Все вы идете к истине разными путями, а я стою на перекрестке и ожидаю вас.

Олег ЛАДЫЖЕНСКИЙ, Дмитрий ГРОМОВ

Нопэрапон

Серия «Без маски»

М.: Эксмо, 2009 год. — 416 стр.

Тираж: 3000 экз.

Нопэрапон – существо из японских мифов. Вместо лица у него гладкая как лист кожа, поэтому он вынужден воровать чужие лица. Впрочем если забить в поиске Яндекса это слово, то гораздо больше ссылок будет на обозреваемый роман Генри Лайона ОЛДИ, чем на изначальные японские мифы. Напомню, что Генри Лайон ОЛДИ – псевдоним харьковских писателей-соавторов Олега ЛАДЫЖЕНСКОГО и Дмитрия ГРОМОВА. Во всех других изданиях романа «Нопэрапон, или По образу и подобию» указано авторство именно ОЛДИ, а в этом – исходные имена. В этом есть смысл, потому что главные действующие лица данного произведения сами авторы – Олег и Дмитрий, которые под своими собственными именами по ходу повествования пишут роман из театральной жизни Японии начала 15 века.

Главы этого японского романа перемежаются с харьковскими главами конца 90-х годов. Причем соавторы действительно рассказывают о себе, о той части своей жизни, которая в 90-х, помимо писательства, включала серьезное увлечение карате: Олег имеет черный пояс по контактному карате-до, первый дан и статус судьи международной категории, у Дмитрия – коричневый. Говорят, на форумах каратистов роман вызвал немалые споры в связи с соотношением понятий «пути» и «цели», ведь данный вид борьбы основывается на восточных духовных практиках.

Обе повествовательные линии – современная харьковская и средневековая японская идут параллельно, но в то же время влияют друг на друга: персонажи-авторы соотносят происходящие рядом с ними события и свои действия с тем, что случилось с семьей актера, драматурга и теоретика театра Но Дзэами Мотокиё (Дабуцу), и в то же время события «настоящие» меняют текст и смысл произведения, которое они пишут на протяжении романа.

Что же касается нопэрапона, то в средневековой линии сын Дзэами, убив это существо, обретает способность внутренне перевоплощаться в любого человека — с торговцами он торговец, с бойцами – боец. Причем лучший торговец и лучший боец. В современной линии немолодой Владимир Монахов обрел способность побеждать в любых боях: пострадает любой, кто обратит на него свое недовольство. Практически чудом обретя эту способность, он оказывается наказан, став своеобразным Мидасом, к которому прикоснуться нельзя даже обиженному собственному ребенку.

Не вздумайте указывать мне, где я нарушил в той или иной истории свои собственные правила. Я нарушил их все

В 1947 году издательство «Fantasy Press» опросило ряд писателей, зачем и почему они пишут фантастику и вокруг этого. Из ответов появилась в том же 1947 году книга «Of Worlds Beyond». В ней, в частности, было опубликовано знаменитое эссе Роберта ХАЙНЛАЙНА «On the Writing of Speculative Fiction» (О писании спекулятивной фантастики), которое до сих пор цитируется во множестве работ по теории и истории фантастики, в том числе и в России. Как ни странно, на русский язык оно все еще не переведено. Поэтому предлагаю свой непрофессиональный перевод по оригиналу, взятому не из первоисточника 1947 года, а из перепечатки в антологии 1991 года (забавно, но очень похоже, что корректура в этом издании 1991 года даже не ночевала). Знаменито это эссе прежде всего двумя моментами. Первый: в нем впервые даны пять необходимых принципов успешного писателя, которые ХАЙНЛАЙН много позже – в апреле 1973 года — развернул перед курсантами Военно-морской Академии США в Аннаполисе в выступлении, известном под названием «Channel Markers». И второй: именно здесь он ввел термин «спекулятивная фантастика», который и цитируется в огромном количестве теоретических работ. Как вы можете убедиться, в эссе нет стройной концепции, скорее, это эмоциональное выступление, написанное наскоро. А если по сути, хайнлайновская «спекулятивная фантастика» — это то же самое, что «фантастика как прием» у братьев СТРУГАЦКИХ, противостоящая «фантастике как цели» — то, что они проповедовали в начале 60-х. Мне кажется, более правильный перевод заголовка был бы «Как писать спекулятивную фантастику», но решил оставить привычную формулировку, хотя и несколько неуклюже звучащую по-русски.

Роберт А. ХАЙНЛАЙН. О писании спекулятивной фантастики

«Сочинять легенды просто,

Ибо способов есть сó сто.

Нету способов неверных –

верен каждый и любой!»

Редьярд Киплинг (в переводе Евгения Фельдмана – mif1959)

Спекулятивную фантастику можно писать, как минимум, двумя основными способами: о людях или о гаджетах. Есть, конечно, и другие варианты – как «Последние и первые люди» Стэплдона или «Мир внизу» С. Фаулера Райта. Но история гаджетов и человеческие взаимоотношения составляют большую часть поля. В основном, научно-фантастические истории — смесь этих двух типов. Но мы будем говорить так, как если бы они были несмешиваемы, поэтому выкидываю гаджет-истории в сторону, отряхиваю их пыль с рук, ограничась историей человеческих взаимоотношений (использован термин «human-interest story», который в данном контексте я перевел как «то, что относится к людям и их эмоциям» — mif1959). Тем более, что такие рассказы пишу я сам. Ничего не имею против рассказов о гаджетах — читайте и наслаждайтесь, но мне они не интересны (использована английская идиома «not my pidgin» — mif1959). Мне сказали, что это антология по практическим методам работы писателя. Поэтому буду придерживаться того, что умею делать сам.

Редактор предложил мне написать «Научную фантастику в глянцевых журналах». Я не стал этого делать, потому что суть не в глянце. Несколько лет назад Уилл Ф. Дженкинс (более известен под псевдонимом Мюррей Лейнстер – mif1959) сказал мне: «Открою тебе секрет, Боб. Любая история, неважно — научная ли это фантастика или что другое — если она хорошо написана, может быть продана в глянец». Сам Уилл доказал это, как и многие другие писатели — Уайли, Уэллс, Койот, Дойл, Эрц, Нойес и другие. Вы можете возразить, что они смогли продать научную фантастику на высокооплачиваемом рынке глянца потому, что они уже известные писатели. Это не так, приятель: напротив, они известные писатели потому, что искусны в своем деле. Когда они пишут научную фантастику, получается хорошо написанный рассказ, который продается на высокооплачиваемом рынке. Редактор успешного журнала откажется от плохо написанного рассказа "именитого" писателя так же быстро, как и от любого из неизвестных. Разве что, напишет длинное объяснительное письмо, зная, что писатели обидчивы, как белые леггорны (порода кур, имеющих репутацию шумных и нервных — mif1959). В лучшем случае, известность автора может сыграть в пограничной ситуации.

Короткий рассказ имеет гораздо больше шансов с глянцем, если он не больше пяти тысяч слов. История, представляющая интерес для людей, имеет больше шансов с глянцем, чем история гаджетов, потому что она обращается к более широкой аудитории. Но это не исключает публикации и истории гаджетов. Примеры — "Записки об опасности B» Керша в недавнем выпуске «Saturday Evening Post» и «Грубая ошибка» Филипа Уайли, которая появилась в прошлом году в Collier's.

Давайте рассмотрим, что такое рассказ и как его написать (точнее, как я его пишу — вспомните эпиграф мистера Киплинга)

Рассказ — это история, которая не обязательно является правдой, но ее интересно читать.

В историях, интересных читателям, есть три основных сюжета: юноша-встречает-девушку, маленький Портной (имеется в виду сказка братьев Гримм «Храбрый портняжка» — mif1959) и человек,-который-научился-быть-лучше («Man-who-learned-better» — так Уильям Паттерсон назвал позже второй том своего увесистого исследования жизни ХАЙНЛАЙНА – mif1959). Последнюю категорию подсказал мне Л. Рон Хаббард — я долгие годы думал, что сюжетов всего два, а он указал на третий.

Юноша-встречает-девушку не нуждается в определении. Этот величайший сюжет существует от «Илиады» до «Потока времени» Джона Тэйна и никогда в достаточной степени не эксплуатировался в научной фантастике. Безусловно, он встречается в фантастических рассказах, но часто притаскивается сюда за волосы. Вариантов много: юноша-неудачник-встречает-девушку-как-подарок, юноша-встречает-девушку-слишком-поздно, юноша -встречает-слишком-много-девушек, юноша-теряет-девушку, юноша-и-девушка-отказываются от любви ради высшей цели.

Скажете: это не научная фантастика? Вот бесплатно для вас одноразовый

Такова жизнь, и так я намерена ее прожить

Лауреата «Хьюго» (2012) и «Небьюла» (2011), роман «Среди других» можно сравнить с «Домом, в котором…» Мариам ПЕТРОСЯН (в 2017-м был переведен на английский и издан там с великолепной иллюстрацией на обложке). И возраст главных героев близок, и мироощущение на грани реального и нереального. И свой выстроенный мир, противостоящий Наружности.

Разве что у Джо УОЛТОН повествование камернее – от лица 15-летней девочки в виде ее дневника. Время действия четко локализовано: с 5 сентября 1979 года по 20 февраля 1980-го. Год назад случилось несчастье, в результате которого погибла ее сестра-близнец, а она сама охромела и теперь ходит, опираясь на трость. К тому же ее полусумасшедшую мать лишили родительских прав, и после пребывания в приюте суд передал девочку под опеку отцу, которого она не помнит. В итоге ее отправляют в школу-интернат. Она – из Уэльса и говорит с валлийским акцентом. Это, конечно, не петросяновский интернат, но ей тоже приходится непросто – слишком уж она отличается от остальных воспитанниц. И единственная ее отрада – книги. Это то, чем она живет, чем дышит, где чувствует себя свободной. Она поглощает научную фантастику большими глотками каждый день, каждый свободный час: Хайнлайн, Силверберг, Ле Гуин, Желязны, Браннер и многие многие другие. И по каждой книге высказывается хотя бы фразой. А чуть позже обнаруживает в городке рядом со школой клуб любителей фантастики, где встречает единомышленников. Или наколдовывает их.

Магия

АСТ издало книгу в рубрике «Мастера магического реализма». Девочку зовут Морвенна. Ее сестру звали Морганна. Они общались с фейри. Или им казалось, что общались. Морвенна продолжает их видеть и пытается говорить с ними. Что не просто. У фейри нет имен и нет существительных. Они редко бывают человекообразны. Чаще похожи на трухлявый пень или переплетенье веток. Возможно, назвав одного из них Глорфиндейл, она тем самым и придала ему мужской красивый облик.

У романа есть пролог от 1 мая 1975 года, когда две десятилетние сестры забрались на территорию пышущего ядовитым дымом паллетного завода, чтобы уничтожить его, и бросили в пруд для отходов два желтых лютика, которые дали им фейри. На следующий день появилась объявление о банкротстве завода, к которому, понятно, он двигался не один месяц. Так что не ясно: или сработало волшебство, изменив и прошлое, или это просто совпадение.

Так и с клубом любителей фантастики. 30 ноября Морвенна колдовала, чтобы найти свой карасс (термин из «Колыбели для кошки» Курта Воннегута), а 1 декабря в библиотеке ей сообщили о существовании клуба. Причем он работал и ранее, просто она про него не знала. И опять тот же вопрос: волшебство или совпадение?

Ландшафт

Все записи в дневнике о встречах с фейри тоже можно поставить под сомнение. Героиня не отошла от мощной психологической травмы. Причем шоковая наложилась на хроническую. Она считает свою мать ведьмой, пытавшуюся захватить мир. И они с сестрой в тот трагический день остановили ее в этой попытке. Надо полагать, что если органы опеки лишили мать прав – проблемы там есть. Так что Морвенна – классический ненадежный рассказчик. Возможно, она выстроила эту психологическую систему защиты, чтобы не провалиться в реальную посттравматическую бездну. И мы не знаем, где правда. И даже не знаем, кто она на самом деле – Морвенна или Морганна? Девочек в родной уэльской школе почти не различали и обеих звали Мо или Мор. В дневнике погибшая сестра упоминается как Мор. А в записи от 16 декабря, когда торжественно клянется себе не прибегать к магии ради себя, а только для защиты от зла, автор дневника называет себя полным именем – Морганна Рэйчел Фелпс Маркова (Маркова – фамилия отца, под которой она поступила в интернат).

Зародышем романа стал пост Джо УОЛТОН в живом журнале под

названием «Индустриальный ландшафт Эльфландии». Она описала уэльские пейзажи заросших травой и кустарником полуразрушенных руин старых (XIX века) заброшенных промышленных производств. Именно здесь – уже в романе -любят появляться фейри. А никак не во фрагментах доиндустриальных лесов, как пишет в своей рецензии Урсула Ле Гуин. Что и позволяет Мори (так она называет себя в дневнике) предположить:

— Местность формировала нас, растила нас, влияла на все. Мы считали, что живем в фэнтези, а на самом деле жили в научной фантастике. Мы воображали, что играем среди наследия, что оставили нам эльфы и великаны, присваивали владения волшебного народа. Я давала дорожкам-драмам названия из «Властелина колец», а на самом деле они были из «Хризалид».

Чуть ранее говорится, что засыпанные листвой тропы, прозванные «драмами», которыми любили в детстве передвигаться сестры и фейри, на самом деле — «трамы» — остатки узкоколейки, где когда-то ходили вагонетки с углем.

В истории фантастики уже есть пример, когда попытка написать географическую статью «Они остановили движение песка» о проекте по стабилизации дюн в штате Орегон привела ряд лет спустя к одному из лучших романов НФ.

Карасс

Ну и, наконец, то, ради чего я это все пишу: мой восторг, мое наслаждение от этого романа. Они вызваны не точными деталями школьных взаимоотношений Мори, не тонкой психологией ее взросления и не действительно нетривиальным воплощением идеи магии-не магии, а ностальгией по себе юному, пусть не 15-летнему, а 20-26-летнему. Я узнаю в Мори себя. Как Флобер в Эмме Бовари. Это было примерно то же время: конец 70-х – начало 80-х, когда в СССР массово начали появляться машинописные любительские переводы западной фантастики. Я глотал их с таким же восторгом и в таком же количестве, как Мори. Противостоял с торговцами Основания мощи дряхлеющей Империи и сидел пораженный: «Так, оказывается, это и есть тот самый Мул!». С принцем Корвиным с каждым романом возвращался к автомобильной катастрофе, с которой все началось, обнаруживая все новую и новую ее подоплеку. В 1984 году читал на одесском пляже «1984 год», забираясь в тень, но все равно обгорая и забывая про море. А клубы любителей фантастики, сначала в Вологде — «Инсома», потом в Омске – «Алькор», были моими карассами.

Эта книга – обо мне. И она действительно – не о школе и даже не о фейри, при всей остроумности придумки, а о восторге перед книгами, который может быть только в юности. Это ощущение безграничного счастья чтения автору удалось очень точно передать.

Когда прочитал роман, решил поначалу, что восприятие это мое – сугубо индивидуально, и вряд ли у кого другого так же совпадет на 100%. Разве что у тех фэнов из моего поколения, юность которых пришлась на период, когда после книжного голода случился взрыв публикаций фантастики — в основном самопальной, что совпало со взрывным ростом клубов любителей фантастики. В 1983-м я проехал по Поволжью, оставаясь ночевать у ребят из местных КЛФ, которых знал тогда только по переписке: в Саратове – у Ромы Арбитмана, в Волгограде – у Бори Завгороднего, а там в квартиру завалился Юра Флейшман, который плыл по Волге туристическим теплоходом и у него была всего пара часов – нас он тоже знал только по письмам…

Однако, как выяснилось, из интервью Джо УОЛТОН 2013 года еженедельнику «Остинские хроники» (The Austin Chronicle) такое ощущение было не только у меня:

— Одна из интересных вещей в восприятии «Среди других» заключается в том, что многие люди, как им кажется, имеют очень личную связь с этой книгой. Люди чувствуют, что она говорит с ними. Они подключаются к ней очень индивидуально. Во многих обзорах пишется: «Ну, мне это очень понравилось, но не знаю, понравится ли кому-нибудь еще». Это почти уничижительные слова. Думаю, это потому, что многие люди выросли в одиночестве, а их лучшими друзьями были книги. В романе сказано: «Если вы любите книги, книги отвечают вам любовью». Думаю, у многих был такой опыт, и гораздо в большем масштабе, чем я представляла, когда писала книгу. Во многом причина ее популярности в том, что это своего рода архетипическая вещь, которую я не осознавала.

Обложка

Джо УОЛТОН очень не нравится обложка первого издания «Среди других» на английском. И она права – розовая воздушная девочка кружится в танце на фоне замка, и из рукава у нее льется магический звездный дождь. Ужас какой-то! Полное непонимание смысла романа. Ведь роман, несмотря на наличие фейри, фэнтези не является. Вот такой парадокс. И речь даже не о достоверности или недостоверности рассказчика.

Автор рассматривает ситуацию с фэйри совсем с других позиций. Вот как об этом говорит в том же интервью «Остинским хроникам» Джо УОЛТОН:

— Научная фантастика придерживается точки зрения, что, какими бы ни были проблемы, их можно исправить, и она ценит рациональный и логичный подход. В то время как в фэнтези, как правило, на вещи гораздо больше влияет сила воли, умение работать с ней. В научной фантастике есть — не обязательно научное мировоззрение или инженерное мировоззрение, но идея о том, что если вы попытаетесь, вы можете изменить ситуацию. В фэнтези чаще всего вы уже рождены с навыками, вы особенный в этом отношении. А в научной фантастике вы попытаетесь исследовать и познавать мир. Мир будет увлекательным, и вы можете экспериментировать с этим, настраивать его. Она пытается экспериментировать с этим волшебным миром, в котором находится, научно-фантастическим способом. Несмотря на то, что она хорошо осведомлена и совершенно уверена в том, как работает магия, и в том, как там живут фейри. Она пытается разбираться, что они из себя представляют и как они сочетаются друг с другом. Это ее общий подход к миру, научно-фантастический подход. Научная фантастика говорит вам — не какая-то конкретная книга, а научная фантастика в целом: будущее будет большим и захватывающим и отличным от того, что вы думаете. Это одно из посланий, которые вы получаете, читая полтонны случайной научной фантастики, что она и делает в книге.

У Мори – рациональный ум. Хотел написать – мужской, но автор меня бы не поддержала. Как УОЛТОН сказала уже в другом интервью:

— Как правило, в книгах [о взрослении] женщины влюбляются, получают удовлетворение и достигают эмоционального совершеннолетия, в то время как мужчины достигают интеллектуального совершеннолетия. А это девушка-интеллектуал, достигшая совершеннолетия. Думаю, это одна из причин, почему людям роман нравится.

По мнению автора, обложка польского издания – лучшая из всех:

— На этой польской обложке есть девушка и трость. И она отвернулась. Она смотрит на странные огни в небе. Это больше похоже на научную фантастику — это действительно похоже на то, что я бы прочитала! Остальные обложки выглядят слишком девчачьими и слишком оранжевыми. Но польское издание абсолютно хорошее. Когда мой польский издатель прислал его мне, я смотрела на него и думала: «И на самом деле это почти могла быть я».

На втором месте, по ее мнению, — обложка второго французского издания 2016 года серии «Folio SF».

Единственное, что надежней, чем магия, это твои друзья.

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

Недотепа.

М.: АСТ, 2020 год. — 512 стр.

Из-за дворцового переворота Трикс — сын и наследник согерцога Рата СОЛЬЕ, оказался в изгнании. Его не стали убивать, но одновременно с ним выпустили из детского дома дюжину однолеток Трикса, раздав им его одежды. Они, разойдясь по соседним государствам, выдают себя за истинного наследника сверженного согерцога. Не все из этих новоявленных детей «лейтенанта Шмидта» заканчивают добром, так как соседи-правители здраво рассуждают: зачем ссориться с победителем. Так что самому Триксу приходится скрывать происхождение: он становится оруженосцем, потом учеником колдуна.

Таков сюжет иронического романа Сергея ЛУКЬЯНЕНКО, написанного в жанре фэнтези для подростков. Здесь есть весь традиционный набор: феи, рыцари, колдуны. Однако миниатюрная фея, созданная неопытным Триксом в ходе урока, любит питаться пыльцой конопли, после чего прилетает и глупо хихикает. Рыцари большей частью просиживают подштанники в трактире, попивая пиво (не снимая лат, но благоразумно сняв кольчужные штаны, так как им приходится из-за большого количества пива часто бегать на двор). Ну а что касается колдунов, по их поводу автор стебается от души, не забывая, правда, намекнуть, что работа волшебника сродни труду писателя:

— Есть много неудачливых магов, мой юный прихвостень. Они могут придумать удивительное волшебство, но не находят слов, чтобы более-менее складно воплотить его из Идеи в реальность. А еще больше таких магов, которые легко работают с чужими Идеями, ухитряются даже миллион раз описанный огненный дождь заново рассказать в жизнь и обрушить на головы врагов.

Трикс быстро проходит все три стадии ученичества: прихвостень – тот, кто слушает, как учитель произносит заклинания и восхищается ими, подаван, который подсказывает (подает) магу нужные слова, когда тот запинается, и приспешник, который может найти нужное слово быстрее мага и подсказать его заранее.

В конце концов добро побеждает, зло наказывается, и почти никто не умирает: даже родители Трикса оказались живыми, так как ему силой своего воображения удалось изменить саму реальность. Впрочем, как и каждому великому писателю… То бишь магу.

Теперь это больше метафизическое понятие, чем географическое

Николай ГОРНОВ. Барсакельмес, маленький остров.

Омск: Изд-во «Амфора», 2020

352 стр.

Новый роман омского (но недавно переехавшего в Санкт-Петербург) журналиста Николая ГОРНОВА – о президенте Владимире Путине. О том, что Владимира Владимировича после того, как все его положенные сроки закончились, вместе с Дмитрием Анатольевичем новое руководство страны выслало на Барсакельмес — бывший остров на Аральском море. Тот самый, где проистекает основное действие "Сорок первого" Бориса Лавренева.

Впрочем, события, связанные с высылкой экс-президентов – фабула пьесы, которую пытается поставить в своем маленьком городке Кормиловске 40-летний школьный учитель биологии Всеволод Кулибин. Лысоватый, толстоватый, живущий с мамой.

Пьесу написал не он, а его умерший отец, когда-то оставивший их. И вот загорелось Кулибину увидеть ее на сцене. И не так, чтобы он, расправив плечи, решил жечь глаголом – нет. Он как Бильбо Бэггинс ввязался в эту эпопею как-то само собой и чуть ли не при каждом затруднении подумывал: а не бросить ли? Но продолжал. Втягивая в воронку событий все новых людей. Тем более, что через мессенджеры и соцсети информация о пьесе пошла гулять по стране, набирая хайп. А теперь представьте реакцию мэра райцентра, правоохранительных органов, губернатора и прочих на то, что на вверенной им территории репетируют ЭТО? Проблемы! Да и народ, поначалу заинтересовавшийся местной интернет-знаменитостью, как-то быстро охладел, а порою даже раздражался.

Бильбо, как вы, наверное, помните спокойно жил в маленьком поселении среди других хоббитов – простой мирный народ, не жалующий приключений. Но все же дошел до пещеры дракона.

Изложение событий в Кормиловске перемежается самой пьесой, где Путин – там, в ссылке — беседует с Медведевым, Павлом Страховым, американской журналисткой Левински (не Моникой) о России, о власти, о народе, говоря достаточно здравые вещи, некоторые из которых взяты из его реальных высказываний:

— Как только вы захотите ограничить свободу одних – бедных, глупых, пьяных, странных людей, которые живут своей бедной, глупой, пьяной, странной жизнью, — очень скоро найдутся люди, которым и ваша достойная, умная жизнь, вполне вас устраивающая, покажется глупой и никчемной.

Как охарактеризовала пьесу персонаж романа — девочка Настя, пульнувшая в сеть первое сообщение о ее репетиции, — «о природе власти». Не знаю. Может быть:

— Наполеон диктовал историю своих походов… Вначале он рассчитывал найти ответ на вопрос, где и когда была им допущена погубившая его роковая ошибка. Но понемногу ему стало ясно, что ответа на этот вопрос не существует, его погубила не какая-то отдельная политическая неудача или военная ошибка и даже не тысячи ошибок и неудач. Его погубило то, что он один человек, хотел править миром.

Но перед нами не памфлет, не сатира и не разоблачение. А то, что Виктор Шкловский называл «остранение».

Возможно, это роман о провинции. Метафизической провинции, из привычного круговорота которой почти невозможно вырваться, и жители которой слишком хорошо знают про единственный способ избавиться от дракона.

В какой-то мере, текст ГОРНОВА вышел из известной повести Гоголя, где в конце появляется призрак Акакия Акакиевича в поисках шинели.