Томас Оуэн

Люди, призраки, вампиры, животные и даже предметы – герои рассказов бельгийского писателя Томаса Оуэна (Жеральда Берто (Gerald Bertot)). Чёрная фантастика его произведений – это сочувствие бесконечному одиночеству человека или привидения, столетиями ожидающего мимолётной встречи, страсти или откровения, — того, что не было даровано при жизни. Именно одиночество – гарант переосмысления и изменения всего мировоззрения. Духовное опустошение, – эта невыразимая слабость, боль и незащищённость, приводит к Случаю, ибо терять уже нечего. Привычный мир очередной иллюзией, тает в зрачке, – попорченной временем альмагаме, и отчётливо начинает проступать иная, более глубокая реальность.

Рассказ «Кладбище в Бернкастеле» заслуживает, пожалуй, особого внимания. Автор выводит портрет своего друга и наставника, писателя Жана Рэ. Оуэн проводит грань между литературой и непосредственным участием в жуткой «экспедиции». Однако же никакой грани не существует – это просто попытка защититься от очередного душевного потрясения. Вневременное блуждание среди миров никогда не проходит бесследно.

С некотрыми текстами Оуэна в переводе Е.В.Головина можно ознакомиться здесь:

http://www.malpertuis.ru/owen.html .

Известный литературный критик Лев Данилкин пишет:

[/p]В связи с воскресными протестами против повышения пошлин на иномарки — вот что приходит в голову.

Не исключено, единственная сфера экономики, где на самом деле произошло импортозамещение, причем по полной программе, где отечественный продукт вытеснил иностранный и оказался способен по-честному конкурировать – это литература.

И вот что важно.

Некоторым образом русской литературе подыгрывает благоприятная внешняя конъюнктура – современной прозы переводится по-прежнему много, но поток гораздо слабее, чем еще года три назад. Серии переводного фикшна съеживаются или закрываются вовсе; переводная литература, пусть даже более высокотехнологичная, чем русская, не в состоянии с ней конкурировать в качестве инструмента, объясняющего, что на самом деле тут происходит, подоплеку исторического процесса; людям, испытывающим дефицит национальной идентичности, не слишком интересны изыскания, касающиеся чьего-то чужого прошлого. Ощутимо разные истории — и ощутимо разные типы нынешнего «процветания», условно говоря, лондонского и здешнего.

Потом, наблюдая за потоком, видишь, что иностранцам не про что писать – не исключено, там были слишком благополучные последние двадцать, послетэтчеровских, условно, лет – за что им и приходится расплачиваться теперь пустой литературой молодых авторов, которые либо вынуждены описывать события прошлого, либо выезжать на выдохшемся «постмодернизме» в самой популярной версии — сюжетах про поиски потерянных книг; верный признак того, что темы из «жизни» кончились. Все это, разумеется, касается только среднего уровня; разумеется, есть исключения, Том Вулф и Джонатан Коу; кроме того, что касается «жанров» — то, да, там, где детективы, триллеры, фантастика и любовные романы, по-прежнему лучше брать «иномарку».

Но факт остается фактом: за весь 2008 в России не вышло ни одного (!!!) переводного романа, на который следовало бы поставить штамп «Читать обязательно!»; феноменальная ситуация. Переводы – и сама высокотехнологичность, хваленый «хай-тек» — перестали восприниматься как откровение. Да, известно, что течет себе мутный поток, но зачем в него окунаться – сто раз подумаешь; то есть можно – но факультативно.

И наоборот: что касается «современной отечественной литературы» — то тут можно найти достаточное количество текстов, от которых не возникает ощущения провинциальности или «доморощенности». Тем более, что опыт 90-х – жанровые прививки, проекты искусственной вестернизации — не прошел-таки даром; русская литература, в общем, не пренебрегает сюжетностью.

Так что — нет, на переводы нет смысла вводить ни заградительные пошлины, ни тем более квоты; русские тексты не нуждается в протекционистских мерах и в состоянии конкурировать естественным образом.[/i]