Виталий Каплан. Роман Алексея Иванова «Пищеблок». О пище, вкусной и полезной

Сетевая публикация (16 декабря 2018 г.):

https://krupaspb.ru/zhurnal-piterbook/ret...

Алексей Иванов. Пищеблок. М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018.

Прочитал недавно «Пищеблок» Алексея Иванова. Книга мощная и серьёзная, несмотря на то, что это хоррор, литература ужасов, то есть в представлении многих — попса и ширпотреб.

Действие романа происходит летом 1980 года в пионерлагере «Буревестник» под Куйбышевом (ныне — Самара). Обычный вроде бы лагерь — как говорится, «средней паршивости». Обычные дети, обычные вожатые. Но эта внешняя сторона жизни имеет мрачную изнанку — в «Буревестнике» завелись вампиры, сосущие по ночам детскую и вожатскую кровь. Причем «вампирская составляющая» здесь не декоративна, на ней выстроен стержень сюжета. Есть двое главных героев, 12-летний пионер Валерка и 20-летний вожатый Игорь, которые не щадя живота своего сражаются с вампирами.

Не знаю, закладывал ли Иванов эту аллюзию сознательно, но пара Валерка-Игорь очень напоминает пару Бен Мирс и Марк Петри из «Салимова удела» Стивена Кинга. То есть не супермены, не крутые мачо, не обладающие никакими особыми способностями, ничем вроде бы не выделяющиеся из общей массы... за исключением одного: они не могут мириться со злом. Не с любым — социальное зло герои Иванова вполне готовы терпеть, тут их стратегия — не кидаться с кулаками на танк, а уклониться, чтобы не вляпаться. Однако помимо зла социального бывает и зло инфернальное — и вот тут вроде бы вполне конформные мальчик и юноша оказываются несгибаемыми.

Понятно, что Иванов писатель серьёзный, ему есть о чем сказать «городу и миру», его использование вампирской тематики — не дань вампирской моде (которой особо-то в отечественной литературе и нет) и уж тем более не попытка срубить большие тиражи, обращаясь к массовой аудитории. Вампиры в «Пищеблоке» — это, конечно, метафора. А вот метафора чего, давайте разберёмся.

Итак, советский пионерлагерь. Жизнь, выписанная, что называется, крупными мазками, ярко, сочно, энергично — и без каких-либо идеологических или эстетических фильтров. Абсолютно достоверно показаны дети и взрослые, точнейшим образом воспроизведены детали быта, детский фольклор и жаргон, эротические похождения вожатых, пофигизм начальника лагеря, алкоголизм врача. Всё так и было — подтверждаю своим опытом и детским (в пионерлагеря ездил с 1974 по 1978 годы), и взрослым (работал вожатым с 1985 по 1987). Кое-где, конечно, присутствуют региональные особенности, но это естественно. В «Пищеблоке» мы видим жизнь такой, какой она действительно была — ну или, скажем, такой, какой она запомнилась нашему поколению, плюс-минус пятидесятилетним. Ни один из писателей, работавших в детской литературе, так советский пионерлагерь не показывал — даже Владислав Крапивин, у которого, при всем моем нежно-трепетном отношении к его творчеству, в изображении детской жизни всё же присутствуют определённые фильтры. Причём, важно заметить, у Иванова нет никакой чернухи, он показывает именно что обыденную жизнь, обыденный контингент детей — среди которых есть и утонченно-интеллигентные дети, и дворовые пацаны с криминальными замашками, и пофигисты, и «идейные», и приспособленцы. Ровно то же можно сказать и про его героев-взрослых. Не святые, не монстры. Люди как люди.

Но эти люди как люди, и дети, и взрослые, живут в режиме постоянной имитации Большого и Светлого — то есть изображают из себя правильных пионеров, правильных комсомольцев, стоят на линейках, поднимают знамя, проводят смотры строя и песни, орут речёвки, занимаются «общественной работой». Большинство из них если и не понимает мозгами, то ощущает печёнкой всю бессмысленность, всю пустоту такой игры в идеальных советских людей. Как замечает одна из героинь, председатель пионерского отряда Анастасийка: «Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звёздочки, галстуки — они все понарошку!»

Впрочем, «понарошку» имеет железную силу, и сила эта воплощена в фигуре старшей вожатой Свистуновой, Свистухи, как за глаза называют её в лагере. Свистунова — опытный демагог, цинично выстраивающая карьеру (из текста неясно, то ли по комсомольской, то ли по педагогической линии), безжалостная к людям, но прекрасно умеющая обосновать свою безжалостность идеологическими доводами.

И вот эта жизнь, состоящая из слившихся до степени неразличения правды и «понарошку», имеет другое измерение: там водятся вампиры. Причём вампиры не какие-то условно-символические, а самая настоящая инфернальная нечисть: они боятся святой воды, боятся креста, не могут войти даже в развалины православного храма. Собственно говоря, настоящий вампир, вампир-Мастер, если использовать жанровую терминологию, там только один. В романе он называется «тёмный стратилат». Все остальные «пиявцы», сосущие кровь, — его безвольные рабы, существа несчастные и обреченные. Именно с этим монстром — и кстати, ради спасения пиявцев! — и вступают в борьбу Валерка с Игорем.

Тут-то и оказывается, что вампиры (то есть зло инфернальное) прекрасно вписаны в социум, что у социума нет абсолютно никаких механизмов защиты от них. Причем для своей «социализации» они умело используют то самое «понарошку», ту идеологическую трескотню, которая неотделима от жизни советского общества. Да, вампиры умеют устраиваться, умеют притворяться, умеют манипулировать людьми — причём даже без использования каких-то специфических вампирских возможностей. Хватает и админресурса.

Теперь, надеюсь, суть метафоры понятна? Не о вампирах это, конечно, а о беспринципных и бесчеловечных «хозяевах жизни», людях, которые становятся властной элитой, которые абсолютно эгоистичны и воспринимают социум как свою кормовую базу («Пищеблок» в названии романа — это не столовая в лагере, это сам лагерь, используемый в качестве кормушки для тёмного стратилата). Это о людях, которые вызрели внутри разлагающейся советской системы, вписались в её структуры, а потом «перестроились», конвертировали власть в собственность и до сих пор, явно или втёмную, управляют нами. Вся Россия... нет, не палата номер шесть, а пищеблок.

Но это ещё не все грани метафоры Иванова. Если вампиры — зло инфернального происхождения, боящиеся креста и святой воды, то те, кого они олицетворяют, они какого происхождения? Да, конечно, обычные люди, из плоти и крови... но не стоит ли за ними, не живёт ли в их душах действительно инфернальная сила? Сила, для которой они — всего лишь средство, всего лишь несчастные «пиявцы», конец которых будет ужасен?

И если дальше разворачивать метафору — то с чем именно следует бороться неравнодушным людям? С «вампирами века сего», то есть с эгоистической властной элитой? Или все же с тем злом, у которого они на подхвате? Валерка с Игорем вовремя сообразили, что сражаться надо не с пиявками, а с их хозяином. А понимаем ли это мы? Воспринимаем ли всерьёз слова апостола Павла «потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12).

(c) PiterBook

Виталий Каплан — редактор раздела Культура православного журнала Фома.