Слова "немецкий детектив" мне не говорят ничего. От имени немецкого автора Милорад Павич представил историю "Человек в белом" — полицейский детектив, в финале обретающий элементы триллера. На малом объеме текста ход расследования показан схематично, но основное обозначено: убийство из ревности, ошибки в мелочах, подмеченные наблюдательным сыщиком и позволившие изобличить настоящего преступника, фатальная недооценка степени опасности убийцы. На мой взгляд, данный сюжет вполне подошел бы французскому автору.

Армянских детективов мне тоже читать не доводилось. Приписанный армянскому автору рассказ "Бумажный театр" не является детективом в чистом виде. Это история о преступлении, которого никто не заметил. Но сама убийца прожила жизнь с памятью о содеянном. На склоне лет она решила раскрыть свою тайну.

"А ты знаешь, как погиб мой брат Хачатур?" — спросила она свою юную правнучку. "Какая мне разница, как погиб тот, кого я никогда в жизни не видела?" — ответила девушка.

Не знаю, насколько такой диалог соответствует армянской культурной традиции, равно как и то, что девочка в процессе игры сознательно убила брата, который так же сознательно хотел убить ее. По книгам Агаси Айвазяна и Наринэ Абгарян складывается несколько иное представление об этом народе.

Детективные сюжеты "Бумажного театра" сами по себе прекрасно читаются. Автор сумел наделить их самобытностью и стилистической индивидуальностью. Но при этом кажется, что он перепутал национальности и страны.Театральная постановка имела успех, но в выданную зрителям программку вкралась опечатка, или суфлер подсказал актерам текст чужой пьесы.

В своей аналитике Авторы старались быть объективными, исследовали различные варианты преступного поведения.

В стартовом романе цикла "Розанна" показано преступление, не связанное с какими-то особенностями именно шведского социума тех лет. Также как и серия убийств в романе "Мужчина на балконе". Это человеческие трагедии вне экономики и политики, в основе которых отчужденность и слабые связи между людьми, одиночество. В романах "Швед, который исчез", "Исчезнувшая пожарная машина" показано преступление как метод разрешения разногласий внутри поставивших себя вне закона людей и групп. Эти романы в целом близки к традиционному полицейскому или криминальному детективу.

Социально-политическая составляющая преступления выходит на первый план начиная с шестого романа цикла — "Полиция, полиция, картофельное пюре". В этой и последующих историях номинальный преступник часто вызывает гораздо больше сочувствия, нежели жертва. Преступление совершается как протест в порыве отчаяния, когда вместо помощи декларативно существующие для этих целей государственные структуры добивают человека морально, лишают последнего смысла жизни.

Романы декалогии не равноценны по своим литературным достоинствам: есть яркие, запоминающиеся, как "Смеющийся полицейский" или "Запертая комната"; есть более слабые, как уже упоминавшиеся "Розанна" и "Полиция, полиция, картофельное пюре", в которых наблюдается нелогичность поведения полиции и преступника. Но в целом все романы достаточно увлекательны и при последовательном чтении показывают нарастание социальной напряженности в обществе и политизацию полицейских следственных подразделений, превращение их из органа расследования преступлений в еще одну карательную спецслужбу.

Процесс этот показан наглядно, на примерах поведения. Если в начальных романах цикла практически любые следственные ситуации разрешала пара полицейских, действующих с минимальным использованием силовых средств, то по мере его развития полицейские операции обретают масштабность, граничащую с безумием. Так, в романе "Подозревается в убийстве" на задержание двух не столь и опасных преступников брошены десятки полицейских с собаками, вертолетами, слезоточивым газом и т.д. При том что реально задержание производят двое полицейских, которые не утратили здравый смысл и сумели опередить всю эту ужасающую армаду.

Создавая серию социальных романов, Авторы не перестали быть детективщиками. У них есть свой стиль, умение создавать и резко менять атмосферу короткими репликами. Также в каждой книге присутствует хотя бы один допрос, который читаешь с напряженным вниманием, вслушиваясь в каждое слово и интонацию. Это может быть допрос-поединок, как в "Розанне", где сошлись два равных противника. Или осторожная беседа Мартина Бека с трехлетним свидетелем, как в романе "Мужчина на балконе", когда слова и жесты малыша пытаются истолковать вместе полицейский следователь, родители и старшая сестренка. В каждой книге есть также структурирующая деталь, она появляется задолго до финала, настойчиво притягивает к себе внимание следователя и читателя. Наиболее ярко этот момент выражен в "Шведе, который исчез", когда Мартин Бек снова и снова перебирает в уме содержимое чемодана предполагаемой жертвы. Если читать внимательно, преступление можно раскрыть. Хотя и заблудиться тоже можно, неправильно оценив авторскую подсказку.

Работа полицейских кажется похожей на труд архивариуса. Они кропотливо собирают огромное количество фактов, систематизируют их и постепенно из начального информационного хаоса складывается четкая картина преступления. Так работает система полицейского сыска — главный герой полицейского детектива, где нет следователя-одиночки, но есть команда, напарник, который и глупые версии выслушает без насмешки, и спину прикроет, если это потребуется.

Вот только результат работы полиции не всегда радует. Преступление раскрыто, преступник наказан, окончательно растоптана еще одна человеческая жизнь. Защиту получает не тот, кто в ней реально нуждается по законам справедливости, а тот, кого приказано защищать.

В корпусе полицейских детективов Мартин Бек и его команда стоят особняком. Это профессионалы системы, которые по возможности пытаются ей противостоять.

Человек обычный вполне комфортно чувствует себя на земле, человек летающий постоянно испытывает желание взлететь, причем один: эпизод, когда Ариэль впервые совершил полет без Шарада за спиной, один из самых ярких в романе. Зависимость от полета, тоже в некотором роде несвобода.

Часто высказывается мнение, что в "Ариэле" Беляев повторил несколько модифицированный сюжет "Человека-амфибии". Общее, конечно, есть: и тот, и другой герой из-за своей уникальной особенности отделены от обычных людей, обречены на одиночество.

Но есть в их судьбах и существенное различие. Человек амфибия физически отличен от других, это закрывает для него путь к людям сухопутного мира, ибо ксенофобия неистребима, как тараканы. Ариэль же внешне такой, как все. У него есть шанс, хотя в романе показан именно тот отрезок жизни героя, когда приблизиться к людям у него не получается, даже к любимым и любящим. Но это начало, становление характера, наработка опыта: у романа открытый финал, в будущем героя не обязательно ждет трагедия.

Как мне кажется, "Ариэль" не повторяет, а продолжает тему "Человека-амфибии": есть ли место человеку с уникальными возможностями в мире обычных людей. И если в морском варианте ответ явно отрицательный, но в варианте воздушном Автор уже не так категоричен, он оставляет герою надежду.

Надежда эта связана отчасти с местом действия романа — Индией. Оно выбрано не случайно. В стране с такой своеобразной сильно мистифицированной культурой летающий человек воспринимается большинством людей как чудо, причем к принятию чуда люди Индии подсознательно готовы. А чудеса бывают разные, и каждое можно принять, даже летающего человека, который не является аватарой бога, есть же левитирующие йоги, вполне себе люди.

В Европе и Америке такое в принципе невозможно: это прагматичный мир деловых людей, где любое явление оценивается прежде всего с коммерческой стороны. В коммерциализированной среде Ариэль сразу потерял свободу летать, причем без всяких решеток и цепей. Просто в мире, где из всего на свете извлекают деньги, летающего человека не может быть.

Подводя некий итог потоку мыслей, вызываемых каждым перечитыванием этого романа, я бы сказала, что в "Ариэле" Беляев вывел главное условие, при котором уникальная способность может делать человека более свободным, расширять для него границы мира. Условие это: отсутствие физических отличий от других. В ином варианте получается только изменение границ среды обитания. ИМХО, разумеется.

"Зеленый фургон" — произведение в большей мере приключенческое, чем детективное. В нем дается общая панорама противостояния хиленького уголовного розыска и масштабного криминального сектора одесщины, развившегося на фоне безвластия, разрухи, неустроенности, куда вливались самые разные люди — и жестокие убийцы типа Червня, и оказавшиеся не у дел парни типа Красавчика, искавшие способ выжить и занимавшие свою воровскую нишу. Первые ловили вторых по большей части случайно, советский уголовный розыск еще только начинал свое становление.

В местечке Севериновка Одесского уезда уголовный розыск состоял из трех человек: начальника районного уголовного розыска — вчерашнего гимназиста восемнадцатилетнего Владимира, младшего милиционера местного жителя Грищенко и пожилого типографского рабочего Виктора Прокофьевича. Такие вот кадры. И на весь район. Можно улыбнуться, как не раз улыбается Автор, описывая приключения героев. Но кого-то ловили, кого-то задерживали, и потихоньку закладывали основы тех методов, которые сегодня преподаются студентам соответствующих вузов по дисциплине оперативно-розыскная деятельность.

Каждый герой в этом плане индивидуален.

Владимир — теоретик. Он мастерски составлял всевозможные акты и протоколы, в которых "иногда содержалось несколько версий относительно виновников и мотивов убийства, и каждая из этих версий была разработана настолько блестяще, что следствие заходило в тупик, так как ни одной из них нельзя было отдать предпочтения". Он штудировал учебники судебной медицины, основ химии и дактилоскопии и со всем старанием пытался планировать милицейские операции.

Грищенко обладал феноменальной наблюдательностью и памятью на детали и даже запахи. Применительно к зеленому фургону он запомнил столько примет, что, когда фургон был обнаружен, Владимир испытал затруднения с идентификацией, перескакивая с одной приметы на другую.

А умудренный жизнью Виктор Прокофьевич считал самым важным работу с населением. Он разъезжал "по комитетам незаможников, деревенским ячейкам комсомола, всеобучам, делал доклады в волостных ревкомах и тихо и незаметно, без шума и стрельбы, изрядно почистил за месяц несколько деревень вокруг Севериновки. ... Он обнаружил преступников там, где Володе никогда не пришло бы в голову их искать: в самой севериновской раймилиции".

Так закладывались основы метода милицейского (или полицейского) сыска, за которыми мы с интересом наблюдаем в романах Андрея Кивинова, Николая Леонова, Александры Марининой и других современных детективщиков "милицейской" волны.

На мой взгляд, в этом плане "Зеленый фургон" стал одной из первых ласточек советского милицейского детектива, который еще не выделился из литературы приключений, но уже виден в ее составе.