облако тэгов
Шамиль Идиатуллин — автор мистических триллеров «Убыр» и «Убыр. Никто не умрет», лауреат Крапивинской премии 2012 года — рассказал, почему мы так любим ужастики, что чувствует человек, когда пишет книгу, и мимо каких 10 произведений современных авторов невозможно пройти.
Как вы считаете, почему людей привлекает тема ужасов?
Во-первых, это красиво. Придуманный и культурно отформатированный страх, по сути, запускает чисто химический процесс, гормональный такой, — не зря же говорят «сладкий ужас». Особенно он сладок потому, что тебе-то, читателю, в этот момент ничего не грозит – в отличие от героя книги (фильма или игры), в которую ты зарылся. Причем химия красиво охватывает и обволакивает не только соответствующие доли мозга, сердца и пяток, она ведь еще немножко машиной времени работает. Самый страшный период в жизни всякого человека – его детство, когда кромешная жуть скрывалась просто-таки везде: под кроватью, в темной ванной, за розеткой, в очереди, в которой мама велела тебе постоять, пока она сбегает за маслом. Взрослому человек бояться глупо, если не западло – а в детство заглянуть так хочется.
Есть и другая сторона вопроса: хоррор, как правило, интересно читать, — здесь, как в большинстве «низких жанров», почти всегда все в порядке с сюжетом и интригой.
И даже третья есть, тесно сплетенная с первыми двумя и, пожалуй, самая важная. Ужасы вышли из сказок, а сказки, помимо прочего, это мощный дидактический и педагогический инструмент, с помощью которого взрослые максимально доходчиво заносят в сознание и подсознание детей, насколько кошмарны последствия нарушения базовых правил поведения: что будет, если пойти одному в лес, попить из лужи, заночевать в бане, разрыть могилы или нахамить незнакомому дедушке. Не будет ничего хорошего. Тот же Голливуд и не скрывает, что слэшеры – они про беспорядочные половые связи, вампиры – про пубертат, а зомби – просто про гигиену.
В общем, сказка – не такая уж и ложь, а их родственник хоррор – если и намек, то довольно толстый и весьма интересный.
Вы любите читать и смотреть "ужастики"? Какие у вас любимые авторы в этом жанре? Назовите самую страшную книгу, которую Вы прочитали.
Я никогда не относился к лютым поклонникам хоррора. До 20 лет по объективным причинам: культурных ужасов в СССР было меньше, чем секса (некультурные ужасы мы как культурные люди рассматривать не будем). Гоголь и По, понятно, хоррормейкерами не считались, — как и современные мастера ужаса, ловко замаскированные под фантастов, а то и реалистов (первые русские переводы Стивена Кинга преспокойно вышли в респектабельных «толстых» журналах). Потом стало поздно. Классика жанра (Лавкрафт, Бирс, Меррит, Стокер и тыды) оказалась не слишком впечатляющей на фоне родных пепелищ типа тихой беседы над телом Настасьи Филипповны. А легион современников, потерянных в тени Кинга, от Левина с Блэтти до Маккаммона с Хэмбли, потерялся в основном-то по делу.
Потом, мне всегда нравился не канон, а попытки его взломать или использовать в несвойственных целях. В фильмах, что характерно, тоже. Например, наилюбимейшим кинохоррором последнего времени для меня стала «Хижина в лесу», создатели которой просто взяли две банальнейших сюжетных линии — слэшевую "Толпа молодежи едет в лес" и конспирологическую "Нет преступления, за которым не стоит кровавый режим", — добавили шкловской остраненности, накидали жирных кусочков и деталей, натыренных где попало, от "Седьмой жертвы" с "Прирожденными убийцами" до "Куба" с "Восставшими из ада" (и вообще всех-всех-всех достойных хорроров), увязали все в достоевскую концовку про дивный новый мир, построенный на кровинке умученного ребенка, — и получили просто обалденное кино.
Хотелось бы узнать, что Вы чувствовали, когда писали «Убыр»?
Стандартный набор, от лихорадочной эйфории (когда текст придумывался и шел) до тупого уныния (когда возникало ощущение, что никогда уже я из этой топи не выберусь). Я очень размашисто и плотно готовлюсь к каждой книге, накачиваюсь материалом и тону в разнообразных тонкостях и деталях, которые на 95% не пригождаются от слова вообще. Во время работы над «Убыром» этих деталей и тонкостей было особенно жалко – они оказались чарующими, смачными либо просто захватывающими, но решительно не лезли ни в объем, ни в сюжет.
Ну и страшновато местами было. Все мои книги немножко про меня (наверное, у всех авторов так), а «Убыры» — особенно, причем про то, что особенно пугает. Ведь нет ничего роднее семьи, и нет ничего страшнее страхов, связанных с семьей. А «Убыры» — они более-менее полностью именно про эти страхи.
Кто был прототипами героев этих романов?
Супруга, прочитав (одной из первых, понятно) «Убыра», тоскливо сказала: «Как ты мог с родными детьми-то». Мои трусливые попытки указать на то, что детям вообще-то уже года на три побольше, что вот они резвятся, чистенькие и радостные, а не болтаются по черным лесам и страшным болотам, и что мы вообще-то переехали в Москву, когда дочери и двух лет не было, — не помогли.
Главный герой, понятно, в основном списан с моего сына, но и с меня тоже, а его сестренка – с моей дочери. Их друзья, а также наши общие родственники тоже пригодились. Любимый сынишка, например, принялся осваивать «Убыра» уже после того, как книгу успели прочитать несколько его приятелей, — и компенсировал отставание тем, что опознавал в тексте кого только возможно – и кошмарил их. Я лично был свидетелем подобного диалога: одноклассник сына имел неосторожность поинтересоваться, как книжка идет. «Да страх вообще, — сообщил сын. — Ты там вообще крестик в глаз себе суешь, вот так». «Я так не делаю!» — быстро сказал собеседник, отшатнувшись. Но в голосе его слышалось некоторое сомнение.
Близкие с готовностью узнают себя в различных персонажах моих книг, и это неудивительно. Удивительно и радостно другое – что узнают себя либо близких и те, с кем я заведомо незнаком. Как и завещал нам Лев Николаич, чуть подправленный вселенским законом универсализма: все семьи похожи друг на друга по-своему.
Что сподвигло Вас попробовать свои силы в написании художественной литературы?
Да я с детства мечтал быть писателем. Потому что очень любил читать, частенько тосковал от того, что читать нечего, поскольку по-настоящему интересных (ну или там настоящих буйных) книжек мало, — и, натурально, хотел восполнить этот недостаток.
Годам к пятнадцати я понял, что это невозможно, — во-первых, потому, что написал несколько позорных рассказов, про которые сам все понял, во-вторых, кое-что узнал о писателях. Это такие специальные босые люди в бородах и с лбом до макушки. Босиком я ходить любил, но не по асфальту же, да и бороды со лбищем у меня не было. Поэтому пошел в журналисты.
А в журналистике, особенно деловой, если заниматься ею всерьез, не забалуешь: каждый день приходится перелопачивать такую гору фактуры и выдавать такой массив буковок, что к вечеру в голове ни мыслей, ни буковок не остается. Соответственно, пока я работал в поле, никаких беллетристических поползновений предпринимать не мог.
Ситуация изменилась, когда я стал редактором. Необходимость выдавать горы собственных текстов отпала. Но привычка-то генерировать мысли и буквы осталась. Они копились-копились – и прорвались. Я сел писать первый роман – исходя, опять же из того, что, если не я, то никто больше про это (про переход удалых политических игрищ в холодную, а потом и опаляющую войну Казани с Москвой, далее с Вашингтоном) не напишет. Естественно, я оказался неправ, но хотя бы успел коснуться темы одним из первых, а, коснувшись, — счастливо от нее отбежать. Ну и нашел относительно безвредный, хоть и весьма утомительный, способ избавляться от затапливающих голову мыслей, образов и сюжетов, никак не применимых в работе и в быту.
Почему вам интересна детская и подростковая литература?
Есть несколько причин. Во-первых, читать я привык в детстве, и тогда, понятно, именно детлит составлял значительную долю рациона, а первым наилюбимейшим писателем очень надолго стал Крапивин. Так что все логично.
Во-вторых, именно советский детлит, на мой взгляд стал отдельным и очень мощным социально-культурным явлением. Спасибо Горькому, велевшему писать для детей как для взрослых, только лучше. Спасибо Чуковскому и Маршаку, как авторам и как локомотивам шедевральных прицепов типа журналов «Еж» и «Чиж», которые позволили вырасти (в большинстве, увы, ненадолго) целому отряду гениев. И спасибо Гайдару, который взял да создал материк новой литературы для юных людей, на который потом полвека досыпался культурный слой и появлялись страны да города.
В-третьих, я несколько лет назад почти случайно сдружился с передовым отрядом современных детских писателей и критиков детлита, создающих уже новый материк. И это очень интересно и очень важно – особенно в эпоху торжества хлопотливых мамаш, которые предпочитают не выпускать из-под крылышка ни отпрысков, ни собственную голову, покупают в лучшем случае luxury-переиздания любимых с детства средненьких книжек, а в основном все-таки апробированную 50-100 лет назад классику, и клеймят в блогах и форумах современных авторов, смеющих живописать всякую пакость типа подростковой любви, да еще с деталями и, ах-ах, ужасным жаргоном. Причем под замес попадает не только сумрачный гений Эдуард Веркин, но и добрейший и остроумнейший сказочник Павел Калмыков, не говоря уже о десятках – не вру, — отличных авторов, блестяще осваивающих самые разные темы, от волшебной сказки до детектива и школьной повести.
Вопреки усилиям таких мамаш, литература для детей и подростков живет и развивается – вполне захватывающе и драйвово. Пишут именно что про нас и для нас. А я такое люблю. Вот и читаю.
Хотите ли вы и дальше писать о подростках и детях, о взрослении?
Даже если и не хочу, само получается, честно говоря. Две не вышедших еще книги, как ни странно, ровно про это – про подростков и взросление. При этом они, по-моему, разные от слова вообще. Пока я подозреваю, что на ближайшее время тему для себя закрыл – но зарекаться не буду. Все-таки тем важнее этой не так уж и много, честно говоря.
Каковы ваши творческие планы? Скоро ли появится новая книга? Это будет что-то мистическое или будете себя пробовать в новом жанре?
Новая книга выходит уже в конце апреля – повесть «Это просто игра» . Это я просто утомился считать себя самозванцем: меня ведь после первого же романа («Татарский удар», в девичестве «Rucciя») всю дорогу обзывали фантастом – хотя ни эта, ни следующие книги к фантастике никакого отношения не имели, а после «Убыров» — детским писателем, при том, что «Убыр» писался хоть и про детей, но для взрослых. То есть я понимал резоны обзывающихся, но сам с ними не соглашался. И наконец решил покончить с этим противоречием: написать если не подростковую, то young-adult фантастику. Такую, какую сам бы с наслаждением прочитал и в 12 лет, и в 14, и в 21: чтобы обмен телами, чтобы гонки на конях и машинах, чтобы виртуал, заползающий в реальность, и наоборот, чтобы школьные междусобойчики, батальные сцены на полконтинента и маленький Армагеддон после полудня, и чтобы это про здесь, сейчас и интересно. Получилось или нет, судить не мне, но я старался.
Мне очень лестно, что книга выходит в великолепной серии «Почти взрослые книги» издательства «Азбука». До сих пор в этой серии выходили только откровенно классические книги английских и американских авторов («Скеллиг» и другие повести Дэвида Алмонда, «Мост в Терабитию» Кэтрин Патерсон и т.д.). «Это просто игра» — первый отечественный текст в серии. Надеюсь, не последний – ну и надеюсь не опозорить флот.
А закончив повесть, я что-то завелся и в какие-то полтора года добил висевший десяток лет долгострой – толстенный сугубо реалистический и где-то даже исторический роман «Город Брежнев». Действие происходит в названном населенном пункте в 1983 году, когда советская эпоха ужу хрустнула и поползла невесть куда, а никто еще этого не понял. Главный герой романа — подросток, проходящий сквозь первую любовь, вступление в комсомол, школьные и бытовые проблемы, уличные войны, родительские неурядицы и прочие ступени взросления. В книге активно действует ряд взрослых и тоже вполне ключевых героев – учителя, вожатые, работники огромного автозавода, милиционеры и так далее. Ну и вообще книга не детская совсем, твердые 18+.
Пока я занят финальным редактированием, потом постараюсь определиться с издательской судьбой «Города Брежнева», потом отдохну и, может быть, пойму, что делать дальше. Есть некоторые идеи, связанные с вольными продолжениями «Это просто игры», но пожестче и для аудитории постарше, есть и совсем завиральные мечты. Повторяться я не люблю, поэтому, скорее всего, с мистикой, технотриллером, производственной утопией и шпионским романом связываться больше не буду. Ужасно интересно все то, что неизвестно.
Что вы сами любите читать кроме мистики?
Как раз мистику-то я не очень люблю, а вот почти все остальное – в количествах. Первые полжизни обожал фантастику, чуть меньше – детективы, при этом в список любимых авторов как входили, так и входят Владислав Крапивин, Виктор Конецкий и братья Стругацкие. Другое дело, что эта тройка давно разрослась до длинного списка, который то разрастался, то скукоживался, но некоторые имена там остались навсегда: я примерно одинаково и пылко ценю автора суховато и праведно жестоких исторических сюжетов Мориса Симашко, ехидно-мужественного детского писателя Юрия Томина, философически боевого фантаста Нила Стивенсона, глумливого сатирика Ивлина Во и крутосваренного детективщика Реймонда Чандлера. А наилюбимейшей книгой, видимо, так и останется «Момент истины» Владимира Богомолова.
При этом я ведь не прочитал и пары процентов из списка, который себе назначил несколько лет назад. Скорее всего, и не прочитаю. Это немножко грустно, — но, с другой стороны, тот факт, что сегодня перед каждым из них высится постоянно пополняемый курган прекрасных книг, делает нас просто чумовыми везунчиками. Об этом не то что наши деды – наши дядьки даже мечтать не могли. А мы бурчим, что руки не доходят.
Никогда не поздно учиться ходить на руках, вот что.
Назовите 10 современных книг, которые обязан прочесть уважающий себя человек.
Хех. Я неоднократно отвечал на подобные вопросы, и всякий раз по-разному. Некоторые мои слова попадали в интервью («Человек, который не читал «Остров сокровищ», просто не поймет в жизни какие-то вещи, и ему не помогут ни мультики, ни художественные фильмы, ни компьютерные игры») и на обложки книг (««Облачный полк» — единственная книга последнего (как минимум) десятилетия, которую должен прочитать каждый нормальный житель нашей страны, достигший 14 лет» или там ««Я, Хобо» по идее, по ее реализации, по уровню и вообще по большинству известных мне признаков — одна из лучших фантастических книг как минимум последнего десятилетия»).
С другой стороны, если отвлечься от уточнения «современную», очень желательно прочитать всю мировую приключенческую классику, начиная с Дефо и Верна, и просто классику, начиная с Гомера и Шекспира, а уж не говорю про Кэрролла с Милном. С третьей стороны, есть гендерные императивы: я с подозрением отношусь к дяденькам, не читавшим «Швейка», и к тетенькам, не читавшим «Гордость и предубеждение». С четвертой – есть императивы культурно-географические: в наших широтах категорически необходимо знакомство с красавцем Дубровским, а в Могадишо, наверное, с Али Зибаком. Ну и так далее.
В общем, я не готов говорить за все человечество и за каждого его среднестатистического представителя. За себя вот готов.
Мой список, если навскидку и если брать только книги ныне здравствующих авторов за последние лет 15:
1. Кейт Аткинсон, цикл о Джексоне Броуди
2. Светлана Варфоломеева, «Машка как символ веры»
3. Эдуард Веркин, «Облачный полк» и «Друг-апрель»
4. Мария Галина, «Малая Глуша»
5. Алексей Иванов, «Сердце Пармы» и «Географ глобус пропил»
6. Сьюзан Кларк, «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»
7. Хилари Мантел, цикл о Томасе Кромвеле
8. Ю Несбе, цикл о Харри Холе
9. Нил Стивенсон, «Криптономикон» и Барочный цикл
10. Донна Тартт, «Щегол»
Вне зачета — цикл о Гарри Потере. С одной стороны, странно не прочитать, с другой стороны, английским владеет не каждый, а все русские переводы оставляют страстно желать. Я, например, прочитал два тома в оригинале, при том, что английский у меня вполне зачаточный. Собираюсь с силами для третьего.
Образ "бабули" — что в его основе? Какие-то фольклорные элементы или наоборот, не фольклорные, а вполне историчные ведуньи/шаманки?
И то, и другое, плюс немножко хлеба. С одной стороны, это вполне антропологически исследованный типаж шамана/кама/ведуна, ответственного за инициацию подростков. С другой – классическая фольклорная убырлы карчык, она же бабка ежка, она же хозяйка пряничного домика. А с третьей – это просто наша прабабушка, которая выкормила и вырастила наших дедушек-бабушек, несмотря на исключающие это условия, и, таким образом, обеспечила наше существование – не самое плохое, между прочим, — а мы ее знать не знаем и даже имени не помним.
Действительно ли авторам подростковой литературы в России достаточно сложно добиться опубликования своих историй?
Если истории качественные, хорошие и штучные – увы, да. В рыночные условия книгоиздания такие тексты не вписываются, а нерыночных почти не осталось. Есть, конечно, отличные и вполне миссионерские премии, такие, как «Книгуру» или Крапивинка, они обеспечивают некоторое паблисити финалистам и некоторую поддержку призерам, но книгоизданием, конечно, не занимаются.
В принципе, со взрослыми книгами похожая история, но подростковый сегмент особо подрубают три фактора. Во-первых, детское книгоиздание – нишевой бизнес, а уж подростковый – нишевой из нишевых. Сами понимаете, заведомо проще и выгодней в миллионный раз выпустить Чуковского, Успенского или сборник сказок Гримм-Пьеро, чем браться за никому не известного автора. Во-вторых, ровно этого – Чуковского с Успенским либо переиздания плохонькой, но любимой с детства книжки про первую любовь девочки из сферического 1966 года, — требует большинство упоминавшихся активных мам, определяющих покупательский спрос в этом секторе. В-третьих, отечественным авторам приходится конкурировать с мощнейшей иностранной конкуренцией, — причем для издателя работа с иностранной книгой опять же не только проще, но и выгодней. Ведь это либо крепкий коммерческий цикл с глобальной рекламной поддержкой, либо славная европейская история, продвигаемая немецким, французским или голландским культурным советом или институтом, берущим на себя практически все затраты по копирайту и переводу. Соответственно, издатель, выпуская иностранную литературу, получает гарантированный профит при минимальных затратах, при этом опять же гарантированно выводит в свет как минимум нестыдную и проверенную читателями других стран продукцию. В то время как на издателя отечественной подростковой литературы падает масса рисков.
И даже в таких условиях издатели не перестают издавать наших авторов, которые не перестают писать – и делать это, между прочим, по-нашему и местами прекрасно. И пока будут делать, наши дети не превратятся в кукушат, которых подкинули тем, кто поопытнее да побогаче.
