литературной глубине». «Триумфальное, ошеломительное, головокружительное путешествие по всему миру, — вторила ему в своей рецензии маститая Урсула Ле Гуин. — Пугающие тёмные глубины “Костяных часов” дерзко скрыты за остроумными фокусами и словесными кружевами, которые сплетает неподражаемый рассказчик Дэвид Митчелл».
Итак, познакомьтесь с главной героиней: «Холли Сайкс, простая английская девушка, ничем не уступает Холдену Колфилду» (Booklist). Однажды жарким летним днём она сбегает из дому: своенравный подросток, бунтарка с разбитым сердцем, невольная пешка в тайном глобальном конфликте. Когда-то она слышала голоса «радиолюдей» — теперь же тайна одного потерянного уикенда аукнется в различные ключевые моменты её жизни. И год за годом она ломает голову, что же имел в виду семилетний братишка Джеко, вручив ей картонку с «инфернальным лабиринтом» и велев заучить его наизусть: «Когда идёшь по этому лабиринту, Мрак неотступно следует за тобой»…
«“Костяные часы” — превосходная работа мастера, которую с удовольствием можно читать и как литературную загадку, и как необыкновенную историю жизни обычной женщины на протяжении шести бурных десятилетий» (San Francisco Chronicle).
Перевод с английского Александры Питчер
Оформление Виктории Манацковой
Иллюстрация на обложке Нила Маррена (Neal Murren)
Несколько слов о переводе. Желания устраивать дискуссию уровня "наш перевод лучше" нет. Хочется просто поделиться тем, что читатели смогут найти в книге "Костяные часы" в издании от "Азбука".
1. Новый перевод (для сравнения время ещё будет, пока достаточно самого факта).
2. Сцена, которой не было в предыдущих изданиях на русском.
3. Послесловие автора.
4. Послесловие переводчицы с историей о возвращении в текст "изъятого эпизода" (её определение) или "удалённой сцены" (определение ответредактора издания Александра Гузмана).
5. Несколько десятков страниц комментариев к тексту (для определённой группы читателей такие допматериалы — настоящий подарок).
6. Помимо комментариев — список "перекрёстного опыления" (определение переводчицы) по образу и подобию того, чем были дополнены комментарии к роману "Голодный дом" — отсылки к другим произведениям автора, создающие из текстов его книг одну большую вселенную.
7. Несколько правок в тексте, которых не было даже в оригинальном издании. Все они отдельно обговаривались с писателем и были удостоены его похвалы — за внимательное отношение к тексту.
Не исключено, что это ещё не всё, но пока достаточно и этого, чтобы составить общее представление об издании. Одно ясно уже сейчас: работа над русским изданием романа проведена внушительная.
Дополнительно всех, кто читал роман ранее, ожидает сюрприз, о котором милости просим поговорить после выхода романа в теме, посвящённой творчеству автора. Заодно и задание самым внимательным и въедливым читателям найти этот сюрприз и определить, когда выйдет книга, что изменилось в общем ходе повествования.
В качестве бонуса — один из рифмованных эпизодов в тексте романа "Костяные часы". Оцените ритмику текста и найдите сами, когда книга выйдет в продажу, другие фрагменты, в которых так же можно ощутить стихотворный ритм. Можно зачитывать под подходящий бит.
Оригинальная обложка. Издание 2014 года. Издательство Sceptre
ОРИГИНАЛ
“The Buried Bishop’s a gridlocked scrum, an all-you-can-eat of youth: ‘Stephen Hawking and the Dalai Lama, right; they posit a unified truth’; short denim skirts, Gap and Next shirts, Kurt Cobain cardigans, black Levi’s; ‘Did you see that oversexed pig by the loos, undressing me with his eyes?’; that song by the Pogues and Kirsty MacColl booms in my diaphragm and knees; ‘Like, my only charity shop bargains were headlice, scabies, and fleas’; a fug of hairspray, sweat and Lynx, Chanel No. 5, and smoke; well-tended teeth with zero fillings, revealed by the so-so joke — ‘Have you heard the news about Schrodinger’s Cat? It died today; wait — it didn’t, did, didn’t, did…’; high-volume discourse on who’s the best Bond … Sartre, Bart Simpson, Barthes’s myths; ‘Make mine a double’; George Michael’s stubble; ‘Like, music expired with the Smiths’; and futures all starry; fetal think-tankers, judges, and bankers…power and money, like Pooh Bear and honey, stick fast — I don’t knock it, it’s me; and speaking of loins, ‘Has anyone told you you look like Demi Moore from Ghost?’; roses are red and violets are blue, I’ve a surplus of butter and Ness is warm toast.”
БЫЛО
«Берид Бишоп» славится своим превосходным гриль-ассортиментом и всем-что-ты-можешь-взять-в-юности: «Стивен Хокинг и Далай-лама правы: в основе их учений – одна и та же истина»; короткие джинсовые юбки, рубашки «Gap and Next», кардиганы под Курта Кобейна, чёрные ливайсы; «Ты видела, как эта сексуально озабоченная свинья возле сортира прямо-таки раздевала меня глазами?»; «Ох, от этой песни «the Pogues» и Кирсти Маккол у меня дрожат колени и ёкает под ложечкой»; «Единственный прок от этой благотворительной лавки – вши, блохи и чесотка»; дымная духота, наполненная запахами лака для волос, пота, дезодоранта и «Шанель №5»; отлично ухоженные зубы с полным отсутствием пломб, которые с удовольствием демонстрируют в ответ на весьма посредственную шутку: «А ты слышал новость о коте Шрёдингера? Он сегодня умер; погоди-ка… нет, не умер, нет, всё-таки умер, нет, не…»; разговор на повышенных тонах о том, кто лучше сыграл Джеймса Бонда или кто лучше в «Pink Floyd» – Гилмор, Уотерс или Сид; рассуждения о гиперреальности и о соотношении доллара и фунта; споры о Сартре; перескакивание с Барта Симпсона на «Мифологию» Барта; «Двойной, пожалуйста!»; хороша ли щетина Джорджа Майкла?; «Это похоже на «Smiths», нет, музыка окончательно выдохлась!»; все сплошь урбанисты, причём большинство – из знатных дворянских семейств; их глаза и надежды на будущее сияют, как звёзды; с момента зачатия они уже чувствуют себя государственными мыслителями, судьями и банкирами, хотя пока и in statu pupillari; они уже прорастают из лона всемирной элиты (или, чёрт возьми, очень скоро прорастут!); власть и деньги, как Винни-Пух и мёд, мгновенно прилипают друг к другу – тут я никого не стану критиковать, я и сам точно такой же; а что касается «лона элиты», то «разве вам не говорили, что вы похожи на Деми Мур в фильме «Привидение»?»; в общем, розы красные, фиалки голубые, у меня есть масло, а Несс похожа на тёплый, только что из тостера, ломтик хлеба, так что…
Оригинальная обложка. Издание 2014 года. Издательство Random House
СТАЛО
В «Погребённом епископе» жуткая давка и толкотня, неуёмное пиршество юных духом и телом; «Хокинг и Далай-лама — вот кто герои дня»; короткие джинсовые юбки, рубашки из «Гэп» и «Некст», кто-то весь в белом, кардиганы как у Курта Кобейна, чёрные ливайсы; «Нет, ты глянь, как этот озабоченный мудак у сортира на меня уставился!»; от голоса Кирсти Маккол и The Pogues ёкает сердце, а ноги не держат вообще; «Угу, отоварился в благотворительной лавке — приобрёл коросту, чесотку и вшей»; удушливое амбре — лак для волос, пот, «Акс», «Шанель № 5», табачный смог; сверкают отбеленные, ухоженные, без единой пломбы зубы в ответ на дурацкую шутку: «Слыхали, кот Шрёдингера сегодня сдох? Нет… нет, не сдох, а жив, или всё-таки сдох...»; громкие дебаты о лучшем Джеймсе Бонде, о Гилморе, Уотерсе и Сиде из «Пинк Флойда»; разглагольствования о гиперреальности всего на свете, о стерлингово-долларовом паритете, о Сартре, o Бартe Симпсонe и о «Мифологиях» Барта; «Мне двойной, дубина!»; у Джорджа Майкла стильная щетина; «После The Smiths музыки в принципе нет...»; а вокруг весь этот кордебалет таких высококультурных, привилегированных, интеллигентных почти как я; их глаза, их чаяния, их карьеры сияют ярче звезд; даже в утробе они ощущают себя в полный рост — государственные мужи, вершители судеб, законодатели и банкиры, еще in statu pupillari, но уже готовы править миром; взлелеянные в лоне глобальной (или не очень) элиты, они властью на царствие помазаны и деньгами окроплены, будто медом облиты; ведь власть и деньги, как Винни-Пух и мёд, неразлучны, это и ослик сразу поймёт, я и сам такой же; и кстати, о лоне, слушай, ты так похожа на Деми Мур в «Привидении», ну просто заглядение... алая роза, как известно, эмблема, вот только у меня мучительная проблема: сливочного масла в запасе через край, а Несс — пышный горячий каравай…
Кода анонса — главный вопрос: зачем это покупать? Чтобы собрать снова все книги Дэвида Митчелла в новых изданиях в единой редактуре Александра Гузмана — настоящего знатока творчества автора. Митчелл в ближайшее время будет издан снова, и "Азбука" предложит не просто переиздания, а новые издания хорошо известных романов. Чтобы собрать в домашней (и не только) библиотеке издания с явно нетривиальным оформлением обложек с использованием различных книгоиздательских спецэффектов. Чтобы книги одного из наиболее интересных современных британских авторов, создающего тексты на стыке реальности, фантастики и фантазии, были в изданиях с максимально обширными дополнительными материалами, благодаря которым игру слов, отсылки, аллюзии и прочую писательскую эквилибристику можно увидеть, понять и оценить.
Следуйте за "Азбукой" и Дэвидом Митчеллом. В июльском плане — "Под знаком чёрного лебедя", и это тоже будет во многом иная книга, чем та, которую вы читали раньше.
У могущественных колдунов Юга Чёрный Отряд отвоевал укрепленный город Дежагор — и сразу же оказался в глухой осаде. Противник бросает на штурм всё новые войска, не считаясь с потерями. Гарнизон крепости разделился на враждующие лагеря, население готово взбунтоваться, а обезумевший командир ведёт торг с Хозяевами Тьмы. Паломники из древнего племени нюэнь бао, оказавшиеся в западне вместе с братьями Чёрного Отряда, утверждают, что пробудились древние божества, а убийцы из секты Обманников пророчат скорый приход Года Черепов. И только Мурген, знаменосец и летописец Отряда, оказавшийся во власти таинственных чар, начинает постигать ход зловещей игры — той, в которой и люди, и боги не более чем пешки.
Перевод романа "Суровые времена" — Дмитрий Старков. Перевод романа "Тьма" — Виталий Волковский.
Коротко о Робин Хобб. После майских праздников следует ожидать постепенного появления в интернет-магазинах и в рознице тиража второй книги цикла "Сага о Фитце и Шуте" — "Странствия шута". 30 апреля тираж книги прибыл из типографии.
Аннотация:
Фитцу Чивэлу, внебрачному сыну принца Чивэла, бывшему тайному убийце, скрывающемуся под именем Тома Баджерлока, пришлось покинуть своё поместье, чтобы спасти внезапно объявившегося давнего друга — Шута. Би, маленькая дочь Фитца, осталась под присмотром слуг и учителя. Фитцу ещё только предстоит узнать, что её похитили. Даже Шут не может сказать, что будет дальше, ведь с тех пор, как в мир его стараниями вернулись драконы, грядущее сокрыто от него — как и от других, не столь бескорыстных провидцев. Лишь маленькая девочка со светлыми волосами способна видеть будущее, но её увозят прочь от дома и от отца безжалостные Слуги.
Впервые на русском!
ISBN 978-5-389-11397-8
800 страниц
Перевод с английского Нат Аллунан
Перевод стихов А. А. Кузнецова
Серийное оформление Виктории Манацковой
Оформление обложки Владимира Гусакова
Иллюстрация на обложке Джекки Моррис (Jackie Morris).
Это не все новости о серии "Звёзды новой фэнтези". После обсуждения в топике серии сделал правильный, хотя и не совсем своевременный вывод, что необходимо в издательской колонке, чтобы увидело как можно больше людей, сообщать о появлении в продаже ожидаемых книг. Не все читают то, что я пишу в издательском и серийных топиках, кто-то пропускает информацию в ежемесячных подборках. Для тех, кто пропустил, уже в продаже снова.
Возможно, эта информация поможет кому-то распланировать свои покупки более вдумчиво и не упустить (в этот раз) Кука, Сандерсона и Хобб. Они такой забывчивости явно не достойны.
24 апреля отправились в типографию две книги в "рамочных" сериях: "Мир фантастики" и "Мир приключений". Обе книги не новинки, но стоит выйти за рамки привычных категорий, по которым оцениваются книги. Если мыслить шире, то два издания в "рамках" — это новое восприятие творчества авторов, к чьим произведениям подходят с обычными мерками.
Владислав Крапивин Дэн Симмонс
Согласно таким меркам Владислав Крапивин — автор прекрасных ностальгических текстов о мальчишках-героях, которые обыденной жестокости мира противостоят искренностью своих убеждений и готовностью ради сохранения красоты и чистоты мира пожертвовать собой.
Крапивинские книги — это большая литература, которой подвластны любые акценты. Они могут вздыматься, подобно многометровым штормовым волнам, над плоскостью размеренной жизни, демонстрируя, каких высот может достичь человеческий дух и разум, помещённые в хрупкое детское тело. Они способны пронзать ткань времени и пространства, как лазерный луч, как живущие в ритме световых скоростей мысли-фотоны, как следующий за этими фотонами сигнал с далёких звёзд, рассеянных в космическом равнодушном пространстве. Такая сила одновременной сказочности, поэтичности и убедительности книг Владислава Крапивина делает их настоящей фантастикой, в которой доля вымысла делает всё происходящее ещё более настоящим.
Крапивин — это Великий Кристалл русской литературы, многогранный и полифоничный. Уникальная многозначность и многозадачность крапивинских текстов развязывает руки издателям. В советское время Крапивин вдохновлял подростков на свершения, сегодня пробуждает лучшее в людях любого возраста и разных литературных предпочтений. Это тот случай, когда многие взрослые серии книг издательства "Азбука" свободно примут в компанию к другим изданиям крапивинские произведения. Например, "Мир фантастики", в которой выходит третья книга собрания сочинений писателя. На очереди — том "Голубятня на жёлтой поляне", куда, помимо заглавного романа-трилогии, вошли роман "Топот шахматных лошадок" и повести "В ночь большого прилива", "Оранжевый портрет с крапинками".
Данные книги:
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Владимира Гусакова
Иллюстрация на обложке Евгении Стерлиговой
Иллюстрации на шмуцтитулах Евгении Стерлиговой и Сергея Григорьева("Топот шахматных лошадок")
ISBN 978-5-389-16484-0
896 страниц
Титул издания
Заглавные иллюстрации к произведениям, вошедшим в том
Фантастическая цитата из книги о лошадках и котиках:
"Тюпа и Лихо тем временем подтолкнули Колесо, оно вертелось быстрее, шорох стал громче и уверенней. Все смотрели на сверканье спиц и обрывки картин, возникавшие в разноцветных клочьях тумана. Смотреть можно было сколько угодно, это затягивало.
Профессор сказал за спинами у остальных:
— Коллега Серёжа Горватов предлагает опыт. На мой взгляд, любопытный. И если коллега Лихо Тихонович не возражает...
— Да я чего? Я это... как вы скажете...
Сёга, ни на кого не глядя, сел на корточки, раскрыл пакет с лошадками. Вынул одну лошадку, позвал:
— Кыса...
Луиза подошла и... встала на задние лапы. А передними — совершенно по-человечески! — взяла у Сёги лошадку и прижала к груди. Коротко мяукнула и прыгнула внутрь Колеса. Там она — по-прежнему на задних лапах — быстро побежала вверх по стеклянным ступенькам (оставаясь, конечно, на одном месте). Лошадку она, как и раньше, держала у груди. (У Белки на миг мелькнуло воспоминание о какой-то картине, на которой девочка с малышом на руках убегает от дождя.) Но это длилось несколько секунд. Луиза лапками перехватила лошадку, поставила её на ступеньку и выпрыгнула из колеса.
Казалось бы, лошадка была обречена уехать со ступенькой сначала до нижней точки обода, затем оказаться наверху, упасть оттуда и начать беспорядочное кружение, обивая об острое стекло деревянные бока.
Но ничего подобного!
Лошадка... прыгнула со своей ступеньки на следующую — вверх! И ещё — вверх, вверх, вверх! Она так же, как Луиза, сохраняла своё место в нижней наклонной части обода. И скакала, скакала...
— Ну ни фига себе... — восторженно выдохнул Драчун.
Остальные смотрели молча, но тоже восторженно. Сёга дал кошке ещё одну лошадку. И случилось то, что в первый раз. Теперь уже две лошадки прыгали рядом со ступеньки на ступеньку, а Луиза стояла на задних лапах перед Сёгой и ждала.
— На, кыса...
Скоро в Колесе прыгала уже шеренга шахматных лошадок. Потом две. Потом три... У Сёги их оказалось больше полусотни, и в конце концов получилось, что по блестящим ступенькам, среди размытых в воздухе искрящихся спиц скачет целый эскадрон, семь шеренг по восемь лошадок в каждой — как на параде!
Они были всякие — маленькие и большие, совсем белые, орехового цвета и тёмно-жёлтые, деревянные и костяные, пластмассовые и даже стеклянные. Лошадки не мешали друг другу, держали строй, и казалось, для того они сделаны — чтобы прыгать в широком ободе Гироскопа и поддерживать его вечное движение.
Возможно, так оно и было".
Возможно, для того и есть Крапивин, чтобы его книги, как тот Гироскоп, поддерживали в людях вечное стремление стать лучше. Стать человечнее.
Следующий анонс — об авторе великолепных романов "Террор" и "Лето ночи" и цикла "Песни Гипериона". Если судить о всём его творчестве по двум этим хитам, можно впасть в заблуждение относительно постоянства в выборе художественных приёмов, с помощью которых писатель доносит свои идеи. В рамках своего амплуа Дэн Симмонс — автор масштабных мистических и фантастических произведений, литературных мистификаций, в которых реальность и авторский вымысел соединены мостом сюжета; мост также служит проходом через "четвёртую стену", которая обычно безопасно разделяет читателя и произведение. На самом деле, горизонт событий и идей, охваченный этими писателями, куда шире.
Минимум пять романов в библиографии писателя выходят за рамки жанров мистики, ужасов и фантастики, сохраняя при этом характерные для произведений данных жанров элементы и приёмы.
Во-первых, это "Террор". В основу романа о противостоянии застрявших во льдах моряков древнему чудовищу положены реальные события. В 1845 году группа смельчаков под командованием опытного полярного исследователя сэра Джона Франклина отправляется на судах «Террор» и «Эребус» к северному побережью Канады на поиск Северо-Западного прохода из Атлантического океана в Тихий — и бесследно исчезает. Что с ними произошло на самом деле, доподлинно неизвестно, хотя в прошлом году были обнаружены подо льдом остатки судов той экспедиции. Фантазия Симмонса задолго до событий об обнаружении следов последней стоянки экспедиции Джона Франклина представляет куда более ужасный, но и более героический финал для полярных исследователей, чем замёрзнуть насмерть или утонуть.
Второй пример — "Мерзость". Историческая основа этого приключенческого романа об альпинистах — исчезновение в 1924 году Джорджа Роберта Ги Мэллори, участника трёх экспедиций на Эверест в попытке стать первым, кто покорит вершину. Мэллори шёл в составе третьей экспедиции в связке с Эндрю Ирвином: оба альпиниста пропали. Останки Мэллори обнаружили только в 1999 году, тело Ирвина пропало. Через выдуманную историю об экспедиции на Эверест, устроенную безутешной матерью, чей сын якобы пропал в том же 1924 году, пытаясь покорить Эверест, Симмонс, со свойственной ему дотошностью, живописует, каково это — быть покорителем высочайшей вершины в мире в эпоху между двумя мировыми войнами.
С документальной точностью текст воспроизводит то, что можно назвать альпинистской производственной драмой, но совершает ошибку в попытке повторно войти в воды "Террора". Намёки на присутствие йети в финале трансформируются в куда более прозаичное объяснение, которое многие читатели не приняли, хотя, в целом, роман выдержан в особенном авторском стиле. По причине неоднозначных отзывов этот роман не был издан "Азбукой", хотя в некотором смысле он представляет собой эталонный образец приключенческо-фантастического жанра, написанный не Верном, а современным автором.
Третья книга на историческом материале — "Чёрные Холмы". Сразу стоит добавить, что "Азбука" её тоже не издавала, но в рамках импровизированного обзора без неё не обойтись. Хотя бы по той причине, что этот роман — прекрасный пример того, как Симмонс в целиком и полностью выдуманный сюжет одновременно помещает твёрдые исторические факты и объединяет героев его же книг в одной большой авторской вселенной, существующей как тень на фоне реальных событий.
Главный герой "Чёрных Холмов" индеец Паха Сапа становится свидетелем и участником ключевых событий для американской истории конца XIX века — начала прошлого столетия. Ещё мальчиком он стал свидетелем разгрома объединёнными силами племён лакота и шайеннов пяти рот полка под командованием генерала Кастера. Дух славившегося при жизни безрассудными выходками Джорджа Кастера вселяется в тело Пахи Сапы, и мальчику приходится жить, деля тело и воспоминания с представителем народа заклятых врагов исконных жителей североамериканского континента. Глазами немногословного индейца, который всю жизнь вынашивал план сладкой мести белым людям, читатель видит, как возводится знаменитый монумент с ликами президентов на Горе Рашмор, Бруклинский мост. Паха Сапа, среди прочего, побывает на Всемирной выставке в Чикаго 1893 года, где повстречает... Шерлока Холмса. Не того, привычного по рассказам сэра Артура, а Холмса из романа "Пятое сердце" Симмонса.
"Чёрные Холмы" тоже с весьма умеренным интересом встречен читателями, что не умаляет его уникальности. Заключается она в том, что в рамках сюжета автор между основами приключенческого и исторического жанров щедрыми кремовыми прослойками, чтобы не читалось на сухую, добавил темы незаметного геноцида, технического прогресса, ответственности перед будущими поколениями, права на личную месть и другие вопросы, выводящие книгу за рамки развлекательной жанровой литературы. Роман можно читать и как сагу о покорении диких земель, и притчу о жизненных дорогах человека, и реквием культуре коренных американских жителей, и драму о наступлении времён, когда механическое начало побеждает в человеке его связь с землёй, оставляя глухим к зову Природы, и фантастическое полотно о переселении душ, народов и особых мест силы.
"Пятое сердце" — это ещё один в чём-то уникальный авторский эксперимент. Дэн Симмонс задумал соединить не просто две реальности — книжную и историческую, но и в рамках общего сюжета — объединить усилия ради общей цели двух людей, кто никак не мог встретиться в реальности: британского джентльмена Шерлока Холмса и американского писателя Генри Джеймса. Автор знаменитой повести "Поворот винта", европеец по сердцу и американец по происхождению, горячий поклонник творчества Тургенева, знакомый с видными авторами того времени — Флобером, Мопассаном, Золя, Стивенсоном, брат психолога Уильяма Джеймса — тот рассматривал сознание как поток, в который никогда нельзя войти дважды, потому для человека так важны его инстинкты и эмоции, благодаря которым человек успевает ухватит на поверхности потока то, что ему действительно важно.
Встреча двух джентльменов — Холмса и Джеймса — произошла в важный для них обеих момент, когда вся их прежняя жизнь, как им казалось, унесена потоком, не оставив ничего взамен. Шерлок и Генри встретились на пике своих экзистенциальных кризисов: первый усомнился в том, что он реально существующая личность, второй — на грани срыва, в самой глубокой точке творческого кризиса, сломленный неудачами попыток закрепиться в новом для себя образе.
Двое мужчин на грани нервного срыва, тем не менее, становятся участниками (Джеймс — вынужденно, поскольку протестовал против диктата воли взявшего его в оборот Холмса) ряда весьма интересных событий — реальных настолько же, насколько читатели верили в существование лучшего сыщика в мире. Расследуя запутанную интригу вокруг президентского кресла (конечно же, дело не обошлось без профессора Мориарти), дуэт из сыщика и писателя в этом викторианском бадди-муви встречают россыпью множество реально существовавших знаменитых и не очень личностей — Сэмюэля Клеменса (он же — Марк Твен), Теодора Рузвельта ещё до президентства, Чарльза Лютвиджа Доджсона (он же — Льюис Кэрролл), президента США Гровера Кливленда и других примечательных личностей.
Конечно же, ни в коем случае не стоит сравнивать эту, как и три предыдущие в списке книги с непревзойдённым "Террором", поскольку такое сравнение изрядно вредит читательскому восприятию. "Пятое сердце" куда ближе по всем параметрам, включая подбор героев, к роману "Друд, или Человек в чёрном", ради анонса которого затеяна вся эта чехарда с обзором. "Пятое сердце" — это хождение по тонкому льду. Симмонс как раз и хорош склонностью рисковать в большой прозе, а не провереннному, но скучному следованию гарантированно приносящим всенародную любовь сюжетам. Читать его романы так же увлекательно как Британскую энциклопедию, и это не звучит как шутка.
Большая проза Симмонса, когда он отвлекается от чистой мистики или твёрдой НФ, искрит как оголённый провод, но не взяться за него (неё) для искушённого читателя — слишком большой соблазн. Берёшься, получаешь удар и уходишь в нокаут!
Чтобы избежать болезненных ощущений и неоправданных ожиданий, следует много знать и обладать гибким умом образованного фантазёра. Только Симмонс может создать приключенческий роман с преследованиями, загадками, интригами, смертями и злодеями из потенциального очерка о британских и американских писателях конца позапрошлого века, о торжестве идей прогресса и дарвинизма, вытеснивших романтику, о тандеме "писатель — персонаж" и ответственности первого перед вторым, как и о других вещах, которыми сложно развлечь, но не ему.
Из подобных сложных элементов состоит и главный герой импровизированного анонса-обзора — роман "Друд, или Человек в чёрном". Он впервые выходит в серии "Мир приключений". О чём это говорит? Симмонс — вполне уверенно себя ощущает в компании с Хаггардом, Лондоном, Дойлом и Сальгари, несмотря на обширность фантастических допущений и вместе с тем — на суровую историчность материала, в котором нет места пиратам, трапперам, индейцам и прочей романтике.
"Друд", возможно. не самый лучший роман автора, но на совмещённой шкале "читательский интерес" и "талант автора" роман без натяжки можно поставить где-то между "Террором" и "Песнями Гипериона". Это не громкое заявление — это дань уважения мастерству писателя. Для тех, у кого долгая история взаимоотношений с прозой автора, "Друд", в некотором смысле, переходная точка. Как и для самого автора: "Друд" написан в 2009 году, через два года после "Террора". Дальше были романы, о которых написано выше: все они получили сдержанные отзывы. Возможно, из-за того, что писатель чрезмерно глубоко зарылся в большую литературу, хотя читатель ждал от него по обыкновению просто увлекательной истории, где сверхъестественное чувствует себя как дома на непаханных полях реальной истории.
"Друд, или Человек в чёрном" — очень британский, практически диккенсовской глубины роман о личных демонах писателей. Каждые неудача писателя, критический выпад, читательская насмешка кормит таких демонов, повергая порой психику творческих людей, зарабатывающих на хлеб писательством, во мрак паранойи, выходом из которой такие люди видят саморазрушение и разрушение привычных связей с социумом.
9 июня 1865 года пассажирский железнодорожный состав на пути из порта в городскую черту Лондона сошёл с рельсов в городке Стейплхёрст. Машинист не увидел, что ремонтные рабочие сняли рельсы с части полотна. Несколько десятков человек получили ранения и погибли. В этом же поезде ехал Чарльз Диккенс. В романе катастрофа становится точкой отсчёта для всех последовавших событий. Катастрофа для писателя стала моментом истины: он понял, насколько хрупка человеческая жизнь, которую не сохранишь даже в самом гениальном произведении. В реальности крушение поезда в Стейплхёрсте стало причиной серьёзной душевной травмы для писателя и повлекло за собой смерть автора через пять лет. В книге среди обломков вагонов и разорванных на части человеческих тел Диккенс встречается с загадочным человеком в чёрном, в ком, по всем признакам, можно разглядеть Дьявола, пришедшего кормиться человеческими страданиями. Незнакомец называет своё имя: Эдвин Друд. С этой встречи писатель становится одержим темой смерти. Смерть становится его личным безумием и идеей фикс.
Второй безумец — друг Диккенса и коллега по писательскому цеху — Уилки Коллинза, автор "Женщины в белом" и "Лунного камня". Страдающий артритом писатель излишне пристрастился к опиумной настойке, тому самому лаудануму, популярного у женщин и способного якобы лечить практически любые болезни — от лёгкой головной боли до лихорадки. Переизбыток наркотика в организме размывает границы между реальностью и вымыслом у Коллинза, потому всё происходящее в романе — с ним и его заклятым другом Диккенсом — можно трактовать как сон разума, бред воспалённого воображения и то, что называется "исповедью ненадёжного рассказчика".
В то время, как Чарльз Диккенс погружается на дно — собственного восприятия жизни и города, посещая опиумные притоны и интересуясь тем, как растворить тело без следа, Уилки Коллинз внезапно "прозревает", понимая, что его прозябание в тени, при всём его писательском таланте, — целиком и полностью заслуга его друга, которого, по мнению Уилки, подменили. Внутри Диккенса поселилась некая демоническая сущность, которая превратила достойного джентльмена, щедрого друга, хорошего семьянина и так далее в мерзкого субъекта. Без него всем будет лучше, решает Коллинз и начинает вынашивать план убийства друга и одного из величайших писателей всех времён.
Столкновение двух видов личных безумств, как и столкновение писателей-героев романа с демонами внешними и внутренними (человек в чёрном и Диккенс, опиум и Коллинз, смерть и Чарльз, талант и Уилки), на богатой викторианской почве, на всех туманах и едких испарениях Лондона вырастает в романе до весьма пугающей тенденции. В какой-то момент читатель перестаёт замечать, где происходит подмена реальных фактов из биографии двух известных писателей событиями вымышленными — то ли больным мозгом безумца, то ли фантазией самого Симмонса. Понятно, что всё это — результат измышлений Симмонса, но он так убедителен в живописании медленного схода с рельсов реальности Диккенса и Коллинза, что невольно начинаешь верить в одну простую истину: не хочешь попасть в дурную историю, не связывайся с писателями.
Внимание: в этом абзаце возможен спойлер! Отрезвление происходит, как это ни странно, в момент наивысшего пика безумия: друг присыпает негашёной известью тело друга. При этом понимаешь, что в реальности они оба ещё были живы к тому моменту, и одного не обвинили в убийстве другого. Именно эта дикая сценка помогает сбросить наркотическое оцепенение и перестать верить ненадёжному рассказчику окончательно. Из тревожного мистического полу-хоррора, полу-психологического триллера роман становится тем, что он есть на самом деле: историей о том, что всегда большой успех носит чёрные одежды сомнений, всегда самая крепкая дружба двух явно неравных по своим возможностям людей становится в какой-то момент актом жертвоприношения: на алтарь ложится или благородный, или слабый.
"Друд, или Человек в чёрном" не только интересен как авторская интерпретация последних лет жизни одного из величайших британских писателей викторианской эпохи — эпохи расцвета жанровой литературы, к слову, но и как литературный "шахматный этюд", в котором за внешней беспорядочностью и нелогичностью поступков, событий и мотивов, если знать правила игры, просматривается уникальная партия. А вот между кем и кем, или кем и чем, или даже чем и чем — это решать каждому читателю самостоятельно.
Не стоит, однако, полагать, что это — скучное чтиво для интеллектуалов, где два не совсем здоровых джентльмена меряются безумием и пытаются закопать то, на создание чего потратили много лет и сил. "Друд" — это снова уникальный опыт для Симмонса в рамки приключенческого романа с элементами мистики вписать вопрос, на ответом на который хоть раз задумывается каждый, даже если его интересуют только удовольствия с минимум умственной нагрузки: кто ты есть — Джекилл или Хайд?
В типографию отправились две книги, между которыми много общего: том "Последний из могикан" Джеймса Фенимора Купера в серии "Больше чем книга" с цветными иллюстрациями и графикой Зденека Буриана и "Ацтек" Гэри Дженнингса в серии "Мир приключений", ранее выходивший в The Big Book с оформлением "под "Шантарам"". К обеим книгам приложил руку художник Сергей Шикин: для Купера нарисовал обложку, для Дженнингса — иллюстрацию на фронтисписе. Это первый признак сходства двух, в целом, весьма разных книг. Второй менее очевиден, но довольно любопытен: и у Купера, и у Дженнингса сюжеты основаны на историческом материале, и роднит их истории одно слово — индейцы.
У Купера могикане и место действия — Провинция Нью-Йорк, а время — середина XVIII столетия. У Дженнингса — ацтеки, чья цивилизация существовала в период с XIV по XVI века на территории современной Мексики и пришла в упадок во многом благодаря действию испанских завоевателей, кому во имя идей Конкисты было всё равно, что станет с древними культурами: об этом роман. Такой же подход практиковали и в английских колониях на основной территории Североамериканского континента.
Впрочем, целью данного материала не является восстановление исторической справедливости, тем более, что это уже невозможно. Это — анонс двух хороших книг в любимом многими оформлении, в двух титульных сериях "Азбуки". Эти книги, помимо удовольствия для ваших глаз, ещё и приобщают к истокам ушедших в прошлое интереснейших культур. Увидеть их по-настоящему нельзя, но есть возможность ощутить, как это было, в книгах — через текст двух мастеров исторических приключенческих романов и дополнительно через иллюстрации Зденека Буриана.
Об издании "Последний из могикан" материал в издательской колонке уже был: можно ознакомиться. Тот первый анонс даёт исчерпывающие ответы на вопросы о переводе, количестве иллюстраций и объёмах редакторской работы над изданием. Задача этого анонса — показать товар лицом.
Обложка издания "Последний из могикан"
Обложка издания "Последний из могикан" в 3D
Титульный лист "Последний из могикан"
Примеры разворотов
Данные издания:
Перевод с английского Полины Мелковой
Перевод авторских примечаний и предисловия к изданию 1831 года Сергея Антонова
Коротко о томе "Ацтек" Гэри Дженнингса. Издание внутри повторяет тот вариант, который публиковался ранее в серии The Big Book.
Аннотация:
Жизнь ацтеков... Культ золота и кровавые ритуалы, странные обычаи и особое видение мира, населённого свирепыми духами и жестокими божествами. Но если ты родился в этой древней стране, то принимаешь такую жизнь как единственную, дарованную тебе судьбой. Вместе с героем книги мы пройдём экзотическими путями, увидим расцвет империи, восхитимся величием Монтесумы, правителя народа ацтеков, будем сокрушаться и негодовать, когда бледнолицые воины в железных доспехах высадятся со своих кораблей и пройдут с огнём и мечом по священной земле ацтеков.
Роман Дженнингса из разряда книг, которые однозначно получают читательское признание. Недаром этот его роман стал общепризнанным мировым бестселлером.
Вчера у супруги американского фантаста Джона СкальциКристин Энн был день рождения. Обойдёмся без обязательного в таких случаях исполнения нестройным хором «Happy birthday to you», ведь помним, что в космосе никто не услышит твой крикпение. Используем повод, чтобы сделать анонс. Котик и робот – как триггер.
Кадр из "Three Robots" (антология «Love, Death & Robots»):
Скальци – автор с чувством юмора, что помогает ему, когда он пишет космооперы, Достаточно вспомнить изданный несколько лет назад роман «Люди в красном». У космооперы в настоящее время что-то вроде раздвоения: то ли на взлёте (Вернор Виндж, Питер Гамильтон, Джеймс Кори, Аластер Рейнольдс и не только), то ли движется в направлении кромки терминатора между мраком и светом – к тьме. В жанре нарочитым цинизмом изрядно понатыкали, как в кукле вуду, дыр. Перефразируя классика, если звёзды гасят, значит, это кому-то нужно.
Джон Скальци Обложка "Люди в красном"
Джон Скальци не такой. В анимационной антологии «Love, Death & Robots» самыми смешными, лёгкими и добрыми, не считая короткометражки по рассказу Майкла Суэнвика «Ice Age» из сборника «Tales of Old Earth» (рассказ не вошёл в изданный в 2015-м «Азбукой» сборник «Однажды на краю времени»), были три эпизода по рассказам Скальци.
На фоне весёлого сюра сюжетной линии о бунте машин («When the Yogurt Took Over») с покорившим мир йогуртом и альтернативной истории («Alternate Histories») о том, что стало бы с человечеством, если Гитлера в детстве, например, раздавить огромным куском желе, юмористическая зарисовка о роботах и котиках в декорациях уютного постапокалипсиса («The Three Robots» по рассказу «Three Robots Experience Objects Left Behind from the Era of Humans for the First Time» из антологии «Robots vs. Fairies») окончательно убеждает, что Скальци не позволит жанру впасть в уныние diversity и total annihilation.
Кадр из «Alternate Histories» (антология «Love, Death & Robots»):
Обложка электронного издания «Miniatures», выпущенного к премьере антологии «Love, Death & Robots», в которое вошли забавные фантастические миниатюры автора, включая рассказики о разумном йогурте и невезучем Адольфе:
После вступления о дне рождения жены автора, котиках, йогурте и анимации, самое время открыть, что же задумал писатель. Замах у него большой, на «Крушение империи». Политика не при делах, писатель сам в послесловии открещивается от политических ассоциаций, хотя и писал книгу в горячее время для политических преобразований в стране – выборы 2016 года, результатом которых стало избрание на пост президента США Дональда Трампа.
цитата
«(В качестве заметки на полях, но отнюдь не оправдания — во имя всего святого, разве президентские выборы 2016 года не мешали сосредоточиться на написании романа, ведь каждые несколько минут у меня возникало желание убедиться, что мы ещё не нашли способ взорвать себя ко всем чертям? Я пишу эти благодарности в октябре 2016-го, исход выборов пока под сомнением, и меня до сих пор тревожит, что всё может закончиться всемирным пожаром. Но, по крайней мере, сейчас, на фоне всех этих тревог, мне не нужно пытаться писать роман.)
(Сделаю вторую заметку на полях: название книги — «Крушение империи» — это не аллюзия на нынешнее состояние Соединённых Штатов, Великобритании или западной цивилизации как таковой. Я придумал его много лет назад, и аллюзией оно выглядит лишь потому, что, если так посмотреть, 2016-й — исторически проклятый год, и я могу лишь надеяться, что 2017-й будет лучше. А если нет — в самом деле пора отправляться в бункер с запасами бобов и риса.)»
Суперобложка издания "Крушение империи" в серии "Звёзды новой фантастики":
Первая книга цикла The Interdependency, что можно перевести как «взаимозависимость», с места в карьер погружает в сумасшедший поток событий одной из возможных версий дальнейшего развития человеческой цивилизации. В варианте будущего, представленного в романе «Крушение империи», человечество оседлало Поток и отправилось покорять звёздные просторы, оставив мать-Землю в прошлом. Поток – это весьма любопытная штука, физический феномен, благодаря которому человечество получило возможность не терять сотни лет в анабиозе, пытаясь долететь с одной планеты на другую. Поле Потока позволяет, минуя ограничения пространства и времени, мгновенно попадать в самые удалённые уголки космоса.
цитата
«Для дилетантов Поток обычно описывают как некое подобие реки в альтернативном пространстве-времени, которая позволяет путешествовать быстрее света по всей Священной империи Взаимозависимых государств и Торговых гильдий, коротко именуемой Взаимозависимостью. Поток, в который попадают через «отмели», возникающие при взаимодействии с ним гравитационных полей звёзд и планет, подхватывает корабли, и те могут плыть по течению к другим звёздам. Именно Поток обеспечил выживание человечества после того, как оно лишилось Земли, позволив процветать торговле внутри Взаимозависимости и гарантируя любому человеческому поселению необходимые ресурсы, которые почти никто не смог бы получить самостоятельно.
Естественно, подобный взгляд на Поток слегка абсурден. Поток ничем не напоминает реку, — это многомерная метакосмологическая структура, топографически сложным образом пересекающаяся с локальным пространством-временем, на которую оказывает влияние — частичное и хаотичное и при этом отнюдь не первостепенное — гравитация. Попадающие в её поле корабли не движутся в традиционном смысле слова, но лишь пользуются преимуществом её векторной природы, которая, не будучи связанной законами нашей вселенной относительно скорости и энергии, создает для локального наблюдателя видимость путешествия быстрее света».
Всё это сложное и всё равно поверхностное объяснение не говорит о главном: Поток – это иная сила, чуждая людям. Поток разрешил его оседлать в некотором смысле, и люди, как это обычно с нами бывает, расслабились, ощутив себя равными богам. Эра прозябания в неволе земной тверди позади, крылья за спиной позволяют пронзать ткань мироздания. Не сразу выясняется, что Поток не только названием роднится с земными реками, он и ведёт себя подобно водным артериям. Например, он может пересохнуть или сменить русло движения.
Изменения в Потоке отрезают от ойкумены (освоенного людьми космического пространства) целые миры, и если не разобраться, как меняется Поток и почему это происходит, империя Взаимозависмости может пасть. Почему империя так называется? Одна из доктрин мира гласит, что по отдельности миры, заселённые людьми, не могут выжить, они должны держаться вместе, чего бы это ни стоило.
Обложка издания "Крушение империи" в серии "Звёзды новой фантастики":
Удобная доктрина: она и удерживает от желания развязать войну, и даёт возможность имперской власти диктовать свои условия. В империи Взаимозависимости, например, монополии на торговлю чем-либо или на производство каких-то товаров принадлежат торговым гильдиям. При таких условиях, право производить что-либо или торговать чем-либо, вне зависимости от того, о каком из населённых миров Империи идёт речь, имеет одна семья. Сложно придерживаться таких правил, если Поток сменил направление, и один из миров оказался выброшенным из общей пищевой цепочки. Население отрезанного мира может решить, что вправе самостоятельно решать проблемы с наличием товаров.
На фоне событий, вызванных коварством Потока, на престол Империи восходит новая императрица Кардения Ву-Патрик, дочь скончавшегося Батрина Ву, имперо Священной империи Взаимозависимых государств и Торговых гильдий, короля Ядра и Ассоциированных наций и так далее. Приняв руководство, императрица понимает, что ей выпало править во время перемен: из-за Потока человечество попало в серьёзный переплёт, который грозит стать концом всего. Кардения берёт дело в свои руки, пока не стало слишком поздно, и начинает бег наперегонки со временем, пытаясь с командой помощников спасти Империю.
У Скальци вышла весьма бодрая космоопера, в которой при отсутствии явных аллюзий на современное политическое и социальное мироустройство, при желании, можно найти кое-какую пищу для ума. Дело в том, что Скальци не прямолинейный фантаст, ему нравится добавлять в научную фантастику щепотками там и тут иронию, сарказм и куда же без лёгкого завирального сюра, ведь жанром выбрана космоопера. Писать в современных реалиях масштабное полотно о странствиях от планеты к планете среди холодных звёзд, ещё и на фоне глобального катаклизма, прямо в лоб и совершенно серьёзно как-то неправильно и скучно. Так что готовьтесь к тому, что будет и смешно, и эпично.
Оригинальный арт с обложки:
Аннотация:
Человечество, лишившееся Земли, создало объединение планет и космических поселений, и это обеспечило ему выживание. Но законы Вселенной непредсказуемы, и над человечеством нависает новая угроза: Поток, особый физический феномен, благодаря которому можно путешествовать в глубины пространства, начинает разрушаться. Это значит, что все установленные связи между населёнными мирами будут оборваны и цивилизацию ожидает коллапс. Но с другой стороны, это единственный шанс для потомков землян избавиться от зависимости алчных торговых гильдий, которые заботятся только о своих коммерческих интересах...
«Крушение империи» — начало новой масштабной космооперы от одного из ярчайших на сегодняшний день мастеров мировой фантастики.
Выходные данные издания:
— перевод с английского Кирилла Плешкова;
— оформление обложки Виктории Манацковой;
— автор оригинального арта обложки Sparth, он же французский иллюстратор Николя Бувье
облако тэгов
