Нил Гейман, Проблема Сьюзен (2004)

Совершенно бесподобный по тонкости троллинг одной из наиболее вредных детских книг (странно звучит, но бывает и такое...) в истории европейской литературы. Нет, я все понимаю, есть люди, которые в постмодернизме видят delirium tremens современной культуры, сиречь, если по-русски, белочку — и швыряются в нее плиткой австрийского шоколада с лесным орехом; Мартин Лютер мог бы поступить и так...

Однако честнее признать, что споры о литературе есть дозволенная обществом форма высокофункционального аутизма*. Если повезет, высокофункциональные аутисты выживают, преодолевая сопротивление окружающей среды.

Иногда это сопротивление принимает вид железнодорожной мясорубки... Чарльзу Диккенсу после Стейплхерстской катастрофы, пожалуй, повезло. Ему не пришлось опознавать изуродованные тела близких.

... Господа теологи и теософы, ну хва-а-а-тит уже изгаляться с теодицеей...

* * *

Очередная блестящая попытка показать, как из текстов, написанных с целью пропаганды того или иного вероучения, легко вычитываются со-о-овсем не те смыслы, что закладывал в них автор. Не так все бывает, совсем не так — и в католицизме, и в криптоправославии (слышанное мной от школьной училки зарублитры определение этической позиции К.С.Л.), и в мусульманстве.

Как можно оценить историческую достоверность отчета о карательном походе на альбигойцев, если стараниями римских эмиссаров не осталось ни одного альбигойца, способного поделиться своим взглядом на происходившее?

Как можно упрекать суфиев за то, что идею прямого мистического единения со Всевышним, очищенного от позднейших догматических наслоений (бид'а), взяли у них на вооружение последователи Мохаммеда ибн Абд-аль-Ваххаба?

Как можно всерьез поносить Сьюзен за измену идеалам детского магического мышления ©, если, пока ребенок говорит с Господом, но не получает ответов, его считают психически нормальным, а как только Господь начинает отвечать на вопросы, интервьюера окормляют тетрацикликами? :-)

цитата H.L.Mencken

Fundamentalism. A terrible, pervasive fear that someone, somewhere, is having fun.

Рассказ Геймана относится к нарнийскому исходнику так, как Психоисторический кризис — к Академии или AMOLED 1920х1080 — к TN-film 800х600. Хотя ой, с чем это я сравниваю? В Нарнии не было коммуникаторов типа "лопата", оплетающих человечество бездуховной по сути своей паутиной мобильной связи и Интернета (это тоже записано с реальных слов, если не верите).

А что там было? Первозданное вневременное магическое мироустройство.

Ну, на уязвимость такого подхода довольно жестко указал Стросс в Палимпсесте:

Хотя Энтони Хопкинс в киношной роли Льюиса хорош,

нельзя путать его с реальным Льюисом, от финала Последней битвы которого... как бы это помягче... хочется взяться за голову и аккуратно слить из нее наваристую густую шизофрению автора.

==========================================================

* Впрочем, someone might enJoy it.

Ларри Нивен, Джерри Пурнелл, Стивен Барнс, Хеоротская трилогия (1987-2012)

Нивен, лучшие работы которого — Мошка в зенице Господней и Чаша небес — написаны в соавторстве, в 1980-1990-е годы некоторое время "соображал на троих". Помимо многолетнего соавтора Джерри Пурнелла, к сотрудничеству привлекли менее известного Стивена Барнса. В результате получилась одна из самых оригинальных и стильных вселенных современной НФ.

А в прошлом году, очень продуктивном для Ларри Нивена, трио соавторов, решивших тряхнуть стариной, опубликована третья книга цикла — Тайна острова черного корабля.

Это повесть, предваряющая события Детей Беовульфа. Чтение книги не обязательно для понимания основной дилогии. В свете дискуссий о современном книгоиздании показательно, что публиковалась повесть исключительно в электронном виде.

Спонсированная National Geographic космическая экспедиция на одноименном корабле прибывает в облюбованную космооперами систему τ Кита, на планету Авалон. Как и у Винджа в более поздних Детях небес, неудачная разморозка после гибернации существенно повредила тела и разумы многих членов экипажа, в том числе молодых, и загодя составленный план колонизации Авалона рушится, не успев развернуться. Как и у Винджа, в земном поселении цветут и пахнут чреватые гражданской войной дрязги между поколениями.

Ничего не поделаешь — дали лазерный пистолет, крутись, как знаешь.

Вот только местные формы жизни тоже отнюдь не чураются сверхмощных химических генераторов. Впрочем, станет ли экосистеме колонии и планете в целом лучше, если человек, по своему обыкновению, их истребит? После Херберта, пожалуй, никто еще так подробно и скрупулезно не прописывал катастрофическое взаимодействие человечества с экологией отдаленной планеты, на которой люди поневоле вынуждены вести суровый образ жизни. Фирменная черта Нивена — страсть к демиургии и заклепкометрии — в Хеоротском цикле пущена, как и в мошкитском, на биологические нужды.

Более того, климатические изменения угрожают еще туже закрутить гайки: цикл магнетодинамики авалонского солнца в пять раз длиннее, чем у Солнца Земли, а значит, минимумы типа маундеровских неизбежно суровее, максимумы же — чреваты всемирным потопом.

Мифопоэтика Дюны разработана from the scratch, исключая несомненную опору на арабский мистицизм, а вот события Хеоротского цикла происходят в довольно близком будущем, и культура первопоселенцев сохраняет сходство с англосаксонской. Колония на Авалоне наречена Камелотом, а кошмарные твари, преследующие обитателей поселка, — гренделями. Анджелина Джоли, изображавшая мать Гренделя в современной экранизации средневекового эпоса, вряд ли бы нашла с ними общий язык; может, потому-то Хеоротский цикл до сих пор не получил голливудской ипостаси, при общем-то дефиците умной кинофантастики и засилье римейков. С другой стороны, Джессика с вышепоказанной обложки Детей Беовульфа, как на мой вкус, ничем не хуже. :-)

По-настоящему жуткий оттенок семантика эта обретает к середине заключительной книги, второй по времени написания.

Ведь перевод имени Беовульф как медведь не в полной мере отражает этимологию староанглийского слова. Буквально оно означает "пчелиный волк" — слово медведь охотниками было табуировано.

Вспоминается анекдот:

— Уважаемые радиослушатели, в нашем эфире сегодня песня группы Beatles - Let It Be. Для тех, кто не знает английского, напомним, что bee значит "пчела". Итак, слушаем песню Летит пчела.

А вот защитникам Камелота, куда держат курс авалонские пчелки, мало подмоги от мысли, что у этих пчелок какой-то неправильный мед.

Тема Первого Контакта в трилогии присутствует, но звучит очень глухо. Впрочем, ноток этих достаточно, чтобы придать Детям Беовульфа, они же Драконы Хеорота, величественный и трагичный финал.

Карл Шрёдер, Госпожа лабиринтов (2005)

Ливия Кодаль (Livia Kodaly, судя по написанию, фамилия венгерского происхождения и должна бы читаться Кодайи, однако по тексту понятно, какой вариант выбирает Шрёдер) — девушка-инвалид. Не то чтобы она ездила в кресле и нуждалась в услугах сиделки и массажиста: отнюдь. Она хоть голой может выйти на улицу, если пожелает того: универсальный костюм представит ее одетой сообразно вкусам смотрящего. Она везде в Кругу Друзей, представленных когда реальными людьми, а когда идеальными анима-копиями. Она не нуждается в деньгах: товарно-денежные отношения на Вестерхавене отменены. Она выше богинь древности и ниже генетически морфированных бестий. И каждую ночь она просыпается в тревоге, не ускользает ли из-под ног привычное многообразие, как случилось это с нею в десять с небольшим лет.

Ливия (сокращенно Лив, что по-норвежски совпадает с именем первой женщины Человечества) страдает от тяжкого и неисцелимого заболевания. Она никому и ничему не верит. С той поры, как вывалилась вместе с падающим флайером из виртуальности в физический мир и обнаружила, вместе с горсткой перепуганных, полуживых от боли и холода сверстников, что там, снаружи, все происходит просто так, а не по замыслу Зрячего Часовщика.

Ливия Кодаль живет на Тевен-Коронале, мире-кольце неизвестных размеров, чье подлинное происхождение теряется в дымке первобытной истории, хоть и считается, что построен он выходцами с Земли.

Ливия Кодаль ни во что не верит, и в глазах основоположников ее родной реальности такое качество очень ценно. Еще не повзрослев, она побывала в мире мертвых, где слово надо соскоблить с бумажного листа, чтобы его уничтожить, и вернулась оттуда в воздушные замки живущих.

Ливия Кодаль знать не знает, что двери поезда, отходящего с Тевен-Короналя на следующую станцию линии Дайсона, уже начали сближаться. Вскоре они захлопнутся совсем, и поезд, морфировав в космический лифт, отчалит по назначению... а в кабине машиниста за пультом управления пусто, и на индикационном дисплее, отделанном сообразно техническим ограничениям локального сектора виртуальности, высветятся четыре цифры.

Теперь ей одной ничего не стоит увидеть под пышным цветением любимого сада дымящиеся развалины, а в начищенном до блеска щите Персея — аватарку Медузы.

цитата

Ливия оторвала взгляд от примятой, забрызганной кровью травы и постаралась припомнить, каким образом люди Ворона воспринимают свое окружение. Трава — не просто трава, а дар Ометеотля. Эта поляна... она возникла не случайно. Место наделено особым значением, пускай даже непостижимым для людей. Она обернулась к лесу и нацелила на него все чувства — ощутила теплый воздух, пахнущий травой. Ну же, ты странствовала между многообразий по своей воле, разве не отыщешь ты ценностные координаты ближайшего аналога Вороньей деревни? Трудная задача: она с трудом сдерживала порыв воззвать ко гхахланде или к'к'атшане самого Ворона. А требовалось иное — отринуть красочную общественную круговерть Вестерхавена и анимизм племени Ворона. Открыть новый способ восприятия.

Она встала, протянула руки к солнцу и распахнула себя вероятностям. Мгновением позже что-то новое зашевелилось под лиственным ковром леса. Промелькнуло и пропало. Проявилось опять, выцветая и развеиваясь, стоило ей вспомнить о кошмарах, от которых спасалась. Отвердело на секунду-другую, как только девушка бросила думать и чистосердечно восхитилась его красками.

Чтобы переместиться туда, ей нужно было отринуть разом нахлынувшее отчаяние. Это долго не удавалось. Затем, в один момент, она просто вздохнула, отпустила себя и оказалась там.

Ворота заставы были высоченные, выкрашенные в бело-красную полоску. Над ними высился знак в форме арки: БЛОЧНЫЙ МИР. Ворота запирались филигранной работы золотыми засовами. Ливия подошла к ним, поглядела на ту сторону, прищурилась от золотого блеска, глянула снова. Небо за воротами казалось... за неимением лучшего слова, бледно-лавандовым. Облака были круглые, слабо выраженных очертаний, точно воздушные шары. Все детали — нарочито смазаны.

Озадаченно моргнув, она отступила на шаг и заметила, что с крайнего правого столба ворот свешивается какой-то предмет. Это оказалось зеркало в раме с витиеватым орнаментом. Под зеркалом бежали какие-то слова. Она подошла ближе.

ВЫБЕРИТЕ АВАТАР И ВОЙДИТЕ, гласила надпись на раме.

Она уставилась на собственное отражение.

Вид у нее был перепуганный и изможденный, глаза дико блуждали. И не успела она этого осознать, как глаза отраженной Ливии распахнулись еще шире, немыслимо шире, а зрачки, напротив, сузились в точки. Она так удивилась, что не сдержала смеха. Зубы отражения расползлись по всей плоскости зеркала, запрыгали, вытянулись из десен, как великанские грибы из почвы. Она растерянно моргала, пытаясь сообразить, на что смотрит. Отражение тем временем морфировало в мультяшную карикатуру на оригинал. Сильно асимметричный прикус, выступающие передние зубы, волосы разметались по громадным, как паруса, ушам, а тело ниже шеи превратилось в беглый схематичный набросок, не считая непропорционально длинных рук и ног. Карикатура бы ее повеселила... в иных обстоятельствах. Сейчас шарж этот скорее устрашал и повергал в смятение. Потом вернулась ярость, но многообразие как будто бы застабилизировалось.

Что-то тонко щелкнуло, золотые засовы отошли. Не колеблясь, девушка шагнула за ворота.

Лес, посреди которого она стояла, исчез. Ливия огляделась и чуть не упала от неожиданности.

Как объяснял в другое время в другом месте Танатос Джону д'Арси Доннерджеку, Вселенная никому ничего не должна. Счастливые концовки случаются далеко не всегда.

Книжку можно рассматривать как дальний приквел Вентуса, и лучше читать дилогию именно в таком порядке. Хотя литературное мастерство Шрёдера за пять лет между романами несомненно выросло.

Из доступных аналогов назову Мир-Кольцо Нивена, Черту прикрытия Бэнкса и Только вперед Майкла Маршалла Смита, особенно последнюю из этих работ. Отдаленно сходные темы исследовал также Иган в Диаспоре, однако читается Госпожа лабиринтов несопоставимо легче.

Карл Шрёдер, Вентус (2000)

Книжку можно было бы прочесть как микс Неба сингулярности, Материи и Детей небес — я позволю себе немного расширить лапидарную ремарку Тess_Kyiv: скажем, леди Каландрия Мэй разительно напоминает строссовского суперагента Рашель Мансур и бэнксову принцессу Особых Обстоятельств Джан Сери Анаплиан, а Гала --- мучимая экзистенциально-футурологическими терзаниями и дневными кошмарами реалистической трансценденции, достойными Дали, --- легко бы ужилась в одном замке с Равной Бергсндот, пообтершейся за десять лет в Домене Древорезчицы мира Стальных Когтей.

Пришлось себя ущипнуть, когда я увидел, что на обложке русского перевода Детей небес непричемно красуется иллюстрация к роману... Шрёдера Queen of Candesce.

Заковыка в том, что Вентус написан гораздо раньше трех этих книг, Уоттс в послесловии к Ложной слепоте благодарит Шредера за продуктивные дискуссии о природе сознания, а с ранее помянутым Строссом Вентус роднят прежде всего хомскианские подходы к метапрограммированию искусственного интеллекта.

Почему этот роман в русскоязычном фэндоме практически неизвестен? Кто его знает, перевод тому виной не стал — он приемлем, вопреки наездам Heechee (кстати, 'толи' пишется раздельно). Видать, волею мстительного 3340 Шрёдер угодил в безвременье 2002-2005 гг., когда АСТ и ЭКСМО раз за разом запускали и бросали серии фантастики с невменяемыми аннотациями. Впрочем, в 2008 г. Шрёдера тоже издали — и тут же забросили снова его цикл о Вирге. Меж тем оный цикл продолжает разрастаться и насчитывает уже пять романов, наисвежайший из них, Ashes of Candesce, чем-то напоминает Вентус, но переосмысленный в духе бэнксовых пустотелов и Чаши Небес Нивена-Бенфорда.

Конечно, Вентус уступает открывающей цикл (с точки зрения внутренней хронологии, а не времени написания: снова параллели с Винджем) Госпоже лабиринтов. И читать его лучше вторым в дилогии, поскольку природа archvillainous AI будет понятней.

Но... аура технофэнтезийного квазимедиевистского киберпанка, окружающая роман, разительно выделяет его в сонме дебютов МТА (вышедший в 1997 году совместный с Никлем Эффект Клауса не учитываю как несамостоятельную ученическую поделку). Выдам десятку, отталкиваясь от своих собственных, пускай даже и не слишком мозолистых, как у почтеннейшего Otto, мыслей.

Cвоих собственных, Ольга: это я к вам обращаюсь, слышите?

Редко попадаются произведения настолько позитивно позитивистские, проникнутые убежденностью в бесконечных перспективах человечества, но при этом сработанные на превосходном литературном уровне, без характерной для тех же Ефремова и Лукьяненко заунывно-суесловной дидактики.

Более того, момент, когда превосходный тонкий троллинг фэнтезийного штампа "молодой человек по трупам войнов с мечями карабкается к успеху и постели королевы" переходит в мрачный нанопанковский технобоевик, а затем в бурлеск развитой Сингулярности, почти неуловим. Даже фирменная авторская концепция талиенса, восходящая к работам Квентина Мейасу, прорастает в неспешном, сагоподобном повествовании исподволь, как занесенное солнечным ветром семя фоннеймановского наносборщика. Что-то подобное было у Бэнкса в Безатказнам арудии, хотя там сработано еще красивее из-за нетривиальной сюжетной структуры.

Лишь когда в повествовании появилась и, балансируя на задних лапах, поклонилась Харрисону белая кошка, я откинул голову от коммуникатора and laughed blue in the face.

В заключение стоит отметить, что ventus по-латыни значит "ветер". Кстати, форма множ. ч. русского слова ветер в переводе 2003 г. записана в нормативной орфографии --- ветры. Госпожа Васильева, перевод ваш неплох, но, вопреки рекомендациям словарей 1974 года, в русском языке пускать ветры можно только задницей.

Читать лучше под этот саундтрек, превосходно отвечающий настроению книжки

Оригинал романа доступен свободно на авторском сайте: http://www.kschroeder.com/archive/Ventus/... или http://www.kschroeder.com/my-books/ventus...

Если произведение вам понравится, вы можете заплатить Шрёдеру на выбор два, пять или десять долларов США.

Оригинал: Guardian, 3 августа 2012

Первый черновик Используя оружие* (Use of Weapons) восходит к 1974 г. Он был битком набит прозой, обычно рождающейся на свет, когда автор берет толстый словарь** и приносит клятву никогда не пользоваться одним прилагательным там, где можно обойтись шестью. (Ах да, совсем забыл: к тому моменту я уже успел написать три романа — неопубликованных — и одну повесть в 30 000 слов. Засим я решил, что сочинять одну книгу за раз — слишком простая задачка для такого крутого перца, и, взявшись за Используя оружие, дополнительно нагрузил себя вторым романом — Эклиптика. В моих заметках ему дана краткая характеристика "мрачная планетарная НФ"***. Я писал Эклиптику в один день, Используя оружие в другой, и так они чередовались. Написав примерно 20 000 слов, я потерял к Эклиптике интерес. Другая книга, Используя оружие, просто отпихнула ее с пути, как мог бы кукушонок вытолкнуть из гнезда другие ненасиженные яйца, чтоб те разбились в подлеске.

Но довольно об этом. Помимо маниакальной одержимости прилагательными, для первого варианта Используя оружие была характерна еще одна противная особенность: вычурно-усложненная сюжетная структура, которую, пожалуй, можно отобразить лишь в виде диаграммы. "Тюремное заключение" и "полет к свободе" — основные темы той версии, были и другие; их развитие я прослеживал на перпендикулярных друг другу осях абсцисс и ординат. Каждая глава описывалась особыми координатами на этой сетке. Две вышеназванные, впрочем, никогда бы не столкнулись, поскольку существовали на одной и той же оси. Если бы столкновение все-таки произошло, я бы, наверно, придумал воздушную тюрьму или что-нибудь в этом роде.

Кластеры главок постепенно накладывались, налезали друг на друга, пока в самом центре книги, в нулевой точке, сюжетные направления не начинали расходиться. Кластер за кластером, пока в самом конце читатель не обнаружит себя в довольно простых обстоятельствах, где исследуется одна-единственная тема. В свою защиту могу сказать, что в те годы я учился в университете, и кто-то ненароком обронил при мне словечко структурализм. Я увлекся им так быстро и глубоко, что не позаботился даже выяснить, а что этот термин, собственно, означал.

Я крайне гордился этой структурой сюжета и в особенности тем, что из нее естественным образом вытекало, тем, что она требовала: необходимостью поместить неожиданный сюжетный финал книги в ее середине, а вторую часть, заметно длиннее первой, занять "размыванием кульминации". Невелика цена, считал я, за ослепительное совершенство законченного творения.

Потом я мало-помалу задумался о следующей книге --- На темном фоне, и решил, что, быть может, вся эта замануха с финалом в середине книги — всего-навсего образчик малоосмысленно радикального эксперимента ради эксперимента. Быть может, сказал я себе, ты капитально просчитался. Загоревшись идеей новой книги, я отложил Используя оружие в долгий ящик и наклеил на него ярлык низкосортной, недостойной дальнейшего внимания чухни.

Мой приятель Кен Маклеод был первым, кто попросил перечитать этот черновик. В середине 1980-х. Я сказал: ты идиот. Он попросил снова, получил искомое, прочел рукопись и вынес вердикт: из нее отчаянно пытается вылупиться хороший роман.

Я повторил свое экспертное заключение: ты идиот.

Кен бестрепетно предложил свой план: переписать книгу, пользуясь более простой структурой с двумя сюжетными линиями, причем --- и вот тут-то была собака зарыта --- устремить одну вперед во времени, а другую направить в прошлое, чтобы они достигали каждая своей кульминации --- в конце.

В тот миг --- я хорошо запомнил то мгновение, поскольку подобные ему часто встречаются в кино и уже оскомину набили --- я уставился на Кена и выдохнул потрясенно:

--- Чувак, а это, пожалуй, может и сработать!

Ну, по крайней мере, так мне помнится. Хотя, зная себя, не поручусь, что я не обозвал его идиотом снова.

Вы готовы услышать дальнейшие саморазоблачения?

Джеймс Хейл, мой замечательный редактор и добрый приятель, человек, который (вместе с будущей супругой Хиллари) открыл и вытащил на свет Осиную фабрику, внес еще одно существенное предложение: авторской честности ради

Я обозвал его идиотом, ушел, попытался реализовать эту задумку и осознал, что он прав. Как, впрочем, был прав и Кен.

Так и получилось, что мой лучший (вероятно) и по сей день НФ-роман во многом обязан своим существованием работе других людей. Хорошо, хорошо, это очень хорошо --- сказал бы Воннегут.

С другой стороны, встречаются в этой книге и места, где повествование уходит на глубину -- туда, куда я бы и вывел его, руководствуясь уже сегодняшними, усложнившимися своими критериями.

С еще одной стороны, мне приятно, что у романа вообще сохранилась какая-то структура за вычетом предложенной Кеном "двухпоточной" схемы. Я планировал наращивать книгу концентрическими слоями, и действительно, открыв роман точно в середине, читатель отправится оттуда назад во времени и наткнется на образ человека, раз за разом запускающего камни скакать по воде****.

[Примерно так:

Схема составлена с учетом одного только романа Используя оружие.

F. G.]

Кроме того, в Используя оружие родилась Культура. Но это уже совсем другая история.

Из комментариев к интервью:

цитата

There are lots of different strategies for dealing with the difficulty of representing utopia. People don't dare write utopian novels; dystopian ones are so much more fashionable.

Примечания

* В дальнейшем я применяю этот вариант перевода вместо существующего на русском Выбор оружия.

** Как видим, выражение словарь 1974 года не является исключительно внутрифантлабовским мемом.

*** В переработанном виде опубликован под названием На темном фоне (Against a Dark Background, рус. пер. По ту сторону тьмы).

**** Указанный эпизод фигурирует в главе VII:

цитата

--- Твой отец был убийцей. Он убил многих, и потому его самого казнили.

Шераденин сидел, свесив ноги через каменный фальшборт. В саду царил великолепный день, на ветру вздыхала листва. Невдалеке о чем-то болтали и хихикали сестры, обрывая растущие на клумбах в центре каменной палубы цветы. Каменный корабль покоился в западном озере, соединявшемся коротким каменным каналом с остальным садом. Там они некоторое время играли в пиратов, потом занялись цветниками на верхней из двух палуб. Шераденин тем временем собирал камушки и теперь один за другим принялся швырять их в тихую воду. По глади озерца пошла рябь. Казалось, что он стремится, подобно стрелку из лука, раз за разом попасть в одно и то же место --- яблочко мишени.

--- Он ничего такого не делал. --- Элетиомел, глядя вниз, пинал каменный фальшборт. --- Он был хорошим человеком.

--- Правда? Если он был хорошим человеком, отчего же король приказал его убить?

--- Не знаю. Люди много всякого наговорили о нем. Оклеветали, наверное.

--- Но король умнее их, --- триумфально выпалил Шераденин, запустив очередной камушек по воде. Круги расширялись. --- Умнее всех. Поэтому он и король. Он бы разоблачил клевету.

--- Мне начхать, --- ответил Элетиомел. --- Отец мой не был плохим человеком.

--- Был. А твоя мать, наверно, та еще уродина. Иначе бы они ее не посадили под домашний арест в ее покоях.

--- Не была она такая, не была!

Элетиомел поднял глаза на другого мальчишку. В его голове --- по ту сторону переносицы и глаз --- стало нарастать и раздуваться что-то незнакомое.

--- Она болеет. Она выходить не может!

--- Она так говорит, --- заметил Шераденин.

--- Эй, гляньте --- миллионы цветков! Смотрите, мы из них духи сделаем! Не хотите помочь?

Сестренки бежали к ним, набрав полные охапки цветов.

--- Элли?

Даркензе попыталась взять Элетиомела за руку, тот отпихнул ее.

--- О Элли... Шери, не надо, --- возмутилась Ливуэта.

--- Она не была такой! Не была! --- орал он в спину другому.

--- Нет, была-а-а-а, --- нараспев протянул Шераденин и швырнул в озерцо еще один камушек.

--- Не была! --- закричал Элетиомел и устремился вперед, со всей силы толкнув другого в спину.

Шераденин со вскриком опрокинулся через резной фальшборт. Падая, он сильно ударился головой. Девочки завопили.

Элетиомел перегнулся через парапет и увидел, как Шераденин всплывает в самом центре кругов. Он пропал из виду, появился опять, плывя лицом вниз.

Даркензе закричала.

--- Элли, нет! --- Ливуэта уронила все собранные цветы и побежала к трапу. Даркензе разрыдалась, скорчившись у фальшборта, прижалась к нему спиной, не выпуская цветочной охапки.

--- Дарки, бегом домой! --- крикнула Ливуэта с трапа.

Элетиомел глядел, как дрейфующая по воде фигура пускает пузыри, и слушал, как торопливая побежка Ливуэты удаляется на нижнюю палубу.

Через несколько секунд девочка прыгнула в мелкую воду --- вылавливать брата. Но прежде, пока Даркензе продолжала хныкать, Элетиомел резким движением смел с парапета все уцелевшие камушки, отправив их подскакивать по воде вокруг тонущего мальчика.

Для сравнения имеющийся русский перевод В. Федорова:

цитата

— Твой отец убил уйму народа, и поэтому его казнили.

Шераданин сидел на краю фальшборта и болтал ногами. Рядом с ним лежала кучка камешков, и он бросал их один за другим в спокойную воду; расходившиеся по ней круги напоминали мишень для стрельбы из лука. Каменный корабль стоял посреди небольшого искусственного озера и был соединён с парком каменной же дамбой. Какое-то время все вместе играли в пиратов на нижней палубе, а потом сестры, оставив их, принялись исследовать цветочные клумбы на верхней.

— Ничего он такого не делал, — ответил Элетиомел, не поднимая глаз. — Он был хорошим человеком.

— Тогда почему король казнил его?

— Не знаю. Должно быть, его оговорили.

— Но король-то умный, — торжествующе возразил Шераданин, — он умнее. Потому-то он и король. Неужели он не понял бы, если бы ему врали?

— Всё равно, отец не был дурным человеком.

— Нет, был, и твоя мать тоже — иначе она не пряталась бы всё это время в своей комнате.

— Она болеет и не может выйти.

— Смотрите, сколько цветов! — к ним подбежали сестры с яркими букетами. — Давайте сделаем из них духи. Не хотите нам помочь? Элли! — Даркенза испуганно посмотрела на брата и взять * его за руку. Он оттолкнул её.

— Элли… Шери… пожалуйста, не надо, — попросила Ливуэта.

— Она не была плохой!

— Нет, была-а, — напевно протянул Шераданин и метнул ещё один камень в озеро.

— Неправда! — Элетиомел вскочил и изо всех сил толкнул его в спину. Шераданин полетел вниз и при падении ударился головой о каменный борт. Младший мальчик перегнулся через парапет и увидел, как старший исчез под водой, затем всплыл лицом вниз. Даркенза завизжала. Её сестра выронила цветы и бросилась к лестнице, крикнув на ходу:

— Даркенза! Беги домой!

Та продолжала визжать и опустилась на корточки у парапета, крепко прижимая к груди цветы. Фигура в воде слабо шевелилась, пуская пузыри. Шаги девочки донеслись с нижней палубы, через несколько секунд она прыгнула, взметнув веер брызг, и зашлёпала по мелководью, направляясь к брату.

* sic