Уильям Шекспир — английский драматург и поэт, автор 38 пьес, 154 сонетов, 4 поэм и 3 эпитафий — родился 26 апреля 1564 года. Дата рождения указывается по дате крещения писателя.
При жизни Шекспир не считался великим драматургом, хотя и получал похвальные отзывы о своих произведениях. Популярность пришла к нему в 19 веке.
С именем Шекспира, окутанным множеством тайн и слухов, связан так называемый «шекспировский вопрос»: а был ли Уильям Шекспир из Стратфорда автором всех тех произведений, которые мы знаем под его именем?
Творчество Шекспиро многообразно по своей тематике: это и фарсовые комедии, и трагедии, и пьесы на исторические темы, и романтические произведения. В своём творчестве он периодически обращался и к сказочным, легендарным, сюжетам, делая их базой для целого произведения или вкраплением в него.
В.Г. Белинский писал, что «слишком было бы смело и странно отдать Шекспиру решительное преимущество пред всеми поэтами человечества, как собственно поэту, но как драматург он и теперь остаётся без соперника, имя которого можно б было поставить подле его имени».
Владимир Владимирович Набоков — известный писатель, поэт, переводчик, литературовед и энтомолог — родился 22 апреля 1899 года в Санкт-Петербурге.
Произведения Набокова характеризуются сложной литературной техникой, глубоким анализом эмоционального состояния персонажей в сочетании с непредсказуемым, порой почти триллерным сюжетом. Среди наиболее известных его произведений можно выделить романы «Машенька», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар». Известность у широкой публики писатель получил после выхода в свет романа «Лолита», представляющего собой опыт соединения эротической и любовной прозы и социально-критического нравоописания. В то же время роман не лишен философской и социальной глубины. Одной из ведущих проблем в романе оказывается проблема эгоизма, разрушающего любовь. По роману впоследствии было сделано несколько экранизаций.
Принципиальный индивидуалист, Набоков ироничен в восприятии любых видов массовой психологии и глобальных идей. Своеобразному литературному стилю Набокова была присуща игра в шараду из реминисценций и головоломки из зашифрованных цитат.
— Оля, за последние несколько лет ты оформила множество подростковых книг – и состоявшихся мировых бестселлеров, и книг новых авторов, которые стали бестселлерами в твоем исполнении. Насколько мы знаем, Мишель Пейвер открыто признавала, что считает твое оформление ее «Хроники темных времен» лучшим среди всех других мировых изданий своих книг. Скажи, тебя так вдохновляет жанр фэнтези? Что тебя привлекает в нем больше всего?
— Я только поправлю немного: оформление «Хроник темных времен» Мишель Пейвер — это наша совместная работа с Ольгой Клявень, и хороший результат – наша общая с ней заслуга. Меня с детства интересовало и вдохновляло всё чудесное и мистическое, но при этом не совсем детское, – поэтому фэнтези – это, я думаю, лучший вариант для реализации такого мировосприятия, как у меня. Мне нравится возможность изобразить дракона, ангела, фею, волшебные часы, зловещий туман… Мне очень не хватало настоящего волшебства в советском детстве – теперь я пользуюсь возможностью всё это самой придумать и изобразить. И я бы не стала жестко делить фэнтези на подростковое и взрослое: для меня этот жанр привлекателен тем, что он и взрослому интересен. Форма изложения может быть достаточно простой, но идеи в хорошем фэнтези – общечеловеческие, для всех возрастов.
- А есть разница в работе над оформлением книг, уже получивших мировую известность, и книг новых авторов?
— Отличие только в том, что уже раскрученная книга должна быть узнаваемой, а для малоизвестного автора, для новой книги – я в какой-то степени задаю стиль. Но по большому счету для меня разницы нет: я стараюсь к любой книжке относиться как к чему-то особенному, найти в ней интересное и важное – и показать всё это в обложке.
— Как ты работаешь над обложкой книги? Делаешь ли наброски, пока читаешь текст, или стараешься вначале получить полное впечатление, прочитав всю книгу целиком, а потом начинаешь работу над образами?
— При чтении книги я не делаю зарисовок, но стараюсь отслеживать всё то, что представляется мне важным и что можно было бы красиво изобразить. Когда книжка прочитана, я сажусь за компьютер… И обычно я начинаю с поисков в Интернете чего-нибудь похожего на то, что я себе уже начала представлять. Для «Часодеев» я уже насобирала коллекцию часов и шестеренок, для «Зерцалии» – фотографии летучих мышей и бьющегося стекла, для «Элизиума» – отсмотрела плакаты к фильмам Тима Бертона и к «Воображариуму Доктора Парнаса»… Все эти поиски помогают определиться прежде всего со стилем. А дальше я начинаю искать яркий образ к конкретной обложке, и так бывает, сразу понимаешь, что должно быть изображено – а бывает, что долго-долго мучаешься.
— Расскажи подробнее о своей работе над «Элизиумом». Речь идет о первой книге цикла – романе Александра Андерсона «Аликс и монеты», которая одержала победу в конкурсе «Новая детская книга» в 2013 году. Книга уже получила более десятка восторженных отзывов в интернете, теперь и в прессе. А какие впечатления об этой книге остались у тебя самой? Какой эпизод романа «Аликс и монеты» тебе больше всего запомнился?
— Эта книжка мне очень понравилась, мне близка эстетика этой книги, как близка и одна из ее главных идей: единство и борьба противоположностей как один из законов нашего мира. «Росмэн» не планировал делать книгу с иллюстрациями, но у меня есть желание проиллюстрировать эту книгу: очень многие ее эпизоды я сразу увидела как картинки – садись и рисуй. Любимый эпизод – пожалуй, кульминационный момент выяснения героиней, кто же такой и что такое для нее Шут.
— Обложку книги «Элизиум. Аликс и монеты» можно назвать точным попаданием в образы, настроение книги. Как проходила работа над обложкой? Ты сразу поняла, что на обложке должен быть Шут, или рассматривала еще какие-то идеи?
— Я довольно долго мучилась с обложкой, хотя было ясно, что нужно изобразить Шута. После того, как я определилась с лицом-маской, дело пошло быстрее. В общем-то чем выше планка, тем больше усилий прилагаешь – а в данном случае мне очень хотелось, чтобы обложка отразила «странность», загадочность этой книги, ее театральную мрачноватость.
— Что для тебя может стать источником вдохновения, кроме самой книги? Бывает ли, что какие-то образы ты видишь во сне, или, наоборот, встречаешь в повседневной жизни, среди обычных вещей?
— Вся жизнь и является источником вдохновения. Люди, вещи, погода, фильмы, картины, музыка. И сны.
— Что в оформлении подростковой книги важнее всего?
— Важнее всего – искренняя заинтересованность. Она, я думаю, вообще в любом деле важнее всего, — это то, что заставляет расти и развиваться. В данном случае – конечно, нужно помнить себя в детском и в подростковом возрасте – свои тогдашние вопросы и проблемы и свои наивные, может быть, мечты, желания.
Мы с годами становимся опытнее, рассудительнее – но всё это ерунда, если внутри нет яркого, как тогда, ощущения любви и интереса к миру.
— Кого ты считаешь лучшими иллюстраторами фэнтези сегодня, и чьи образы ты считаешь наиболее актуальными, сильными, либо вдохновляющими. Ты упоминаешь Бертона, может, кто-то еще есть. Чем тебя вдохновляет Тим Бертон?
— В России сейчас лучшие обложки к книгам этого направления и художественной литературы вообще — у Андрея Фереза: каждая его обложка — волшебная и в каждой — новая находка. Его работы меня очень вдохновляют. Лучший наш иллюстратор — Владислав Ерко, из западных понравился Бенджамин Лакомб. Тим Бёртон мне интересен умением сочетать страшное и весёлое, бытовое и фантастическое. Приступая к Элизиуму, я обратила внимание на то, как он умеет показать страшную сказку.
— Как изменился жанр иллюстрации фэнтези, если сравнивать иллюстрации советских времен и сегодняшние. В чем, на твой взгляд, отличия, расскажи об образах.
— Трудно сравнивать нынешнее время с советским периодом, потому что тогда фэнтези как отдельного жанра у нас не существовало. Была фантастика вообще, но она, как и многое другое, выходила в коленкоровых обложках со скупым текстовым оформлением и десятком черно-белых внутренних картинок, обычно прямо и просто иллюстрирующих сюжет. У нас много было хороших иллюстраторов, но почему-то они обошли фантастику стороной, и ярких образов в этом направлении у нас не появилось.
Сейчас концепция оформления книги принципиально другая: обложка — это привлекательная упаковка, которая должна заставить покупателя взять книжку, а внутреннее оформление — это только лишние деньги. Поэтому говоря об иллюстрациях к фэнтези, мы чаще всего говорим об обложках. Хороших обложек по большому счету немного: обычно уже экранизированные произведения оформляются кадрами из фильма, а большая часть остального — фотореалистичными сюжетными картинками среднего качества. Но есть ряд интересных в плане оформления серий.
Основное в хорошей современной обложке фэнтези (да и не только фэнтези) — это создание яркого эмоционального и смыслового образа книги или книжной серии. Это может быть всё что угодно: портрет, натюрморт, пейзаж, это узнаваемый логотип серии... Видя такие обложки, мы не узнаем про сюжет — мы узнаем, что книга спокойная или напряженная, страшная или светлая. Несмотря на множество посредственных обложек, хорошего сейчас немало и можно сказать, что искусство оформления фэнтези в России сейчас переживает свой расцвет.
— А наши и западные иллюстрации и образы отличаются? Чем?
— Западные обложки редко доходят до русского читателя в связи с их слишком простым с точки зрения читателя и издателя оформлением. Западные дизайнеры больше экспериментируют со стилем: это часто бывает не очень реалистичное или совсем не реалистичное рисование. Эмоционально же их обложки часто бывают очень спокойными. Для русского читателя такое оформление, как правило, не говорит о жанре и не привлекает эмоционально. Это не значит, что западные обложки хуже — скорее они менее "попсовые", менее штампованные, чем наши.
— Как не надо иллюстрировать фэнтези, можешь ли ты дать советы начинающим иллюстраторам?
На мой взгляд, любой стилистический эксперимент может стать удачным. Фэнтези — это ведь достаточно условное название: оно может одновременно быть сказкой, детективом, экшном, достаточно реалистичным повествованием, философской притчей... Поэтому посоветовать могу стремиться к развитию, к узнаванию чего-то нового. Когда вы иллюстрируете книгу — любите ее. И верьте в себя.
Журналисты и иследователи современной массовой литературы неоднократно пытались четко маркировать ее творчество, навесить аккуратный ярлычок. Семёнова — детский писатель, Семёнова — «королева славянского фэнтези», Семёнова — детективщик... Проблема однако в том, что Мария Васильевна — автор малопредсказуемый и к попыткам наградить ее каким-либо титулом относится с большой долей иронии. Долгожданный выход нового романа о Волкодаве, который поклонники творчества Семёновой ждали одиннадцать лет, стал поводом для беседы с одним из самых непубличных российских писателей.
— После выхода вашего романа «Волкодав» в России возникла мода на так называемое славянское фэнтези. Однако постепенно она прошла. С чем вы связываете этот спад? — Я думаю, большого секрета здесь нет. Чтобы писать толковое славянское фэнтези, славян надо ЗНАТЬ. Конечно, фэнтези — это шаг в сторону, но... Вы не задумывались, почему так «хорошо пошёл» бессмертный Джеймс Бонд? Да потому, что его автор прекрасно знал всю кухню разведки. И «шаг в сторону» осушествил гениально! Вот и в нашем случае — изволь штудировать этнографию, историю, антропологию, ещё кучу наук. Надо пытаться воссоздавать мировоззрение, адекватные речевые и поведенческие характеристики... И тэ дэ, и тэ пэ. Это ж какая работа! Гораздо проще по восемнадцатому разу пережёвывать бутерброд дедушки Толкина или плодить попаданцев, не заморачиваясь с менталитетом древних времён... Ну а читатель не дурак, он истину чует, как и её отсутствие. И народ не захотел читать, извините, бодягу всё про тех же эльфов и гоблинов, только в лапти обутых. Родная культура, сколько её ни вытравливали, в нас ещё крепко сидит... Соответственно, авторы, обнаружив, что лёгкого успеха добиться не удалось, занялись чем-то другим...
— А какие условия нужны, чтобы это направление снова было в тренде? — Условия, как всегда, в людях. Появятся авторы, способные сочетать серьёзные знания с умением нанизать их на шампур увлекательного сюжета, заставить сопереживать героям, да ещё изложить это всё вменяемым слогом... И будет нам счастье. Только вряд ли — по причинам, указанным выше — такое авторство когда-нибудь станет массовым. Чем перекапывать словари в поисках одного-единственного слова, большинство авторов всё равно предпочтёт выдать очередной инкубаторский боевичок в стиле «он ощутил сильную слабость» и «лошадь затормозила». Это не хорошо и не плохо, это, видимо, зачем-то нужно Природе. Но, пока будут появляться адекватные книжки, народ их будет расхватывать, и это тоже закон. А называется или нет это трендом, я понятия не имею.
— Почему именно славянские и скандинавские языческие мотивы вы использовали при написании цикла о Волкодаве? — Чуточку поправлю: конкретно славянские (Волкодав уж никаким боком не скандинав), и не столько мифы, сколько обусловленный ими менталитет. А виной всему мой поперечный характер. Если о чём-то «практически ничего не известно», да не о каких-нибудь хеттах, а о своём родном, я именно там начинаю копаться. Сперва носом, потом лопатой, потом экскаватором... Дальше возникают исторические романы, потом популярная энциклопедия и наконец фэнтези как способ наиболее ярко всё это показать. Вот примерно так в моём случае это происходило.
— Что подвигло вас столько лет спустя вернуться к своему герою? — Дело в том, что «Мир по дороге» был обещан издательству давным-давно, однако жизненные обстоятельствп повернулись так, что несколько лет мне было не до индивидуального творчества, я занималась переводами и работала в соавторстве. Книга же висела на совести и, в общем-то, не давала двигаться дальше. В какой-то момент я сделала над собой страшное усилие и засела её писать. Довольно скоро персонаж явился на зов и... здорово мне помог, по своему обыкновению помогать людям. В итоге потребовалось новое усилие — уже для того, чтобы его отпустить.
— Будут ли еще продолжения саги о Волкодаве или для вас тема окончательно исчерпана? — Волкодав товарищ такой — обязательно найдёт, во что вляпаться, поэтому про него можно писать бесконечно. Но мне просто жалко и его, и себя. Его — потому что он на самом деле ни к каким подвигам не стремится, он просто разгребает препятствия, которые мешают ему построить дом, посадить сад, нарожать детей, прожить сто лет душа в душу с Оленюшкой и помереть с ней в один день. И что мне, его опять из дому вытаскивать? Или заставлять за сыновей волноваться?.. А себя жалко потому, что как-то не хочется быть заложником одного персонажа, даже очень удачного. Так что замОк размером с арбуз я для себя на эту дверь не вешаю, но и вновь открывать её пока не планирую. Меня совсем другой замысел сейчас распирает.
— Несколько романов были написаны вами совместно с Феликсом Разумовским, Дмитрием Тедеевым, Екатериной Мурашовой и многими другими. Чем был обусловлен выбор соавторов? — Выбор соавторов происходил примерно так: товарищ сам должен быть далеко не бездарным литератором, обладать безусловной личной порядочностью и корпусом практических знаний, которые мне самой было бы хлопотно добывать. Так и образовались книги в соавторстве с Екатериной Мурашовой, Феликсом Разумовским, Дмитрием Тедеевым. Правда, ни в одном случае перманентных «Братьев Гонкуров» не получилось, хотя сотворчество радовало — надеюсь, и читателей тоже.
— Вы часть выступаете в качестве переводчика. С какими произведениями вам было интереснее всего работать? — Может, я вас разочарую, но переводы мне неинтересны как класс. Я к ним отношусь как к копанию картошки: расценки известны, заработок предсказуем... Интерес?.. Скорее уж некое учение на чужих оплошностях и огрехах. Я «Волкодава»-то начала сочинять вконец озверев от качества переводимого... В издательстве я только прошу, чтобы книга была хоть не очень занудная, а то иногда вообще удавиться охота. Другое дело — если уж за что берёшься, засучивай рукава и выдавай качественный результат. Поэтому, хоть и плююсь временами, мне за свои переводы не стыдно. Особенно стихи люблю переводить — всё гимнастика для мозгов.
— Вы человек не очень публичный. Как вы предпочитаете общаться со своими поклонниками — лично или в Сети? Насколько важна для вас обратная связь? — Общаюсь почти исключительно на выступлениях. Тоже не слишком это люблю, но опять же, если за что-то берёшься... Если это оказывается частью профессиональных обязанностей, если люди пришли и на тебя смотрят... Иногда возникает даже иллюзия, будто не зря небо копчу. В соцсетях, если вы об этом, ни в каких не состою, я правда человек необщительный. Единственное — всегда выхожу на контакт с теми, кто просит совета. Тут и письмо не грех написать, и в гости пригласить... Я же помню, с чего сама начинала. Поэтому мне бесконечно дороги любые творческие подскоки, даже самые бескрылые. Однако таких, к сожалению, очень мало — ну не хотят люди учиться. Написал два слова, выложил в блоге, и в глазах уже звёзды. Такая публика мне не особенно интересна.
В Нью-Йорке объявлены победители Пулитцеровской премии — одной из самых престижных американских наград в области журналистики и литературы.
Пулитцеровская премия условно делится на два блока — в одном награждают за актуальные достижения в журналистике, в другом отмечают лучшее художественное произведение, книгу по истории, пьесу, биографию или мемуары, стихотворное произведение и нон-фикшн. За достижения в журналистике были отмечены газеты "Washington Post" и "New York Times" — за серию материалов, основанных на данных Эдварда Сноудена. Во втором блоке главную премию — за художественный роман — получила Донна Тартт и ее последняя книга «Щегол».
Американская писательница Донна Тартт получила Пулитцеровскую премию за роман "Щегол" с формулировкой за "безупречно написанную историю взросления с изысканно прорисованными персонажами".
Донна Тартт завоевала Пулитцеровскую премию за свой третий роман — дебютной её книгой стала "Тайная история", за ней последовал "Маленький друг". Критики описывают "Щегла" как книгу, которая "стимулирует ум и трогает сердце".
"Щегол" описывает жизнь 13-летнего мальчика, выжившего после террористической атаки, которая уносит жизнь его матери. Роман стал победителем самой престижной литературной премии Америки, оставив позади такие книги как "Сын" Филиппа Мейера и "Женщина, потерявшая душу" Боба Шакочиса.
В США этот роман наделал шуму, заняв, в частности, первые строчки в рейтинге продаж Amazon. Стивен Кинг положительно отозвался о романе Тартт, назвав его «ловким произведением, в котором соединились ум и сердце». К нему присоединились голоса множества литературных критиков Америки, которые даже сравнили «Щегла» с диккенсовскими «Большими надеждами». Так что победа Тартт была предсказуемой.
Победа принесла писательнице сумму в $ 100,000, а в придачу к этому возвела её произведение на пьедестал почёта. Теперь "Щегол" стоит в одном ряду с другими обладателями Пулитцеровской премии — в их числе "Гроздья гнева" Джона Стейнбека, "Унесённые ветром" Маргарет Митчелл, "Эпоха невинности" Эдит Уортон, а также прошлогодний лауреат — роман "Сын повелителя сирот" Адама Джонсона.
Тартт поделилась с газетой "USA Today" своей радостью. Она сказала, что была "очень счастлива и очень рада" выиграть эту премию, которая стала для неё первой крупной литературной наградой. Кроме того, победа, по словам писательницы, стала для неё неожиданностью.
В других номинациях пулитцеровское жюри отметило как заслуженных, так и молодых авторов. Так, за книгу по истории «Пулитцера» получил Алан Тейлор, уже становившийся лауреатом этой премии, — на сей раз жюри отметило его книгу «Внутренний враг: Рабство и война в Вирджинии, 1772-1832».
Лучшим нон-фикшн года признали исследование Дана Фагина «Томс Ривер. История науки и рабства», которое, как указывается в сообщении оргкомитета премии, «сочетает расследовательский подход с исследованием истории раковых заболеваний у детей в приморском кластере Нью-Джерси». Среди авторов драматических произведений отмечена молодой автор Энни Бейкер, чьи пьесы идут на Офф-Бродвее — в американском независимом театре. Пьеса «Flick», сделавшая ее лауреатом, уже переведена на русский под заглавием «Киношка».
Из поэтов «Пулитцером» в этом году наградили Виджая Сешадри — американца индийского происхождения, признанного англоязычного поэта, ранее работавшего в штате журнала New Yorker.
облако тэгов
