13. Надо сказать, что Мацей Паровский и Януш Анджей Зайдель были знакомы довольно давно. Еще в Варшавском политехническом институте, где Паровский учился вместе с братом Януша, Веславом, тот рассказывал ему о брате-физике, который пишет рассказы. «Не гуманитарий, а пишет, -- вспоминает об этом Паровский. – Это давало мне хоть какую-то надежду». В 1973 году они уже вместе получали премии – Януш главную, Мацей поощрительную – за победу в конкурсе на рассказ, объявленном журналом «Mlody Technik». Вероятно именно тогда, в редакции журнала, Зайдель познакомился также со Жвикевичем, Простаком, Чеховским… К сожалению, знакомство Паровского с Зайделем продолжения не получило, на протяжении всех 70-х годов они едва лишь обменивались поклонами при немногочисленных встречах. В 1982 году, когда в книжных магазинах появилось несколько книг социологической фантастики и стало понятно, что тех людей, которые думают одинаково, не так уж и мало, Паровский и Зайдель встретились. Паровский искал Зайделя в связи с подготовкой к изданию нового журнала, «Фантастыки», но до Зайделя эта новость уже дошла, и он позвонил первым. Встреча состоялась где-то на стороне, и они очень быстро выяснили, что у них одинаковые вкусы и одинаковые взгляды. Зайдель дал Паровскому гранки «Limes inferior», и тот, как он вспоминает, уже во время чтения горько пожалел о том, что Орамус, Жвикевич, Енчмык, Нидецкая, Внук-Липиньский, Гловацкий открыли вот это вот единство своих взглядов со взглядами Зайделя гораздо раньше его. Вскоре после этого Паровский поехал на квартиру к Зайделю и с удивлением обнаружил, что они с ним близкие соседи. И вот уже после этого они встречались часто – то у одного дома, то у другого, иногда по несколько раз в неделю. А потом пришел день 19 июля 1985 года…
Так что я не думаю, что это интервью было взято у Зайделя обычным образом: журналист что-то спросил, собеседник что-то ответил, пожали руки и разъехались. Скорее оно складывалось как результат многих разговоров на интересные для обеих темы.
«ДВА КОНЦА ПОДЗОРНОЙ ТРУБЫ»
Мацей Паровский: Радиологическая защита, которой ты занимался много лет, должна была в конце концов тебе здорово надоесть, превратиться в нудное занятие. Единственным выходом оказался побег в литературу. Тем более, что он увенчался такими романами, как «Цилиндр ван Троффа» и «Limes inferior».
Януш А. Зайдель: Вообще-то современная наука имеет мало общего с тем, что думают о ней профаны, поглощающие популяризаторские шедевры. Нет людей, обладающих полнотой современных знаний в области ядерной физики, молекулярной биологии или хотя бы радиологической защиты. Человек всегда работает над малым фрагментом – например, занимается метеорологическими аспектами, изучает поведение струи загрязненного воздуха, истекающей из дымовой трубы, и распространение соответствующего загрязнения в атмосфере. С другой стороны, тот, кто руководит работой научных коллективов, не может видеть деталей, совокупность его знаний сводится к курсу университетской программы. Ну и, кроме того, количество знаний, требующих усвоения, молниеносно растет.
Мацей Паровский: Относительно современной науки еще более мрачно высказался Маслоу. «Это, -- по его словам, -- техника, которая предоставляет возможность заниматься творчеством нетворческим людям»
Януш А. Зайдель: Согласен с этим. Не нужно быть изобретателем или мыслителем, чтобы обслужить выделенный тебе кусочек науки. Для этого не требуется ни сверхвыдающихся умений, ни исключительной находчивости.
Мацей Паровский: Так почему ты не сбежал из науки и не сделал ставку исключительно на литературу? Почему ты скачешь на двух конях?
Януш А. Зайдель: По паре причин. Во-первых, я изучал физику, потому что действительно ее любил. А во-вторых, я с трудом расстаюсь с чем бы то ни было из области накопленных знаний, с людьми, с которыми сжился, с окружающей средой, которую понимаю и к которой чувствую расположение. Работа в штате обеспечивает меня контактами, поездками туда-сюда. Благодаря радиологической защите я повидал другое полушарие нашей планеты, чего, подозреваю, никогда бы со мной не случилось, если бы я рассчитывал лишь на грант от ZLP (Союза польских писателей). Да и само писательство означало бы замыкание в кругу собственного «я» и принуждение организации себе творческой жизни. Нет, я предпочитаю то, что сейчас имею. Тем более, что, придерживаясь физики, я удовлетворяю не только свой инстинкт верности, но и дух противоречия. Есть пара человек, которые считают, что мне надо распрощаться с нуклеоникой, стараются даже облегчить мне такое расставание разными способами. В этой ситуации… ну ты сам понимаешь.
Мацей Паровский: А ты не думал о том, чтобы заняться журналистикой, социологией, историей?
Януш А. Зайдель: Ой, нет. Журналистика – гораздо более рискованное профессиональное занятие, чем радиологическая защита. Кроме того, я не жалею и никогда не жалел, что выбрал физику. Учеба позволила мне сформировать понятия о структурах и методах науки, научила меня точности мышления, чего я наверняка не получил бы от изучения гуманитарных наук. Я лизнул много математики, химии, астрономии – словом, того, что человек не может изучить самостоятельно, не впадая в дилетантизм типа дэникеновского. В то же время, такие области человеческого знания, как история и общественные науки, значительно легче изучить самостоятельно. Меня именно вот это вот усвоенное знание точных наук подвигло на поиски в области социологии, политики, философии. Я считаю, что каждый гуманитарий должен разбираться в точных науках, хотя бы поверхностно.
Мацей Паровский: И затем это знание точных наук безотчетно переносится в прозу. В твоих рассказах, например, повторяется мотив подзорной трубы. Два конца микроскопа или, там, телескопа – по обеим сторонам мыслящие существа – одно существо смотрит на второе, не зная того, что само находится под наблюдением. Эта мысль вынесена тобой из лаборатории… или, может, астрономической обсерватории?
Януш А. Зайдель: Может быть – из обсерватории, а может быть, и из истории философии. Я попросту указываю на ненадежность, рыхлость наших знаний о мире. Ставлю их под сомнение. Экспериментируем, подглядываем… не так ли? А может быть, и сами являемся объектом эксперимента. Разумеется, я считаю, что мир познаваем через аппроксимацию с довольно большим приближением. Однако относится это к миру материальному, доступному физическим измерениям. А тот второй?.. Вот черт, то, о чем я говорю – это, наверное, агностицизм. Но заражение физикой, логикой точных наук подсказывает мне, что субъективные наблюдения всегда можно подвергнуть сомнению. Сомнения с точки зрения логики совершенно справедливы. Трудно их оспорить.
Мацей Паровский: Да не буду я их оспаривать. Дело в том, что за твоей прозой вообще не стоят те эсхатологические сомнения, которые ты тут развиваешь. Тебя не интересуют проблемы теологов, тебе интересны политические проблемы. Ты не выслеживаешь, особенно в романах, неясности, возникающие из метафизической прерывистости мира, ты ищешь ту неопределенность, которая родилась из-за того, что кто-то что-то держит под спудом.
Януш А. Зайдель: Результаты моей научной практики приводят к тому, что я не люблю ни сказок, ни иррациональности. Я делю мир на то, что познаваемо путем научного эксперимента (дающего повторяющиеся результаты), и на то, что непознаваемо по определению, находится вне области материи. В этой второй области решает не эксперимент, а вера; не чувство, а сознание. Одни верят, что Бог и духовный мир существуют, другие верят, что их нет. Я стою на стороне этих первых и действительно не имею солипсистических сомнений относительно существования мира. Мир слишком болезненно клеймит мою шкуру.
Мацей Паровский: И ты как писатель строишь модели, выделяешь определенные тенденции, конструируешь собственные миры с опознаваемыми элементами, взятыми из действительности. Чудес в этом мало, фактов и метафор – много.
Януш А. Зайдель: Я делю фантастику на ФР – фантастику рациональную и на ФИ – фантастику иррациональную. И позиционирую себя как сторонник ФР, в то время как чары, телепатия, привидения, неистощимые кошельки и дубинки-самобои, продукты галлюцинаций или воображения – меня не интересуют. Я предпочитаю, как ты говоришь, моделируя, боксировать с миром. Тем более, что склонен к этому по двум причинам. Во-первых, дает о себе знать физик-экспериментатор, а во-вторых, побывав на протяжении тридцати с лишним лет объектом социальных экспериментов, я, как писатель НФ, могу наконец отыграться на действительности. Хотя, впрочем, я никогда не заблуждался на тот счет, что мне удастся построить синтетический и законченный образ человеческой судьбы в нашем времени. Я надеюсь на творческое сотрудничество читателя.
Мацей Паровский: Мне тоже показалось, что ты чего-то не договариваешь. Из-за твоих романов выглядывает не сформулированная явно, но все же заметная, программа построения счастливого общества. В «Limes inferior» ты показываешь духовно раздробленную Землю, обустроенную Надзирателями под диктовку Космитов, но между строк этой мрачной презентации просачивается послание о том, что существуют иные миры, лучшие – не навязанные и не фальшивые. У тебя есть их проект?
Януш А. Зайдель: Детально разработанного проекта у меня нет. Вместо такого проекта я хочу убедить читателя в том, что ему необходима вера в возможность существования на Земле более добросовестно организованного мира. Цивилизации, общества, семьи – тоже. Нужно пестовать веру в существование добра как такового. Парадоксально то, и об этом я хотел бы когда-нибудь написать, что такие же люди, как и искатели добра, препятствуют его возникновению. А ведь люди потенциально способны на создание условий, которые уже много веков описываются в утопиях. К сожалению зло, даже малое, очень сильно. Небольшое в процентном отношении количество слуг Сатаны способно отравить людское творение.
Мацей Паровский: А Сатана существует?
Януш А. Зайдель: Наверное должен существовать. Это интуитивное понятие – символ, воображение движителя того, что мы называем злом.
Мацей Паровский: И во что в таком случае играет Сатана?
Януш А. Зайдель: Точно не знаю. Над этим стоит подумать при написании очередного литературного произведения. В «Limes» Сатана играет в гордыню и эгоизм Надзирателей, в их подлость, позволяющую им обманывать соотечественников, в их лень, сибаритство, готовность обеспечения себе хорошей жизни за счет других людей. Наверное в книге не получилось показать это настолько острым, но Снерг нападает на этот след, когда, подводя жизненные итоги, спрашивает сам себя – а, может, меня избрали не потому, что я умнее, лучше, а потому, что морально ниже?.. Вот именно в это и играет Сатана. В фальсификацию ценностей, в представление худшего лучшим.
Мацей Паровский: Такие важные, как этот, мотивы ты развиваешь в своих романах. А вот рассказы – это уже продукт стандартной продукции, в них меньше индивидуальности, меньше боксирования с абсолютом.
Януш А. Зайдель: Я не согласен с тем, что это относится ко всем рассказам. В каждом сборнике моих рассказов, начиная с «Яда Мантезии», были несколько текстов, не соответствующих главному стандарту. Вот и в последний сборник, «Чертов хвост», я включил рассказ об Иисусе Христе, за который получил выволочку от своих верующих друзей. А ведь я написал рассказ, положив в его основу библейскую притчу, только адресовал ее не пастухам, которым Христос рассказывал о виноградниках, а людям XX-го века, которым можно то же самое изложить, используя категории кибернетики. И так всегда и происходит с этими оригинальными рассказами. Их труднее писать, и, вот же диво, они нравятся читателям меньше других. Рассказы предоставляют больше возможностей для выражения отдельных мыслей; романы, когда им не хватает этих мыслей, обычно подбивают так называемой «литературой». Я люблю писать романы, когда располагаю мясистым сюжетным действием; впрочем, я пишу их так же, как и рассказы, не люблю оставлять «пустых страниц», которые можно пропустить при чтении.
Мацей Паровский: В последнее время у тебя все очень удачно складывалось именно с романами. Вот-вот выйдут из печати «Вся правда о планете Кси» и «Выход из тени», в одном из издательств уже лежит «Парадизия», которую очень хвалили рецензенты…
Януш А. Зайдель: Но писать рассказы я тоже не брошу. В моей голове бродит, например, мысль о рассказе этак страниц на 10, в стиле «Звездных войн», о вторжении на Землю космитов-каннибалов, которым их потери совершенно не важны. Чем больше их накрошат земляне, тем лучше накормленной и тем более боеспособной будет армия космитов; им ведь нет нужды заботиться о снабжении продовольствием, знай лишь войско привози.
Мацей Паровский: Очень хорошо. И в то же время жуть берет. Спасибо за беседу.
14. В завершение описания номера журнала сообщим, что в разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась уже шестая «посадка» (Lądowanie szóste). Интересна выдержка из письма Вольфганга Ешке, который написал: «Спасибо за <присланные> номера “Фантастыки”. Удивительно то, чего вы, поляки, можете достичь. В наших больших журналах гораздо лучшая бумага, но содержание, бывает, вдвое менее интересное». И еще, из письма читателя: «…ваша «Фантастыка» -- первый журнал, который я прочитал от корки до корки, хотя журналов хватает и отнюдь не безынтересных».
15. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «W gnieździe węża/В змеином гнезде»
16. «Список бестселлеров». Ну что тут скажешь… «список бестселлеров».
4. Блок польской прозы открывается рассказом Марека Баранецкого/Marek Baraniecki «Głowa Kasandry». Это короткий, всего лишь на три журнальные страницы (что соответствует примерно 10-12 книжным), текст, который, пожалуй, «томов премногих тяжелей». Писатель скупыми, но точными мазками рисует мир, пытающийся обрести равновесие после учиненной людьми атомной катастрофы и последовавшей за нею переориентации полюсов.
Мир порядком обезлюдевший, но все еще обитаемый, в котором, однако, методы коммуникации между людьми сведены к примитиву, поскольку попытки использовать более развитые в техническом отношении средства оказываются чреватыми бедой: в ответ на их применение то тут, то там автоматически стартуют все еще исправные ракеты с ядерными боеголовками, принося новые гибель и разрушения. Главный герой – опытный охотник на эти ракеты, но ему никак не удается найти тщательно замаскированную пусковую шахту «Головы Кассандры» -- ракеты, способной, по преданию, полностью уничтожить медленно выздоравливающее человечество. Летом 1984 года по сценарию, опиравшемуся на расширенную версию рассказа Баранецкого, был поставлен радиоспектакль на III программе Польского радио. Годом позже писатель включил еще более (в десяток с лишним раз) расширенную версию рассказа в свой первый сборник, который получил то же название («Glowa Kasandry», Warszawa, KAW, 1985). В том же 1985 году Баранецкий получил за рассказ (скорее повесть по нашим понятиям) «Голова Кассандры» премию имени Януша Зайделя. Сборник был переиздан в неизмененном составе в 1990 году. В третьем, считай современном, издании (2008) сборник утратил один рассказ, но пополнился двумя новыми.
Со времени первой публикации рассказа прошло более трех десятков лет, но его все еще помнят и чтят (надеюсь, что и читают тоже). «Подобно Снергу в “Роботе”, -- пишет М. Паровский, рецензируя первое издание сборника «Голова Кассандры», -- Марек Баранецкий вознес свое литературное здание где-то на обочине разъезженной дороги польской научной фантастики. Он не впутывался в модные и такие важные ныне выяснения отношений между поколениями, почти не касался политической фантастики. Он ступил на территорию тревожащей неоднозначности мира, где подспудно бурлят непостижимые силы, но использовал этот мотив, соблюдая меру. Он освежил или вывернул наизнанку пару тем. Взбудоражил читателей и объединил их, поскольку понравился всем без исключения».
В рейтинговом списке замечательного польского электронного журнала «Эссенция/Esencja», который называется «100 лучших польских научно-фантастических рассказов», «Голова Кассандры» стоит на 10-м месте. «Огромная сила старого и, на первый взгляд, уже неактуального рассказа Баранецкого, -- пишет обозреватель, -- кроется в том, что писатель занялся рассмотрением напрочь избитой, казалось бы, темы – художественного представления мира после атомной войны – но придумал, как рассказать об этом, не впадая в штампы. Нет у него ни одичалых орд родом из «Безумного Макса», ни мутантов, тараканов и всего прочего, привитого нам многочисленными (особенно в 80-е годы) кинофильмами и романами сходной тематики. “Голова Кассандры” – это кропотливое построение жизни в новом мире, в котором величайшая угроза исходит из остатков старой, вроде бы уже уничтоженной – нашей цивилизации. Наши, то есть нынешнего человечества – ошибки не дают о себе забыть даже в том времени, когда все начинается заново. Кажется, что представленная картина по своему пессимизму даже превосходит конкурирующие описания действительности после атомной войны, благодаря чему шокирующая финальная дилемма представляет собой также вопрос, заданный читателю, ответ на который вовсе не обязательно очевиден. А что касается актуальности… Что ж, угроза атомной войны не кажется нам сейчас столь большой, каковой казалась раньше. Однако ракетно-ядерные арсеналы никуда не делись, политическая ситуация далека от стабильности и, вообще говоря, никому не известно, когда “Голова Кассандры” вновь станет злободневной».
В 2004 году «Газета Выборча/Gazeta Wyborcza» опубликовала составленный ею список из семи важнейших произведений, написанных на постапокалиптическую тему. В нем, наряду с произведениями Д.Лондона, Г.Уэллса и С.Кинга, фигурирует и рассказ М.Баранецкого.
Ну и последнее. В рассказе на протяжении буквально пары фраз сказано о том, что да, были и миграции уцелевших горожан, и перестрелки с грабителями, и голод и холод, и много чего еще. И вообще дается описание ситуации – предоставляющее возможность разыграться воображению. И тут же почти идиллия – природа после переворота земной оси пытается приспособиться к новым условиям. Березы усохли, а вот ивы выжили – сбросили плакучие ветви и покрылись листьями, растущими прямо из стволов. Сосны с елями, на удивление, приспособились тоже и растут теперь рядом с пальмами. Попугаи вместо воробьев летают среди деревьев. Бенгальский тигр разоряет пчелиные улья… Все это зримо, красочно, почти осязаемо. И жутко, почти как в «Сталкере», где для меня самыми ужасными моментами (из-за трепета ожидания) были кадры с бросанием Кайдановским гаечек с привязанными к ним тряпочками. В расширенной версии, конечно, и действия больше и герой – не одиночка. Понятно, что ну не могли не заинтересоваться этим чудом кинематографисты. И заинтересовались, и втянули в свою игру замечательного писателя. И начались бесконечные вопросы… Кто выживет после глобального атомного конфликта, описанного в рассказе? Чьи ракеты обезвреживает главный герой, то бишь чьей эмблемой они помечены? В каком географическом районе развернется действие будущего фильма? Кто по национальности этот самый главный герой? Чьи фирменные знаки будут видны на снаряжении и оборудовании, которые он использует? Ни один из ответов Баранецкого не был принят возможными польскими постановщиками фильма. И где-то когда-то струна оказалась перетянутой: Баранецкий послал всех куда подальше… и вернулся в профессию.
В новом тысячелетии Баранецкий снова дал знать о себе. Показался на публике, дал несколько интервью. Возобновились разговоры об экранизации «Головы Кассандры»… Но, вроде бы, постепенно все это опять сошло на нет. И, может быть, это и к лучшему – слишком уж велик риск испытать разочарование при просмотре очередной безделушки. Короткая и расширенная версии рассказа – это, конечно, разные произведения, каждое со своим сюжетом и своим авторским посланием. На русском языке рассказ (короткая версия) был опубликован под адекватным названием «Голова Кассандры» в переводе Н.Стаценко в сборнике «Лунная ночь» (1990). Карточка рассказа здесь
И таки да, c Баранецким мы не прощаемся – у нас с вами будет еще возможность снова о нем поговорить.
5. В блоке польской фантастики печатается небольшой рассказ «Posłaniec/Гонец» Анджея Джевиньского/Andrzej Drzewiński – молодого (на тот момент) писателя, о котором мы уже говорили в связи с публикацией его рассказа «Zabawa w strzelanego» в «Фантастыке» № 1(1).
Рассказ сопровождает довольно стильная, но анонимная иллюстрация. В «Гонце» фантастики всего ничего, но четко выписаны реалии мира, лишь самую малость отличающегося от нашего (известного нам из истории), а герои – не ходульные схемы, а люди каждый со своим характером. Рассказ вошел в сборник лучших публикаций «Фантастыки» за первые 10 лет существования журнала «Co większe muchy».
Рассказ перевел на русский язык Е.Дрозд, его можно найти в сборнике «Истребитель ведьм». О писателе можно почитать здесь Карточка рассказа лежит тут
6. Еще один небольшой (на журнальную страницу) рассказ «Linia/Линия» принадлежит перу Яцека М. Хохензее/Jacek M. Hohensee (род. 1943) – поэта, прозаика, сатирика, художника, графика, сценариста радио- и телевизионных спектаклей, автора нескольких книжек стихов и рассказов.
Этот абстрактно-психологический этюд -- единственная его публикация в «Фантастыке».
7. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется еще двумя персоналиями: Яна Добрачиньского/Dobraczyński Jan (род. 1910) – прозаика, эссеиста и публициста, и Анджея Джевиньского/Drzewiński Andrzej (род. 1959) – физика, автора НФ. Здесь же публикуется отрывок из единственного НФ романа Я.Добрачиньского «Вычерпать море» («Wyczerpać morze», Warszawa, PAX, 1981).
8. В отделе рецензий Лешек Бугайский/Leszek Bugajski, обсуждает знаменитую книгу знаменитого швейцарского психолога и психиатра Карла Густава Юнга «Современный миф», только что вышедшую в переводе на польский язык (Carl Gustaw Jung «Nowoczesny mit. О rzeczach widywanych na niebie», przekład i przedmowa Jerzego Prokopiuka. Кrаków, Wydawnictwo Literackie, 1982), а Кшиштоф Соколовский/Krzysztof Sokołowski пишет о новом, еще не переведенном, романе Артура Кларка «Космическая одиссея – 2» (Arthur C. Clarke «2010 – Odyssey Two», Granada Publishing Limited, London-Toronto-Sydney, 1982).
9. В большом эссе «”Ludzie ery atomowej”/”Люди атомной эры”» Анджей Вуйцик/Andrzej Wójcik пишет о романе польского писателя Романа Гайды с тем же названием (Roman Gajda «Ludzie ery atomowej», Warszawa, «Iskry», 1957). Этот роман был написан в 1947 – 1948 годах, но вышел из печати лишь девятью годами позже мизерным (8 тысяч экземпляров) тиражом, из-за чего не сыграл в развитии польской фантастики той роли, которую мог бы сыграть.
Главный герой – человек середины XX века, попадает (был заморожен во льдах Антарктиды, случайно нашли и разморозили) в технически развитый социалистический мир XXI века, в котором, однако, хватает антагонистических конфликтов. «Книга Романа Гайды внешне выглядит идолопоклоннической по отношению к науке, не имеющей границ в своем развитии. Однако на самом деле она наполнена глубокими и горькими раздумьями над сферой влияния и использованием отдельных научных открытий, над моральной, общественной и интеллектуальной зрелостью человека, его умственным поспеванием за собственными делами. То есть затрагивает большинство тем и сюжетов, характерных для новейшей научной фантастики и связанных с социологической, психологической, исторической проблематикой, пытается представить, каковым является влияние ученого на изменения обычаев, этики, философии, психики. Несмотря на существенную слабость в литературном отношении, это одна из самых ценных книг в своем жанре». Надо сказать, что А.Смушкевич также высоко ценил эту книгу и уделил добрых несколько страниц ее рассмотрению в своей монографии. Ее автор, Роман Гайда/Roman Gajda, родился в 1908 году в Пабяницах/Pabianicy. Отец был ткачем, мать работала в прядильне. Из-за трудных материальных условий, в которых рос будущий писатель, он окончил лишь начальную школу. Сменил ряд профессий, занимаясь самообразованием. Дебютировал в 18-летнем возрасте стихами и заметками в местной прессе. Незадолго до начала войны завершил написание книги «Город моей юности/Miasto mojej mlodości». Издательство «Rój» взялось было за ее публикацию, но этому помешала война. В годы оккупации Роман Гайда скрывался от гестапо, преследовавшего его за написание газетной заметки, в которой высмеивался Гитлер. Еще в военные годы Гайда начал сотрудничать с редакцией газеты «Glos Ludu», затем работал в редакции PAW(Polska Agencja Wydawnicza).
В 1970 году вышла первым изданием его книга «Cловарь английских идиом/Wybór idiomów angielskich». До 1983 года книга имела три издания. Роман Гайда был также автором сценария радиопьесы "Таити/Tahiti" и готовил к печати свои дневники 1945 – 1960 годов. Обо всем, что здесь написано, Анджей Невядовский знал еще в 1983 году, а вот мне, увы, добавить к его информации нечего. Ах, да, «Люди атомной эры» печатались-таки вторым изданием («Wydawnictwo Lódzkie», Lódz, 1986). Оно имело такой вот вид.
10. Во врезке приводится информация об отделе PSMF в Лодзи.
11. Впервые в журнале появляется большая статья, посвященная НФ кино – современным на тот момент технологиям съемок и показа, которая называется «Kubrick, Spielberg, Lukas i inne/Кубрик, Спилберг, Лукас и другие». Автор – Михал Заблоцкий/Michał Zabłocki. Статья иллюстрирована фотографией Лукаса и кадрами из его фильмов.
12. В статье «Spotkać mamuta/Встретиться с мамонтом» Мацей Иловецкий/Macej Iłowiecki обсуждает возможности клонирования. Статья иллюстрирована рисунком МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
13. Здесь же небольшая (на полстранички) подборка научно-популярных заметок цикла «Космос начинается на Земле».
14. В рубрике «Parada wydawców» публикуется интервью, взятое Мацеем Паровским/Maciej Parowski у Бронислава Кледзика/Bronisław Kledzik – заведующего отделом польской художественной литературы в Познаньском издательстве (Wydawnictwo Poznańskie). В этом издательстве еще в 1950-х годах выходила серия PAS (Przygoda – Awantura – Sensacja), в которой было помимо прочего опубликовано "кое-что из польской фантастики (Витольд Зегальский/Witold Zegalski, Эугенюш Морский/Eugeniusz Morski, сборники рассказов Хмелевского/Chmielewski) и появилась пара переводных книг НФ (А. Конан Дойль, М. Шелли)". (Тут, похоже, какая-то путаница. Серия PAS издавалась в 1957 -- 1960 годах. Всего в ней вышло 17 книг (в т.ч. одна из книг двумя изданиями). Сборников Хмелевского там нет. Нет Хмелевского и в библиографии Изворского. И с Шелли тоже что-то не то, не выходила она в этой серии. Вне серии, в 1958 -- да, было дело. ) До 1970-х годов серия не дожила, но кое-что из фантастики продолжало выходить уже без униформы, а в 1976 году стартовала новая серия – SF, в которой издавалось 3-4, иногда 5 книг в год (это примерно 6-8% издательского профиля). К моменту разговора Паровского с Кледзиком серия насчитывала уже около 20 названий, среди которых были как авторские книги (Чеслав Хрущевский, Яцек Савашкевич, Витольд Зегальский, Виктор Жвикевич, опять же Антоний Смушкевич со своей «Волшебной игрой»), так и весьма представительные антологии: венгерская, румынская, польская, сборная писателей соцстран.
Позже к ним добавились также чехословацкая и немецкая (ГДР) и, возможно, другие. Полного списка серии у меня нет, нет его и на любимом польском сайте. Однако до начала (и чуть позже) 1990-х его легко составить, а в 1992 году государственное Познаньское издательство было ликвидировано. Оно возродилось, правда, в 1993 году, но уже под чьей-то ведомственной эгидой, и с тех пор вплоть до 2012 года публиковало лишь учебники, а также научную и научно-популярную литературу. С 1912 года, уже полностью приватизированное, оно издает вдобавок ко всему указанному также и художественную литературу. Возможно, я когда-нибудь займусь составлением такого списка, если меня никто не опередит. Ну а пока выставлю-ка я еще несколько обложек книг этой серии.
15. В блоке «Читатели и “Фантастыка”» -- пятая «посадка», иллюстрированная графической работой ИЕРОНИМА КОЗЛОВСКОГО/Hieronim Kozłowski.
Читатели:
a) жалуются на плохое качество бумаги, из-за которого иллюстрации неважно смотрятся;
б) хают рисунки и кое-какие из живописных работ художников журнала, особенно те, которые напоминают по стилю иллюстрации журнала «Przegląd Techniczny»;
в) недоумевают по поводу пристрастия редакции к публикации фрагментов старой польской фантастики на «пожелтевших страницах»;
г) требуют списков НФ книг, изданных тем или иным издательством при оказии знакомства с ними в рубрике «Парад издательств»;
д) требуют больше науки на страницах журнала (причем блок «Космос начинается на земле» почти единодушно осуждают) – рассмотрение возможности контакта с обитателями других планет, проблемы развития космонавтики, родственных ей отраслей науки и техники, медицины.
Редактор:
а) молчит насчет бумаги, да и что тут скажешь -- хорошо хоть такая есть;
б) да, пластику номеров нашего журнала попробуем постепенно менять. Меня лично тоже нервируют излишняя деформированность и карикатурность многих из иллюстраций, но такова мода;
в) удивляюсь непринятию «пожелтевших страниц». Очарование старых текстов мне кажется несомненным, а сравнение их с современными текстами преумножает наши знания, помогает следить за сменой стилей и техники письма;
г) тут пойдем навстречу – будут вам списки;
д) согласен с необходимостью актуализации материалов из отдела науки, мы затронем там кое-какие новые темы, находящие отражение в НФ (достижение бессмертия человека, например) и
е) еще раз повторяю: ну нет у нас в редакции старых номеров журнала для рассылки читателям…
16. В разделе «Комикс» -- очередной отрывок из приключений Фанки Коваля под названием «С высоты птичьего полета/Z lotu ptaka».
17. В «Списке бестселлеров» перемен почти нет. Однако сообщается о выходе из печати нескольких новых книг.
6. Блок польской прозы открывается рассказом Анджея Кшепковского/Andrzej Krzepkowski «”Instant Day”». «Instant Day» (что можно перевести с английского как «Текущий день») – название компьютерной фирмы, в которой творится нечто непотребное, требующее немедленного расследования, коим и занимается герой рассказа лейтенант Холлдор. Триллерный сюжет, соответствующая манера изложения и неожиданная концовка. Насколько мне известно, это единственная публикация неплохого, на мой взгляд, рассказа. Ну и кое-что об авторе. Анджей Кшепковский/Andrzej Krzepkowski (1953 – 1990) – польский писатель-фантаст, редактор, журналист. В 1971 году окончил общеобразовательный лицей, затем был слушателем курсов электроники. В 1976 – 1981 годах активно участвовал в польском клубном движении любителей фантастики. С 1982 по 1985 год заведовал общим (иначе – репортажно-информационным) отделом журнала «Фантастыка», в 1985 – 1987 годах работал в редакционном отделе научной фантастики издательства «KAW».
Как автор НФ дебютировал в 1970 году рассказами «Mózg/Мозг» и «Człowiek z garbatym mózgiem/Человек с горбатым мозгом» в журнале «Perspektywy». Позже публиковал рассказы также в журналах «Młody Technik», «ITD», «Nowy Wyraz». В 1978 году была издана первая книга писателя – сборник рассказов «Obojętne planety/Равнодушные планеты», за которой последовали повести «Obszar nieciąglości/Зона прерывистости» (1979, соавтор A.Wójcik/А. Вуйцик), «Spiew krzysztalu/Песня кристалла» (1982), «Kreks/Крекс» (1982), «Z nieba i z ognia, z nieba i mgly/Из неба и огня, из неба и мглы» (1987), «Geograwia nowych dni» (1990, соавтор Róża J. Solańska).
В творчестве Кшепковского начального периода (рассказы из сборника «Равнодушные планеты», повесть «Зона прерывистости») преобладали мотивы социологической и политической фантастики, позже писатель пустился в довольно-таки рискованные эксперименты с сюжетопостроением, языком изложения и пр. Кому-то это нравилось (например, Невядовский весьма хвалил), кому-то (особенно рядовым читателям и критикам из фэндома) нет. Но факт фактом остается – творческий потенциал Кшепковского был весьма высок, и, возможно, реализовался бы, если бы этому не помешала ранняя смерть писателя. На русском языке произведения Кшепковского не издавались.
7. За рассказом Кшепковского следует миниатюра Анджея Чеховского/Andrzej Czechowski «Реконструкция/Rekonstrukcja», в которой «трагизм биологических преображений человека показан через изменение бытовых норм, зафиксированное в короткой, внешне шутливой, детской песенке (А. Невядовский)». Не очень понятно, зачем надо было перепечатывать хорошую – не спорю, но старенькую вещицу, которая была впервые опубликована в 1973 году в журнале «Mlody Technik», а потом еще и включалась в несколько антологий. Ну хорошо, поговорим о Чеховском. Анджей Чеховский/Аndrzej Czechowski (род. 1947) – ученый-физик, автор НФ рассказов. После окончания общеобразовательного лицея поступил на учебу на физический факультет Варшавского университета, но спустя два года продолжил учебу уже на факультете биофизики Московского университета. Вернувшись на родину, поступил на работу в Институт Теоретической физики Варшавского университета, где подготовил и защитил диссертацию. Долгое время работал в указанном институте, в настоящее время работает в Центре космических исследований Польской академии наук. Автор многих научных работ, профессор, кавалер ордена (2009). Похоже, о своем увлечении научной фантастикой он давно уже забыл.
Вернемся, однако, к началу. Как автор НФ Чеховский дебютировал в возрасте 15 лет – в 1962 году – рассказом «Człekokształtny/Человекоподобный», который завоевал первое место в конкурсе, организованном редакцией журнала «Młody Technik» (фотография аккурат тех времен). В 1962 – 1978 (?) годах опубликовал еще более десятка рассказов – все в указанном журнале, в 1984 году вновь стал лауреатом очередного конкурса, объявленного журналом (за рассказ «Ambasadorowie/Послы»).
В 1967 году вышла единственная книга НФ Чеховского – сборник «Przybysze/Пришельцы», часть рассказов которого включалась в дальнейшем в коллективные сборники и антологии. С некоторыми из них может познакомиться и русскоязычный читатель, поскольку они выходили в сборниках серии «Зарубежная фантастика» издательства «Мир». Ну вот, пожалуй, и все на этом. В закромах ФАНТЛАБА в настоящее время собралось 18 карточек на произведения писателя (из них 7 на переводы на русский). Карточку непереведенного рассказа «Rekonstrukcja» смотрите здесь
8. На тех же 46-47 страницах журнала опубликован смешной рассказик – «Протокол заседания…/Protokół z posiedzenia…» Януша Корвин-Микке/Janusz Korwin-Mikke. В 23765 году археолог доц. д-р 254/ADG/3943 докладывает о результатах археологических раскопок поселений «первотников» XX века. Забавно сегодня читать заметку Невядовского об авторе. «Первоначально студент-математик, -- пишет он, -- (Я. К-М.) закончил учебу магистром философии. Диплом защитил в Варшавском университете в 1968 году. Специальности: теория принятия решений, социокибернетика, политика, публицистика. Либерал и бриджист».
Тут все правильно, но требует уточнений, которые, конечно же, не могли быть сделаны тогда. Математикой не смог продолжать заниматься потому, что доблестные работники UB (чекисты по-нашему) на втором году учебы изъяли из канцелярии факультета его документы. И только на другом факультете – философии и социологии – и то лишь сдав ряд экзаменов экстерном, ему удалось в 1969 (не в 1968, как у Невядовского) году получить документ о высшем образовании. Либерал – это да, а еще диссидент, ярый противник режима, неоднократно сидевший за решеткой. И издатель экономической литературы, которая ну никак не могла прийтись властям по вкусу. Бриджист – ну да, играл за карточным столом, и еще со студенческих времен – нужно же было как-то заработать себе на жизнь. Так что, пожалуй, в факте публикации сего милого пустячка в журнале был-таки тогда некоторый вызов власти. Ну а ныне Януш Корвин-Микке (род. 1942) -- это широко известный публицист и политический деятель, баллотировавшийся на пост президента Польши в 1995, 2000, 2005, 2010 годах, основатель и лидер двух политических группировок: «Уния Реальной политики – Свобода и Правосудие/Unia Polityki Realnej – Wołność i Praworzódność» и «Конгресс Новых Правых/Kongres Nowej Prawicy», депутат Сейма, депутат Европарламента. И, кстати, чемпион Польши по игре в бридж. И еще отец шестерых детей. Фантастику писать ему просто некогда…
5. В блоке «Из польской прозы НФ» опубликован триптих Стефана Вейнфельда/Stefan Weinfeld «Planeta Ea/Планета Эа», состоящий из трех коротких рассказов: «Podróż do nikąd/Путешествие в никуда», «Zniknijcie mi z oczu!/Исчезните из глаз моих!», «Ja i tу/Я и ты», все -- социологической тематики. Насколько я знаю, больше нигде эти рассказы не перепечатывались.
ФАНТЛАБ немало знает о Вейнфельде (37 карточек, из них 17 на произведения, переведенные на русский язык), но биобиблиография пока не составлена. Ну хорошо… Стефан Вейнфельд/Stefan Weinfeld (1920 – 1990) – польский писатель НФ, публицист, популяризатор науки, сценарист комиксов. По образованию – инженер-радиотехник. Работал в администрации Управления почтой и телекоммуникацией, затем, вплоть до ухода на пенсию, в Институте телесвязи. В 1960-х – 1970-х годах сотрудничал со многими редакциями, печатая в периодических изданиях научно-популярные статьи и заметки на близкие ему по профессии темы. Опубликовал также более десятка научно-популярных книг: «Страницы истории телесвязи» (1958), «Электричество владеет миром» (1968), «В поисках других миров» (1969), «Секреты успеха» (1980) и других. Много лет был постоянным очеркистом газеты «Kurier Polski». Плотно работал с журналом «Mlody Technik», где не только напечатал ряд статей, но и дебютировал в НФ рассказом «Szalieniec/Безумец» (1959).
Позже печатал в этом журнале и другие НФ рассказы, которые в конце концов вошли в его первую книгу НФ: «Władcy czasu/Властелины времени» (1979). Опубликовал также два романа (повести) НФ: «Janczarzy kosmosu/Янычары космоса» (1980) и «Zamieszkała planeta/Обитаемая планета» (1982). Многие рассказы вошли в антологии, были переведены на другие языки. Кстати, известны четыре рассказа, изданных только на русском языке. Тематика произведений НФ С.Вейнфельда – обычная для тех времен: путешествия во времени, чудесные изобретения, роботы, контакты с инопланетянами… Однако в последние годы у писателя заметно усилилась тяга к социологии. Одним из наиболее плодотворных направлений работы писателя было сочинение сценариев для комиксов, которых в его творческом багаже насчитывается около двух десятков. К сожалению, мне так и не удалось найти фотографии писателя. А обложки некоторых из книг и комиксов – я, конечно же, покажу.
6. Второй в блоке рассказ называется «Opowiedz mi o spadających gwiazdach/Расскажи мне о падающих звездах» и принадлежит перу Роберта Фальтзманна/Robert Faltzmann. Казалось бы, вполне производственно-героический рассказ в духе соцреализма: терпит крушение космолет, его пассажиров и команду спасает, рискуя жизнью, главный герой, ненароком оказавшийся поблизости. Только вот герой этот – неизбывно пьяный и заросший многодневной щетиной мусорщик -- не больно-то вписывается в привычные рамки. Цветная иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
Насколько мне это удалось выяснить, Pоберт Фальтзманн/Robert Faltzmann – псевдоним Марека (Марка) Роберта Фальзманна/Marek (Mark) Robert Falzmann (род. 1947), которым он пользовался в пору военного положения и незадолго до нее. Наиболее известен блок из 6 рассказов (в который вошел и обсуждаемый рассказ), опубликованный в сборнике «Spotkanie w przestworzach 5: antologia młodych’81/Встреча в пространствах 5: антология молодых писателей’81» (1986) под псевдонимом Роберт М. Фальтзманн/Robert M. Faltzmann и без какой-либо информации об авторе (об остальных авторах информация есть). В этом блоке особенно выделяется рассказ «Kosmopol/Космопол», который можно прочесть на русском языке в переводе А.Бушкова в сборнике «Истребитель ведьм» (1990). Обратите внимание на название оригинального сборника и на год его выпуска – разница в пять лет это как раз характеристика издательско-полиграфического производства. Ну и отсюда перекосы: получается, что рассказ «Расскажи мне о падающих звездах» был впервые опубликован на русском языке («Техника-молодежи», № 6, 1981, пер. М. Романенко) и лишь много позже (1986) – на польском. Карточку рассказа смотрите здесь В 1983 году автор переехал на постоянное место жительства в Канаду, однако его произведения печатались в польской прессе в 1997, 2001, и даже вроде бы в 2009, годах под псевдонимом M. Роберт Фальзманн/M. Robert Falzmann. Еще некоторое количество рассказов можно найти в Интернете. И это, пожалуй, все, что мне на данный момент известно. Фотографии, увы, нет…
облако тэгов
