| |
| Статья написана 28 сентября 2012 г. 00:35 |
Первая книга, которую я прочитала — ой, это было в 6 лет, что-то о животных. Названия не помню. Потом были какие-то сказки, стихи и прочий детлит. Потом (в школе) классика всякая.
Самая грустная книга — книги нет, только малая форма: новелла Джона Голсуорси "Мастерство" и рассказ Эренбурга "Бубновый валет".
Самая смысловая/философская книга (с глубокой моралью) — хмм, пожалуй, этот вопрос надо разбить на два. Самая философская книга — пожалуй, всё-таки "Игра в бисер" Гессе, а с глубокой моралью — дилогия Джорджа Макдональда "Сэр Гибби"+"Донал Грант"
Самая смешная/ржачная книга — если ржачная, тогда, наверно, Джон Мур, "Срази и спаси!". Смешная — ПНС от АБС и первая книга Ффорде, "Дело Джейн..."
Самая лучшая книга о любви — однозначно, "Бегущая по волнам" Александра Грина.
Самая страшная книга — Чарльз Уильямс, "Сошествие во ад". Почему-то для меня это было страшнее, чем все 10 романов С.Кинга, которые я прочла.
Моя самая любимая книга — о, их несколько. Но три из них в других номинациях, поэтому (так, где мой голос Левитана? Ага, вот он) — Джон Рональд Руэл Толкиен, "Властелин Колец"!!!
Самая не понравившаяся/бредовая книга — этот вопрос тоже делим пополам. Самая бредовая — "Сто лет одиночества" Маркеса, самая не понравившаяся — "Заводной апельсин" Бёрджесса. Всякий мусор, который иногда попадался на глаза, участия даже в этой номинации не принимает.
Книга, которую я читал в какой-то ответственный жизненный момент, с которой у меня связаны личные ассоциации, воспоминания — вы удивитесь, но это "Вверх по лестнице, ведущей вниз" Бел Кауфман.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть) Я читала книгу незадолго до вступительных экзаменов в универ ("ой, мехмат, мой мехмат, ты моё призвание" и далее по Окуджаве). На самом экзамене, примерно на середине (письменный экзамен, 3 часа шёл) мне понадобилось выйти. Ну очень надо  . Мне говорят: "Сдавайте работу". А там — решать и решать. Я им в ответ (вспомнив книгу!): "Дайте мне сопровождение!" В комиссии удивились, но выделили мне какую-то девушку, она убедилась, что я не собираюсь шпаргалить, и мне удалось дописать работу, как следствие — поступить на мехмат. А в 1990-м ещё было строго, документы — только в один вуз.
Книга, в которой я узнал себя — таких не помню. Отдельные черты и мелкие подробности — да, есть. Но говорить о них не буду, потому что хвастаться решительно нечем.
Книга, которую я недавно прочитал — там всякое разное было, но хочется отметить "Хулио Хуренито" Эренбурга
Книга, которую я читаю сейчас — Эрнст Юнгер, "На мраморных утёсах" Надо бы добавить ещё номинаций.
|
| | |
| Статья написана 2 сентября 2012 г. 23:00 |
Там, где Классический переулок "впадает" в Клочковскую, стоит стоят "букинисты". Торгуют ФиФ, женскими романами, детективами и всем, что люди несут. Некоторые книги сразу распределяют по ящикам "книги по 10 грн", "книги по 5 грн", "книги по 15 грн", "книги по 25 грн", "книги по 40грн". В этих ящиках "книги по 10 грн", "книги по 5 грн" нехилая куча классики. Например, двухтомник переводов Жуковского, СС Вересаева в 4-х томах, Драйзер, Г.Сенкевич и многое другое. Есть там и ФиФ серии ВД или ВД-2. А вот Перумова дороже оценили, в 15 грн . МиМ тоже по 15 или выше, КМФ http://fantlab.ru/series55 — это 20-25 грн. Но интересные книжки можно встретить даже в ящике "всё по 3 грн". Например, сборник Ирины Ракши илитом из СС Брюсова с редкими статьями и эссе.. А ещё у частника можно прикупить редкую книгу о гуситах, 1962г. тираж 1700 экз., в очень-очень приличном состоянии. За сколько — не скажу , это коммерческая тайна . Вот где подлинное "поле чудес"! Что там тот Якубович .
|
| | |
| Статья написана 6 июля 2012 г. 18:21 |
Кусок статьи я всё же процитирую. И не спрячу под кат. цитата … Советская история сообщала, что после восьми месяцев германской осады «3 июля 1942 года советские войска по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставили Севастополь и были эвакуированы морем. Чтобы не дать противнику возможности помешать эвакуации, части прикрытия в районе Севастополя и на Херсонесском полуострове сдерживали наступление врага, а тем временем по ночам производилась посадка на корабли». Для убедительности демонстрировалась схема эвакуации войск и населения. На самом деле, эвакуация никогда даже не планировалась! А с 30 июня, после занятия противником Корабельной Стороны, стала просто невозможной. Оценив расклад, ночью 1 июля с позволения Сталина комфлотом адмирал Октябрьский, командующий Приморской армией генерал-майор Петров и еще 498 высших командиров, комиссаров и чинов НКВД бежали на транспортных самолетах и подводных лодках. А 80 тысяч рядовых защитников Севастополя оказались брошены на последнем рубеже обороны мысе Херсонес. Им дали приказ «...сражаться до последней возможности, после чего... пробиваться в горы, к партизанам». В ночь на 2 июля морские артиллеристы взорвали крупнокалиберную батарею № 35: боекомплект был израсходован полностью. Севастопольцы держались еще 2 дня – без боеприпасов, воды и надежды. Больше половины легли в бою у морских обрывов. Увы, не всем повезло погибнуть в рукопашной. Тут, в Херсонесе начался крестный путь последних защитников города-героя. Их гнали до Бахчисарая. Конвоировать пленных немцы поручили татарским отрядам самообороны, сформированным в первые же дни оккупации. Расправа началась, когда колонны проходили у севастопольского мыса Фиолент. Конвоиры разбивали головы обессиленных пленных специально припасенными дубинами. Кровь буквально залила дорогу рядом с фиолентовским Свято-Георгиевским монастырем. На счастье, рядом находилась итальянская часть. Итальянцы не выдержали ужаса средневекового избиения, и пообещали расстрелять татар, если те не прекратят массовую казнь. До «Толле» дошли 30 тысяч солдат и матросов. Практически каждый севастополец, взятый в плен, прошел через него. В «Тролле» практиковали особый, крымский вид мучения. Людей кормили хамсой крепкого довоенного засола – и не давали пить. Расстрел в таких муках казался избавлением. Многие сходили с ума, пили мочу и жевали мокрую грязь после редких дождей. Глоток протухшей воды охрана давала лишь за рытье новых могил. От лагерной границы до водохранилища было всего 100 метров – и никакой ограды. Вместо колючки стояли пулеметы… Так может, высылки из Крыма "в 24 часа" были не столь уж необоснованными? Если военные противники оказались более людьми, чем это... "коренное население"? Кстати, "адмирал Октябрьский, командующий Приморской армией генерал-майор Петров и еще 498 высших командиров, комиссаров и чинов НКВД" мат!
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть) редкостные бляди
|
| | |
| Статья написана 1 июля 2012 г. 13:14 |
Эту фамилия я слышала с ранней юности, но почему-то ничего не читала. И ассоциировалась она (фамилия) с чем-то "советским" и "неинтересным". Почему — понятия не имею. Лучше поздно, чем никогда. В данном случае это очень верно, может, раньше я бы недооценила прозу и стихи Эренбурга. Или недооценила бы Пелевина — на фоне. А так — и от книг Пелевина получила удовольствие, и классику оценила в полной мере. Знакомство с творчеством Эренбурга у меня началось с томика переводов "Тень деревьев", но "зацепил" меня этот томик относительно недавно. 26 апреля сего года я купила том его стихов, и была поражена: какого замечательного поэта я "прозевала". А сейчас я читаю роман "Хулио Хуренито" и не помню более увлекательной и очень современной книги за последние год или два, если не больше. Никакой архивности, сплошная злоба дня. Виктору Олеговичу есть куда расти и у кого учиться http://ru-bykov.livejournal.com/1435733.h... — замечательная статья Дмитрия Быкова об Эренбурге. Быков "покусился на святое", посмел написать:
цитата Дмитрий БыковНе хочу ругать Гроссмана, «Жизнь и судьба» при всех своих минусах безусловно сильный роман, но рискну заметить, что «Буря», если правильно ее читать, местами глубже. «Буря» — не столько роман, сколько способ организации материала. Но вопрос она ставит серьезный, и не зря во многих настоящих послевоенных романах (скажем, у Домбровского в «Обезьяне») главным героем сделан антрополог. Война ставит вопрос о границах человеческого, и именно на него пытается у Эренбурга ответить антрополог Келлер. Это поглубже, поинтереснее, чем темы Гроссмана, — иное дело, что у Эренбурга залогом сверхчеловечности, победы над человеческим (которого уже недостаточно) становится, по крайней мере в «Буре», верность гуманистической идее. Это не так, и Эренбург отлично это понимал. Но понимал он и то, что релятивизм не помогает выстоять. Выстоять можно либо за счет колоссальной любви, либо за счет такой же колоссальной, всепоглощающей, как любовь, ненависти. Ненависть эта у Эренбурга была — не только к фашизму, но и к немцам в принципе; она живая, настоящая, и только она делает «Бурю» великим романом, до сих пор хорошо читающимся.
Конечно, это не тупая ненависть к немецкому народу как таковому — та, в которой Эренбурга устами пропагандиста Александрова упрекнул Сталин в статье 1945 года «Товарищ Эренбург упрощает». Это ненависть к идее казарменного идеализма, к сочетанию фельдфебельства с романтизмом. Но в немецкой культуре эта идея исключительно авторитетна, этот дискурс представлен с особой наглядностью — немудрено, что у Эренбурга она перешла на большинство представителей народа. Больше всего его — как и Набокова, кстати, — бесит именно немецкая тотальность, и этой тотальности он не прощает. В России ее нет — «Буря» как раз о том, что в русских нет фанатизма, что победил не фанатизм, как пишут сейчас многие, а именно его отсутствие; победила та сверхчеловечность, которая есть в Пьере Безухове, а не та, которую культивирует в себе Долохов. Страстная брезгливость к недочеловеку, возомнившему себя сверхчеловеком, страстная ненависть к дегуманизации — вот что было в «Буре», и это сделало ее романом более глубоким, чем «Благоволительницы», и более увлекательным сегодня, чем «Жизнь и судьба». Прогноз Быкова начинает сбываться: романы и другую прозу Эренбурга начали переиздавать. Почему эти переиздания не попадают в колонку antilia, непонятно: автор на сайте очень даже есть: http://fantlab.ru/autor4598 .
После ХХ в очереди на прочтение — "Буря".
Фоновым чтением идут стихи, ниже несколько накидаю:
стихи
Я сегодня вспомнил о смерти, Вспомнил так, читая, невзначай. И запрыгало сердце, Как маленький попугай. Прыгая, хлопает крыльями на шесте, Клюет какие-то горькие зерна И кричит: «Не могу! Не могу! Если это должно быть так скоро — Я не могу!»
О, я лгал тебе прежде, — Даже самое синее небо Мне никогда не заменит Больного февральского снега.
Гонец, ты с недобрым послан! Заблудись, подожди, не спеши! Божье слово слишком тяжелая роскошь, И оно не для всякой души. Май 1914
Брюгге <а настроение почти роденбаховское!!>
Есть в мире печальное тихое место, Великое царство больных. Есть город, где вечно рыдает невеста, Есть город, где умер жених.
Высокие церкви в сиянье покорном О вечном смиреньи поют. И женщины в белом, и женщины в черном, Как думы о прошлом, идут.
Эти бледные сжатые губы, Точно тонкие ветки мимозы, Но мне кажется, будто их грубо И жестоко коснулись морозы.
Когда над урнами церковными Свои обряды я творю, Шагами тихими и ровными Она проходит к алтарю.
Лицо ее бледней пергамента, И косы черные в пыли, Как потемневшие орнаменты, Ее покорно облегли.
Своими высохшими кистями Она касается свечи. И только кольца с аметистами Роняют редкие лучи.
И часто, стоя за колоннами, Когда я в церкви загрущу, Своими взорами смущенными Я возле стен ее ищу.
Смешав ее с Святой Мадонною, Я к ней молитвенно крадусь. И долго, словно пред иконою, Склонив колени, я молюсь,
Пока руками пожелтевшими Она откинет переплет И над страницами истлевшими Свои молитвы перечтет.
* * *
Был тихий день обычной осени. Я мог писать иль не писать: Никто уж в сердце не запросится, И тише тишь, и глаже гладь. Деревья голые и черные - На то глаза, на то окно,- Как не моих догадок формулы, А все разгадано давно. И вдруг, порывом ветра вспугнуты, Взлетели мертвые листы, Давно истоптаны, поруганы, И все же, как любовь, чисты, Большие, желтые и рыжие И даже с зеленью смешной, Они не дожили, но выжили И мечутся передо мной. Но можно ль быть такими чистыми? А что ни слово — невпопад. Они живут, но не написаны, Они взлетели, но молчат.
1957
Остальное — тут http://www.rupoem.ru/erenburg/all.aspx . Ранние стихи довольно типичны для Серебряного века, военные — пафосные, но "пробирающие", поздние — печально-ироничные, очень искренние.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть) Тему в Друглите открывать пока не буду, т.к. там де-факто введена цензура. Можно писать о Терехове или Литтеле, а об Олесе Николаевой — уже нельзя. Вероятно, об Эренбурге тоже писать нельзя. Тем более, его посмели сравнить с Литтелом  , и не в пользу последнего   .
UPD. http://magazines.russ.ru/slovo/2006/53/ka... вот та статья Владимира Кантора, о которой упомянул Быков. Метафизика раскрыта . Очень рекомендую к прочтению.
|
| | |
| Статья написана 28 июня 2012 г. 12:25 |
Люди, обезображенные программированием, помогите   , пожалуйста!! У меня проблема: я написала (не себе) программу, на Турбо Паскале (да, я гибрид динозавра и тупой блондинки, пользуюсь таким старьём!). У меня стоит Windows XP 2003, программа спокойно запускалась. А на ноутбуках, где какие-то страшные Windows 7 или 8 или не знаю что, моя бедная прога не идёт     Можно ли запустить программу, рассчитанную на MS DOS, из под этих новейших винд (что б их перевернуло и треснуло!)?!
|
|
|