Вскорости в "Астрели-СПб" выходит роман богоравного Майкла Муркока "Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти" (Gloriana; or, The Unfulfill'd Queen) в переводе вашего непокорного. Вот такая прекрасная будет обложка. Роман получил в свое время Британскую премию фэнтези, сам Муркок считает его переломным для своей писательской карьеры (в плане не популярности, но мастерства), что до стиля, я старался передать стиль оригинала, а он довольно-таки особенный; надеюсь, скоро выложат фрагменты. Действие происходит в условно альтернативном мире, напоминающем елизаветинскую Британскую империю; Королева Глориана правит раскинувшимся на несколько континентов Альбионом, в котором после эры Террора, устроенного отцом Глорианы, установился Златой век. Но у всякой вещи есть изнанка, а у Златого века — тем более. Это если коротко. Вот.

А вот актуальный вопрос.

В августе под Питером будет "Фантассамблея", и решается, быть ли на ней Клубу фантастического перевода — в том виде, в каком он был в прошлом году: отрывок фанттекста на перевод заранее и потом очное обсуждение. Ведущие — ваш непокорный и Лена Кисленкова, плюс Коля Кудрявцев из "Астрели", готовый сделать так, что (цитирую) "после прохождения секции лучшие и активные получат перевод от Астрель-СПб".

Орги опасаются, что никого не будет. Собственно, вопрос: кто из собирающихся на "Фантассамблею" хочет, готов и точно будет? Спасибо!

Скажу честно, я до сих пор не смотрел ни одного фильма ни про одного Человека Икс. "Люди Икс: Апокалипсис" — мой первый опыт. И надо сказать, что, судя по этому совершенно прекрасному кино, я посмотрю другие фильмы тоже. Боюсь, DC Comics с ее малоудачным творением про Супермена и Бэтмена все-таки проиграла Marvel. (Сегодня был пресс-сеанс тут.)

Заодно я впервые услышал, как кто произносится, и понял, что игру слов собственно с X-Men — "экс-мен", Ex-Men по сути — не передать точно.

А еще у меня появилась сколь удивительная, столь и чудесная гипотеза. Кажется, я знаю, откуда пошли Люди Икс.

Образование отягощает: я всегда думал, что профессор Xavier читается как Ксавьер или Ксавье. Оказалось, это имя читается совсем на английский манер — "эгзэйвиэ" примерно. Почти так же, как читается слово Saviour, Спаситель (X-Saviour, так сказать).

А теперь внимание, вопрос: знаете ли вы какого-то профессора с похожим именем, который воспитывал бы некоего супермена?

Держу пари, что знаете. Это профессор Сальваторе, который пересадил жабры акулы ребенку, ставшему Ихтиандром. Про христианский символизм Беляева — Сальваторе-Спаситель, рыба как символ христианства — писали достаточно (по некоему совпадению в "Людях Икс: Апокалипсис" Бога упоминают как-то чаще, чем того требует сюжет).

И пара дат: первый комикс про Людей-Икс вышел в 1963 году; я не знаю, переводился "Человек-амфибия" на английский прежде или нет, но в начале 1962 года в широкий прокат вышел советский фильм, который наверняка добрался и до Запада.

Совпадение?

Может быть, но как-то.

(Для родной газеты.)

На экранах Эстонии – британский фильм «Высотка», объявленный научно-фантастическим, но по сути им не являющийся.

«Высотка» – редкая птица в кинематографе: аллегория. Здесь нет, в общем-то, никакой фантастики в общепринятом смысле слова. Фильм, как и легший в его основу роман Джеймса Балларда 1975 года, повествует о жителях сорокаэтажки, на нижних этажах которой обитают люди бедные, а на верхних – богатые; пентхаус занимает архитектор, спроектировавший дом с мечтой о том, чтобы все в ним жили бок о бок мирно и счастливо...

Вечеринка за вечеринкой

Режиссер Бен Уитли ничуть не скрывает того, что снял аллегорическое кино, и в первые же минуты дает понять зрителю: перед нами, конечно, реальность, но с дополнительным смысловым уровнем. Ясно, что высотный дом – это капиталистическое общество; нижние этажи – естественно, низы, верхние – верхи; архитектор (Джереми Айронс) равен власти, которая пытается в меру своих умений и талантов общество обустроить. Даже имена тут говорящие: архитектора зовут Ройял, «королевский», а самого яростного бедняка (Люк Эванс) – Уайлдер, «более дикий» (фамилию он оправдывает сполна, дичая по ходу фильма все больше и больше).

Поначалу в едва заселенной высотке все хорошо: по утрам бедняки и богачи, спускаясь вниз в одном лифте, игнорируют друг друга; по вечерам все веселятся опять же в меру своей испорченности – богачи устраивают костюмированные балы, переодеваются в аристократов при дворе Короля-Солнце, бедняки прыгают на импровизированных дискотеках. Те и другие активно заливают депрессию алкоголем и приправляют уныние случайными половыми связями. Психологическая разница между низами и верхами невелика: кажется, Баллард был убежден в том, что большинство гомо сапиенсов недалеко ушло от скота, и единственный смысл жизни этого большинства составляет бездумное веселье: «Мы должны ответить им вечеринкой, которая будет круче их вечеринки!»

Тот же Уайлдер, супруга которого (Элизабет Мосс) беременна четвертым ребенком, таскается по бабам, нюхает кокаин и агрессивен не в меру. Такие же Уайлдеры окружают и архитектора, разве что им чуть больше повезло – солидные доходы, крутые тачки, престижные университеты, налет цивилизованности... Архитектор, впрочем, кажется разумным человеком, но его жена Шарлотта (Кили Хоуз) почти безумна – она «выросла в сельском доме» и с тех пор тоскует по утраченному детству. Оттого крыша высотки превращена в роскошный сад, по которому гуляет холеная лошадь.

Главный герой, врач-физиолог Роберт Лэйнг (Том Хиддлстон), олицетворяет средний класс: он не слишком богат, но старается выглядеть прилично и принимаем в обеих стратах мини-модели общества. Но по мере того, как между верхними и нижними этажами ширится бездна, Лэйнг оказывается «своим среди чужих, чужим среди своих» везде – и сам мало-помалу отдаляется от радикализующихся «плебеев» и «аристократов». К слову, имя героя почти совпадает с именем шотландского «кислотного марксиста» Рональда Лэйнга, психиатра, считавшего современную психиатрию шарлатанством, ограничивающим свободу личности. Все эти темы тоже есть в «Высотке».

Локальный апокалипсис

Разумеется, ни одна аллегория не может быть только аллегорией. Лэйнг – личность, причем страдающая. Все его родственники – родители и сестра – умерли, и больше всего он тоскует по сестре. Мы так и не узнаем всей правды о Лэйнге, но намекают нам много на что – и на то, что он любил сестру не совсем по-братски, и на то, что он прикончил отца и мать.

Трагедию Лэйнга усугубляет то, что соседки по высотке ценят его за тело скорее, чем за ум и душу, он для них – «идеальный любовник», не более (ситуация, явно близкая Тому Хиддлстону: широкая публика долго воспринимала его исключительно как злодея Локи из комикс-фильмов, в то время как он обладает мощнейшим актерским потенциалом – и «Высотка» это доказывает). А тут еще Манро, богач и студент Лэйнга, ведет себя с наставником столь высокомерно, что Лэйнг решает отомстить. Он сообщает Манро, что у того рак мозга. От испуга сын богатых родителей выбрасывается из окна; Лэйнг оказывается убийцей. Но, говорят нам авторы, разве не каждый из нас в той или иной мере – убийца?

Аллегория в итоге берет свое. Англичанин Джеймс Баллард издал «Высотку» в 1975 году, тогда параллели между книгой и реальностью были куда очевиднее. В романе раздрай начинается с того, что на нижних этажах в результате аварии электросистемы то и дело отключается электричество. Британцы, естественно, помнили о том, что в январе-марте 1974 года ввиду энергетического кризиса власти перевели страну на трехдневную рабочую неделю и запретили тратить электричество после 22.30. Соединенное Королевство стояло на пороге революции – ну или так могло показаться.

В высотке тоже реализуется революционная ситуация по Ленину, причем буквально: верхние этажи не могут жить по-старому, нижние – не хотят. Масса недовольных нарастает, а с ними – и спонтанные проявления агрессии. Кто-то пытается изнасиловать кого-то впотьмах; дети нижних этажей, ведомые Уайлдером, врываются в бассейн, который заняли для своей вечеринки верхи, изгоняют их и топят в бассейне чью-то собаку. Личная месть перетекает в «общественную» борьбу. В кавычках потому, что Баллард иллюзий не питал: под налетом цивилизации скрывается первобытная скотина, жаждущая не справедливости, не классовой борьбы, а кровавого хаоса, безумного секса, пьяных плясок на трупе врага.

Неудивительно, что доктор Лэйнг, фрустрируемый к тому же личными проблемами, решает проблему радикально. Интереснее посмотреть, кто остается в живых после локального апокалипсиса. Остаются женщины, которые любят своих детей, – и это объединяет их куда больше, чем классовые интересы (объединяет, конечно, против мачизма альфа-самцов). Остаются Лэйнг и его любовница, пережившая самые ужасные унижения, но не оскотинившаяся. Любовь, пожалуй, не остается, но призрак ее, тоска по ней – вполне, и это, кажется, единственное, что может отличать более разумного человека от скота.

Финал откровенно символичен: мы слышим речь Маргарет Тэтчер о прелестях свободного рынка и ужасах «государственного капитализма» – и понимаем, что это пусть сладкий, но бред. Дайте людям полную свободу – и они при первой же возможности перебьют друг друга изощренными способами. После публикации «Высотки» прошло сорок лет, но миф о раскрепощенном капитализме, который-де только и подобает человеческому существу, продолжает затмевать умы. Посмотрите на Эстонию: мы с нашим жутким социально-экономическим расслоением – тоже ведь «высотка». И то, что мы не воюем, означает лишь, что всю фрустрацию люди сбрасывают частным образом, на близких. Неограниченный капитализм ведет к кризису, кризис – к агрессии. Простая истина, но таави рыйвасам [люди, верящие в свободный рынок — Н.К.], увы, недоступная.

Реца, написана для "Фанткритика", в финал не прошла. Ни слова о "цветной волне" :)

Появление межавторского цикла, действие которого происходит в мире «дозорного» шестикнижия Сергея Лукьяненко, и логично, и по-своему иррационально. Коммерческая логика ясна, однако мир Дозоров слишком статичен, чтобы в нем можно было разгуляться. Светлые и Темные Иные, Ночной и Дневной Дозоры, Инквизиция в качестве балансира, астрал-Сумрак с закольцованными слоями — вот и все главные игроки.

Стратегий в таком антураже немного. Первая, самая очевидная — варьирование пространственно-временных локаций: можно или окунаться в историю («Дозоры не работают вместе» Николая Желунова), или окучивать геополитически аттрактивные территории («Севастопольский Дозор» Сергея Недоруба), или совмещать перемещения в пространстве и во времени («Участковый» Алекса де Клемешье). Вторая стратегия, более любопытная, — введение третьей силы, чего-то такого, что может потенциально нарушить жесткие правила игры. Собственно, основной цикл эксплуатировал «третьи силы» в хвост и в гриву — Зеркало из «Дневного Дозора», Тигр из «Нового», Двуединый из «Шестого», — но эти сущности, угрожая зачастую основам основ, принципиально дуальную картину не меняли.

Не обходятся без третьей силы и романы проекта. В «Печати Сумрака» Ивана Кузнецова и Сергея Лукьяненко «в городе появилась третья сила, чьи возможности лежат за пределами сил, доступных Иным» (хочется прибавить: «и все заверте...») — речь об Иных, которых прямо в Сумраке родили. «Теневой Дозор» Аркадия Шушпанова рассказывает, наоборот, про убитых Иных, которые влачат во всех смыслах сумрачное существование. Любопытно, что эти третьи силы связаны с Сумраком физически: они либо им порождаются, либо в нем обитают. Немудрено: если говорить о физике придуманного Лукьяненко мира, играть там, кроме Сумрака-астрала, особенно и не с чем.

«Цветной Дозор» Карины Шаинян — первая попытка внедрить в мир Дозоров третью силу не физического, а идеологического свойства.