Немного интересуясь философией, обратил внимание на рекламу двух философских "трудов". Небольшой размер и многообещающие характеристики подкупали. Оказалось, не все то золото...
Широкое распространение информационных технологий изменило не только повседневную жизнь людей, но и в значительной мере повлияло на самые разные сферы общественной жизни. Одной из таких сфер стала наука, а также околонаучные изыскания, которые с внедрением Интернета получили дополнительные ресурсы для своего распространения и рекламы. Сайты, социальные сети, блоги, видеохостинги — все это в разы увеличивает эффективность пропаганды своих мыслей и идей. Тексты по альтернативной истории, криптоистории, разного рода реконструкторству, любительской лингвистике, квазиполитическим доктринам уже прочно вошли в привычную текстовую мишуру современного гуманитария — пользователя социальных сетей.
Философия, которая в обывательском сознании прочно ассоциируется с «наукой обо всем и ни о чем», до последнего времени не была затронута подобными новыми формами пропаганды. Но «все течет, все меняется», как говорил классик. В последние годы появились работы по философии, неразрывно связанные с социальными сетями и Интернетом в целом.
В данной статье будет сделана попытка проанализировать два таких опуса — «Сверхчеловек» Ярея и «Элефтерософия» Дениса Деева. Между ними много общего — оба сопровождаются своеобразной группой поддержки в социальной сети «ВКонтакте»; основной ценностью провозглашают свободу; свое мировоззрение пропагандируют исключительно через Интернет.
Философские взгляды Ярея* изложены в небольшой книге** [7], которую можно приобрести на платной основе, связавшись с автором.
Свои взгляды Ярей обозначает как «социальный материализм» [7, С. 5]. Несмотря на эту характеристику, основные положения Ярей позаимствовал из наследия Фридриха Ницше, как мы увидим далее.
Книга «Сверхчеловек» начинается с ошеломляющего читателя мнения о человеческой сущности. Автор безапелляционно заявляет, что люди «в основной массе жалкие ничтожные твари, мелкие, паразитирующие черви», а также «животные, погрязшие в собственной глупости и ничтожестве» [7, С. 9]. Всячески подчеркивая деградацию рода человеческого, Ярей не скупится на эпитеты: «бессмысленно движущиеся ливерные мешки» [7, С. 8], «стада безмозглой скотины» [7, С. 11], «жалкие людишки» [7, С. 20], «тупое, безмозглое стадо» [7, С. 31] и т.д. Для него среднестатистический человек просто «крыса» [7, С. 12].
Люди «отвратительны и мерзки в большей части своих проявлений. Отвратительна бесполезность и бесцельность жизни большинства из них». Именно, исходя из таких соображений, в книжке выдвигается неновая концепция «Сверхчеловека», противостоящего серой массе. Это аристократ духа, который совершил «возвышение над собственными предрассудками, слабостью, глупостью, невежеством и страхом... Гордый, смелый, свободный и прекрасный» [7, С. 12]. Автор тут же, правда, уточняет, что термин «Сверхчеловек» не подразумевает каких-то сверхспособностей или обозначения социальной элиты. Процесс превращения обычного человека в сверхчеловека назван в книге эффектным латинизмом «Iter ad Ortus».
В таком же духе Яреем охарактеризовано и общество: «это стадо безмозглых баранов, не способных мыслить самостоятельно, в мозгах которых лишь страх, жажда наживы, непроходимая тупость и невежество» [7, С. 47]. По Ярею, с самого рождения над человеком совершается насилие: пренебрегая свободой воли ребенка, на него постоянно давят родители, практика надругательства над личностью продолжается и в школе. Формирование очередного винтика в общественной системе — вот смысл и цель всех этих воздействий. Так как свобода личности отдельного индивидуума, понимаемая как полное освобождение от всяких моральных норм и нравственных обязательств — краеугольный камень «Сверхчеловека», становится понятным враждебное отношение к коллективизму, традиционной семье и патриархальным устоям [7, С. 46-54].
Основное понятие философии сверхчеловека — свобода. Она окружена полумистическим ореолом, «это, прежде всего, внутреннее состояние разума». Именно потому свободу всячески удушает общество, которому не нужны свободные люди.
Полностью игнорируя роль социализации и общественных факторов, Ярей меняет местами причину и следствие, утверждая то, что именно разум, а не труд сделал из первобытного примата человека. Трудовой же деятельности отводится маргинальная ниша [7, С. 78-80].
Говоря о государстве, Ярей верно определяет его как инструмент принуждения. Впрочем, автор и не думает анализировать основу этого принуждения, по марксистской терминологии, базиса, а концентрирует свое внимание на критике вторичной по отношению к нему надстройки. Мораль, религия и др. формы общественного сознания ущербны, так как они основаны на сплошных запретах. Государство же чуть ли не меньшее зло в сравнении с обществом. Идеальным же является то государство, роль которого сведена к необходимому минимуму по обеспечению свободной жизни «сверхчеловеков» [7, С. 54-55].
Трезво размышляя над ролью денег в межчеловеческих отношениях, наличием богатства и бедности, Ярей избегает анализа социально-экономической природы неравенства, пускается в пространные рассуждения о второстепенных психологических деталях, связанных с материальным благосостоянием. В соответствующем разделе можно увидеть советы для отдельного кандидата в «сверхчеловеки», но не для социальных групп, рецептов выхода из общества несправедливости тут также нет [7, С. 60]. Постоянно говоря о пользе перемен, автор ни в коей мере не имеет в виду радикальных революционных преобразований. Его путь скорее асоциален: «не уподобляйся безвольным неудачникам и поменьше общайся с ними» [7, С. 71, 73]. Во всеобщее счастье, естественно, Ярей не верит, потому как это «глупые сказки, утопия для слабоумных» [7, С. 69].
Взгляды на проблему войны и мира идеалистические. Присутствие войн в человеческой истории на полном серьезе объясняется природой человека и Вселенной, где «очень часто все сталкивается». Очевидно, немного опомнившись, сторонник Ницше далее признает наличие внутренних противоречий между людьми как истинную причину войн. Утверждается, что противоречия эти могут ослабнуть лишь при том условии, что человечество начнет колонизировать космос [7, С. 62]. Автор наивен, ведь без разрешения этих противоречий вооруженные конфликты могут продолжаться в форме «звездных войн».
В своей пропаганде крайнего индивидуализма автор просто безграничен. Брать от общества все, что только можно, ничего не отдавая взамен — идея-фикс «Сверхчеловека». Критикуются любые социальные связи. Даже любовь, которая объединяет двух любящих индивидуумов и которая (не дай бог!) способствует появлению альтруизма и углублению социализации, в книге объявлена опасным чувством, ведь в первую очередь любить надо самого себя [7, С. 64-65].
Зато к продажной «любви» отношение в книге совсем другое — проституция должна быть легализована. Не упоминая о социальных корнях проституции, автор, похоже, реально уверен в свободной воле не только «потребителей» такого рода услуг, но и тех, кто в силу разных обстоятельств, вынужден оказывать их. Повторяя избитый стереотип о «древнейшей профессии», автор выступает за снятие любых ограничений в сексуальной сфере. Автор делает неоднозначные выводы: считает, что общество не должно вмешиваться в различные аспекты от «сексуального поведения наедине с собой до абсолютно природной и логичной человеческой бисексуальности» [7, С. 50].
Значительное место в идейном багаже «Сверхчеловека» занимает атеистическая, антирелигиозная составляющая. Удивительно, но в критике религии, особенно христианства и ислама, есть много рационального — разоблачается суть комплекса первородного греха, а также реакционная идеология исламского фундаментализма. Но, в свойственной ему манере, автор нередко переходит рамки и опускается к прямым оскорблениям, хотя и твердит о необходимости свободы совести [7, С. 89-92, 96-100].
Идейной базой учения «Сверхчеловек», как уже было сказано, послужила философская система Ницше. К ницшеанству отсылает само название работы***, основная тематика, стиль изложения, система ценностей. Нигилизм, агорафобия, асоциальность, культ сверхчеловека, мизантропия — все это не оригинально. Однако, ради объективности следует, однако, сказать, что Ярей не просто скомпилировал труд своего предшественника и, очевидно, кумира, а попытался «осовременить» учение, приспособить его под новейшие реалии. Прежде всего, было исключено известное положение о «воли к власти», практически отсутствует в книге социальный дарвинизм, идеи господства «высшей касты», положения о предрешенной судьбе, отсутствует расизм и антисемитизм. Напротив, в политических взглядах ощущается апология не авторитаризма, а крайнего либертарианства, идеализированного либерализма западного образца в сочетании с антикоммунизмом [7, С. 96].
Подводя итог рассмотрению «Сверхчеловека», можно с уверенностью сказать, что за мишурой громких заявлений, эпатажных выпадов и психологических приемов кроется протест против... обывателя, бытовой мелочности и пошлости мелкого буржуа, боящегося потери стабильности своего мирка. Вся книга построена на противопоставлении идеализированного человека-индивидуума массе, копошащейся «в грязных сортирах и кастрюлях, дырявых крышах и сломанных машинах... проблемы «поистине» вселенского масштаба». Не желая вникать в природу мещанства, Ярей обрушивается лишь на внешние его проявления, не предлагая глобальный путь выхода из потребительского тупика.
Какова же социальная база подобных построений? Характеризуя философское наследие Ницше еще больше века назад, Лев Троцкий называл таковой «высшую категорию паразитенпролетариата», живущего за счет общества и ничего не отдающего взамен, жаждущего урвать жирный кусок сверхприбыли у «здоровой» буржуазии. Все это относимо к финансовым авантюристам, политическим и газетным беспринципным элементам. «Находясь в состоянии неустойчивого общественного равновесия, будучи сегодня на вершине житейского благополучия, а завтра рискуя попасть на скамью подсудимых, эта злокачественная накипь буржуазного общества должна была найти для себя гораздо более подходящей проповедь Ницше о жизни, полной приключений, чем мещанскую проповедь умеренности...» [6]. Примеряя все это к реалиям дня сегодняшнего, можно уверенно определить целевую аудиторию, на которую нацелены идеологические установки, скомпилированные Яреем: часть т.н. креативного класса, «белых воротничков» и радикалов из самых разных социальных прослоек — жителей больших городов, молодежь, ощущающую потребность в перестройке общества, видящую выход из существующего статус-кво в панацее вестернизации и индивидуализации. Их протест нацелен против ментальности и практики социального государства, распространенной на просторах бывшего СССР. «Грязное мужланство и провинциальное пуританство», в котором без труда угадывается постсоветский патернализм (ожидание опеки со стороны государства) и коллективизм (общее выше индивидуального) — вот основной объект критики; то что, очевидно, мешает обретению свободы в духе «сверчеловека» и развитию в желаемом для вышеопределенных групп направлении [7, С. 46-54]. Характерно, что много внимания в книге уделено критике семьи, точнее советско-стереотипного ее понимания («крепкая семья», «ячейка общества»), меж тем сегодняшние реалии демонстрируют как раз противоположные тенденции — «гражданские» браки, увеличение числа разводов, что не было массовым явлением в 1960-х — 1980-х годах.
***
«Элефтерософия» — еще одна работа, посвященная феномену свободы и так же, как и предыдущая, распространяемая, в основном, через социальные сети. Само название с древнегреческого языка можно перевести как «свобода мудрости» или «философия свободы». Автор — некий Денис Деев, ранее известный как автор сетевых художественных фантастических и фэнтези произведений [8].
Взгляды Дениса Деева изложены в книге — электронной публикации****, размером несколько больше 50 страниц [1].
Следует сказать, что «Элефтерософия» оказывает более позитивное впечатление, стиль изложения — профессиональный, без кричащих агиток и повторяемых через несколько страниц тезисов. Произведение более сложное и разноплановое, с претензией на смысловую многослойность.
Одно из ключевых понятий «элефтерософии» — Axis mundi, мировая ось или дерево. Данное понятие, очевидно, было взято из наследия античного идеалиста Плотина, на которого ссылается автор. В истории мировой философии, пишет Деев, очень часто мир представлялся как иерархически организованный Космос. «Данное представление о мире характеризуется встраиванием некоего заведомо организованного количества элементов в вертикально ориентированную иерархическую систему с центром виде оси (ствола Мирового Древа)» [1, С. 11]. Центрами древовидных систем может выступать понятие бога в религиозном мировоззрении, человек во взглядах эпохи Просвещения, субстанция материи в марксизме, опыт в позитивизме и т.п. [1, С. 28].
С переходом к индустриальной цивилизации (средина ХІХ века) «космическое» мировоззрение уступает место «хаосу», мировоззрению, отвергающему упорядоченность [1, С. 13]. Таким образом, выкристаллизовывается два типа философских систем — древовидные и хаотические (философия абсурда).
Древовидные системы — это «философские системы, отдающие приоритет сущности от платонизма до вульгарного марксизма», а «сущность — корень и ствол дерева, от которого как ветки отходят существование и другие акциденции» [1, С. 21].
Деев уделяет должное внимание критике экзистенциализма, как характерного представителя «абсурда», который «расцвел на почве острого кризиса капитализма в первой половине ХХ века и девальвации традиционалистских древовидных смыслов...» [1, С. 14-18]. Абсурд, царящий сегодня в обществе, одержал победу из-за того, что он больше не воспринимается как абсурд. Внутренняя пустота потребительского рая маскируется обывательским «счастливым сознанием» [1, С. 25].
Автор с левых позиций характеризует современное «общество счастливого сознания»: «проблема состоит в том, что потребительское «счастье», предлагаемое актуальной системой, не является подлинным счастьем, ибо оно построено на репрессии, на подавлении одних человеческих потребностей и гипертрофированном культивировании других» [1, С. 23].
Исходя из этих кратких вводных, Денис Деев дает определение своей философской доктрины. Элефтерософия — не «вера» и «надежда», а необходимость, «но не в смысле гегелевско-марксистской древовидной системы, а в конкретно-ситуативном экзистенциальном смысле невозможности жить и действовать иначе, так как, избрав конформизм и одномерность, мы, тем самым, отказываемся от подлинности, от свободы и бытия» [1, С. 26].
«Центрируя, мы, конечно, познаем реальность, но познаем ее грубо, неадекватно в полной мере тому, что она есть на самом деле». Исходя из этой установки, автор пытается найти «бреши» в диалектике марксизма, который считает древовидной центрирующей системой. Деев говорит о том, что марксизм страдает схематизмом и догматизмом, в то время как «то, что сегодня главное противоречие, завтра уже может не быть таковым. И наоборот, то что сегодня было второстепенным и даже третьестепенным противоречием завтраможет стать основным противоречием» [1, С. 29]. Позволим себе процитировать одну «догматическую» книгу по истории диалектики: «После того, как главное противоречие разрешено, в результате объективных условий на новом этапе развития оно становится неглавным, а роль главного начинает играть другое противоречие» [2, С. 153]. Как видим, это положение, которым автор попрекает марксизм, было не ново даже для советского марксизма-ленинизма, две цитаты фиксируют одну и ту же мысль, разве что у Дениса Деева присутствует путаница в терминологии: для него главное противоречие = основному противоречию*****. Подобные безосновательные обвинения в адрес марксизма книге встречаются неоднократно [1, напр. С. 33-34].
Далее автор развивает свою мысль об ансамблях противоречий: «это — открытое динамическое образование без центра. На него невозможно набросить сеть иерархически организованных терминов, не исказив при этом, или, еще хуже, не изнасиловав во имя своих целей, действительности» [1, С. 29]. Подобные построения, сформулированные, очевидно, в порыве увлечения критикуемым автором же экзистенциализмом, выдают слабое знакомство с работами по материалистической диалектике, которой Деев накинул ярлык схематизма. Категория существования, которую мистифицирует экзистенциализм, в диамате выступает синонимом бытия [4], а диалектическую пару образует сущность и явление, причем сущность ни в коей мере не доминирует, как это пытается представить Деев, над явлением. Сущность и явление — универсальные диалектически неразрывно связанные характеристики предметного мира. Постижение сущности составляет предмет науки [5]. Если же говорить в целом, то законы материалистической диалектики и ее категории — объективные характеристики развивающегося мира, а не «центрирующая догма» марксистов.
Примером схематизма, подгонки сложной многогранной реальной жизни под догматическую теорию может служить, по мнению Дениса Деева, история аграрной политики большевиков. «Большевики, исходя из центра по своему понятой ими марксистской доктрины, набросили на живой, крайне многоликий и неоднозначный объект социальной действительности сетку терминов — мелкая буржуазия, «середняки», «бедняки», «кулаки» и т. д. «Диалектика» аффирмативных терминов... помогла большевикам решить утилитарную задачу удержания политической власти, но она же привела их в полный тупик и, в конечном итоге, к краху. Сам Маркс допускал возможность «врастания» русского крестьянина в социализм, что видно из его слов о том, что при определенных условиях крестьянская община может стать фундаментом социализма. Однако вместо «врастания» и постепенного «растворения» в бессклассовом обществе большевики реализовали модель пролетаризации и деклассирования крестьянства» [1, С. 30-31]. Тут надо отметить, что расслоение крестьянства было закономерным результатом развития капитализма, а не выдумкой большевиков. Роль общины как социальной организации на момент прихода большевиков к власти была, в значительной мере, нивелирована как рыночными отношениями начала ХХ века, так и реформами Столыпина, способствовавшими выделению сельской верхушки. Другое дело, что в 1930-х годах крестьянство в СССР было окончательно уничтожено как класс добуржуазной эпохи, хотя термин "кулак" в 1930-х часто использовался для обозначения политической позиции крестьянства или его части, безотносительно к его социально-классовой сущности".
«Диалектика, несмотря на заложенный в ней антидогматический потенциал, все же не является стопроцентным противоядием ни от окостенения в жесткой, все более и более отрывающейся от действительной реальности древовидной теоретической системе, ни от интеллектуальной спекуляции в угоду идеологии» [1, С. 33]. Потому надо, по мнению начинающего философа, немного отредактировать всеобщую науку о развитии. Нужно перейти от «точки» (фиксации явления, что, как утверждает Деев, характерно для марксизма) к линии (движению). Уместным тут будет напомнить автору, что настоящая материалистическая диалектика никогда не ограничивалась фиксацией, тем более не представляет собой точку. Научная теория должна непрерывно творчески развиваться, не стоять на месте, качественно совершенствоваться. В этом качественное отличие материалистической диалектики от других философских направлений; именно для диалектики характерен взгляд на окружающий мир и общество во всем многообразии его развития и непрерывного изменения.
Из умозрительного деления философских систем на древовидные и абсурдистские выводится их ошибочность и несовершенство по отдельности. «Обрушение древовидных систем и образа мысли свидетельствует о том, что они не являются безальтернативно истинными». Но и доминирование хаоса (например, ницшеанского нигилизма) тоже не есть истина. Вывод автора — истина посредине [1, С. 28]. Чтобы не попасть в ловушку противопоставления Космос — Хаос, Деев обращает свой взор на разработанную французскими левыми философами Ж. Делезом и Ф. Гваттари идею ризомы — своеобразного аллегорического изображения травы или корневища, для которой характерна подвижность и самоорганизация. Ризома — противоположность неизменным линейным структурам [1, С. 32]. За этими заимствованиями видно нежелание принять существование в процессе развития сущего объективных закономерностей, и склонность к замене их на размытые рассуждения о взаимодействии порядка и хаоса.
«Срединный» путь элефтерософии основан на отрицании категории абсолютной истины (все истины относительны), любая истина — предмет творения (при этом идет ссылка на Ф. Ницше) [1, С. 46]. Данная позиция с точки зрения материалистической диалектики является агностицизмом и субъективизмом [3, С. 124].
Под конец книги Деев рассуждает об «обществе свободы», которое должно наступить на смену «общества нужды». Главная сущностная характеристика общества нужды, по Дееву, совсем не отсутствие равенства во владении собственностью, а вынужденное занятие тяжелым физическим трудом, что еще раз выдает в авторе идеалистические заблуждения, поскольку экономическое принуждение — следствие, а причина — наличие частной собственности.
Обществом свободы в книге, по-сути, обозначен коммунизм, однако само это понятие не упоминается, как и не приводятся пути преодоления «общества нужды»; автор обходится лишь общими формулировками: «по какому пути пойдет развитие, зависит от воли и разума человеческого сообщества» [1, С. 42-44].
Следует отметить, что автор иногда выходит за рамки идеалистических заблуждений, говоря о переходе к посткапитализму: «смысл «общества нужды» состоит в том, что оно — необходимая ступень к «обществу свободы», в котором жизнь освободится от стесняющих её оков, предстанет во всей своей мощи и полноте и заиграет всеми своими красками» [1, С. 49].
Подытоживая, систему взглядов Дениса Деева можно охарактеризовать как эклектическую, сформированную под значительным влиянием философии Делеза и Гваттари, Маркузе, а также античной философии (весь мир есть «хаосмос», построенный на противостоянии порядка и хаоса, системности и энтропии [1, С. 36]), в частности, Плотина, а также отдельных положений экзистенциализма, постмодернизма и даже ницшеанства. Касаемо марксизма, некоторые элементы которого используются в книге, автор, судя по всему, питает определенное предубеждение, сводя к этому термину лишь догматику лубочного марксизма-ленинизма советского периода.
Обе книги заканчиваются схожим образом. Последние страницы посвящены вероятному будущему человечества. Два автора пишут об иммортализме, постчеловечестве, космической колонизации [7, С. 103-105], [1, С. 50]. Если концепт «Сверхчеловека» стелет дорогу к обществу будущего через «возвышение» и «усовершенствование» отдельных индивидуумов, пренебрегая многими социальными связями, то система «Элефтерософии» указывает на необходимость именно общественной «свободы». В первом варианте достижение наступления «светлого будущего» — чистая утопия, поскольку путь к ней представлен в виде полного противоречий панегирика атомизации и эгоцентризма. Во втором заложено определенное рациональное зерно, но вследствие многочисленных идеалистических напластований, а также в целом из-за эклектического мировоззрения, автору не удалось показать путь перехода к обществу свободы.
Литература
1. Деев, Д. Элефтерософия / Денис Деев. — [б. м.] : Издательскиерешения,2018. — 54 с.
2. История марксистской диалектики. Ленинский этап. Отв. ред. Г. А. Курсанов. М.: Мысль, 1973.- 606 с. -(АН СССР.Ин-тфилософии).
3. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Полное Собрание СочиненийВ. И. Ленина: [в 55-ти томах]. — 5-е изд. — Т.18: Материализм и эмпириокритицизм. — М.: Издательство политической литературы, 1968. — С. 7-384.
4. Существование // Философский энциклопедический словарь: Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв,П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. — М.: Советскаяэнциклопедия, 1983. — С. 665.
5. Сорокин, А. Сущность и явление // Философский энциклопедический словарь: Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв,П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. — М.: Советскаяэнциклопедия, 1983. — С. 665-666.
6. Троцкий, Л. Кое-что о философии «Свехчеловека» // Восточное обозрение. — 1900. — NN 284, 286, 287, 289 (22, 24, 25, 30 декабря).
7. Ярей. Сверхчеловек. Iter ad ortus. — [Без указания места и даты], 120 с.
8. Litmir.biz. Список книг автора Денис Деев [Електронный ресурс] / Litmir.biz — Режим доступу к ресурсу: http://litmir.biz/a/id39465.
Примечания
* Полная версия псевдонима анонимного автора — Ярей Тенгри. Первая часть, очевидно, указывает на связь со славянской языческой традицией почитания Ярила (солнца), вторая отсылает к алтайскому пантеону, где Тенгри был верховным богом неба. Созвучен псевдониму по смыслу и основной слоган-девиз книги Iter ad Ortus (лат.) — «путь наверх».
** Книга издана типографским способом, однако в ней не указаны ни место печати, ни тираж, ни год издания. Несмотря на небольшой размер, определена автором как «философский трактат».
*** Подзаглавие «Книга не для всех, но для каждого» прозрачно намекает на известный труд Ницше «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого».
**** В отличие от предыдущей работы, «Элефтерософия» имеет издательский номер ISBN.
***** Главное противоречие — это противоречие, которое приобретает первенствующее значение для явления или процесса на том или ином этапе его развития. Основное противоречие — одно, главных же может быть несколько.
Идею этой статьи вынашивал несколько лет, долго не мог сформулировать то, что где-то на интуитивном уровне ощущалось – связь таких, казалось бы, далеких друг от друга явлений, как социальная энтропия, спиралеобразное историческое развитие человеческого общества, ОГАС и вселенский разум. Ко всему прочему два с лишним года по причинам, которые стоят выше личных, было не до философского творчества. В 2017 году, наконец, удалось облечь в текстовую форму на страницах научного журнала не выходившую из головы концепцию. Жаль, русскоязычный вариант статьи, опубликованный на сайте «Экономической и философской газеты», приказал долго жить – данный интернет-ресурс по каким-то причинам закрылся.
Знающие люди не признали статью марксистской, увидев в ней признаки "богдановщины". Ну... Александр Богданов — не самый глупый, и не самый нудный (хотя его "Красная звезда" несколько разочаровала) философ от большевизма.
С древних времен мыслителей волновал вопрос о соотношении гармонии (упорядоченности, единства) и хаоса (неупорядоченности, дезинтеграции) как в окружающем мире в целом, так и в обществе в частности.
Сами понятия «гармония» и «хаос» возникли в древнегреческой философской традиции. Философы пифагорейской школы единство ассоциировали с монадой – абсолютизацией единичного, гармонии и порядка. Антиподом монады, согласно их учению, выступает диада, которая олицетворяет принцип неопределенности, неустроенности и хаотичности. Двойка (хаотичное множество) всегда противостоит монолитной цельности, единицы [10]
Радикальный софист Антисфен считал, что по «естественному закону» все люди равны. Софисты полагали, что сама природа диктует содружество отдельного человека с другими людьми. Аристотель выделял всеобщее равенство как один из типов справедливости [4, с. 119].
Противоречия стремятся к поляризации общества на социальную диаду, снижая его единство. На проявления этого разъединения обращали внимание некоторые древнеримские юристы (Трифонин и др.). Они отмечали, что существование таких явлений, как рабство, купля-продажа, власть противоречат врожденной человеческой свободе [4, с. 120].
В древнекитайской традиции социальная философия сочеталась с морально-этическими конструктами. Основатель моизма Мо-цзы ввел в широкий обиход понятие «цзяньай» — любви ко всем членам общества. Мо-цзы отмечал, что такая всеобщая любовь кроме моральных преимуществ еще и экономически взаимовыгодна. Большое внимание этот мыслитель уделял и общественной справедливости, на фундамент которой опирается гуманизм: «тот, кто посвятил себя справедливости, неизбежно станет совершенным» [45, с. 139-144]. Древний философ Мэн-цзы объединил традиционные категории «жень» (гуманизм, человеколюбие, равновесие) и «и» (необходимое), противопоставив полученную добродетель принципу выгоды. Средневековый реформатор конфуцианства Чжу Си видел в категории «жень» всеобщую творческую силу, которая присутствует как в природе, так и в обществе [19].
Древнеиранское учение маздакитов провозглашало противостояние светлого начала, которое олицетворяло рациональность и целеустремленность, и темного слепого хаоса. «Первый восточный социалист» Маздак считал, что с начала времен в обществе существовало только светлое начало, социальное равенство, которому пришла на смену классовая тьма [40].
Новое время добавило к старым истинам новые идеи. Нидерландский юрист Гуго Гроций источником права считал природу человека, стремящегося к мирному существованию согласно велениям разума [4, с. 120]. Французские утопические коммунисты XVIII века (Мелье, Мабли, Морелли) видели полное воплощение естественного права человека только в социалистическом обществе [4, с. 121]. Шарль Фурье писал о том, что в расслоенном обществе действуют силы отталкивания. Мыслитель отмечал, что в классовом социуме всегда присутствуют принуждение и дисгармония, хотя в основе «человеческих страстей» лежит склонность к взаимопритяжению [43, с. 90-91]. Фурье, наверное, одним из первых предложил классификацию эпох на основе степени общественного объединения – в своей работе он подает несколько путаные и непоследовательные таблицы чередования периодов социального разлада с периодами единства [43, с. 63, 66-67]. Данный философ считал, что «комбинированное» и «разобщенное» устройство, кроме общества, имеют свои проявления и в природе [43, с. 270].
Оригинальную социальную концепцию предложил забытый сейчас японский материалист XVIII века Андо Сёэки. Современное ему полное противоречий общество он обозначал понятием «хосэй» — «противозаконный мир узаконенного беззакония». Мыслитель считал, что неравенство в обществе нарушает естественный ход вещей [39, с. 127]. Собственно, вся история человечества является трагическим отклонением от естественных отношений [39, с. 141].
Проблема социального в той или иной степени была освещена в работах классиков немецкой философии. Согласно концепции И. Фихте, все люди должны быть свободными; тот же, кто желает иметь раба — внутренне сам раб [42, с. 27]. Тяга одного «я» к другим «я» является естественной. Конечная цель социального развития по Фихте — образование единого идеального общества и отмирание отдельных государств [42, с. 24]. Само общество для Фихте де-факто является своеобразным проявлением целого, то есть абсолютным «Я» [14, с. 63].
Новый толчок пониманию общественных процессов сделала идеалистическая диалектика В. Гегеля. Им было обоснован тезис о том, что общее является необходимостью, единичное будто живет в нем [7, с. 255]. Отдельный индивид (единичное), когда работает, работает и на других, а не только на себя, свои же потребности он неизбежно удовлетворяет через труд других. Из этого следует, что индивид жертвует собой ради целого [7, с. 247]. В конце концов, наслаждение индивидуальности заключается в благосостоянии человечества, ее наслаждение — «наслаждение всех сердец» [7, с. 257]. И далее, как итог, Гегель формулирует важное умозаключение: целое – стабильное равновесие частей, неравенство нарушает баланс, справедливость восстанавливает равновесие [7, с. 316].
Гегелевская диалектика была творчески развита выдающимся материалистом К. Марксом. Им была продолжена традиция (Аристотель — Фихте — Гегель), согласно которой целое доминирует над частями и является большим, чем простая их сумма. Общество — это не совокупность людей, а система отношений и связей между ними [29, с. 214]; это сам человек в его общественных отношениях [30, с. 222].
Английский социолог и экономист викторианской эпохи Г. Спенсер придерживался противоположных взглядов на общество. Он утверждал, что любое целое является неустойчивым, прогресс осуществляется тогда, когда уничтожается степень однородности в данной системе [41, с. 46-48]. Отсюда следует, что идеальным является состояние вечного балансирования между неравными частями целого [41, с. 51-54]. Предпочитая индивидуализм альтруизму [41, с. 438-439, 441-442], Спенсер вообще сомневается в необходимости совместной деятельности членов общества [41, с. 358]. Справедливо видя тот факт, что личные интересы должны совпадать с интересами общества [41, с. 222], он приходит к парадоксальному выводу — общее счастье возможно только через реализацию личного счастья [41, с. 442]. Спенсеру казалось, что в будущем общественный альтруизм будет низложен до уровня семьи, помощи больным и нуждающимся [41, с. 433-444].
Собственный подход к изучению проблем взаимодействия целого и части предложил в начале ХХ века в своей работе «Тектология», где содержались элементы позднейшей кибернетики, российский революционер и ученый Александр Богданов. По Богданову, общественное разрушение является следствием столкновения различных организационных процессов. Разные центры влияния стремятся организовать общество на свой манер, вызывая, таким образом, конфликт. В несовершенном обществе всегда присутствует отдельность, обособленность организационных структур. Слабость целого — в недостижении единства, четкой общей организации [2, с. 70-71].
По мнению академика Владимира Вернадского, в масштабных войнах биологически единого человечества вроде Второй мировой победит та сторона, где не будет искусственного разделения на «высшие» и «низшие» расы, которая больше приближена к «закону природы» [5]. Такой социум является более жизнеспособным и гармонично организованным, устойчив к внешним вызовам.
Современные работы, посвященные организационным и дезорганизационным тенденциям в общественном развитии, в основном, декларируют свою принадлежность к так называемой «синергетической парадигме» [напр. 3]. Комплексное междисциплинарное учение «синергетика» возникло относительно недавно. Предмет исследования синергетики — самоорганизация в системах, далеких от равновесия.
Как видим, философы, социологи и представители естественнонаучной мысли сходятся на том, что общество является проявлением категории целого или глобальной сложной системой. Человек в этой системе является мелким элементом, частью. В то же время заметны и различия в понимании взаимодействия частичного и целого, недостаточная разработка философского осмысления проблем хаоса, дисгармонии в обществе, глобальных разрушительных процессов и их причин.
В последние десятилетия ответы на эти вопросы пытаются дать, используя синергетический подход. Исследуя самые разнообразные природные системы, ученые-естественники исходили из того, что главный дестабилизирующий фактор в функционировании системы — воздействие внешней среды, что вызывает отклонения в нормальном функционировании элементов системы. Характерным признаком синергетического подхода в социологии является перенос биологических реалий на жизнь общества. Само общество тут трактуется как «биосоциальная система» [9, с. 15]. Данный подход берет начало в уже упоминавшейся концепции Г. Спенсера, который сравнивал общество с биологическим организмом [41, с. 287-288]. В абсолютизированном виде биологизм был представлен в работе последователя Спенсера французского социолога Рене Вормса, который прямо переносил биологические законы на общество [6, с. 178], а классовую борьбу называл «болезнью общества». К человеконенавистническому абсурду, оправданию биологической неравноценности отдельных рас, социального неравенства как биологической целесообразности биологизаторство было доведено в концепциях Ж.А. де Гобино, Ж.В. Г.В. де Лапужа, мальтузианцев и социал-дарвинистов. Даже прогрессивные для своего времени мыслители не всегда могли устоять перед соблазном объяснить сложные общественные процессы биологическими закономерностями, тем самым исказив и примитивизировав их суть. Так, российские народники П. Лавров и П. Ткачев переносили на социальную почву закон борьбы за существование [16, с. 36-37], аргентинский материалист Х. Инхеньерос также придерживался подобных взглядов [17, с. 779]. Его преемник Х.Б. Хусто пошел дальше, кроме признания явления «внутривидовой борьбы», он видел движущую силу общественного прогресса в биологических потребностях [17, С. 781].
Общество отличается от других природных систем наличием общественных отношений, в частности производственных как базиса, а также обязательным присутствием идеологической надстройки. Ни в одной из этих сфер глобального действия биологического фактора мы не увидим. Владимир Ульянов (Ленин) по этому поводу справедливо заметил, что «перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза. С „хорошими" ли целями предпринимается такое перенесение, или с целями подкрепления ложных социологических выводов, от этого фраза не перестает быть фразой» [25, с. 349]. Биологическое может проявляться на микроуровне — в сфере личного, в семейных отношениях, коллективах; именно здесь врожденным, природным факторам иногда удается избегать нивелирующего влияния социальных норм и установок. Очевидно, именно поэтому авторитетные представители синергетического подхода или вообще избегают анализа социальных систем, или приводят примеры микросистем, небольших коллективов [35, с. 489-490].
В монографии В. Васильковой автор сама отмечает, что использование синергетического подхода, который работал в естественных науках, где действие внешней среды является определяющим, в гуманитарных науках страдает редукционизмом [3, с. 61]. Качественно более сложная социальная система приравнивается к предыдущим простым системам (например, биологической). К тому же выводы, сделанные на основе синергетического подхода, носят гипотетический характер [3, с. 72]. Абсолютизируя природные явления, роль среды, наличие или отсутствие ресурсов, действие другого социума (война, закрытие рынков и т.п.), такие авторы, по сути, обращаются к категории случайного. Однако известно, что с усложнением уровня организации органической жизни до социальной формы организации роль случайного уменьшается, зато возрастает значение необходимого [37].
Собственно, один из разработчиков синергетики И. Пригожин отмечал, что синергетический подход сложно применять к общественным наукам. Именно общество больше влияет на окружающую среду, чем наоборот, природа на нас [35, с. 488-490].
Очевидно, эти и ряд других недостатков (постулирование «первоисточника самоорганизации», «трансцендентных основ реальности», поиск «абсолютных смыслов» [3, с. 34-35, 50, 52]) дают основания официальной науке говорить о псевдосинергетике [8, с . 18-20, 24-52].
Действие внешних объективных, внутренних объективных или субъективных случайных факторов существенно не влияет на всеобщие закономерности целого, в частности на длительные внутренние устойчивые связи в обществе. Движущей силой, которая оказывает существенное влияние на динамику развития общества, является совокупность факторов, которые объединяются в категорию необходимого (т.е. закономерного, неслучайного). Конкретными воплощениями необходимого в социуме можно считать факторы, которые формируют социальную интеграцию и социальную дифференциацию.
Под интеграцией следует понимать процесс объединения в целое ранее разрозненных частей или укрепление связей в уже существующей системе. Как тенденция к единению интеграция имеет важные характеристики, от которых зависит ее протекание. Первым условием является функциональность— потенциальная возможность беспрепятственной реализации индивидуальных действий, которые не имеют деструктивного для целого характера. Следующим признаком является гомологичность*, то есть сходство важнейших свойств частичного в целом. Третьим признаком является интегрированность, которую можно определить как степень прочности связей между частями целого, от которой зависит устойчивость и жизнеспособность системы в целом. Данные характеристики в виде девиза «Свобода, Равенство, Братство» впервые были сформированы еще во времена Великой французской революции.
Процессом, противоположным интеграции является дифференциация. Она определяет такой ход развития общественного целого, когда доминантным является центробежное движение частей в целом, а также проявляется в появлении новых уровней, ступеней разделения системы.
Когда тенденция к социальной интеграции стремится к эгалитаризму и глобальному объединенному человеческому обществу, формированию «глобального человека», то дифференциация, наоборот, проявляется в усилении стратификации, кастовости, неравномерности экономического развития, всевозрастающем разделении труда, национализме, изоляционизме, традиционализме, милитаризации, других проявлениях поляризации целого как на микро- так и на макроуровне. В реальной жизни мы всегда имеем дело с балансом обеих тенденций, то есть с тем или иным соотношением их проявлений. Такое балансирование наблюдалось в течение всего исторического развития человечества. Чувствуя это противоборство, норвежский драматург Г. Ибсен довольно метко характеризовал исторический процесс как борьбу и смену эпох — гуманистических и антигуманистических [15, с. 593]. Чередование исторических эпох, или, согласно марксистской методологии, общественно-экономических формаций можно показать в виде графика (рис. 1), который иллюстрирует диалектическое зигзаго- или спиралевидное общественное развитие с повторениями и «возвратами» на качественно более высоком уровне.
Действие интеграции и дифференциации в разные исторические эпохи было разным. Наиболее похожими есть два снижения с доминирующими процессами дифференциации, олицетворяющие соответственно рабовладельческий (DE) и капиталистический (FG) общественно-экономические уклады. Античное рабовладение и новейший капитализм — это ярко выраженные индивидуалистические общества [13, с. 134]. В обеих формациях действие частного интереса противопоставляется всеобщему интересу. Как рабы, так и рабочие были отчуждены от результатов своего труда. Как отмечал Ф. Энгельс, раб продавался (покупался) однажды, рабочий же продается каждый раз, когда в его работе есть потребность [12, с. 325]. Признание рабочего личностью не меняет сущности его ежедневного рабства и роднит его с античным рабом, который не считался личностью. Римский оратор и философ Цицерон уже в свое время увидел не просто сходство, а принципиальную общность рабства обычного и рабства наемного, ведь «плата является вознаграждением за рабское состояние поденщиков», у рабочего «покупается труд, а не искусство» [44, с. 96]. Выдающийся римлянин заметил явление, которое через два тысячелетия будет иметь глобальный характер — в дифференцированном обществе сводится на нет действительно человеческая социализированная сущность, человек как индивидуальный универсум, его дерзания и устремления («искусство») никому не нужны, человека подталкивают к самоотчуждению в виде продажи своего труда.
Общие черты рабовладельческого и капиталистического укладов историками были отмечены еще в XIX — начале ХХ в. (Т. Моммзен, Э. Мейер, Р. Виппер, М. Ростовцев). Несмотря на попытки модернизировать исторический процесс, были описаны некоторые схожие политические и социально-экономические явления, сходство в эксплуатации отдельных категорий населения, наличие капитала, бирж, революционных потрясений [33, с. 51, 56, 64, 55-67]. Большие массы людей под действием производственно-торговых процессов концентрируются в городах, территорию государств охватывает густая сетка дорог. Еще одной общей чертой между двумя обществами было наступление частного на остатки предыдущей интегрированности — оба строя активно уничтожали крестьянскую общину. Общинники не выдерживали конкуренции с крупными рабовладельческими латифундистами или земельными магнатами Нового времени. В обоих обществах разорялись мелкие ремесленники из-за наступления частных рабских мастерских или капиталистических мануфактур. Как следствие, в дифференцированных обществах неизбежно наступает пролетаризация значительного количества населения (само понятие «пролетарий» зародилось в Древнем Риме). Пролетаризация — конкретное локальное проявление перехода от интеграции в дифференциации. По словам Маркса, «в пролетариате человек потерял самого себя» [32, С. 40], то есть свою социальную, интегрированную сущность.
Такое положение вещей приводит к исчезновению социальных связей, которые отличают общественное целое от простой совокупности. Это ярко проявляется в нынешнем «обществе потребления», где появился феномен социальной массы как дезинтегрированного множества частей общественного целого [36, с. 196]. Индивиды становятся все менее связанными друг с другом. При отсутствии адекватного взаимообмена, взаимодействия между людьми неизбежно наступает «война всех против всех» (понятие, предложенное Т. Гоббсом), как единственный способ достижения благ. Речь идет о тотальной конкуренции, как признаке не только западного либерализма, как считают некоторые исследователи [36, с. 192], а всего современного общества глобального рынка.
Конкуренция проявляется в самых разнообразных сферах и уровнях. Борьба и противостояние наблюдается между отдельными геополитическими игроками, торгово-промышленными предприятиями и крупными фирмами, дух противостояния проник в межличностные отношения. Борьба за приличное место под солнцем заставляет активнее работать локтями. Тотальная конкуренция как главный признак дифференцированного общества, как уже отмечалось ранее, часто связывалась с действием биологического фактора в обществе. «Естественное состояние животных выступает как венец человеческого развития» [11, с. 284-285]. Отвергая тезис о прямом действии биологической борьбы за выживание в человеческом социуме как ненаучный, отметим, что биологический фактор в дифференцированном, классовом обществе предстает в уже снятом виде. Процесс снятия (нем. Aufhebung) состоялся как «повторение в высшей стадии известных черт, свойств; возврат якобы к старому...» [24, с. 203]. В первобытнообщинном обществе, когда человек противопоставил закону леса правила жизни с себе подобными, состоялось первое отрицание биологического, тогда как в классовых дифференцированных обществах процесс дошел до отрицания отрицания, когда природа якобы отвоевала утраченные позиции в виде появления тотальной конкуренции. Здесь мы имеем дело с видом диалектической повторяемости в процессе развития, где признаки, которые были в свое время прогрессивными, после своего снятия стали регрессивными [18, с. 74-75]. Конкуренция и борьба за выживание является прогрессивным явлением в мире живой природы и объективно способствует жизнеспособности популяции. Действие якобы биологического, тотальной разноуровневой конкуренции в обществе есть явлением регрессивным, поскольку проявляется в атомизации социальных структур, отчуждении, локальных межгосударственных конфликтах и, наконец, имеет в стадии обострения тенденцию к формированию предпосылок глобальной войны, в которой не будет победителей.
Особое место в истории человечества занимает феодальная формация (EF), которая сочетает в себе как интеграционные, так дифференциальные черты. Ряд признаков сближает феодализм с первоначальным коммунизмом. А. Богданов в этой связи указывает на примитивное натуральное хозяйство, как основу двух формаций, общинное землевладение, а также невысокий уровень эксплуатации [1, с. 38, 47, 50-51]. Общества евразийской степи, где царил кочевой феодализм (так называемый «номадный способ производства»), были более гомологичными, слабоструктурированными, чем земледельческие, в которых наличие избыточного продукта была фактором, способствовавшим дифференциации. В европейском средневековье не существовало четкой границы между частной и общественной сферой деятельности. Слабым ростком индивидуализма были немногочисленные города, подавляющее большинство населения жило, как и при родовом строе, в небольших поселениях. Лицо не имело заметной автономии [13, с. 134]. С другой стороны, существовала частная собственность на землю, крепостная зависимость и внеэкономическое принуждение. Пока сельское хозяйство не приобрело признаки товарности, эксплуатация не была невыносимой — феодал забирал долю зерна крестьянина только для своего содержания, а не для продажи, к тому же он защищал «своих» крестьян от других феодалов, разбойников и т.п. Товарно-денежные отношения, позже укоренившиеся в деревне, изменили ситуацию, эксплуатация стала существенной. Тот же А. Богданов объединяет «крепостной» и рабовладельческий типы хозяйства [1, с. 60].
Много общих черт у первобытнокоммунистической формации (AD) и коммунизма (GK), как гипотетического будущего уклада человеческого общества. В обоих обществах важной составляющей является базовая гомологичность частей целого, то есть отсутствие социального неравенства. Оба строя являются глобальными по своему охвату человеческих популяций. Первобытный строй явил собой доселе невиданную форму движения материи — социальную. Сначала ростки социальности развивались в рамках предыдущей, биологической формы движения материи и подчинялись ее законам. Антропосоциогенез имел две составляющие — антропогенез, то есть телесная эволюция гоминид, доминирующая вначале (AB) и социогенез (ВС). Количественные изменения (использование орудий, эволюция кисти руки, увеличение объема головного мозга и т.п.) привели к качественному скачку. Гоминиды уже не могли развиваться, руководствуясь только инстинктами и рефлексами. Появилось общество (точка А), точнее глобальный конгломерат почти изолированных общин. Именно община формировала своих членов социализированными существами; вне ее первобытный человек или сравнительно быстро погибал от природных факторов, или деградировал к чисто биологическому уровню.
Проанализировав закономерности развития первобытного общества, американский антрополог Л. Морган, который независимо от К. Маркса пришел к историческому материализму, сделал вывод, что будущее общество должно быть возрождением, но в высшей форме первоначального равенства [34, с. 329]. Будущий эгалитарный строй, таким образом, отрицая отрицание, должен повторять на высшем уровне древний коммунизм первобытных людей.
Классики марксизма не давали детальных описаний будущего строя, а также сроков и конкретных форм перехода к нему [23, с. 96], считая такие прогнозы бесплодными фантазиями. К. Маркс при этом заметил, что коммунистический строй будет проходить две фазы. На низшей стадии (GH) люди будут получать доход в зависимости от своего труда, пропорционально своему вкладу в общее благо, на высшей (HI) — пользоваться общественными щедротами в соответствии с собственными нуждами, а принцип строгой регламентации отойдет в прошлое [28, с. 18-20]. Ф. Энгельс отмечает, что в таком обществе не будет частной собственности, производственная конкуренция заменится плановой деятельностью, направленной на удовлетворение общественных потребностей. Тотальная конкуренция изменится ассоциацией [12, с. 329-330]. Собственно, здесь мы видим такую важную характеристику будущего бытия, как всеобъемлющее рациональное начало, которое противопоставлено хаотичному квазибиологизму предыдущей формации. Для коммунизма характерный всепроникающий рационализм, в то время как производственный хаос и конкуренция – проявления биологизма, прошедшего процесс снятия. В. Ульянов (Ленин) приводит другие важные характеристики коммунистического бытия – невиданная доселе степень сознательности членов такого общества, исчезновение противоположности между умственным и физическим трудом, небывалое увеличение производительности труда [23, с. 96-97]. Переход от дифференциированности к интегрированности мыслится как революционный скачкообразный процесс.
Коммунизм — это «не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» [31, с. 34]. То есть коммунизм представляется не как обычная формация, а как глобальное движение, поэтапно устраняющее противоречия, которые достались ему от предыдущих формаций, к подлинно человеческому, обобществленному общению, не опосредованному производственными отношениями. Коммунизм, как движение к обратному отвоеванию подлинно человеческой сущности, искаженной дифференцированным обществом, сам по себе не является целью человеческого развития или формой бытия [27, с. 127]. Это движение стремится к освобождению «человека в человеке». Коммунизм («практический гуманизм») ведет к положительному гуманизму, к подлинно человеческой жизни и отталкивается сам от себя, уже не будучи противопоставлением снятию частной собственности [27, с. 169]. Именно тогда гуманизм перестает быть абстрактно-нравственной категорией и становится реальной практикой человеколюбия и потребностью взаимного бытия. Положительный гуманизм («послекоммунизм») как отдельную стадию (IK) выделял коллектив философов (В. Аксенов, В. Криворотов, С. Чернышев) под коллективным псевдонимом «С. Платонов » [38, с. 52-53].
Эра настоящего гуманизма будет иметь мощную научно-техническую базу. Понятие «власть», как управление людьми, основанное на вертикальной иерархии, останется в прошлом. В безгосударственном внеэкономическом обществе «на место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами» [11, с. 292]. Адекватная новым реалиям коммуникация между частями общественного целого невозможна без высокоразвитой искусственной природы, которая бы связывала отдельных людей, способствуя их действительно человеческому общению, в частности, общечеловеческому творческому процессу, познанию окружающей действительности. Роль учета, планирования и управления автоматическим изготовлением необходимых благ, роль статистики в таких условиях трудно переоценить [26, с. 93]. В конце концов, внедрение планетарной кибернетической системы вроде предлагаемой академиком В. Глушковым «общегосударственной автоматизированной системы сбора и обработки информации» (ОГАС) становится просто неизбежным. Подобная система позволит принимать оптимальные решения в самых разных областях, анализируя реальные практические условия и выдавая просчитанные варианты действий, позволит перейти к «безбумажному» документообороту, даст возможность связываться с каждым человеком непосредственно, например, через вживленные чипы и т.п.
Не сдерживаемый противопоставлением частного интереса общечеловеческому, общественный и материально-технический прогресс будет идти галопирующими темпами. Рано или поздно встанет вопрос о решении проблемы постоянной потери действительно полноценных универсальных личностей в результате естественного процесса — смерти. Как отмечает В. Купревич, смерть «...стала ...историческим анахронизмом. Как фактор, способствующий улучшению природы человека, она не нужна. С точки зрения общества, она вредна. Исходя из задач, стоящих перед человечеством, просто бессмысленна. Кто же захочет закрепить эту нелепость на вечные времена?» [21]. Успехи медицины увеличат продолжительность жизни, однако сосредотачиваться на консервации биологической телесности, очевидно, будет путем в никуда, потому естественным выходом является сохранение содержания, сущности человека – его личности, внутренней индивидуальности. Именно поэтому использование долговечных биологических или небиологических модулей (искусственных тел), способных к бесконечной самомодификации не является решением проблемы. Отказ от телесности, отдельности будет закономерным разрешением противоречия между достижением количественно критического уровня интегрированности и биологическим существованием («жизнью») миллиардов отдельных представителей вида Homo sapiens. К тому же существование в разделенной биологической форме рано или поздно исчерпает свои творческие и познавательные возможности и достигнет кризисного состояния. Массовая запись личностей на искусственный носитель, по сути, слияние с искусственным интеллектом преемницы ОГАС всех членов общества [26, с. 190-192], осуществит качественный скачок и откроет новые горизонты развития. Интегрированная планетарная система «человек — машина» увеличит как интеллектуальную, так и преобразующую способность объединенного разума.
На данном этапе развития коммунизм как движение общества исчерпает себя, поскольку исчезнет общество как таковое и появится действительно целое (точка K), то есть целесообразно явление, наиболее полно отвечающее требованиям, реалиям и вызовам своего времени. Человечество, в истории своих взаимоотношений с природой прошло две стадии – приспособление под условия окружающего мира и изменение природы для своих нужд, перейдет к третьей стадии – преобразование собственной природы, что означает полное устранение биологичности, дифференциированности во всех ее проявлениях.
Что дальше? Диалектическое движение материи от Большого взрыва и до современности в известной нам части Вселенной предстает как серия переходов к все более сложным уровням развития. Переход к более сложному уровню осуществляется в результате разрешения противоречия между имеющимся уровнем сложности организации материи, ее количественными характеристиками и исчерпанием возможностей дальнейшего развития в рамках данного уровня.
В истории развития изученной человечеством части Вселенной до сих пор существовали три формы движения материи: неорганическая (включает в себя механическую, физическую и химическую), биологическая и социальная (рис. 2). Следующая форма движения материи будет ознаменована появлением настоящего целого, то есть полностью интегрированного общества, общества, которое прошло процесс самоустранения. Дальнейшее развитие действительного целого, очевидно, будет подобен форме существования вольвокса**, где отдельные личности будут играть роль, аналогичную функции клетки (нейрона). Будет прекращена практика биологического воспроизводства и появления новых личностей, впрочем, существующие личности достигнут иммортализма (практического бессмертия). В дальнейшем степень интегрированности будет расти и приведет к появлению Мегаличности. Биологическое, даже в снятом виде, окончательно отойдет в небытие.
Данную форму движения материи, которая будет качественно выше социальной, условно можно назвать холичной*** (др.-греч. ὅλος — целый, цельный). Заканчивается эпоха противостояния природе в виде техносферы. Целое будет одновременно везде и нигде – микро- и наноносители холичного разума будут становиться все более миниатюрными, имеющиеся преобразовательные возможности сделают ненужным применение громоздких техноценозов. Геосфера и биосфера, наконец, будут оставлены в покое и восстановят свое место и роль на планете. Футуролог и фантаст А. Лазаревич видит холичное в виде «технокосма» — сложнейшей кибернетической системы, которая образуется после стирания грани между человеком и техникой и где границы между отдельными сознаниями будут довольно условными [22].
Будет ли холичная форма движения материи конечным пунктом всемирного диалектического развития? Очевидно, нет. Интеграция должна повториться на качественно высшем уровне еще раз, на этот раз во всемирное целое. Мощный разум, как качественная характеристика холичного, будет стремиться к единению с себе подобными. За миллиарды лет существования Вселенной с его миллионами галактик, множеством светил и отдельных планет, вероятно, все стадии существования, которые прошло самоустраненное общество, были пройдены и в других местах космического пространства. Состоится еще одна интеграция локальных мегаразумов, что породит следующую форму движения материи — симпаническую (др.-греч. σύμπαν — Вселенная). Собственно, в философском смысле это будет что-то вроде гегелевского Абсолюта, правда в полной его материальности, детрансцедентализованости. Говоря о таком Сверхсознании Вселенной, основатель сеттлеретики**** Я. Корчмарюк указывает на вероятное уменьшение доли "материального субстрата" до вакуумно-полевого сгустка [20]. У симпанического разума мысль и действие потеряют всякое отличие. Только симпанический уровень развития разума способен противостоять больцмановской энтропии во вселенском масштабе.
Устанет ли Мегаразум от творчества, познания и найдет высший смысл в созерцании или растворении в пространстве-времени? Будет ли зажигать звезды, зарождать жизни, следить за неразумными цивилизациями? Возможно, будет «надувать» из белых дыр новые пузырьки-вселенные?..
Литература:
1. Богданов, А.А. Начальный курс политической экономии (Введение в политическую экономию) в вопросах и ответах. – Пб.: Государственное издательство, 1921. – 174 с.
2. Богданов, А.А. Тектология (Всеобщая организационная наука). В 2-х кн.: Кн. 1 / Редкол. Л.И. Абалкин (отв. ред.) и др. / Отд-ние экономики АН СССР. Ин-т экономики АН СССР. – М.: Экономика, 1989. – 304 с. – (Экон. наследие).
3. Василькова, В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: (Синергетика и теория социальной организации). Серия «Мир культуры, истории и философии» / Оформление обложки С. Шапиро, А. Олексенко. – СПб.: Издательство «Лань», 1999. – 480 с.
4. Вейцман, Е. Естественное право // Философская энциклопедия : в 5 т. / глав. ред. Ф. В. Константинов. – М.: Советская энциклопедия, 1962. – Т. 2 : Дизъюкция–комическое. – С. 119-122.
5. Вернадский, В.И. Несколько слов о ноосфере // Успехи современной биологии. – 1944. — №18. – Вып. 2. – С. 113-120.
6. Вормс, Р. Общественный организм: Пер. с фр. / Под ред. и с предисл. А.С. Трачевского. Изд. 2-е. – М.: Книжный дом «Либроком», 2012. – 272 с. – (Из наследия мировой социологии).
7. Геґель, Г.В.Ф. Феноменологія духу / З нім. пер. П. Таращук; Наук. ред. пер. Ю. Кушаков. – К.: Вид-во Соломії Павличко «Основи», 2004. – 548 с.
8. Губин, В.Б. О методологии лженауки. – М.: ПАИМС, 2004. – 172 с.
9. Давыдов, А.А. К вопросу об определении понятия «общество» // СоцИс. – 2004. — №2. – С. 12-14.
10. Диада //Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. – М.: Советская энциклопедия, 1983. – С. 154.
11. Энгельс, Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.20: Энгельс, Ф. Анти-Дюринг, Диалектика природы. – М.: Издательство политической литературы, 1961. – С. 5-338.
12. Энгельс, Ф. Принципы коммунизма // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.4: Произведения, написанные с мая 1846 по март 1848 года.– М.: Издательство политической литературы, 1955. – С. 322-339.
13. Ивин, А.А. Философия истории: Учебное пособие. – М.: Гардарики, 2000. – 528 с.
14. История философии в четырех томах. – Т.ІІ. – М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. – 712 с.
15. История философии в шести томах. – Т.ІІІ. – М.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. – 614 с.
16. История философии в шести томах. – Т.ІV. – М.: Издательство Академии Наук СССР, 1959. – 672 с.
17. История философии в шести томах. – Т.V. – М.: Издательство Академии Наук СССР, 1961. – 920 с.
18. Кедров, Б.М. О повторяемости в процессе развития. Изд. 2-е, стереотипное. – М.: КомКнига, 2006. – 152 с. – (Серия «Из наследия Б.М. Кедрова»).
19. Конрад, Н. Жэнь // Философская энциклопедия : в 5 т. / глав. ред. Ф. В. Константинов. – М.: Советская энциклопедия, 1962. – Т. 2 : Дизъюнкция – комическое. – С. 142-143.
20. Корчмарюк Я. И. Сеттлеретика — новая междисциплинарная наука о "переселении" личности? // Новые информационные технологии. Матер. научн. — практич. семин. НИТ — 98. Моск. гос. ин — т электроники и математики, февраль 1998 г. / МГИЭМ. — М.: МГИЭИМ, 1998. С.130-149.
21. Купревич, В. Долголетие: реальность мечты // Литературная газета. – 1968. – 4 декабря. – С. 347-351.
23. Ленин, В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции // Полное Собрание Сочинений В.И.Ленина : [в 55-ти томах]. – 5-е изд. – Т.33 : Государство и революция. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 1-120.
24. Ленин, В. И. Конспект книги Гегеля «Наука логики» // Полное Собрание Сочинений В.И.Ленина : [в 55-ти томах]. – 5-е изд. – Т.29 : Философские тетради. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 77-218.
25. Ленин, В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Полное Собрание Сочинений В.И.Ленина : [в 55-ти томах]. – 5-е изд. – Т.18 : Материализм и эмпириокритицизм. – М.: Издательство политической литературы, 1968. – С. 7-384.
26. Максимович, Г.В. Беседы с академиком В. Глушковым, 2-е изд., переработанное. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 224 с., ил. – (Эврика).
27. Маркс, К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.42 : Произведения, написанные с января 1844 по февраль 1848 года. – М.: Издательство политической литературы, 1974. – С. 41-174.
28. Маркс, К. Критика готской программы // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.19 : Произведения, написанные с марта 1875 по май 1883 года. – М.: Издательство политической литературы, 1961. – С. 9-32.
29. Маркс, К. Критика политической экономии (черновой набросок 1857-1858 годов) [Первая половина рукописи] // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.46, ч.1 : Экономические рукописи 1857 — 1859 (Первоначальный вариант «Капитала»). Часть первая.– М.: Издательство политической литературы, 1968. – С. 51-508.
30. Маркс, К. Критика политической экономии (черновой набросок 1857-1858 годов) [Вторая половина рукописи] // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения: [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.46, ч.2: Экономические рукописи 1857 — 1859 (Первоначальный вариант «Капитала»). Часть вторая. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – С. 5-521.
31. Маркс, К., Энгельс, Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.3 : Тезисы о Фейербахе, Немецкая идеология, Истинные социалисты. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 7-544.
32. Маркс, К., Энгельс, Ф. Святое семейство, или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.2 : Произведения, написанные с сентября 1844 по февраль 1846. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 3-230.
33. Машкин, Н.А.История древнего Рима. Учебник / Н.А. Машкин. — М.: Высш. шк., 2006 .– 751 с.: ил. — (Серия «Классика исторической науки»).
34. Морган, Л.Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. Перевод с английского под редакцией М.О. Косвена. – Л.: Издательство Института народов севера ЦИК СССР, 1935. – 350 с.
35. Николис Г., Пригожин И. Самоорганизация в неравновесных системах от диссипативных структур и упорядоченности через флуктуации. – М.: Издательство «Мир», 1979. – 512 с.
36. Новиков А.С. Атомизация общества и ее роль в становлении «общества масс» // Теория и история. – 2009. — №2. – С. 192-197.
37. Пилипенко, Н.В. Необходимость и случайность //Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. – М.: Советская энциклопедия, 1983. – С.421-423.
38. Платонов С. После коммунизма. Книга, не предназначенная для печати / В. Аксёнов, В. Криворотов, С. Чернышёв. — М.: Молодая гвардия, 1989. – 255 с.
39. Радуль-Затуловский, Я.Б. Андо Сёэки – философ-материалист ХVІІІ века. – М.: Издательство восточной литературы, 1961. – 212 с.
40. Сагадеев, А. Маздакизм // Философская энциклопедия : в 5 т. / глав. ред. Ф. В. Константинов. – М.: Советская энциклопедия, 1964. – Т. 3 : Коммунизм – Наука. – С. 276.
41. Спенсер, Г. Синтетическая философия / Пер. с англ. – К.: Ника-центр, 1997. – 512 с. – (Серия «ПОЗНАНИЕ», Вып. 2).
42. Фихте, И.Г. Сочинения в двух томах. Т.2 / Сост. И примечания Владимира Волжского. – СПб.: Мифил, 1993. – 798 с.
43. Фурье, Ш. Избранные произведения в 3-х т. – Т. 1. / Под редакцией и с вступительной статьей А. Дворцова. – М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1938. – 312 с.
44. Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. – М.: Наука, 1974. – 247 с.
45. Ян Юн-го. История древнекитайской идеологии. – М.: Издательство иностранной литературы, 1957. – 424 с.
Примечания
* Данную характеристику не следует путать с гомогенностью, которая выражается в однородности, принудительном сравнении. Гомологичность не исключает индивидуальности как ценности, она заключается в отсутствии явных неравноценных признаков частей целого, которые антагонизируют эти части между собой и делают невозможной интеграцию в целом
** Вольвокс — род так называемых колониальных организмов, имеющих сферообразный вид. Переходное звено между одноклеточными и многоклеточными организмами
*** Следует отличать от 1) философского течения (холизм) и 2) холического принципа целостности
**** Сеттлеретика — комплексная междисциплинарная наука о переносе личности на искусственный носитель
Опубликовано:
Філософія і політологія в контексті сучасної культури. — 2017. — №4. — С. 116-130.
Моя статья 2013 года. Появилась после знакомства с творчеством Александра Лазаревича. В прошлом году он согласился на большое интервью для ФантЛаба (начало и окончание). Помню, как поразило тогда острое противоречие идей этого автора — безграничные возможности для достижения светлого будущего и идеализация "железа" в противовес человеческому началу. В то время также впечатлила книга вымышленного персонажа С. Платонова "После коммунизма". Наличие этих и некоторых других, менее обширных материалов в сети породило желание как-то систематизировать информацию о технокоммунизме и сказать свое слово по поводу этой концепции.
Мечты об идеальном общественном устройстве появились тогда, когда человечество прошло исторический этап формирования государства, а с ним и различных социальных слоев. Именно появление социального и имущественного неравенства было тем катализатором, который издревле заставлял задумываться, почему именно так устроено общество, можно ли его переустроить на более справедливых началах. Растущая доступность образования, осознание низшими общественными классами своего места и роли в социуме породили запрос на теоретическое мотивирование идеи всеобщего равенства людей, эгалитаризма. Во времена позднего средневековья, эпоху Возрождения появилось немало мыслителей и философов, которые в своих произведениях отстаивали идеалы утопического (из-за своей неосуществимости) социализма.
В середине — второй половине XIX века появилось принципиально новое философское и социально-политическое учение — марксизм. Его основоположники — Карл Маркс и Фридрих Энгельс, за основу для своей доктрины приняли некоторые положения утопического социализма, учение о диалектике выдающегося немецкого философа Гегеля и материалистическое мировоззрение, элементы которого спорадически появлялись еще со времен античности. Несколько позже Ленин дополнил теорию марксизма своими произведениями, приспособив ее к российским реалиям конца XIX — начала ХХ века.
Со временем марксизм превратился в целостно-логическую систему, состоявшую из трех основных частей — философии, политэкономии и научного коммунизма. К сожалению, в СССР марксизм превратился в догму, своеобразную «материалистическую религию», которая не развивалась и перестала отвечать требованиям времени. Между тем, классики марксизма предостерегали от такого подхода, потому как это прямо противоречит диалектике – абсурдно слепо переносить выводы об обществе XIX века на современность. История несет с собой новые факты и новые способы исследования, требующие дальнейшего развития теории [1, с.202]. Распад СССР и мировой социалистической системы, отсутствие мирового революционного процесса, который прогнозировали классики марксизма, такие новейшие явления как «общество потребления», «глобализация», якобы не предусмотренные Марксом, послужили причиной падения интереса к его учению, сформировался устоявшийся взгляд на марксизм как на архаическую заидеологизированную теорию. Несмотря на это современный глобальный рынок, новейшее общество с его стремительным экономическим и научно-техническим развитием сохраняет классическое противоречие между трудом и капиталом.
Именно научно-техническая революция, информатизация, возникновение Интернета с одной стороны и сохранение социальных противоречий — с другой послужили отправными точками для возникновения концепции технокоммунизма.
Цель данной статьи — проанализировать видение концепции технокоммунизма основными ее авторами и сторонниками, дать оценку возможности технокоммунистических сценариев развития человечества, выяснить соотношение понятий «технокоммунизм» и «марксизм», а также определить место технокоммунизма в современной футурологии. Поскольку даже в своем названии данная концепция содержит слово «коммунизм», целесообразным будет использование методологии диалектического материализма.
Собственно, полную дефиницию понятия «технокоммунизм» дает только один автор. Согласно Александру Лазаревичу, технокоммунизм – это «общественный строй, при котором все используемые людьми искусственные материальные объекты (вещи, сооружения, пища и т.д.) создаются полностью автоматизированной технической средой, в которой живут люди, без физического участия человека (без "труда") на основании информации (программ-образов вещей), являющейся общим достоянием всего человечества» [2]. Концепция в той или иной мере описывалась в публицистической литературе социально-философского, футурологического характера, а также в художественных произведениях социально-фантастического жанра. Подобная проблематика освещена в творчестве С. Платонова, А. Лазаревича, Д. Борисова, В. Стилетова, С. Трушкина. Актуальность темы статьи обусловлена необходимостью всестороннего теоретического осмысления, систематизации и анализа концепции технокоммунизма.
Едва ли не впервые детально обоснованный технический (технологический) подход к построению будущего коммунистического общества был дан Сократом Платоновым еще в 1980-х годах. Московские философы В. Аксенов, В. Криворотов и С. Чернышев, которые взяли этот коллективный псевдоним, подготовили труд «После коммунизма. Книга, не предназначенная для печати». За Платоновым, чтобы построить идеальное общество, надо уничтожить частную собственность, а не устранить ее, как это было сделано в СССР. Устранение — лишь первый этап уничтожения частной собственности. Порядок, который сейчас царит на Западе, Платонов называет «элитаризмом». Элитаризм, как и советский вариант социализма, устранили частную собственность, однако в отличии от СССР, где господствовала общественно-государственная собственность (так называемый «государственно-монополистический социализм»), в США господствующей является корпоративно-элитаристская собственность. Она устранила классическую частную собственность (в понимании Маркса) еще при президентстве Франклина Рузвельта [3, с.152].
Коммунизм является не статичным состоянием, а непрерывным движением, целой эпохой, будучи равнозначной всей предшествующей истории человечества. Его цель, по Платонову, — прекращение отчуждения, уничтожение не просто понятия «собственность», а самого факта владения, присвоения любой вещи (вещей), а также условий, приводящих к феномену собственничества [3, с.39, 51-52]; таким образом Платонов обходит условие, поставленное марксизмом: отличительная черта коммунизма — отмена не собственности вообще, а именно буржуазной собственности [4, с.438]. Платонов выделяет целых девять коммунистических способов производства [3, с.53, 176]. Пока существует собственность, но уже нет классов — это все еще коммунизм, когда же собственность исчезает — наступает порядок, условно названный Платоновым «после коммунизма» (по Марксу — «положительный гуманизм») [3, с.20-21]. После выполнения такого истинно коммунистического действия человеку возвращается действительно человеческая природа, исчезает власть способа производства, семьи, государства и т.п.
Для достижения данной цели необходимо уничтожить труд как общественное явление. Платонов развивает идею, высказанную Марксом в «Немецкой идеологии» — уничтожение труда является залогом уничтожения пролетариата как эксплуатируемого класса. Пока существуют пролетарии (класс, с помощью которого создается добавленная стоимость), частная собственность не уничтожена, а лишь устранена [3, с.83]. Автор подчеркивает четкую зависимость между трудом, как общественным явлением, и собственностью. После своей победы пролетариат ни в коем случае не должен стать абсолютной стороной общества, как при «государственно-монополистическом социализме» в СССР, он устраняет сам себя и частную собственность [5, с.39].
Сократ Платонов разработал схему воплощения идеи уничтожения труда в жизнь. Человеческий труд должен быть вытеснен из сферы материального производства. Ему на замену придут автоматизированные средства производства, которые будут компактными, децентрализованными, экологически чистыми. Уйдут в прошлое проблемы узкой специализации производства. Исчезнет давление на социум административно-технологических отношений, а вместе с ним и проклятие отчужденного труда [3, с.130]. Это автоматизированное производство в политэкономическом смысле не будет производительной силой, а будет являться силой природы (искусственной природы). Для пользования ее плодами, которые могут удовлетворить основные потребности, человеку не нужен посредник в виде общества. Человек, по Платонову, становится в полной мере Человеком, когда перестает быть элементом какой-либо общественно-природной силы. То есть создание такой искусственной природы будет настоящей, а не декларируемой реализацией идеалов гуманизма [3, с.175]. После исчезновения труда и появления искусственной природы принципиально нового типа исчезает экономика как таковая [3, с.177-178]. Без экономики и социальных отношений не может существовать государство, которое также со временем должно отмереть. Человечество уже не будет жить при полном коммунизме, поскольку он является лишь средством и движением к цели. Оно будет жить после коммунизма (о чем красноречиво говорит название книги), в эпоху, когда отойдут в прошлое любые общественные строи, когда в полной мере будут реализованы и потеряют взаимный антагонизм как коллективно-егалитаристская идея равенства, поддерживаемая социалистическими странами ХХ века, так и индивидуалистически-елитаристская идея свободы, как квинтэссенция западного мировоззрения. Отдельный индивид будет осознавать свою причастность к человечеству, будет «другом, товарищем и братом» другому индивиду, однако будет свободен от пут общественной казарменности и разного рода обстоятельств и условностей, под которые раньше нужно было подстраиваться.
Платонов в свое время предсказал вероятность построения в СССР рыночной экономики, поскольку советский «государственно-монополистический социализм» постепенно исчерпывал свои экономические возможности. Он обоснованно доказывал, что приведение эффективности труда до зарубежных показателей могло быть осуществлено только посредством введения хозрасчета, определенной производственной самостоятельности, что в конечном итоге должно было создать отечественный капитал, как конкурента зарубежного. Для того чтобы «государственно-монополистический социализм» не превратился в государственно-монополистический капитализм, а стал площадкой для построения настоящего коммунизма, Платонов предлагает усиливать автоматизацию «человеко-машинных средств проектирования регламентирующей документации», что должно уменьшить административно-чиновничье давление [3, с .216-217, 238].
Наверное, наиболее полно теория технокоммунизма развита в произведениях российского футуролога и фантаста Александра Лазаревича. Он имеет схожие взгляды с Сократом Платоновым на пути достижения совершенного общества. Любую проблему, по Лазаревичу, можно решить или техническим, или социально-психологическим способом. Когда первый способ посредством разработки новой техники может решить вопрос отношений между человеком и природой, человеком и обществом, то второй только ограничивает свободу человека [6]. Лазаревич даже скептически оценивает социальную революцию — один из основных постулатов марксизма, — как средство общественного прогресса.
Для достижения технокоммунистического идеала человек должен не просто бороться с природой, а полностью подчинить своим интересам существующую среду и решить ресурсный вопрос — одну из причин мировых войн [7].
Согласно концепции Лазаревича, в будущем ключевую роль будут играть информационные, а не материальные ресурсы. Автор утверждает: если в грядущем не будет уничтожен труд, государство, производственные отношения, может наступить порядок, противоположный технокоммунизму — так называемый информационный капитализм — строй, где информация рассматривается как товар, причем основной товар. Доступ к информации при инфокапитализме определяет статус человека в обществе, как ранее его определяло количество материальных благ. Сама вещь уже не является ценностью, ценностью есть программа, с помощью которой эту вещь (своеобразную «распечатку») изготовлено (материализовано из виртуального образа) [8]. Как известно, при всех прочих взаимодействиях материальных объектов происходит обмен веществом и (или) энергией. При этом один из объектов теряет вещество (энергию), а другой получает его. При информационном взаимодействии приемник получает информацию, а источник не теряет ее. Прекратить копирование и свободное распространение информации можно лишь какими-то искусственными мерами. Собственно, нечто подобное уже наблюдается сейчас с авторским правом в Интернете. Если данная практика будет иметь свое развитие, в перспективе возможно построение авторитарного полицейского государства, в существовании которого будет заинтересована элита, еще большего расширения социальной пропасти между кастой избранных с правом доступа к информации и подавляющим большинством населения.
При отсутствии подобного элитаризма и при наличии достаточного уровня научно-технического развития личность все больше должна освобождаться от давления общества [9]. Иначе говоря, в отличии от недавних практических воплощений коммунизма, для которых благом был коллективизм, для технокоммунизма в трактовке Лазаревича характерна тенденция к усилению своеобразного гуманистического индивидуализма.
При технокоммунизме люди должны объединяться в определенные общественные звенья на основе не предопределенных обществом условий, а на базе какой-то добровольной специализации занятий и интересов, которые определяются способностями и задатками человека. В силу ряда причин исчезнут нации, а им на замену придет совокупность индивидов, объединенных в гильдии специалистов [10]. Таким образом, индивидуальная природа человека (система интересов, умение, профессия и т.п.) рано или поздно победит родовую (принадлежность к определенной нации, этногосударственному образованию).
Не обходит Лазаревич и проблему искусственного интеллекта, простейшие формы которого на первых порах потребуются для создания новой искусственной природы.
Трактовка коммунизма Лазаревича несколько отличная от платоновской — это вечное движение, но и недостижимый идеал, что, однако, не значит, что к нему не надо стремиться. Такой же недостижимой есть и абсолютная свобода.
Концепцию технокоммунизма развивает Дмитрий Борисов. Он выделяет два сценария движения к технокоммунизму. Уже сейчас имеется возрастающая тенденция к вытеснению человека из производства и, как следствие, его удешевления. Первый сценарий предполагает мощный социальный взрыв в результате невиданной доселе безработицы. В результате государство будет вынуждено национализировать все звенья автоматизированного производства товаров. Второй сценарий предполагает осознание государством сути этой беспрецедентной проблемы и постепенный выкуп у частных владельцев полностью автоматизированных предприятий. Из этого Борисов выводит «закон трансформации капиталистических отношений в технокоммунистические»: при повсеместном стремлении производственно-логистических процессов до 100% автоматизации с соответствующим вытеснением человека из этих процессов, социальное давление, возникающее при этом, направляет стоимость произведенных товаров и услуг для потребителя к нулю [11]. Борисов признает историческую роль рынка (капитализма) как катализатора, ускорителя наступления эпохи технокоммунизма.
Похожие мысли высказывает и философ Владимир Стилетов. Он отмечает, что технокоммунизм может осуществиться уже сегодня, материально-техническая база позволяет это сделать. Однако никто не знает, что делать с массами безработных, которых должны немедленно освободить из автоматизированных предприятий. Автор предлагает неожиданный выход — предоставлять безработным большие социальные выплаты. Во избежание неравенства и предотвращения всевозможных махинаций с деньгами рекомендуется перейти к виртуальным расчетам (баллам), количество которых будет одинаковым у всех. Всем дается равный доступ к товарам и услугам [12]. Блогер Сергей Трушкин уточняет: «Все производят машины, всем управляет компьютер. Ваш труд может понадобиться людям и компьютеру и тогда вы можете не просто проедать свои 1000 баллов, а стать полезным кому-то и получить еще баллы для сверхпотребления. Т.е. сверх нормального. Потребление за вашим способностям» [13, с.48]. Будут существовать механизмы противодействия накоплению баллов, которые должны быть обязательно потраченными за определенное время. Как видим, некоторые авторы допускают, что при технокомунизме могут существовать такие понятия, как «труд», «потребление», «деньги» (пусть и в форме виртуальных «баллов»). Однако Сергей Трушкин осознает проблему, мимо которой прошел разработчик теории технокоммунизма Александр Лазаревич, — проблему свободного времени, которого будет много, а значит и проблему индивидуализации человека, ее малой связанности с другими людьми. Трушкин указывает, что выходом может быть заинтересованность других своей идеей или работой, за что будут начисляться дополнительные баллы на потребление [13, с.49] и делает вывод — если время ничем не заполнено, это будет самое страшное время одиночества и преступлений, или человечество упадет в регресс построения тоталитарного общества всеобъемлющего контроля.
Если суммировать, можно выделить основные черты технокоммунизма: автоматизированное производство (технология) и человек, полностью освобожденный от экономического принуждения (уничтожается труд). Если понимать труд как процесс между человеком и природой [14, с.456], то отныне человек не участвует в этом процессе, поскольку взаимодействие осуществляется между искусственной природой (например, биотехнологией) и окружающей средой на молекулярном уровне, то есть в пределах самой природы. Такое взаимодействие, конечно, не является трудом. Информация доминирует над материальными объектами. Теряют смысл товарно-денежные отношения, товар перестает быть товаром, любая вещь может быть изготовлена по желанию заказчика с помощью нанопрограммы из материала окружающей среды. Понятие «экономика», как совокупность процессов производства, обмена и потребления уходит в прошлое. Давление на экологию резко уменьшается или исчезает вообще вследствие исчезновения грязных производств, революции в транспортной сфере, привлечения ресурсов космоса. Прекращаются войны, потому что исчезают причины их возникновения, которые лежат в политико-экономической плоскости. С исчезновением экономики постепенно отмирает государство, а с ним и политика как деятельность, направленная на достижение власти или регулирования общественных отношений. Отпадает необходимость в содержании аппарата управленцев, значение любой элиты нивелируется. Это же касается и творческой элиты — любой при желании может приобрести нужные способности с помощью генной инженерии или модификации. Индивиды с антисоциальными задатками или стремлением к властному контролю над другими будут ограничены в реализации своих желаний с помощью биотехнологий. Вероятно, оптимальной при технокоммунизме будет глобальная система советов, — особых совещательных органов, интеллектуальных клубов. Целесообразной будет и реализация принципов «электронной демократии», голосование с помощью совершенных технических средств по всем значимым вопросам жизни человечества, в котором примут участие все правоспособные индивиды.
Человечество при технокоммунизме должно стать одним целым, а не совокупностью народов и социальных слоев. Новейшие процессы, наблюдаемые в послевоенный период, в частности вестернизация и глобализация, культурная ассимиляция и унификация, секуляризация общественной жизни, под какими бы лозунгами они ни происходили, объективно способствуют наступлению технокоммунизма. Рыночная экономика (капитализм) все еще распространяется территориально, включая в производственно-торговые процессы еще недавно полуфеодальные страны. Очевидно, пока глобальный рынок не охватит в полной мере весь мир, пока он прочно не утвердится в ныне отсталых странах, до тех пор у него будут возможности роста, будет разница в стоимости рабочей силы в отдельных регионах земного шара, будет маневр для перевода инвестиций, производственных мощностей ради получения больших прибылей. Виртуализация капитала, переход его из производственной в непроизводственную сферу, дальнейшие попытки распространения законов рынка на Интернет вряд ли дадут адекватную замену прибылям от материального производства. Все это может привести к тому, что рыночная система потенциально даст невиданный доселе сбой, выход из которого возможно будет найден или путем общественно-технологических реформ, или путем эскалации напряженности и социального взрыва. Ведь капитал уже не будет иметь достаточного ресурса для роста, а большинство населения не сможет, как раньше, удовлетворять свои потребности. Такая ситуация не будет устраивать никого.
Однако в последние десятилетия наметились и противоположные тенденции — усиление роли традиционализма, цивилизационного изоляционизма и противостояния как реакция на глобализацию. Пока существуют отдельные народы и религии, осознание себя отдельными личностями — носителями определенных национальных или религиозных признаков, что нередко формируют антагонистические мировоззрения, наступление технокоммунизма проблематично. Уменьшению роли религиозности, религии вообще в общественной жизни будет способствовать повышение материального состояния населения, рост доступности образования, выравнивание экономического положения стран, улучшение и удешевление транспортного сообщения между отдельными частями планеты, повседневное общение людей разных национальностей. Площадкой для понимания есть и общие истоки и ряд принципиальных положений авраамической (иудаизм, христианство, ислам) и восточной (индуизм, буддизм и др.) традиций. В будущем важен постепенный переход от доминирующей религиозной плоскости верования в плоскость морали и этики.
С ростом общения людей из разных частей земного шара должна расти роль международного языка, который со временем станет единственным живым языком. Проживание в сходных условиях, использование одного языка, отсутствие социальных различий, «глобальной деревни» как консерватора архаических традиций и непохожестей, разрушение национальной замкнутости, распространение практики разноэтнических браков ускорят вызревания условий для слияния всех народов в одну общность — Человечество.
Наступление технокоммунизма не противоречит диалектике и ее законам. Совершенствование технологии рано или поздно должно привести к качественному скачку — полному вытеснению человека из производства (закон перехода количественных изменений в качественные). Количественное совершенствование производства и технологии, как и поступательное общественно-историческое развитие (так называемое «ускорение истории», когда на каждую последующую стадию развития затрачивается меньше времени, чем на предыдущую) имеет гипотетическую конечную точку — точку сингулярности. Это взрывоподобный рост скорости научно-технического и социального прогресса, который, вероятно, последует за созданием искусственного интеллекта и машин, способных к самовоспроизведению. После этого технический прогресс может стать настолько быстрым и сложным, что окажется недоступным для понимания; данный факт будет иметь прямое влияние на социум. За этим, возможно, последует интеграция человека с вычислительными машинами либо значительное скачкообразное увеличение возможностей человеческого интеллекта за счет биотехнологий мозга [15].
В недрах материального мира, мира производства и экономики зародился мир виртуальный, мир информации и Интернета. Они едины и взаимосвязаны многими причинно-следственными связями. Однако информационная сфера уже сегодня сопротивляется давлению мира рынка и производства, противостоит распространению законов товарного обмена на информацию (в частности в Интернете), которая имеет совершенно другие свойства, нежели материальный объект, товар. Закон единства и борьбы противоположностей проявляется в совершенно конкретных вещах. А. Лазаревич сравнивает вызревание «информационного коммунизма» в рамках современного социально-экономического устройства с ростками капиталистических отношений в рамках феодализма. Характерный пример нового уклада — операционная система «Linux», где все желающие могли добровольно, на бесплатных началах выкладывать свои продукты в Интернете, при этом было лишь минимальное руководство (координаторы). Здесь уже ясно видно прообраз будущего «информационного коммунизма», заметны его основные признаки — бесплатность и безвозмездность труда, открытый доступ человечества к продуктам труда, самоорганизация производства на добровольных началах. Интересно, что если сравнить результаты коммунистического труда (систему Linux) с товарами, которые выдаются традиционным производством, то по многим параметрам она не только не уступает коммерческим операционным системам, а даже в чем-то превосходит их [16]. Из этого вытекает и сущность закона отрицания отрицания, в данном случае — кажущееся возвращение к первобытному обществу, когда человек пользовался продуктами природы (при технокоммунизме — искусственной природы), а на самом деле возвращения подлинно человеческого естества, подавленного классово-расслоенным обществом, где отдельное лицо стремилось попасть на верхушку социальной пирамиды, при этом переступив через себе подобных с аналогичными желаниями. Теперь же Человеку предоставляются безграничные возможности для своего творческого развития.
Следует сказать, что технокоммунизм, будучи теорией о счастливом будущем человечества, таит в себе и серьезные опасности. Если исходить из того, что труд, по Марксу, является «вечным условием человеческой жизни, и поэтому он не зависит от любых форм этой жизни, а, напротив, одинаково присущ всем ее общественным формам» [17, с.195], то уничтожив труд, в частности, общественный труд, по сути уничтожаются общественные связи, общество как таковое. Ведь производственные отношения, которые должны быть уничтожены при технокоммунизме, в своей совокупности образуют то, что мы называем общественными отношениями, обществом [18, с. 442]. Из вынужденного коллективизма, когда существуют производственные отношения, осуществляется скачок не просто к творческому индивидуализму, о котором пишет Лазаревич, а к гипериндивидуализму, что со временем, при неясных механизмах социализации молодежи, формирования профессиональных гильдий или других объединений по творческим интересам, грозит перерастанием в сплошную агорафобию или аутизм. Кстати, классический марксизм определяет стремление заменить индивидуальной изобретательской деятельностью общественную деятельность как критически-утопический социализм [4, с.455]. При минимальных общественных связях человек замыкается на семье, у него нет необходимости ходить на работу или в магазин, все необходимое он может получить с помощью нанопрограмм. Возможно, большинство так и будет делать — удовлетворять те или иные потребности. При благородном желании освободить человека от давления общества можно обречь его, таким образом, на вечное одиночество. Растущий индивидуализм и замкнутость могут поставить под сомнение наступление эры гуманистического альтруизма.
Еще один существенный момент — для технокоммунизма характерна чрезмерная идеализация технического прогресса, так называемый техницизм. Техницизм, имевший свои проявления в литературе, философии и искусстве ХХ века, имеет классическое определение — предоставление чрезмерного значения внешней, формальной стороне дела в ущерб его сути [19, с.1448]. Для техницистов характерно увлечение изображением техники, процессов производства, которые должны стать решающим фактором в формировании эстетических вкусов и взглядов людей. Так, Лазаревич истинным прогрессом считает не общественный, а именно технический прогресс [20]. Если мир технокоммунизма обязательно должен содержать нанопрограммы, которые материализуют образы вещей и постоянно самосовершенствуются, систему биомеханических организмов, которые обслуживают жизни людей, глобальную компьютерную сеть электронной демократии или что-то вроде этого, то неизбежно должен возникнуть и искусственный интеллект со значительной степенью автономности функционирования и самостоятельности в принятии решений. Поэтому искусственное сознание может однажды задаться вопросом о смысле существования человека и его власти (сценарий «бунта машин» в футурологии). Кроме того, человек сам может потерять человеческую природу, постепенно сращиваясь с машиной. Украинский философ и футуролог Станислав Бескаравайный убеждает, что правило «во избежание господства машины — надо стать машиной», может спасти человечество от потери влияния на дальнейший ход развития цивилизации» [21]. Если в будущем роль носителя коммунизма будет отдана машине [22], то постает вопрос о смысле подобного прогресса, лишенного антропоцентричности, смысле развития, где человек (глобальный Человек — общество) не занимает подобающего ему места, а есть лишь сомнительным придатком к машине.
Другая угроза касается тезиса о повсеместном покорении природы. Банальная эксплуатация, «перепланировка» в своих интересах природы, шагнувшая за пределы Солнечной системы, — не лучший сценарий развития человечества. Если Человек и дальше будет вести себя не как исследователь и ученый, а как покоритель и укротитель природы, при этом являясь ее частью, род человеческий может прийти в тупик своей эволюции. Ведь подчиненные силы природы мстят нашему деспотизму, независимо от какой бы то ни было социальной организации [23, с.303-304]. Очевидно, для технокоммунизма было бы не лишним стать биоцивилизацией, гармоничной природе.
Несмотря на указанные недостатки, идея технокоммунизма имеет перспективы для своего развития. Анализируемая концепция есть творческим развитием марксизма (особенно работ раннего Маркса) и техницизма, а также новейших футурологических течений. В целом технокоммунизм обосновывает и показывает возможность существования в будущем эгалитарного «надобщества» творческого развития, предлагая различные пути его достижения.
Литература:
1. Ленин, В. И. Рецензия. Karl Kautsky. Bernstein und das sozialdemokratische Programm. Eine Antikritik / В.И. Ленин // Полное Собрание Сочинений В.И.Ленина : [в 55-ти томах]. – 5-е изд. – Т.4 : 1898 — апрель 1901. – М.: Издательство политической литературы, 1967. – С. 199-210.
3. Платонов, С. После коммунизма: Книга, не предназначенная для печати / С. Платонов. – М.: Молодая гвардия, 1990. – 255 [1] с.
4. Маркс, К. Манифест коммунистической партии / К. Маркс, Ф. Энгельс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.4 : Май 1846 — март 1848. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 419-459.
5. Маркс, К. Святое семейство, или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании / К. Маркс, Ф. Энгельс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.2 : Сентябрь 1844 — февраль 1846. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. – С. 3-230.
6. Лазаревич, А. Техническое решение проблем [Электронный ресурс] / А. Лазаревич // Энциклопедия «Ключ к будущему». – Режим доступа к ст. : http://technocosm.narod.ru/k2f/tech_appro...
8. Лазаревич, А. Информационный капитализм [Электронный ресурс] / А. Лазаревич // Энциклопедия «Ключ к будущему». – Режим доступа к ст. : http://technocosm.narod.ru/k2f/Infocapita...
9. Лазаревич, А. Освобождение личности от давления со стороны общества [Электронный ресурс] / А. Лазаревич // Советия. Размышления о происхождении, истории и будущем советской цивилизации, о ее нынешнем кризисе и путях выхода из него. – Режим доступа : http://technocosm.narod.ru/k2f/Sovietia_6...
10. Лазаревич, А. Превалирование индивидуального над национальным [Электронный ресурс] / А. Лазаревич // Советия. Размышления о происхождении, истории и будущем советской цивилизации, о ее нынешнем кризисе и путях выхода из него. – Режим доступа : http://technocosm.narod.ru/k2f/Sovietia_6...
13. Трушкин, С. О, дивный новый мир! / С. Трушкин // БизнесLife. – 2011. – №1-2. – С. 48-49.
14. Маркс, К. Капитал. Т. ІІІ / К. Маркс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.25, ч.ІІ : «Капитал», том третий. Часть вторая (главы XXIX — LII). – М.: Издательство политической литературы, 1962. – 558 с.
16. Лазаревич, А. Вызревание коммунистического способа производства в недрах капитализма [Электронный ресурс] / А. Лазаревич // Советия. Размышления о происхождении, истории и будущем советской цивилизации, о ее нынешнем кризисе и путях выхода из него. – Режим доступа : http://technocosm.narod.ru/k2f/Sovietia_6...
17. Маркс, К. Капитал. Т.І. / К. Маркс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.23 : «Капитал», том первый. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. – 920 с.
18. Маркс, К. Наемный труд и капитал / К. Маркс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.6 : Ноябрь 1848 — июль 1849. М.: Издательство политической литературы, 1957. – С. 428-429.
19. Великий тлумачний словник сучасної української мови (з дод. і допов.) / Уклад. і голов. ред. В.Т. Бусел. – К.: Ірпінь, ВТФ «Перун», 2005. – 1728 с.
21. Бескаравайный, С. Возможный бунт машин и методы борьбы с ним [Электронный ресурс] / С. Бескаравайный // Ассоциация футурологов. Футурология. Прогностика. Моделирование будущего. – Режим доступа к ст. : http://futurologija.ru/texts/vozmozhnyj-b...
23. Энгельс, Ф. Об авторитете / Ф. Энгельс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения : [в 50-ти томах]. – 2-е изд. – Т.18 : Март 1872 — апрель 1875. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. – С. 302-305.
Опубликовано:
Грані: науково-теоретичний альманах. – 2013. — №5. – С. 58-63.
Признаюсь честно, с творчеством «идеологического классика» советской фантастики Александра Казанцева практически не знаком. Доводилось встречать довольно противоречивые отзывы о его произведениях. Но сами по себе для меня эти оценки не играли решающей роли, к тому же в соответсвующей викистатье один из поздних казанцевских циклов охарактеризован как «трилогия коммунистических утопий». Потому было принято решение проштудировать первый роман «Возвращения в грядущее».
Фабула романа «Тайна нуля» поражает своей странностью. Начнем с того что в 2076 году люди не просто научились строить межзвездные звездолеты, они уже способны летать с субсветовой скоростью. Но вот незадача, в теоретическом плане наметился какой-то ложный путь, теория относительности Эйнштейна признана неверной, ее место заняла «теория абсолютности». Согласно этой теории, проклятие космонавта, вернувшегося со звезд к своим далеким потомкам – не более чем псевдонаучная фикция. Уверовав в истинность теории, было решено запустить экипаж к далеким космическим объектам (космонавты же должны вернуться еще при жизни тех, кто их туда посылал). Ожидаемо, что покорители звезд, имея ложные представления о свойствах пространства-времени, терпят аварию. Им на помощь спешит второй экипаж.
Мир романа не тру-коммунистичен, он по-прежнему поделен на «соцлагерь» и «капстраны». Мироустройство вполне укладывается в классические советские представления. Тот, кто ориентируется в творчестве авторов ссср-овской «социалки» 1930-х – 1950-х годов, узнает характерные черты эрзац-коммунизма, представленного в романе. Между двумя супердержавами росла напряженность, потом они договорились, что на Земле должен быть установлен крепкий мир. Обновленный СССР не описывается детально, но достаточно прочитать о новой Москве, чтобы представить себе некую экологическую и энергетическую квазиутопию.
Но наибольшие минусы романа не в области социальных построений. Многочисленные сюжетные противоречия, слабые, неправдоподобные диалоги, архаичная стилистика, шаблонные герои – все это в избытке присутствует в «Тайне нуля». Чтобы не быть голословным, приведу несколько наиболее говорящих примеров:
• Первое, что пришло в голову космонавту, оказавшемуся в открытом космосе после аварии с ограниченным запасом кислорода в баллонах – а как было бы хорошо сейчас сочинить любовный сонет… Стоит ли говорить, что в этой безнадежной ситуации космонавт чудесным образом был спасен, а сонет таки был измыслен;
• В порыве эмоций девушка-дельтапланеристка прыгает на своем «крыле» с московской высотки, не обратив внимания при этом на неподходящие для полётов погодные условия. Еле справившись с ветром, она не приметила, что городская застройка кончилась и перед тем как плюхнуться в какую-то речушку, успела в уме выстроить доказательства ошибочности теории абсолютности. Во время полета была раскрыта «тайна нуля» и «коэффициент любви»;
• Прямо таки перенесенный из 1930-х годов пропагандистский эпизод с американским космонавтом Генри Гри, который оказался… женщиной. А скрывал(а) он(а) свой пол потому, как будучи женщиной, никак не мог(ла) выиграть на выборах пост сенатора. Поскольку Генриэтта возглавляет некий Союз обездоленных, надо чтобы она вернулась из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем. В итоге этот персонаж стает вице-президентом США.
Особо следует отметить попытки автора изобразить романтические чувства или показать внутренний мир женщины на страницах книги. Такое впечатление, что Александр Петрович понятия не имеет, как на самом деле происходит процесс, какие слова говорят в соответствующих ситуациях, а какие нет. Читая все это, иногда ловишь себя на мысли, что, возможно, фантаст хотел рассказать о сложном (в т.ч. и о сфере личного) простым языком, в стиле снисходительный взрослый что-то объясняет детям. Но эти намеренно упрощенные, наивные до искусственности обороты речи, всевозможные старосветские понты очень уж диссонируют с избыточными, перегруженными физическими и математическими данными примечаниями. Хотя в основном тексте этого добра тоже хватает. Потому для меня так и осталось загадкой то, для какой же читательской аудитории Казанцев писал свой роман.
…Хотя «Тайна нуля» написана и издана во второй половине 1980-х, практически ничто на данный факт не указывает. Роман и по духу, и по букве остался где-то во временах, когда жизненно важным для фантастики было чёткое следование линии партии. Если же говорить о литературных параллелях, то во многом он напоминает «Стрелу времени» Олеся Бердника (схожая проблематика, стилистика и даже отдельные сюжетные эпизоды), хотя не дотягивает до нее философским содержанием и богатством идей.
P.S. Редко, но в читательской практике бывают такие случаи, когда мало не вслух возмущаешься уровнем того, что только что пронеслось перед твоими глазами в виде строк текста. Текста, который заставляешь себя дочитать до конца. Потому смущение мыслей, возможно, повлияло на их изложение выше.
Первый роман Роберта Хайнлайна «Нам, живущим» самим своим названием апеллирует к известному «утопическому» монологу Авраама Линкольна. Текст* так и не был издан в самом начале карьеры Р.Э.Х. Очевидная причина – описание считавшихся неприемлемыми в 1938-1939 годах отношений между мужчинами и женщинами. Путь автора к известности не был легким, в начале своей писательской карьеры ему часто приходилось сталкиваться с отказами в публикации; но автор нашел способ обойти запреты и отказы. Если верить Спайдеру Робинсону, в романе «Нам, живущим» содержится ключ от всех последующих произведений Роберта Энсона Хайнлайна. Это копилка идей, которые в том или ином виде будут развиты в позднейших романах.
Аутентичная рукопись текста была, по сути, случайно найдена уже после смерти фантаста; в форме отдельной книги «Живущие» были изданы в относительно недавнем 2003 году.
«Нам, живущим», безусловно, представляет собой утопию. Как умозрительный набросок будущей жизни он интересен для специалистов и ценителей такого рода произведений. Художественные достоинства текста, напротив, довольно скромные. Именно как литературное произведение этот условный роман читается трудно, фабульно-сюжетная основа занимает не так уж много места, вещь отдает схематизмом, характеры главных героев раскрыты поверхностно. Так, вопросы вызывает авторский вариант сценария «спящий просыпается», практически равнодушная реакция окружающих на попаданца из прошлого и ряд других подобных моментов.
Итак, это утопия. Философ, представитель Франкфуртской школыГерберт Маркузе в своей работе «Конец утопии» (1967) различал два типа таких концепций. Первый тип представляет собой конструкции, существование которых невозможно в принципе в силу нарушения законов природы — биологических, физических, социальных или каких-либо других. Второй тип утопий невозможен в силу ограниченности имеющихся исторических обстоятельств, которые, впрочем, очевидно, изменятся в будущем. Другими словами есть утопия в строгом смысле этого слова – что-то несбыточное, невозможное, пустое мечтание (утопия І), а есть утопия-план, проект на будущее (утопия II). Перифразируя этимологию «Утопии» Томаса Мора, можно сказать, что речь идет о «месте, которого нет, потому что НЕ МОЖЕТ БЫТЬ» и «месте, которого ПОКА НЕТ». К какому же типу относится «Нам, живущим» Хайнлайна? Попробуем разобраться. Для удобства разобьём концепт романа на три большие блоки, которые отчетливо просматриваются в тексте – политика, экономика, личная сфера.
Политика. Роман писался в преддверии Второй мировой войны, потому тема войны и послевоенного обустройства занимает значительное место. Сбывшихся предсказаний, несмотря на все хвалебные комментарии в преди- и послесловии к книге, не так уж и много. Значительно больше попаданий «в молоко». По сути, только одно конкретное предсказание оказалось верным – объединение Европы. Угадана была также тенденция к антикоммунизму и реакции в США 1950-х (аналогия с маккартизмом) и возрождение политического клерикализма (правда, промашка с местом и временем). Все остальное – чистая фантасмагория: объединённая Европа под властью Эдуарда VIII, которая после затяжной войны (в конце 1930-х было невдомек, что атомная бомба сделает бессмысленными десятилетия военных действий) опускается чуть ли не в средневековье; диктатура в США; холодная, периодически переходящая в горячую фазу, война янки с Латинской Америкой. В конце концов, в США установилась либеральная утопия, о чем будет идти речь ниже, известно также, что в Новой Зеландии, а также в штате Висконсин победил социализм (?) С политической точки зрения в Америке образца 2086 года установлена меритократия – созданы условия для идеального функционирования выборной демократии, правит неподкупный слой профессиональных политиков. Интересно, что выборы настолько усовершенствовались, что об их результатах президент узнает через час после закрытия участков (!)
Экономика. Безусловно, экономическая тема – базис всей утопической конструкции. Хайнлайн, конечно, был знаком со многими утопическими произведениями предшественников. Очевидно, наиболее повлиявшими на его построения были романы Уэллса и Беллами. Новация Хайнлайна – широкое внедрение в тело утопии теории социального кредита. Данная концепция была популярна в 1920-х – 1930-х годах и предполагала перераспределение национального дохода с целью выравнивания социального благосостояния. По роману была проведена некая финансово-экономическая реформа: был учрежден мощный государственный банк, а могущество коммерческих банков было нивелировано. В результате вышла идиллическая и столь же неправдоподобная картина: у каждого появился счет («наследство», далекая аналогия базового дохода), некоторые граждане получили возможность вообще не работать. Из позитивных нововведений следует отметить национализацию здравоохранения, все медицинские услуги стали бесплатными.
Автор время от времени апеллирует к социализму и Марксу, пытаясь иногда уличить «красных» во мнимых недочетах и ошибках.
Личная сфера. Тут на фоне довольно сомнительных, хотя и скрупулезно-дотошных казенных построений читателя ожидает приятный сюрприз. В отношениях между мужчиной и женщиной царит… полная свобода. Да-да, несмотря на размытость и нынешнюю утерю смысловой определенности этого термина, в романе описана чистейшая половая демократия. Идеологически окрашенное явление под названием «семья» отсутствует, брак (довольно условный) заключается по устному договору, дети по желанию могут воспитываться как с родителями, так и в специальных учреждениях. Со-Жительство между мужчиной и женщиной может носить даже экзотические формы (так, гг в конце концов получает бонус в виде сразу двоих прекрасных дам), лишь бы все было по обоюдному согласию. Уходит в прошлое атавизм в виде всевозможных «общественных мнений» и государственного попечительства над личной жизнью граждан. И, наверное, самое существенное – изживается собственническое чувство ревности. Биологическая и экономическая подоплека ревности преодолена, дальнейшее существование такого рудимента стает бессмысленным.
Как ни странно, некоторые места из романа, связанные с «переделкой» под мир будущего протагониста, сильно коррелируют с идеями известного романа Николая Чернышевского.
* * *
Подытоживая, вернемся к нашей классификации утопий. Р.Э.Х. попытался обрисовать идеальную с его точки зрения, общественную организацию в границах одной страны, где бы посредством внедренных сверху реформ была создана либерально-демократическая государственно-капиталистическая система. Не выходя за рамки существующего еще в 1939 году дискурса он, проходя между Сциллой и Харибдой социализма и консерватизма, сделал попытку сотворить что-то третье, принципиально отличающееся. Как показал опыт реальной жизни (в частности, эксперименты приверженцев социального кредита в Канаде), идеи усовершенствования капитализма потерпели крах – против перераспределения доходов восставали финансово-экономические воротилы или же сами партии социального кредита вырождались в обычные право-популистские сборища. Потому пока больше оснований для отнесения концепции «Живущих» к утопиям І-го типа.
Учитывая вышесказанное, сфера личного, ярко описанная в романе, противоречит политико-экономическому утопизму. Все очень просто – в несовершенном или попросту невозможном обществе** не может быть совершенных отношений между людьми, все ведь диалектически связано…
Примечания
* Более всего эта система записей тяготеет к роману
** Пространную критику построений Хайнлайна оставляю сведущим в политэкономии и макроэкономических процессах, я лишь вкратце обратил внимание на наиболее характерные особенности