Над романом «Беатриса» Бальзак работал шесть лет, с 1838 по 1844 годы. Произведение это отнесено Автором к «Сценам частной жизни» первой части «Человеческой комедии» — «Этюды о нравах» и посвящено описанию нравов провинциальной бретонской аристократии и парижского общества времен Июльской монархии, то есть от 1830 года до времени написания книг. Бальзак писал о том, что видел здесь и сейчас, создавая художественное полотно в режиме реального времени. Это весьма важный момент для понимания особенностей произведения.
Начало романа очень затянутое. На протяжении нескольких десятков страниц Бальзак описывает провинциальный городок Бретани Геранду, жилище местного «сеньора» — престарелого барона дю Геника, принятый в его доме бытовой уклад. Городок, старинный замок и жизнь провинциального аристократического семейства с длиннющей родословной и две сотни лет назад заложенными землями описываются очень подробно, в мельчайших деталях.
Временами это монотонное повествование почти усыпляет. Думается, что к такому эффекту Автор и стремился, чтобы в полной мере погрузить читателя в атмосферу полусонной, отупляющей, протекающей по раз и навсегда заведенному порядку жизни некогда блистательного семейства, младший отпрыск которого — юный Каллист дю Геник — главный герой романа и переходящий приз для нескольких героинь, женщин разного возраста, образования, развития, темперамента, но при этом удивительно похожих в чем-то основном.
Существует мнение, что Бальзак назвал свою «Человеческую комедию» в противовес «Божественной комедии» Данте. Если это так, имя главной героини (точнее, одной их трех главных героинь) можно было бы считать «говорящим», тем более, что носительница этого имени являлась страстной любовью молодого героя, за которой он шел, как Данте за Вергилием. Но что у Данте является возвышенной поэзией и приобщением к высокой Божественной Любви, то у Бальзака превращается в фарс и профанацию сего прекрасного чувства.
Каждый женский персонаж по-своему интересен и благодаря предпринятым Бальзаком писательским хитростям самобытен.
Первой в повествовании и жизни героя появляется Фелисите де Туш. Личность незаурядная, человек широкого образования, достигшая известности писательница, женщина типа Жермены де Сталь или Жорж Санд. Она становится для юного Каллиста своего рода Вергилием, толкая его на путь взросления. Представляя героиню, Автор именует ее персонажем второстепенным. Это у Бальзака такой юмор, потому что на самом деле всё, что происходит в романе, срежиссировано Фелисите. Она умышленно внушила неопытному юноше страстное влечение к Беатрисе, затем устроила его брак с девушкой, которую сочла подходящей партией, весьма предусмотрительно распорядилась финансовой помощью молодым, чтобы и проблемы семейства дю Геник решить, и материальной независимости Каллисту не дать. Эта яркая, состоявшаяся и внезапно разочаровавшаяся в своей жизни женщина разыграла шахматную партию с участием героя и двух героинь, искусно манипулируя их поведением и чувствами. Ближе к финалу герои оказались во власти нового кукловода — Максима де Трай, который также манипулировал ими весьма успешно.
Суть современных Автору нравов, видимо, и заключалась в том, что умные и хитрые мастера интриг от скуки или по заказу манипулировали людьми менее опытными, побуждая их к определенному поведению в своих целях. Отношения людей в свете представляли собой сложные многоходовые комбинации, понятные немногим избранным, благочестиво осуждаемые «порядочными» людьми, но принимаемые всеми как норма жизни.
Второй и главный женский персонаж — Беатриса де Рошфид — роковая женщина в жизни героя, сама по себе не особенно интересна. В воображении Каллиста образ ее создан Фелисите. Если бы не пространные монологи, предваряющие появление маркизы де Рошфид, вряд ли у нее был бы шанс отвлечь на себя внимание героя. Бальзак снова шутит в своей манере, делая главным персонаж, в сущности, случайный. Фелисите с ее знанием психологии и жизненным опытом в той конкретной ситуации могла внушить Каллисту страсть к любой женщине, Беатриса просто оказалась под рукой.
Если Беатриса Данте воплощала в себе Божественную Любовь. Беатриса Бальзака всего лишь изображала чувства, не умея и не желая любить кого-либо, кроме себя. Эта дама все время смотрит на себя немного со стороны, для нее главное, не настоящая собственная жизнь, а впечатление, которое она производит на окружающих. Ей надо быть на виду, блистать, пленять и т.д., при этом не важно, кого и как. Но воспитанный любящими родителями в провинции Каллист далек от парижских нравов. Он искренен в своей страстной увлеченности, он готов пожертвовать собой, убить, предать. Если бы не хитроумное вмешательство Максима де Трай, в угоду Беатрисе была бы растоптана жизнь Сабины — преданной жены, матери детей, и... тоже манипуляторше, желающей стать кукловодом.
Сабина де Гранлье — третий женский персонаж вокруг Каллиста. Ее выбрала Фелисите в жены Каллисту, можно сказать, оплатила их брак, и это еще одна важная черточка описываемых Бальзаком нравов. Сабина — персонаж симпатичный. Она любит мужа, готова смириться с его душевной драмой, серьезно относится в своему браку и борется за него. Но в жизни героя она персонаж столь же случайный, как Беатриса. Ее тоже выбрала Фелисите де Туш, усмотрев в юной, чистой, благонравной девушке нечто общее с жаждущей известности любой ценой Беатрисой. Общее же между этими женщинами то, что обе они — порождение современных нравов, обеим важна видимость, обе готовы обманывать и обманываться, если нужно.
Как почти во всех произведениях Бальзака, в романе этом присутствует эмоциональная опустошенность. Не видел Автор места для проявления подлинных человеческих чувств в современном ему обществе, и герои его этих чувств лишены, замещая их изломанными, искусственными переживаниями. Момент искренности связан только с семейством дю Геник в Геранде — родителями Каллиста и его старенькой тетушкой. Эти люди не пережили сильных страстей, но их отношение друг к другу проникнуто настоящей родственной любовью.
А за пределами старого разрушающегося замка — новый мир, новые нравы, монетизация сословных статусов, чувств и поступков, приведение жизни к единому буржуазному стандарту. Наверное, именно поэтому в романе много описаний, объяснений, диалогов, которые невозможно проговорить вслух, поскольку назначение их в том, чтобы словами одного персонажа раскрыть характер другого, и реплики растянуты на две-три страницы.
Если убрать все эти прямые «объяснялки», женские персонажи станут неразличимыми. У них разный возраст, внешность, статус, но поведение их по отношению к герою, в принципе, одинаково. Не важно, что Фелисите внезапно прониклась чувством материнства и решила материальные проблемы Каллиста, устроив его брак с прекрасной девушкой Сабиной, не важно, что Сабина старалась быть преданной женой, любящей мужа, их методы и цели почти не отличаются от тех, которыми оперирует респектабельная куртизанка Беатриса. А различия мы видим только со слов Автора. Видимо, по другому невозможно показать женскую индивидуальность в обществе, ее не предусматривающем. И это тоже характеристика нравов, описанию которых в первую очередь посвящен данный роман.
Существует мнение, что прототипами главных героев романа послужили Ференц Лист, его возлюбленная Мари д’Агу и Жорж Санд. Если это так, Бальзак не справился с задачей — созданные им образы мелковаты для таких прототипов. Но, может быть, так кажется из дня сегодняшнего, а Бальзаку современники виделись несколько иными.
Мы в своем скоростном двадцать пером веке отвыкли от таких книг, их чтение требует сосредоточенности и терпения, ведь речь идет о судьбах человеческих в конкретном историческом времени, о людях и обществе, о чувствах и притворстве, о том, как изменение бытия меняет и ломает сознание человека, и никому не дано избежать перемен...
Что есть наш мир? Нечто, существующее само по себе или всего лишь тень тени фантазии создателя? Это один из основных вопросов Пятикнижия Корвина — первой части "Хроник Амбера".
Роджер Желязны начал свой цикл как философское фэнтези, ключевую роль в сюжете которого играют фундаментальные вопросы метафизики. Придуманный им мир был создан бунтарем из Царства Хаоса с помощью магического артефакта, собственной крови, силы духа и воображения. Внутри постоянно изменяющегося Хаоса появился жестко структурированный сегмент — Лабиринт, Вселенная обрела дуальность и стала развиваться с учетом внезапно обретенного нового свойства. Все интриги первой части Хроник суть иллюстрации различных проявлений данного принципа.
Само название Королевства Амбер (или Янтарь) является говорящим. В природе янтарь обволакивает доступные фрагменты живой материи и они застывают, не живые и не распадающиеся. Рожденный Хаосом Дворкин совершил революцию, придал новое качество Вселенной и стал родоначальником королевской семьи Амбера. Оберон ничего принципиально в устройстве мира не изменил, но Янтарное королевство продвинулось в развитии до уровня земного Средневековья. Следующее поколение — девять принцев — практически застыли в янтаре. Они — вечные рыцари с мечами, конями, доспехами. Тени развиваются по своим законам, на Земле наш двадцатый век в разгаре, телефоны, автомобили, самолеты, а Амбер неизменен, и каждый его принц проходит военную подготовку мечника, лучника, всадника. Первозданный мир тормозит развитие теневых миров-отражений, привносит в них элемент янтарного консерватизма.
Приблизившийся к Хаосу принц Бренд повредил изначальный Лабиринт, и одновременно был поврежден рассудок создателя Пути Дворкина. Видимо, Путь был начертан им не только в Пространстве и Камне, но и в себе самом. Отсюда обратная связь, и дискомфорт, вызывающий желание уничтожить создание, от которого внезапно оказался зависимым. Желание это понятно и продиктовано отнюдь не сумасшествием, чем дольше существует Янтарь, тем больше он обволакивает первое и второе поколение, замедляя развитие. Для личности с потенциалом Творца нести в себе Амбер непереносимо, особенно если эта личность — чистокровное порождение вечно изменяющегося Хаоса.
Дворкин является самым интересным персонажем Первого Пятикнижия, наверное, потому, что его невозможно понять в полной мере. Все остальные герои — обычные, кто-то более симпатичный и заметный, кто-то менее, а Дворкин до конца остается загадкой, ведь если сознание создателя Тени первично, то первоосновой амберской стороны мира является сознание Дворкина. Видимо, поэтому Оберон не рискнул убить его, не было у короля Амбера полной уверенности в независимом существовании первоосновы мира, а мир этот он ставил превыше своей жизни, как подобает настоящему Королю.
Катаклизмы с изначальным Путем, Дворкиным и Амбером в финале первой части несколько размягчили янтарь. В "Пятикнижии Мерлина" мир Амбера претерпел существенные изменения. Так, в первой части умение пользоваться картами было присуще только членам королевской семьи. Во второй же карточными коммуникациями занимаются все, кому не лень, даже слепая королева Вайол. Также и Путь внезапно оказывается проходимым в Тенях для любого желающего, пусть и с определенными оговорками. Грань между королевской семьей Амбера и обычными смертными размывается.
Соответственно изменяется менталитет следующего поколения королевской династии. Из тщательно сохраняемого отцами Средневековья Мерлин, Ринальдо, Мартин шагнули в двадцатый век. Этим парням меч на бедре в тягость, а лошадь не кажется особенно удобным средством передвижения. Если Корвин, Блейз, Бренд всеми силами рвались в Амбер, Мерлин, Ринально и Мартин стремятся к жизни вне королевства. Тени им в чем-то ближе первоосновы.
Такое развитие сюжета поначалу вызывало внутренний протест — не хотелось верить, что карты и Путь могут быть доступны любому земному сенситиву. С другой стороны, в финале первой части произошло глобальное событие: Корвин повторил деяние Дворкина. А потом Мерлин сконструировал свое Призрачное колесо. Полюсов мира стало как минимум четыре, причем Призрачное Колесо выступило своего рода Серым Ферзем амберского мира. При таких условиях утрата эксклюзивности амберских артефактов вполне допустима.
А вот с развитием сил Хаоса и Порядка Желязны явно перемудрил. Если в первой части Хроник силы эти выступают как базовые принципы мироздания, которые герои стремились познать и использовать, то во второй части каждая из сил внезапно персонифицируется в нечто, подобное олимпийским богам, деятельное, могущественное и склочное. Такая трансформация убивает философскую основу сюжета. Фундаментальный принцип не воюет, не жаждет власти, не манипулирует людьми. Он просто есть и ему невозможно противиться. Логрусу же и Путю из "Пятикнижия Мерлина" противиться можно, на проявление фундаментальных принципов они уже не тянут.
Тему противостояния Хаоса и Порядка как основы стабильности Вселенной Желязны благополучно слил, когда позволил Оберону починить изначальный Путь. У порядка стало два полюса, а мироздание никаких глобальных изменений не претерпело. Да, наблюдается развитие мира и персонажей, Царство Хаоса выглядит (а, возможно, и становится) более упорядоченным по сравнению с первой частью Хроник, Королевство Амбер теряет свой блеск и величие, превращаясь в обычный довольно грязный и криминальный портовый город. Сюжет плавно скатывается в пародию на магический боевик.
Пародию, потому что акции высших сил уж очень мелкие для вселенских масштабов — королевский дворец взорвали, Мерлина в межтеневом пространстве заперли и обманом вынудили сделать выбор в пользу Пути, за Призрачным Колесом гонялись, как кот за мышкой, торговались не хуже коммивояжера Люка, подстрекали Дару к генетическим экспериментам, и все это с целью посадить на престол Хаоса потомка принца Амбера. А Логрусу это зачем, спрашивается?
Непонятен также ход с трансплантацией Камня Судьбы в глазницу Корэл. Девушка эта в политических интригах практически не участвовала. В чем здесь выигрыш для сил Порядка, одному Пути известно.
В «Пятикнижии Мерлина» явственно ощущается отсутствие единой сюжетной идеи, в отличие от первого Пятикнижия, в котором последовательно раскрывалось устройство и происхождение Амберского мироздания. Как часто бывает, продолжение качеством сильно уступает начальным книгам. Цикл, начинавшийся как философское фэнтези с собственной космогонией в итоге свелся к банальному заговору с целью борьбы за власть. Это обидно.
Но цикл все равно классный. Эпизод с похоронной процессией Оберона незабываем. Как и многие другие яркие моменты.
Антуан де Сент-Экзюпери посетил Испанию в августе 1936 в качестве репортера газеты "Энтрансижан". Его маршрут начался в Барселоне, затем была Лерида, выезд к линии фронта и несколько рейдов по окрестным деревням.
Джордж Оруэлл провел в Испании около восьми месяцев — с декабря 1936 по июль 1937: прибыв в Барселону как журналист, он вскоре вступил в ополчение Рабочей партии марксистского единства (POUM), был на Арагонском и Теруэльском фронтах, участвовал в майских событиях 1937 года в Барселоне на стороне POUM и анархистов, после ранения какое-то время находился в госпитале Лериды.
В результате появились написанная по горячим следам серия репортажей "Испания в крови" (1936) и создававшийся около двух лет роман "Памяти Каталонии" (1939), основанный на личных впечатлениях и дневниковых записях автора.
Гражданская война в Испании началась в июле 1936, Сент-Экзюпери захватил начало событий, когда участники Народного фронта получили оружие, установилась линия фронта, революционное движение шло по нарастающей.
Барселона в репортажах Сент-Экзюпери предстает городом, в котором царит произвол. С одной стороны, все мирно: люди на улицах, в кафе, разоренные церкви почти не заметны, но внезапно к сидящему за столиком человеку подходят вооруженные люди, уводят его, человек исчезает. Вооруженные группы выявляют и расстреливают фашистов, под шумок сводя и личные счеты тоже. На городских свалках жгут трупы, обливая их известью или керосином.
Сент-Экзюпери не заметил в Барселоне той особой атмосферы свободы и равенства, которая так поразила Оруэлла, прибывшего в город несколько месяцев спустя, ближе к декабрю. Сент-Экзюпери не видит различий между формированиями Народного фронта и франкистами. В его репортажах они предстают своего рода близнецами, одинаково враждебными человеку:
цитата Антуан де Сент Экзюпери. Испания в крови
И Барселона и Сарагоса представляют почти одинаковую смесь из коммунистов, анархистов, фашистов… Да и те, что объединяются, быть может, меньше похожи друг на друга, чем на своих противников. В гражданской войне враг сидит внутри человека, и воюют здесь чуть ли не против самих себя. И поэтому, конечно, война принимает такую страшную форму: больше расстреливают, чем воюют.
Если Оруэлл пытается оценивать испанские события с точки зрения социально-политической, с учетом развития революционного движения и его влияния на ход гражданской войны, а также расстановки политических сил в мире и их интересов в Испании, то Сент-Экзюпери сосредоточивает внимание на противостоянии революционного насилия и личности.
цитата Антуан де Сент Экзюпери. Испания в крови
Каждый человек — это чудо. И мертвых у нас вспоминают много лет… Здесь же человека просто-напросто ставят к стенке и выпускают внутренности на мостовую. Тебя хватают. Тебя расстреливают. Ты думал не так, как другие.
цитата Антуан де Сент Экзюпери. Испания в крови
В Испании пришли в движение толпы, но каждый отдельный человек, этот огромный мир, тщетно взывает о помощи из глубин обвалившейся шахты..
Такой подчеркнуто аполитичный подход к оценке гражданской войны необычен. По сравнению с предметной аналитикой Оруэлла абстрактно-философские рассуждения Сент-Экзюпери невольно вызывают внутренний протест: не время, не место для них — так кажется. Но, с другой стороны, страдают и гибнут конкретные люди, и люди эти — живые, в отличие от идей, целей, и политических режимов.
И все-таки не только смерти несла с собой испанская революция. Оруэлл видел другую Барселону и другую Испанию.
цитата Джордж Оруэлл. Памяти Каталонии
Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались – предосторожность на случай воздушного налета, – полки запущенных магазинов стояли полупустыми. <...> И все же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же – была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине.
Во взгляде на испанскую революцию Сент-Экзюпери и Оруэлл резко расходятся. А вот специфику фронтовых военных действий описывают во многом схоже. И тот, и другой отмечают территориальную отдаленность противника. Только Оруэлл оценивает данный фактор с позиций военной тактики (из винтовки не достать, а другого оружия практически нет), а Сент-Экзюпери уходит едва ли не в поэзию.
цитата Антуан де Сент Экзюпери. Испания в крови
Сколько простора, сколько воздуха между очагами боев! Этой войне удивительно не хватает плотности…
Находящемуся в окопах Оруэллу воздуха отчаянно не хватало, ведь пространство вокруг окопов было загажено испражнениями и отбросами. Не воздух и простор, а грязь и антисанитария неизбежные сопутствуют позиционной войне.
И еще одну особенность испанской войны отметили оба этих незаурядных человека: наиболее эффективным оружием в ней выступала пропаганда. Сент-Экзюпери и здесь высказывается поэтично.
цитата Антуан де Сент Экзюпери. Испания в крови
Барселона ждет, что после вещего сна Сарагоса проснется социалистической и падет. В движение пришла мысль: по сути дела, не солдат, а мысль осаждает города… Она — великая надежда, и она же — опаснейший враг. Мне кажется, несколько этих самолетов и бомб, несколько снарядов и несколько бойцов сами по себе не могут одержать победу. Один обороняющийся в окопе противник сильнее сотни осаждающих. Но может быть, где-то пробирается мысль…
Оруэлл же вполне приземленно рассказывает о методике пропагандисткой обработки противника, практиковавшейся в его подразделении, а также отмечает, что подавление революционных сил негативно сказалось на ходе войны с франкистами, так как уничтожило в зародыше очаги революционного сопротивления на вражеской территории, которые могли бы серьезно ослабить противника.
Они очень разные — Сент-Экзюпери и Оруэлл. За строками «Испании в крови» видны первые камни фундамента "Цитадели". Тем интереснее сравнить их точки зрения и взгляды. Ведь, по словам Оруэлла,
цитата Джордж Оруэлл. Памяти Каталонии
Сознательно или бессознательно каждый пишет пристрастно. Если я не предупредил моих читателей раньше, то делаю это теперь: учитывайте мою односторонность, мои фактические ошибки, неизбежные искажения, результат того, что я видел лишь часть событий. И учитывайте все это, читая любую другую книгу об этом периоде испанской войны.
Они были в Испании в разное время и видели каждый свою Испанию. В фокусе внимания Сент-Экзюпери — человек, его жизнь, смерть, страдания. Оруэлл же видел революцию, порыв многих людей к свободе, попытку создать общество, основанное на принципах равенства...
В очередной раз перечитав сей древний труд, обратила внимание на забавную вещь. В словарях и предисловиях пишут, что с "Илиады" началась европейская литература. Получается, что европейская литература началась с героического фэнтези в стихах, да еще с элементами альтернативной истории и научной фантастики. Отправляя фантастику как жанр в некое загадочное "гетто", сторонники "большой литературы" несколько поторопились.
Предвосхищая на полтора десятка столетий всяких Конанов, Логенов и прочих героических персов, Гомер создал фэнтезийную историю осады Трои. Поэма охватывает несколько дней на десятом году осады сей неприступной твердыни, которые стали переломными в Троянской войне. К моменту начала событий война за Трою была уже привычной частью жизни, ахейское войско обжилось на побережье вблизи городских стен, осаждающие и осажденные систематически сражались без решающего перевеса, но со всем возможным героизмом, приличествующим античному воину. Никто никуда не торопился. Каждый старательно приумножал военный авторитет и трофеи.
Трофеи и стали причиной, нарушившей равновесие в войне. Вождь ахейцев Агамемнон был принужден войском передать захваченную в плен деву Хрисеиду отцу. В качестве компенсации он отобрал у Ахиллеса другую плененную деву — Брисеиду. Смертельно обиженный Ахиллес отказался участвовать в битвах, и троянцы стали одерживать верх в сражениях. Желая прекратить истребление ахейских воинов, Менелай предложил Парису решить исход войны поединком. Поединок состоялся, победил Менелай, но питающая слабость к Парису Афродита в последний миг выхватила Париса с места сражения и унесла под защиту троянских стен. Вернуть Менелаю Елену Парис отказался. Военные действия ахейцев активизировались, при живейшем участии богов троянцами был убит ближайший друг Ахиллеса Патрокл. Ахиллес вступил в сражение, убил вождя троянской армии Гектора, и это стало началом конца Трои.
Но неправильно было бы думать, что данные события стали причиной победы одних и поражения других. В мире Гомера жизнь и смерть воина, города, корабля изначально предрешены Судьбой, перед которой даже олимпийские боги бессильны. Боги «Илиады» очень похожи на людей. Они любопытны, падки на лесть, обидчивы, жаждут жертвоприношений и зрелищ, и поэтому постоянно вмешиваются в дела людей. Все военные действия разворачиваются по прихоти богов, которые побуждают воинов к наступлению или бегству. При этом Гера и Афина поддерживают ахейцев, Афродита и Аполлон — троянцев, Великий же Зевс-Громовержец действует по принципу "и нашим, и вашим", в зависимости от настроения.
Казалось бы, в такой войне от людей мало что зависит, но ахейские и троянские воины ведут себя вовсе не как марионетки. Они осознают и принимают неизбежность Судьбы, подчиняются велениям Зевса-Громовержца, осторожно отступают перед противником, за плечом которого угадывается божество рангом пониже. Однако, сражаются ахейцы и троянцы мужественно, дерзают спорить с богами помельче Зевса и даже поднять на них оружие, если случай выпадает. Человек подчиняется Судьбе и богам, но готов спорить с ними, готов действовать по своему усмотрению, когда видит такую возможность. Будучи игрушками олимпийцев, ахейские и троянские мужи сохраняют достоинство. Ведь олимпийские боги — часть мира людей, многие связаны с ними родственными узами. Краткость человеческой жизни перед лицом бессмертных лишь побуждает людей стремиться как можно ярче прожить и завершить жизнь, чтобы не уронить честь, оставить достойную память о себе.
Троянская война была событием масштабным по числу участников. На стороне ахейцев «Илиада» упоминает порядка полутора сотен кораблей из разных земель, на которых к Трое прибыло тысяч десять воинов. Огромное войско для того времени. Это была очень большая война. При этом велась она с потрясающей неспешностью. В плаче по Гектору Елена восклицает:
цитата
двадцатый уж год для меня с той поры протекает, как прибыла я сюда и покинула край мой родимый.
То есть сподвижники Менелая собирались на войну и добирались до Трои десять лет, затем еще девять провели под стенами города в регулярных сражениях и лишь на десятом году приступили к действиям решительным, и то в результате конфликтов из-за плененных дев. Близость к олимпийцам бесследно не проходит, люди тоже ведут себя так, словно впереди у них вечность.
При этом поэма на удивление живая. Герои, события, чувства увлекают, объемный, весьма плотный текст читается на одном дыхании. Несмотря на древность, «Илиада» не превратилась в памятник литературы, это и сегодня волнующая история о людях, к жизни которых мы прикасаемся через века благодаря мастерству древнего поэта.
Немаловажную роль здесь играет тщательная прорисовка деталей: экипировка воина, блюда на пиру, описание трофеев, подарков, содержимого хранилищ, занятий троянок в ожидании мужей и спортивных состязаний в память погибших — все это создает достаточно полную картину жизни людей того времени. Жизнь их была проста и сурова. Она требовала от человека умения многое делать своими руками и быть физически сильным, слабые в ту эпоху не имели шансов.
Как считают историки, Троянская война произошла в 13-12 веках до новой эры, то есть Гомер описывал события четырехсотлетней давности. Вполне возможно, что реальная осада Трои происходила иначе, и уж точно иными были причины военных действий, да и боги вряд ли участвовали в реальной войне. Перед нами некоторым образом альтернативная история, правда, альтернативность связана в основном с мотивацией персонажей, но древность-то какая — чуть ли не три тысячи лет назад написано!
Кроме того, в поэме присутствуют роботы — у Гермеса имелись
цитата
золотые служанки..., подобные девам живым.
Наверное, это самое древнее дошедшее до нас авторское произведение, и сразу фантастика. Неинтересно людям описывать одну лишь реальность, хочется привнести в жизнь что-то особенное, что могло бы или может быть.
В романе показан контакт человечества с разумными существами из параллельной вселенной. Весьма своеобразный контакт, учитывая, что личная встреча "соседей по мирозданию" не представляется возможной ввиду качественных различий физических констант вселенных.
Практически все обстоятельные рецензенты отмечают, что в названиях глав Азимов использовал известную цитату из "Орлеанской девы" Шиллера: "Против глупости сами боги бороться бессильны". Причем "Против глупости" относится к землянам, "Сами боги" — к разумным обитателям паравселенной, а "Бороться бессильны" — к жителям лунной колонии.
В сочетании с эпиграфом-подсказкой видно, что не такого уж плохого мнения о человечестве был великий фантаст. По собственной глупости создав проблему, люди сами находят способ ее устранения. Человечество все время балансирует на лезвии, и каким-то образом удерживается на нем, несмотря на неистребимое пристрастие к бесплатному сыру.
Отношения ученых и политиков к научным разработкам доктора Ламонта показывает склонность человечества отбрасывать от себя проблемы, решение которых требует ограничения материального благополучия, даже если на другой чаше весов лежит существование вселенной.
цитата Айзек Азимов. Сами боги
Самый легкий способ решения проблемы — попросту отрицать ее наличие.
Люди из параллельной вселенной (паралюди) в своем стремлении спасти умирающую звездную систему действительно вышли на уровень богов, вершащих судьбу чужого мира. В сюжете представлен этический конфликт, решения не имеющий: если ради сохранения своего мира нужно подвергнуть риску и в конечном счете уничтожить какой-то другой мир, как поступить?
Данная этическая проблема постепенно нагнетается и доводится до точки принятия решения: кому жить, своим или чужим, при том, что эти чужие — не агрессоры, они не создают проблему и даже ничего о ней не знают. В какой-то момент кажется, что разрешение этой коллизии является главным в романе. Книгу читаешь с напряженным ожиданием: что же произойдет — смирятся ли с судьбой одни, сумеют ли защититься другие?
... нельзя повернуть прогресс вспять. Нельзя загнать цыпленка в яйцо, а вино в виноградную лозу. Если вы хотите, чтобы маленький ребенок отпустил ваши часы, не стоит объяснять ему, что он должен их отдать, а лучше предложить взамен что-нибудь еще более интересное.
"Более интересное" тут же и появляется. Но появляется красиво, в виде развития научных теорий, представленных в романе изначально. Стрелка переводится на безжизненную вселенную и максимально растягивается во времени. Фактор безжизненности возможной жертвы в первый момент воспринимается как маленькая хитрость Автора. Но вскоре понимаешь, что именно так и надо. Главным героем повествования является наука. С помощью науки и разрешается основной конфликт сюжета.
Научные теории — самый волнующий элемент романа. Они увлекают безотносительно к героям и сюжету: возникновение вселенной с характеристиками, пригодными для зарождения жизни; предположение о механизме Большого Взрыва; множественность миров с разнообразными условиями и формами жизни; проект по перемещению планеты в космическом пространстве; взаимодействие физических законов сопредельных вселенных, огромные временные интервалы и уязвимость звездных систем — все это представлено так, что захватывает дух. Автор подводит нас к краю совершенно не мистической бездны, в которой мы и живем, как выясняется.
Герои романа сами не боги, божественную возможность разрушать и создавать им дает наука. Она же создает ситуацию нравственного тупика и предлагает путь через преграду.
Азимов, конечно, Мастер. Специфические вопросы физики он умеет изложить так, что даже гуманитарий с легкостью понимает суть и смысл.
Недостаток в романе для меня один. Слишком резко оборвана сюжетная линия паралюдей, хотелось бы узнать, как поведет себя новый Жесткий, кто возьмет в нем верх — рационал или олевелая эм. Но даже в романе нельзя охватить все. Что-то неизбежно остается недосказанным.
"Сами боги" были любимым романом Азимова. Прочитав книгу, этому не удивляешься. Прекрасная вещь, заслуженно получившая ряд высоких литературных наград.