Можно ли сказать, что ситуация на книжном рынке постепенно выправляется?

За полгода книжный рынок значительно изменился. Насколько я могу судить, особенно остро кризис проявляется в провинции. Там падение продаж существенно — от 30 до 50%. В столицах и городах-миллионниках падение меньше (5 — 10%). Все эти цифры очень приблизительны, но тенденция именно такова. Дополнительно разворачивается целая цепочка кризиса неплатежей. Оптовые фирмы («Топ-книга» и другие) задерживают платежи издательствам за реализованные книги в среднем на полгода. Издательства, в свою очередь, не платят вовремя типографиям и задерживают выплаты роялти авторам. Кстати, еще одно следствие кризиса — резкое снижение размеров авансов для авторов (особенно для новичков). Если до кризиса они могли рассчитывать на суммы от 30 000 до 1 000 000 рублей, то сейчас распространенным стал аванс 10 000 – 15 000 рублей или вообще переход на безавансовое издание.

Но «дно» все-таки осталось позади?

Я полагаю, что дно кризиса не наступило — впереди еще более непростые времена. Одним из очевидных следствий кризиса стало уменьшение количества новых проектов, сокращение издательских портфелей, стремление издательств сконцентрироваться на тех книгах, которые можно будет продать в кратчайший срок, и отказ от "рискованных" книг. Особенно остро кризис почувствовали на себе крупные издательства, поскольку именно они работали на провинциальных рынках особенно успешно — и именно эти рынки сейчас в наибольшей степени страдают от кризиса.

Также тяжелые времена переживают оптовые фирмы-посредники, поскольку они принимают на себя основной удар неплатежей от розничных и оптовых сетей. Насколько мне известно, оптовые сети вводят принцип "выборочной" оплаты для поставщиков, то есть платят тем из них, у кого на руках бестселлеры (настоящие и будущие), и задерживают оплату тем, кто ориентируется на "длинный хвост".

Чем можно объяснить факт, что кризис так «затянулся»?

Можно сделать вывод, что кризис принял у нас почти катастрофический характер из-за того, что книжная экономика (как и вся остальная) сориентирована не на средний и малый издательский бизнес, а на крупный корпоративный, который не в состоянии гибко реагировать на изменившуюся ситуацию и продолжает использовать те же экономические рычаги, которые и привели к кризису. Концерны, захватившие почти весь рынок, очень медленно поворачиваются в сторону изменившегося спроса. А он стал более "нишевым", штучным.

В тяжелом нокдауне оказалась так называемая "гламурная литература", равно как и "офисная" проза. Тому примером — полный рыночный провал последнего романа Сергея Минаева "Р.А.Б." и проекта "Оксана Робски". Нельзя, однако, сказать, что эти тренды последнего трехлетия сменяются какими-то другими или что в выигрыше оказались издатели "серьезной" литературы. Они вынуждены продавать свои книги на рынке, выжженном напалмом масскульта, который производят корпорации. Позитивным является появление крошечных очагов книжной торговли, нацеленных на "своего" покупателя и не ставящих знак равенства между книгой и йогуртом, например, открытие магазина "До-До Букс" в Москве.

«Бхагават гита»

«Махабхарата»

«Гильгамеш»

«Ветхий Завет»

Гомер. «Илиада», «Одиссея»

Геродот. «История»

Софокл. Пьесы

Эсхил. Пьесы

Еврипид. Пьесы: «Ипполит», «Вакханки», «Электра», «Финикиянки»

Фукидид. «История Пелопоннесской войны»

Платон. «Диалоги»

Аристотель. «Поэтика», «Физика», «Этика», «О душе»

Александрийская поэзия

Лукреций. «О природе вещей»

Плутарх. «Жизнеописания»

Вергилий. «Энеида», «Буколики», «Георгики»

Тацит. «Анналы»

Овидий. «Метаморфозы», «Героиды», «Наука любви»

Новый Завет

Светоний. «Жизнеописания двенадцати цезарей»

Марк Аврелий, Катулл, Гораций, Эпиктет, Аристофан

Элиан. «Пестрые истории», «О природе животных»

Аполлодор. «Аргонавтика»

Пселл. «Жизнеописание правителей Византии»

Гиббон. «История упадка и разрушения Римской империи»

Плотин. «Эннеады»

Евсевий. «Церковная история»

Боэций. «Об утешении философией»

Плиний Младший. «Письма»

Византийские стихотворные романы

Гераклит. «Фрагменты»

Августин. «Исповедь»

Фома Аквинский. «Summa Theolo qica»

Св. Франциск. «Цветочки»

Николло Маккиавели. «Государь»

Данте. «Божественная комедия»

Франко Саккетти. Новеллы

Исландские саги

Шекспир. «Антоний и Клеопатра», «Гамлет», «Макбет», «Генрих IV»

Рабле, Бэкон, Мартин Лютер, Кальвин

Монтень. «Опыты»

Сервантес. «Дон Кихот»

Декарт

«Песнь о Роланде», «Беовульф»

Бенвенуто Челлини

Генри Адамс. «Воспитание Генри Адамса»

Гоббс. «Левиафан»

Паскаль. «Мысли»

Мильтон. «Потерянный рай»

Джон Донн, Эндрю Марвелл, Джордж Херберт, Ричард Крошоу

Спиноза. «Трактаты»

Стендаль. «Пармская обитель», «Красное и черное», «Жизнь Анри Брюлара»

Свифт. «Путешествие Гулливера»

Лоренс Стерн. «Тристрам Шэнди»

Шодерло де Лакло. «Опасные связи»

Монтескье. «Персидские письма»

Локк. «Второй трактат о правительстве»

Адам Смит. «Благосостояние наций»

Лейбниц, Юм, Тексты федералистов

Кант. «Критика чистого разума»

Кьеркегор. «Страх и трепет», «Или — или», «Философские фрагменты»

Достоевский. «Записки из подполья», «Бесы»

Гёте. «Фауст», «Итальянское путешествие»

Токвиль. «О демократии в Америке»

Де Кюстин. «Путешествие наших дней (Империя царя)»

Эрик Ауэрбах. «Мимезис»

Прескотт. «Лабиринт одиночества»

Карл Поппер. «Логика научного открытия», «Открытое общество и его враги»

Элиас Канетти. «Толпа и власть»

(Бытие 11, 4.)

Скажу сразу: я полностью романа не читал. Прочел несколько отрывков на русском, прочитал, что пишут о романе французские (американец Литтелл написал свой роман на французском языке), американскиее и отечественные критики, говорил о "Благоволительницах" с сотрудниками "Маргинема", работающими над романом.
Данная заметка является своеобразным микстом, обзором мнений.

Название романа Литтелла — прямой отсыл к античной мифологии: имя Благоволительниц-Эвменид получили после очищения Ореста усмиренные богини мести Эринии, терзавшие героя за убийство его матери Клитемнестры. Судьба ГГ романа, оберштурмфюрера СС Максимилиана Ауэ, во многом повторяет миф об Оресте и всячески отсылает к его литературным изложениям (в частности, к "Орестее" Эсхила и к "Мухам" Сартра. Впрочем, над сартровским романом, Литтел, по словам критиков "издевается").

У Максимилиана имеются пропавший без вести (а возможно, убитый) отец-военный, быстро обзаведшаяся новым мужем мать, близкие (инцестуальные) отношения с сестрой и преданный друг. И точно так же, как в античном мифе Орест не мог противиться року, не может противиться ему и Максимилиан.
Начав войну с Советским Союзом как гаупштурмфюрер СД (спецподразделения СС, предназначенного в первую очередь для решения еврейского вопроса), Ауэ оказывается сперва на Кавказе, потом в окруженном Сталинграде. Получив ранение и повышение до оберштурмфюрера, он попадает на работу в министерство внутренних дел, руководимое Гиммлером. Там ему поручают заняться оптимизацией работы фабрик и мастерских при концлагерях. Но это всего лишь сюжетная канва, причем изложенная очень и очень схематично.

В другом эпизоде романа, Максимилиана, присутствующего на выступлении Гитлера, вдруг посещает странная галлюцинация: фюрер видится ему покрытым бело-голубым раввинским талесом. Или еще один пример из разсуждений ГГ:"Разница между брошенным в газовую камеру или расстрелянным еврейским ребенком и немецким ребенком, погибшим под зажигательными бомбами, только в средствах, которыми они уничтожены; две эти смерти одинаково напрасны, ни одна из двух не сократила войну даже на секунду, но в обоих случаях человек или люди, убившие этих детей, верили, что это справедливо и нужно; если они ошиблись, кого винить?" (Примечание: цитата в переводе А. Лешневской и И. Мельниковой)

Однако, еще один критик написал о романе буквально следующее: "Максимилиан Ауэ был там. А вот нас — читателей там не было. И не потому, что мы заслужили там не быть. Так распорядился рок. По Литтеллу, те, кто — вот просто так, волей судьбы, оказавшись в другом месте, родившись в другое время,— не был в сентябре 1941-го в Бабьем Яру, не должны, не могут судить тех, кто — по воле рока — там находился. И в каком-то смысле даже не важно — во рве или у рва."

И, наконец, еще мнение о романе: "Литтелл не предлагает этих людей обелить или даже "пересмотреть" оценку фашизма, фашистов и холокоста. Он говорит о возможности пересмотра нашей оценки нас самих, а вернее — нашей самодовольной уверенности в том, что мы бы уж точно никогда, ни при каких обстоятельствах не стояли бы "с ружьем у расстрельного рва". Несколько раз на протяжении этой страшно длинной книги читатель с болезненным чувством осознает, что эта уверенность, да, колеблется."

Мы вырастили мутантов. Я наблюдаю за этим процессом уже много лет и хорошо знаю такую породу людей. Это не мы с вами, не узкий круг людей, которые живут полноценной жизнью, пытаются что-то узнать, интересуются событиями и т.п. Такие как мы — это совсем небольшой круг. Есть какая-то часть молодежи, которая живет нормально и позитивно, и она мне очень нравится. Это моя публика, и я счастлив, что могу для них что-то делать. Но таких людей очень мало, уж поверьте мне. А у остальной массы — рабское сознание. И это сознание практически всего населения.

Эта новая порода мутантов создавалась долго — 15-20 лет. Эти люди, может, ни в чем и не виноваты. У них нет обратной связи, они не понимают, что они делают, у них генетически нет чувства ответственности. Поэтому с ними очень трудно. Когда у людей нет никаких понятий о нравственности, им нельзя ничем помочь. Меня останавливает милиционер, и с ним ничего нельзя сделать, нет обратной связи. Он может отобрать права, потребовать деньги, и объяснять ему что-то бесполезно. Все властные структуры: ОМОН, милиционеры и т.п. — это специально воспитанные люди, у которых нет сознания. Это огромная армия людей. Они понимают, что беспредельны. Государство не платит им деньги, поэтому они грабят нас. Вот такая мораль, она повсюду, везде. И их даже нельзя упрекнуть.

И никто не предпринимает никаких шагов, чтобы опять стать нормальными. Процесс бесконечен. Он должен дойти до какой-то критической точки, когда что-то произойдет. Это может быть страшное событие. И мне кажется, оно случится. У нас же нет середины, у нас есть горячо и холодно. А народ сорвется и просто всех снесет. Это будет дикая штука. Никакого постепенного изменения сознания не будет.

Единственное, что могло бы привести к каким-то качественным изменениям, это искусство. Но искусство сейчас занимается совершеннейшей профанацией. То, что мы видим на экранах кинотеатров — чудовищная, безнравственная продукция. Все наши герои — милиционеры и бандиты, ни одного интеллигентного человека в кино нет. И это отражено в зарубежных фильмах о нас. В мировом кино уже сложился наш образ. На нас смотрят, как на мутантов. И от этого стереотипа нам долго не избавиться.

В такой ситуации можно жить только изолированно. Я вот живу на даче и делаю то, что хочу делать. Но у меня жуткое настроение. Я вам могу сказать, что я задумался, для кого я работаю... Конечно, я работаю для себя, но я же должен иметь какую-то отдачу. Мне нужна какая-то живая стенка, с которой я могу разговаривать. Я ее давно почти не чувствую. Я обращаюсь к ней, но она мне не отвечает. И у меня нет ощущения, что это я чего-то не понимаю. У меня ощущение, что это у них что-то произошло. Я практически не чувствую обратной связи. И это страшная история.

http://www.snob.ru/chronicle/entry/3718

На мой взгляд, фильм Дыховичного "Прорва" — один из лучших русских фильмов 90-х. Очень жаль, что для того, чтобы напомнить об этом, понадобился такой трагичный повод.