облако тэгов
Александр Гаврилов:
Мы заговорили о книге Стефани Майер, а я хочу добавить одну забавную деталь. "Книжное обозрение" каждый год подводит итоги своих рейтингов продаж. Мы каждую Московскую сентябрьскую книжную ярмарку смотрим за целый год, за 12 месяцев, кто чаще всего попадал в списки бестселлеров. Были годы, когда в этих списках бестселлеров боролись Акунин и Донцова, были какие-то еще удивительные культурные явления. В этом году на первом месте среди художественной литературы в переплете была Стефани Майер с сагой о вампирах, на втором месте — Стефани Майер с сагой о вампирах, и на третьем месте — Стефани Майер с сагой о вампирах. Этого удивительного дела российский великий народ купил больше, чем чего-нибудь другого. Но вспомнить я хотел не только об этой книге, которая, конечно, не может меня не интересовать уже хотя бы в результате читательского интереса, но и о книге Виктора Олеговича Пелевина "Empire V". Она в момент появления многим яйцеголовым показалась случайной и пустой, и чего это вдруг Пелевин взялся писать про вампиров? Уже через полгода стало понятно, что Пелевин, как обычно, поймал тренд за хвостик, когда еще никто о нем не догадывался. И вампиры сегодня главные на культурной полянке.
Меня вампиры привлекают более современные. Старые славянские вампиры – Трансильвания, Украина, все эти карпатские вампиры, они все, как Юлия сказала, уроды. И это не вампиры даже, а зомби какие-то. А американская, европейская литература более современная их романтизирует и делает из них "плохих мальчиков" или "плохих девочек". И они как-то притягивают своим образом. Как бы всех тянет к плохому.
Геннадий Устиян:
Я думаю, что вампиризм, вообще культурная тема вампиров сейчас – это, странным образом, единственная возможность рассказать нам историю любви искренне. Сейчас нельзя написать "Ромео и Джульетту" ни с того, ни с сего, все будут смеяться. Есть два интересных факта про Стефани Майер. Она никогда не читала Брэма Стокера (она рассказывает об этом), и она мормон, то есть она живет в культуре, в которой много ограничений. И когда она написала книгу первую "Сумерки", она стыдилась рассказать об этом мужу, она не могла сказать: "Ты знаешь, я написала книгу о вампирах". Она посмотрела отрывок из "Интервью с вампиром" или еще что-то, и это на нее произвело очень большое впечатление. Интересно то, что она написала действительно историю любви, находясь в этой изоляции. То есть это все очень романтично. И как раз в наше время фантастические жанры, к которым относятся вампиры, могут позволить писателю или режиссеру рассказать историю любви, которая сейчас просто невозможна, потому что это просто смешно – сейчас вдруг рассказывать об истории любви ни с того, ни с сего.
Девочки, которые любят плохих мальчиков, все время, с восхищением рассказывая историю своей любви подружкам, вынуждены отвечать на вопрос: "Что же он урод-то такой?!". И если в бытовых обстоятельствах это сложно объяснить, то здесь все понятно. "Ну, он же — вампир!" — "А-а-а-а...".
Но мне, честно признаться, по-прежнему интереснее не вампиры, а люди, которые на них смотрят. Сегодня массовое сознание принимает вампиров, радуется вампирам, не чувствует никакого отторжения, в отличие от, скажем, Х-XI веков, когда зафиксировано довольно много славянских сказаний об упырях. Это связано не с изменением самих вампиров и их социального и имущественного статуса, а с изменением жизни среднего европейца, которого неслучайно русский философ Константин Леонтьев называл "орудием всемирного уничтожения".
Почему средний европеец Х-XI веков боится вампира и ненавидит вампира? Потому что он ощущает близкую к нему грань между жизнью и смертью, ощущает уязвимость своей собственной жизни и резонно опасается перехода через эту грань. Вампир страшен ему как существо с той стороны.
Сегодняшний средний европеец очень далеко отодвигает от себя эту границу, у него есть ощущение тоскливой, бессмысленной неуязвимости. Он сам себе томительно бессмертен. И именно поэтому вампир его не пугает, не страшит, а наоборот, приоткрывает некоторую возможность изменить свою жизнь. Мне кажется, что смысл вампира в современной массовой культуре многими людьми старшего поколения может быть осознан через образ черта-иностранца в советской культуре. Томительная, бессмысленная предсказуемость неминуемо требовала, вызывала к себе какого-то деятеля с той стороны. Точно так же сегодня девочки наперебой вызывают вампирических мальчиков, чтобы в них можно было хотя бы влюбляться.
... Мне кажется, что массовая культура вообще очень во многом позволяет обществу добирать того, чего не хватает. Если мы посмотрим на феномен "садистских стишков", помните, были такие – "маленький мальчик по стройке гулял...", они были в 70-ых, а потом схлынули, их не стало. Я разговаривал об этом с психотерапевтами, спрашивал: "Почему?". А они говорят: "Желание насилия в культуре, интерес к такой литературной форме есть явное свидетельство очень безопасного детства, очень счастливого детства". Человек, который со всех сторон залюблен и заласкан, добирает через массовую культуру жестокости и ужаса. Человек, который, напротив, недолюблен и недоласкан, что сегодня происходит в огромном количестве с современными детьми, добирает через массовую культуру сентиментальности и всякой "котяточности". Если мы посмотрим на культуру российских старших школьников, то она на удивление вся мармеладно-кисейная. Мне кажется, что рассказ Юлии о том, каким образом складывалась и зарождалась в высших эшелонах британского общества готическая тема, свидетельствует ровно о том же самом. То общество, и в особенности те молодые люди, входящие в жизнь, которые чересчур обеспечены, чересчур защищены, чересчур безопасны, нуждаются в этом. Это отражение чрезмерно хорошей жизни.
Здесь приводится лшь очень малая часть увлекательного "Круглого стола" на "вампирскую тему", состоявшегося в в Клубе "ArteFAQ".
Полностью стенограмму беседы можно прочитать здесь: http://www.svobodanews.ru/content/article...