Утопический очерк известного историка Д. И. Иловайского «Более тридцати лет спустя» (1897) показывает картину сокрушительного поражения России от немецких войск. Здесь автор использует военный сюжет для того, чтобы показать, какие пороки настоящего привели к катастрофе. По мнению Иловайского, ахиллесовой пятой Российской империи было «засилие» иностранного капитала. Он последовательно показал, как невыгодный торговый договор с Германией 1894 года привел страну к обнищанию, подчинению немецким промышленникам и финансистам. Кроме экономического кризиса он диагностирует упадок народного духа и нравов, а также усиление «антигосударственных» элементов в лице евреев, немецких колонистов, «гнилых либералов». В конце концов, тяжелое положение в экономике вынудило царя выступить против Германской империи. Россия сразу оказалась в полной изоляции. Когда выяснилось, что против России поднялись Англия, Швеция, Япония, Греция, Румыния, не говоря уже о Германии и двуединой империи, то ее давний союзник, Франция, предпочел не вмешиваться. К тому же, «пятая колонна» подготовила восстание против русских в Царстве Польском, а на Украине поддержку врагу оказывали евреи, штундисты, украинофилы и немецкие колонисты. Противник захватил господство на морях и овладел столицей, а на Дальнем Востоке сопротивление было сломлено японцами, немцами и англичанами. Бежавшее в Нижний Новгород правительство было вынуждено просить о мире. Россия лишалась Финляндии, Привислинских губерний, Бессарабии, Волыни, Подолии и русской Армении. Прибалтика получает права самой широкой автономии. Разоренная войной страна вынуждена собирать 6 млрд. контрибуции и подписать кабальный торговый договор, а пока – по Москве маршируют прусские гренадеры.
Иловайский не только показывает, как не надо поступать, он сжато набрасывает штрихи к будущему процветанию страны. Очень показательна логическая эквилибристика автора, делающего из поражения победу. Историк провозглашает «Петербургский период» российской истории законченным. Столица переносится в Москву, «недружественные окраины» отпадают, народ сплачивается вокруг императора, «пятая колонна» выявлена, а русский народ получил жестокий урок о том, что у него нет и не может быть друзей за границей.
(...)
Характерная для панславистов и неославянофилов германофобия имеет не только геополитическое, но и важное символические измерения. Они видели в войне с Германией выражение национального самосознания русского народа, которому давно пора сбросить с себя иноземное культурное иго, наложенное на страну Петром, и закончить «ученический», петербургский период русской истории. Воображаемая война для них была не столько войной с Германией, сколько войной за утверждение высокой ценности собственной национальной культуры, за русскую национальную идентичность. Порой война с Германией или с Великобританией приобретает черты глобального противостояния цивилизаций, а, в конечном счете, – добра и зла, но более конкретное значение воображаемой войны заключается в описании модели нового «воображаемого сообщества». Консолидация нации, пан-национального (например, всеславянского) или имперского союза часто является результатом литературной войны.
Не слишком эффективные в качестве конкретной программы действий, проекты воображаемых войн выполнили свою задачу в качестве эсхатологических пророчеств. Создаваемые в огромных количествах, визионерские войны рубежа XIX – XX вв. подготовили общественное сознание для восприятия мысли о необходимости и неизбежности решающего столкновения великих держав. Утвердилось положительное или нейтральное отношение к самой войне, готовность принять как победу, так и поражение ради кардинальной перестройки фундамента общества. Поэтому воображаемые войны обладали огромным революционным потенциалом; они настойчиво убеждали читателя, что после войны все будет по-другому, гораздо лучше.
Милитаристы-визионеры «запустили» главный движущий механизм утопии – «принцип надежды», но не смогли ввести его в жесткие рамки рациональных программ, они лишь выпустили на свободу демона разрушения, и не смогли с ним совладать. Мировая война, которую увлеченно воображали все недовольные социальные слои и предвкушали реваншисты, фундаменталисты и националисты в России и Европе в течение последних 30-40 лет, в августе 1914 года стала реальностью.
НОМИНАЦИОННЫЙ СПИСОК ПРЕМИИ «ПОРТАЛ-2012» (шорт-лист)
Номинационная комиссия: Владимир Борисов, Владимир Ларионов, Сергей Некрасов, Николай Романецкий, Сергей Соболев, Сергей Шикарев, Андрей Щербак-Жуков, Михаил Назаренко (председатель).
Жюри: Роман Арбитман, Андрей Василевский, Данила Давыдов, Сергей Некрасов, Сергей Шикарев, Михаил Назаренко (председатель).
КРУПНАЯ ФОРМА
Марк ДАЛЕТ. Орбинавты. – М.: Новое литературное обозрение. Павел КРУСАНОВ. Ворон белый. История живых существ // Октябрь. – № 10-11. Генри Лайон ОЛДИ. Urbi et orbi, или Городу и миру. Космическая сюита (в трех книгах). – М.: Эксмо, 2010–2011. Виктор ПЕЛЕВИН. S. N. U. F. F. Утопия. – М.: Эксмо, 2012 (по факту – 2011) Андрей РУБАНОВ. Боги богов. – М.: АСТ, Астрель. Тим СКОРЕНКО. Законы прикладной эвтаназии. – М.: Снежный ком М. Анна СТАРОБИНЕЦ. Живущий. – М.: АСТ, Астрель. Евгений ФИЛЕНКО. Шестой моряк. – М.: Снежный ком М.
Роман Марии Галиной «Медведки» (Новый мир. – № 5-6; М.: Эксмо) снят с голосования по просьбе автора.
СРЕДНЯЯ ФОРМА
Владимир АРЕНЕВ. То, что в его крови // Формула крови. – К.: ООО «Медиа Максимум». Мария ГАЛИНА. Солнцеворот // Если. – № 4. Линор ГОРАЛИК. Устное народное творчество обитателей сектора М1 (составлено Сергеем Петровским; с предисловием и послесловием составителя). – М.: Арго-Риск, Книжное обозрение. Александр ГРИГОРЕНКО. Мэбэт // Новый мир. – № 8; М.: РА Арсис-Дизайн. Александр ЖИТИНСКИЙ. Плывун // Полдень, XXI век. – № 4-5. Евгений ЛУКИН. Андроиды срама не имут // Если. –№ 10. Ольга ОНОЙКО. Летчик и девушка // Формула крови. – К.: ООО «Медиа Максимум». Геннадий ПРАШКЕВИЧ. Кафа (Закат Земли) // Полдень, XXI век. – № 9-10. Геннадий ПРАШКЕВИЧ, Алексей ГРЕБЕННИКОВ. Полярная сага // Авт. сб. «Третий экипаж». – М.: Снежный ком М. Сергей ФОМИЧЕВ. Нелегальное подключение // Полдень, XXI век. – № 8. Василий ЩЕПЕТНЕВ. Дети Луны // Искатель. – № 1.
МАЛАЯ ФОРМА
Николай ГОРНОВ. Бриллиантовый зеленый // Если. – № 7. Яна ДУБИНЯНСКАЯ. В лесу // Полдень, XXI век. – № 1. Леонид КАГАНОВ. Гастарбайтер // Новые мифы мегаполиса. – М.: АСТ, Астрель. Леонид КАГАНОВ. Магия // Антитеррор 2020. – М.: Эксмо. Дмитрий КОЛОДАН. Под мостом // Новые мифы мегаполиса. – М.: АСТ, Астрель. Евгений ЛУКИН. Здравствуй, бессмертие! // Если. – № 9. Олег ОВЧИННИКОВ. Операторы всех стран // Новые мифы мегаполиса. – М.: АСТ, Астрель. Сергей СИНЯКИН. Смерть в тихом парке // Если. – № 1. Дэн ШОРИН. Бхишма. Антиутопия // Сибирские огни. – № 3.
КРИТИКА, ЭССЕИСТИКА, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: книги
Дмитрий ВОЛОДИХИН, Геннадий ПРАШКЕВИЧ. Братья Стругацкие. – М.: Молодая гвардия. Владимир ГОПМАН. Золотая пыль. Фантастическое в английском романе: последняя треть ХIХ-ХХ вв. – М.: Изд-во РГГУ, 2012 (по факту – 2011). Александр ЕТОЕВ, Владимир ЛАРИОНОВ. Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта. — Новосибирск: Белый мамонт; Луганск: Шико. Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Опасная бритва Оккама. – М.: АСТ, Астрель; СПб.: Terra Fantastica. Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ. Древний миф и современная фантастика, или Использование мифологических структур в драматургии жанрового кино. – М.: Независимая газета, 2010 (по факту – 2011).
КРИТИКА, ЭССЕИСТИКА, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: статьи
Павел АМНУЭЛЬ. Мудрость против разума // Полдень, XXI век. – № 2. Дмитрий БЫКОВ. Жить очень трудно, брат // Известия. – 2 февраля. Владимир «Василид 2» ВАСИЛЬЕВ. О Человеке Вечном (письмо с восточного базара) // Полдень, XXI век. – № 3. Мария ГАЛИНА. В конце было слово. Фантастика как стилистический эксперимент // Новый мир. – № 6. Николай КАЛИНИЧЕНКО. Мир изреченный // Если. – № 4. Константин ФРУМКИН. Чего не хватает интеллектуальной фантастике // Полдень, XXI век. – № 6.
Жюри также определит лауреата в номинации «Открытие себя (им. В. И. Савченко)». Произведения членов оргкомитета и жюри не номинируются.
ПЕРЕВОДНАЯ КНИГА Лауреаты зарубежных фантастических премий, впервые изданные в русском или украинском переводе в 2011 г.
Клайв БАРКЕР. Таинство. – М.: Эксмо; СПб.: Домино (Lambda Award). Джедедайя БЕРРИ. Учебник для детектива. – М.: АСТ; Астрель (Crawford Award). Лорен БЬЮКЕС. Зоосити. – М.: Центрполиграф (Arthur C. Clarke Award). Скотт ВЕСТЕРФЕЛЬД. Левиафан. – М.: Эксмо; СПб.: Домино (Locus Award, Aurealis Award). Дэрил ГРЕГОРИ. Пандемоний. – М.: АСТ, Астрель; Владимир: ВКТ (Crawford Award). Грэм ДЖОЙС. Реквием. – СПб.: Азбука-Аттикус (British Fantasy Award). Грэм ДЖОЙС. Темная сестра. – СПб.: Азбука-Аттикус, 2012 (по факту – 2011) (British Fantasy Award). Кристина КАШОР. Проклятый Дар. – М.: АСТ, Астрель, 2010 (по факту – 2011) (Mythopoeic Fantasy Award). Стівен КІНГ. Повна темрява. Без зірок. – Х.: Клуб Сімейного Дозвілля (British Fantasy Award, Bram Stocker Award). Рэмси КЭМПБЕЛЛ, Стивен ДЖОНС. Ужасы. Замкнутый круг. – СПб.: Азбука-Аттикус (World Fantasy Award, British Fantasy Award). Марго ЛАНАГАН. Черный сок. – М.: АСТ, Астрель; Владимир: ВКТ (World Fantasy Award, Ditmar Award). Марго ЛАНАГАН. Лакомые кусочки. – М.: АСТ, Астрель; Минск: Харвест (World Fantasy Award). Чайна МЬЕВИЛЬ. Железный Совет. – М.: Эксмо; СПб.: Домино (Locus Award. Arthur C. Clarke Award). Патрик НЕСС. Поступь хаоса. – М.: РИПОЛ классик (James Tiptree Jr. Award). Терри ПРАТЧЕТТ. Ночная Стража. – М.: Эксмо; СПб.: Домино (Prometheus Award). Екатерина СЕДИА (сост.). Мистические города. – СПб.: Азбука-Аттикус (World Fantasy Award). Нил СТИВЕНСОН. Анафем. – М.: АСТ, Астрель, 2012 (по факту – 2011) (Locus Award). Нил СТИВЕНСОН. Система мира. – М.: АСТ, Астрель (Locus Award, Prometheus Award).
КНИЖКА УКРАЇНСЬКОЮ МОВОЮ Тарас АНТИПОВИЧ. Хронос. – К.: А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА. Ярослава БАКАЛЕЦЬ, Ярослав ЯРІШ. Із сьомого дна. – Х.: Клуб Сімейного Дозвілля, 2010 (фактично – 2011). Олена ЗАХАРЧЕНКО. Сім воріт. – К.: Маузер. Владислав ІВЧЕНКО, Юрій КАМАЄВ. Стовп самодержавства, або 12 справ Івана Карповича Підіпригори. – Х.: Клуб Сімейного Дозвілля. Василь КОЖЕЛЯНКО. Ефіопська січ. – Івано-Франківськ: Лілея-НВ Костянтин МАТВІЄНКО. Крізь брами українських часів (тетралогія). – Вінниця: Теза, 2008–2011. Галина ПАГУТЯК. Сни Юлії та Германа. – К.: Ярославів Вал.
Номинация «Книжка українською мовою» составлена оргкомитетом «Портала». Жюри номинации: Татьяна Кохановская, Данило Перцов, Светлана Фесенко, Аркадий Штыпель.
Когда говорят, что автор не понимает собственную книгу, это, как правило, звучит глупо. Но если и был на Земле писатель, который отказывался понимать собственные книги, то, конечно, Лем. Что касается "Соляриса", он это, по крайней мере, признавал. Но вот другой пример (из книги интервью "Так говорит... Лем"):
— Очень интересным в жанровом отношении было "Расследование", использующее жанровые рамки криминального романа и ломающее их в финале. То, что через много лет вы вернулись к этой проблеме в "Насморке", означает, что первое решение вы признали неудачным, но идея была столь интересной, что ее стоило литературно проиграть еще раз.
— Первая версия меня не удовлетворяет, хотя она вполне пристойно написана и держит читателя в напряжении. Окончание же — это просто нарушение жанрового образца и попытка взобраться на высокого коня, так как там вставлена релятивистская философийка, показывающая, что могло быть так, а могло быть совсем иначе. "Насморк" лучше, потому что достовернее. Я сам готов ему поверить.
Странно, что Лем, мастер сложных метафор, не узнавал таковые даже в собственных текстах (что уж говорить о чужих: см. "Фантастику и футурологию"). Разумеется, "Расследование" намного лучше "Насморка" — хотя бы потому, что лучше написано, — а вот финал... Стругацким в "Отеле..." не удалось создать "еще одну отходную детективному жанру", как они намеревались: вышел переход в иной жанр и в иную проблематику, а сам по себе детектив остался невредимым. "Насморк" стройнее: предположение "убийца — дворецкий" подменяется (заменяется) ответом "убийца — стечение обстоятельств". Ну и что? — скажу я. Главное, что убийца все-таки есть. "Расследование" куда радикальнее (радикальнее даже, чем даже "Имя розы", написанное через двадцать лет): убийцы нет вообще, потому что наш мир — не космос, а хаос. "Философийка" к тому же не вводится на последних страницах, а пронизает весь роман на всех уровнях: всё, что окружает героя, так и остается необъясненным. Виртуозная работа: Лем (как и Борхес) умел вызывать чувство глубокого беспокойства вполне "умственными", "головными", "теоретическими" текстами. Когда нас пугают ползущим хаосом Ньярлатотепом — это не страшно. Страшно — это когда "хаос шевелится" под вполне рационалистичного вида, гм, дискурсом. Оборачиваешься — и видишь, что мир стал Тлёном уже много страниц назад.
(Для сравнения: дочитываю "Покой" Джина Вулфа — и вот это, кажется, пример того, как не надо такие вещи делать. Но — в другой раз.)
Я уже не раз писал – и здесь, и в ЖЖ – об «Оксфордском цикле» американки Конни Уиллис. В него входят прекрасная повесть «Пожарная охрана», очень неровный роман «Книга Страшного суда», еще не читанная мною комедия положений «Не считая собаки» и двухтомник, о котором я и хочу рассказать.
Присутствуют некоторые спойлеры.
Правила игры простые: историков посылают из Оксфорда 2050-60-х годов в прошлое, изменить которое они в принципе не могут: континуум при необходимости обеспечивает «сдвиг» в пространстве-времени, чтобы пришельцы не оказались в узловых точках. Оксфорд – нарочито условный, как вечная эдвардианская Англия у Вудхауза (в «Затемнении» автор наконец-то вскользь объяснила – натянуто, как всегда бывает с retcon’ами, — почему в 2060-м году нет мобильников). Прошлое – выписано детально и зримо.
Однажды во френдленте мне попалась правильная фраза: «Есть такой жанр – хорошее британское кино». То есть — не шедевры, но умное, увлекательное, профессионально снятое. Культурное.
1200-страничный двухтомник Уиллис (буду условно называть его «Отбой», как он и именовался до разделения) – это хороший британский сериал, хоть и созданный в Америке. Даже скажу, какой именно сериал: «Война Фойла», где довольно слабая детективная интрига каждой серии отступала на второй план по сравнению с замечательно ярким воспроизведением быта и нравов южной Англии в 1939-45 годах. Уиллис, с ее ясным и чистым стилем, делает то же самое. Да, конечно, двухтомник стоило бы сократить по крайней мере на треть: Уиллис – не Нил Стивенсон, которого сколько ни читай, всё мало. Но, к сожалению, писатели, умеющие говорить кратко, и безжалостные, но доброжелательные редакторы, кажется, перевелись. Однако, при всех очевидных, даже вопиющих недостатках, «Отбой» – книга осмысленная и нужная.
Трое историков отправляются в 1940 год. Эйлин – служанка в аристократическом доме, куда поселили эвакуированных детей из Лондона; Полли – продавщица в универмаге на Оксфорд-стрит в Лондоне; Майк изображает американского репортера, которого послали в Дувр наблюдать эвакуацию из Дюнкерка. Все трое обнаруживают, что не могут выбраться: ни одна из точек переброски в будущее не работает, просто не открывается. Значит ли это, что с Оксфордом-2060 случилось что-то ужасное? Или они случайно изменили историю (хотя это даже теоретически невозможно) – и теперь войну выиграет Гитлер? Всё против них, все мелкие случайности – от ветрянки, которой заболели дети, до давки в метро. Будущее неясно и надежды нет.
А параллельно рассказываются истории еще трех историков: Мэри, которая в 1944 году работает водителем «скорой», Дуглас, которая 7 мая 1945 года видит в толпе на Трафальгарской площади Эйлин, и Эрнеста, который в 1944 году участвует в плане по дезинформации немцев касательно времени и места высадки союзников («операция Фортитьюд»). Понятно, что эти персонажи как-то связаны с тремя главными... а может, это они и есть? но (с точки зрения путешественников во времени) до или после Блица? (А последняя глава первого тома вообще предшествует всем прочим событиям.)
Как обычно у Уиллис, протагонистов нельзя назвать особо яркими, но компенсируется это чрезвычайно плотно выписанным фоном и второстепенными персонажами, от малолетних хулиганов Альфа и Бинни Ходбинов до знаменитого актера сэра Годфри Кингсмена, который презирает всякое «низкое искусство» (т.е. всё, что не Шекспир). Как люди ведут себя на войне — в Дюнкерке и лондонской подземке, при дефиците колготок и под ударами Фау-1, в полупристойном театральном ревю и в соборе святого Павла, рядом с надувными танками и в Бенчли-парке? Роман об этом, о повседневном героизме (читатель, конечно, не сразу понимает, что противная аристократка 1940 года и деловой майор во главе отделения «скорой» 1944-го – это одна и та же женщина, только потерявшая за эти годы мужа и сына).
Второй том «Отбоя» открывается замечательным посвящением:
«ВСЕМ водителям скорой помощи, рядовым пожарной охраны, зенитчикам, медсестрам, работникам столовых, наблюдателям за самолетами, спасателям, математикам, викариям, причетникам, продавщицам, хористкам, библиотекарям, молодым аристократкам, старым девам, рыбакам, отставным морякам, слугам, эвакуированным, шекспировским актерам и авторам детективов, КОТОРЫЕ ВЫИГРАЛИ ВОЙНУ».
Собственно, главная фантастическая посылка романа в том, что войну выиграла одна Великобритания.
«Авторы детективов» помянуты не случайно. «Миссис Маллоуэн», сиречь Агата Кристи, появляется всего в двух мелких, но важных эпизодах (на страницах романа мелькают и другие известные лица – генерал Паттон, Алан Тьюринг на велосипеде...), но «Отбой» как целое, по словам Конни Уиллис, есть не что иное как «детектив Агаты Кристи». Детали собираются в единую картину, и в конце концов, конечно же, выясняется, что герои совершенно неверно судили о причинах событий.
Собственно говоря, Эйлин, Полли, Майк – вовсе не герои. Они, в общем-то, думают только о том, как бы выбраться, не нарушив при этом ход истории. Но каждый раз оказывается, что их присутствие было необходимо: выживает девочка, больная пневмонией; выживают раненые, к которым вовремя успела «скорая»; не едет на гастроли актер – и не попадает под бомбежку.
«Пожарная охрана» была трагедией: ничего изменить нельзя, но делай что должно. «Книга Страшного суда» – теодицея: в романе о чуме 1348 года неизбежен вопрос, где же был Бог.
«Отбой тревоги»...
«Это была комедия или трагедия?» – спрашивает у Полли сэр Годфри. «Комедия, милорд», – отвечает она сквозь слезы.
Комедия в дантовском смысле: то, что начинается плохо и заканчивается хорошо. (Не говоря уж о том, что смешных эпизодов в романе тоже хватает: критик Майкл Дирда в рецензии недаром вспомнил Джерома.)
«Отбой тревоги» – это епифания. Мы действительно живем в лучшем из возможных миров, потому что за мировой историей стоит некая благая сила, направляющая ее по наименее чудовищному пути. Война будет выиграна – но только потому, что трое молодых историков и их наставник, мистер Дануорти, оказались там, где нужно, и тогда, когда нужно. Даже в хаотической системе любовь, самоотверженность и искусство чего-то да стоят.
Уиллис говорит об этой силе в самых общих терминах, как о законе природы, что дало возможность Джону Клюту отождествить ее – силу, а не Уиллис – с самой Геей. Но есть и имя – вернее, образ. Снова и снова герои романа смотрят на картину Уильяма Холмана Ханта, висящую в соборе Святого Павла (вернее, не на саму картину, надежно спрятанную, а на ее копию), и каждый раз видят в ней что-то новое. Запертую дверь в бомбоубежище. Отчаяние и решимость. Самопожертвование. Счастье.
И когда в финале сияние открывающейся «сети», готовой перенести историков в будущее, заливает собор, звучат (и тут я не мог не вспомнить финал «Человека, который был Четвергом») негромкие слова «Се, стою у двери и стучу». Это не религиозная пропаганда – это взгляд религиозного человека. «Властелин Колец», а не «Хроники Нарнии».
Мир обрел смысл. Всё ясно: all clear. Война выиграна.
Не берусь судить, был ли «Отбой тревоги» – лауреат «Хьюго», «Небьюлы» и «Локуса» – лучшим фантастическим романом 2010 года (вот прочитаю по крайней мере Кея и Макдональда, тогда и скажу). И тем более не утверждаю, что «Отбой» сильнее «Пожарной охраны».
Но какими же мелкими, какими... игрушечными выглядят в сравнении все эти ваши постсингулярности и прочие Роршахи в космосе.