Немного интересуясь философией, обратил внимание на рекламу двух философских «трудов». Небольшой размер и многообещающие характеристики подкупали. Оказалось, не все то золото...
Широкое распространение информационных технологий изменило не только повседневную жизнь людей, но и в значительной мере повлияло на самые разные сферы общественной жизни. Одной из таких сфер стала наука, а также околонаучные изыскания, которые с внедрением Интернета получили дополнительные ресурсы для своего распространения и рекламы. Сайты, социальные сети, блоги, видеохостинги — все это в разы увеличивает эффективность пропаганды своих мыслей и идей. Тексты по альтернативной истории, криптоистории, разного рода реконструкторству, любительской лингвистике, квазиполитическим доктринам уже прочно вошли в привычную текстовую мишуру современного гуманитария — пользователя социальных сетей.
Философия, которая в обывательском сознании прочно ассоциируется с «наукой обо всем и ни о чем», до последнего времени не была затронута подобными новыми формами пропаганды. Но «все течет, все меняется», как говорил классик. В последние годы появились работы по философии, неразрывно связанные с социальными сетями и Интернетом в целом.
В данной статье будет сделана попытка проанализировать два таких опуса — «Сверхчеловек» Ярея и «Элефтерософия» Дениса Деева. Между ними много общего — оба сопровождаются своеобразной группой поддержки в социальной сети «ВКонтакте»; основной ценностью провозглашают свободу; свое мировоззрение пропагандируют исключительно через Интернет.
Философские взгляды Ярея* изложены в небольшой книге** [7], которую можно приобрести на платной основе, связавшись с автором.
Свои взгляды Ярей обозначает как «социальный материализм» [7, С. 5]. Несмотря на эту характеристику, основные положения Ярей позаимствовал из наследия Фридриха Ницше, как мы увидим далее.
Книга «Сверхчеловек» начинается с ошеломляющего читателя мнения о человеческой сущности. Автор безапелляционно заявляет, что люди «в основной массе жалкие ничтожные твари, мелкие, паразитирующие черви», а также «животные, погрязшие в собственной глупости и ничтожестве» [7, С. 9]. Всячески подчеркивая деградацию рода человеческого, Ярей не скупится на эпитеты: «бессмысленно движущиеся ливерные мешки» [7, С. 8], «стада безмозглой скотины» [7, С. 11], «жалкие людишки» [7, С. 20], «тупое, безмозглое стадо» [7, С. 31] и т.д. Для него среднестатистический человек просто «крыса» [7, С. 12].
Люди «отвратительны и мерзки в большей части своих проявлений. Отвратительна бесполезность и бесцельность жизни большинства из них». Именно, исходя из таких соображений, в книжке выдвигается неновая концепция «Сверхчеловека», противостоящего серой массе. Это аристократ духа, который совершил «возвышение над собственными предрассудками, слабостью, глупостью, невежеством и страхом... Гордый, смелый, свободный и прекрасный» [7, С. 12]. Автор тут же, правда, уточняет, что термин «Сверхчеловек» не подразумевает каких-то сверхспособностей или обозначения социальной элиты. Процесс превращения обычного человека в сверхчеловека назван в книге эффектным латинизмом «Iter ad Ortus».
В таком же духе Яреем охарактеризовано и общество: «это стадо безмозглых баранов, не способных мыслить самостоятельно, в мозгах которых лишь страх, жажда наживы, непроходимая тупость и невежество» [7, С. 47]. По Ярею, с самого рождения над человеком совершается насилие: пренебрегая свободой воли ребенка, на него постоянно давят родители, практика надругательства над личностью продолжается и в школе. Формирование очередного винтика в общественной системе — вот смысл и цель всех этих воздействий. Так как свобода личности отдельного индивидуума, понимаемая как полное освобождение от всяких моральных норм и нравственных обязательств — краеугольный камень «Сверхчеловека», становится понятным враждебное отношение к коллективизму, традиционной семье и патриархальным устоям [7, С. 46-54].
Основное понятие философии сверхчеловека — свобода. Она окружена полумистическим ореолом, «это, прежде всего, внутреннее состояние разума». Именно потому свободу всячески удушает общество, которому не нужны свободные люди.
Полностью игнорируя роль социализации и общественных факторов, Ярей меняет местами причину и следствие, утверждая то, что именно разум, а не труд сделал из первобытного примата человека. Трудовой же деятельности отводится маргинальная ниша [7, С. 78-80].
Говоря о государстве, Ярей верно определяет его как инструмент принуждения. Впрочем, автор и не думает анализировать основу этого принуждения, по марксистской терминологии, базиса, а концентрирует свое внимание на критике вторичной по отношению к нему надстройки. Мораль, религия и др. формы общественного сознания ущербны, так как они основаны на сплошных запретах. Государство же чуть ли не меньшее зло в сравнении с обществом. Идеальным же является то государство, роль которого сведена к необходимому минимуму по обеспечению свободной жизни «сверхчеловеков» [7, С. 54-55].
Трезво размышляя над ролью денег в межчеловеческих отношениях, наличием богатства и бедности, Ярей избегает анализа социально-экономической природы неравенства, пускается в пространные рассуждения о второстепенных психологических деталях, связанных с материальным благосостоянием. В соответствующем разделе можно увидеть советы для отдельного кандидата в «сверхчеловеки», но не для социальных групп, рецептов выхода из общества несправедливости тут также нет [7, С. 60]. Постоянно говоря о пользе перемен, автор ни в коей мере не имеет в виду радикальных революционных преобразований. Его путь скорее асоциален: «не уподобляйся безвольным неудачникам и поменьше общайся с ними» [7, С. 71, 73]. Во всеобщее счастье, естественно, Ярей не верит, потому как это «глупые сказки, утопия для слабоумных» [7, С. 69].
Взгляды на проблему войны и мира идеалистические. Присутствие войн в человеческой истории на полном серьезе объясняется природой человека и Вселенной, где «очень часто все сталкивается». Очевидно, немного опомнившись, сторонник Ницше далее признает наличие внутренних противоречий между людьми как истинную причину войн. Утверждается, что противоречия эти могут ослабнуть лишь при том условии, что человечество начнет колонизировать космос [7, С. 62]. Автор наивен, ведь без разрешения этих противоречий вооруженные конфликты могут продолжаться в форме «звездных войн».
В своей пропаганде крайнего индивидуализма автор просто безграничен. Брать от общества все, что только можно, ничего не отдавая взамен — идея-фикс «Сверхчеловека». Критикуются любые социальные связи. Даже любовь, которая объединяет двух любящих индивидуумов и которая (не дай бог!) способствует появлению альтруизма и углублению социализации, в книге объявлена опасным чувством, ведь в первую очередь любить надо самого себя [7, С. 64-65].
Зато к продажной «любви» отношение в книге совсем другое — проституция должна быть легализована. Не упоминая о социальных корнях проституции, автор, похоже, реально уверен в свободной воле не только «потребителей» такого рода услуг, но и тех, кто в силу разных обстоятельств, вынужден оказывать их. Повторяя избитый стереотип о «древнейшей профессии», автор выступает за снятие любых ограничений в сексуальной сфере. Автор делает неоднозначные выводы: считает, что общество не должно вмешиваться в различные аспекты от «сексуального поведения наедине с собой до абсолютно природной и логичной человеческой бисексуальности» [7, С. 50].
Значительное место в идейном багаже «Сверхчеловека» занимает атеистическая, антирелигиозная составляющая. Удивительно, но в критике религии, особенно христианства и ислама, есть много рационального — разоблачается суть комплекса первородного греха, а также реакционная идеология исламского фундаментализма. Но, в свойственной ему манере, автор нередко переходит рамки и опускается к прямым оскорблениям, хотя и твердит о необходимости свободы совести [7, С. 89-92, 96-100].
Идейной базой учения «Сверхчеловек», как уже было сказано, послужила философская система Ницше. К ницшеанству отсылает само название работы***, основная тематика, стиль изложения, система ценностей. Нигилизм, агорафобия, асоциальность, культ сверхчеловека, мизантропия — все это не оригинально. Однако, ради объективности следует, однако, сказать, что Ярей не просто скомпилировал труд своего предшественника и, очевидно, кумира, а попытался «осовременить» учение, приспособить его под новейшие реалии. Прежде всего, было исключено известное положение о «воли к власти», практически отсутствует в книге социальный дарвинизм, идеи господства «высшей касты», положения о предрешенной судьбе, отсутствует расизм и антисемитизм. Напротив, в политических взглядах ощущается апология не авторитаризма, а крайнего либертарианства, идеализированного либерализма западного образца в сочетании с антикоммунизмом [7, С. 96].
Подводя итог рассмотрению «Сверхчеловека», можно с уверенностью сказать, что за мишурой громких заявлений, эпатажных выпадов и психологических приемов кроется протест против... обывателя, бытовой мелочности и пошлости мелкого буржуа, боящегося потери стабильности своего мирка. Вся книга построена на противопоставлении идеализированного человека-индивидуума массе, копошащейся «в грязных сортирах и кастрюлях, дырявых крышах и сломанных машинах... проблемы «поистине» вселенского масштаба». Не желая вникать в природу мещанства, Ярей обрушивается лишь на внешние его проявления, не предлагая глобальный путь выхода из потребительского тупика.
Какова же социальная база подобных построений? Характеризуя философское наследие Ницше еще больше века назад, Лев Троцкий называл таковой «высшую категорию паразитенпролетариата», живущего за счет общества и ничего не отдающего взамен, жаждущего урвать жирный кусок сверхприбыли у «здоровой» буржуазии. Все это относимо к финансовым авантюристам, политическим и газетным беспринципным элементам. «Находясь в состоянии неустойчивого общественного равновесия, будучи сегодня на вершине житейского благополучия, а завтра рискуя попасть на скамью подсудимых, эта злокачественная накипь буржуазного общества должна была найти для себя гораздо более подходящей проповедь Ницше о жизни, полной приключений, чем мещанскую проповедь умеренности...» [6]. Примеряя все это к реалиям дня сегодняшнего, можно уверенно определить целевую аудиторию, на которую нацелены идеологические установки, скомпилированные Яреем: часть т.н. креативного класса, «белых воротничков» и радикалов из самых разных социальных прослоек — жителей больших городов, молодежь, ощущающую потребность в перестройке общества, видящую выход из существующего статус-кво в панацее вестернизации и индивидуализации. Их протест нацелен против ментальности и практики социального государства, распространенной на просторах бывшего СССР. «Грязное мужланство и провинциальное пуританство», в котором без труда угадывается постсоветский патернализм (ожидание опеки со стороны государства) и коллективизм (общее выше индивидуального) — вот основной объект критики; то что, очевидно, мешает обретению свободы в духе «сверчеловека» и развитию в желаемом для вышеопределенных групп направлении [7, С. 46-54]. Характерно, что много внимания в книге уделено критике семьи, точнее советско-стереотипного ее понимания («крепкая семья», «ячейка общества»), меж тем сегодняшние реалии демонстрируют как раз противоположные тенденции — «гражданские» браки, увеличение числа разводов, что не было массовым явлением в 1960-х — 1980-х годах.
***
«Элефтерософия» — еще одна работа, посвященная феномену свободы и так же, как и предыдущая, распространяемая, в основном, через социальные сети. Само название с древнегреческого языка можно перевести как «свобода мудрости» или «философия свободы». Автор — некий Денис Деев, ранее известный как автор сетевых художественных фантастических и фэнтези произведений [8].
Взгляды Дениса Деева изложены в книге — электронной публикации****, размером несколько больше 50 страниц [1].
Следует сказать, что «Элефтерософия» оказывает более позитивное впечатление, стиль изложения — профессиональный, без кричащих агиток и повторяемых через несколько страниц тезисов. Произведение более сложное и разноплановое, с претензией на смысловую многослойность.
Одно из ключевых понятий «элефтерософии» — Axis mundi, мировая ось или дерево. Данное понятие, очевидно, было взято из наследия античного идеалиста Плотина, на которого ссылается автор. В истории мировой философии, пишет Деев, очень часто мир представлялся как иерархически организованный Космос. «Данное представление о мире характеризуется встраиванием некоего заведомо организованного количества элементов в вертикально ориентированную иерархическую систему с центром виде оси (ствола Мирового Древа)» [1, С. 11]. Центрами древовидных систем может выступать понятие бога в религиозном мировоззрении, человек во взглядах эпохи Просвещения, субстанция материи в марксизме, опыт в позитивизме и т.п. [1, С. 28].
С переходом к индустриальной цивилизации (средина ХІХ века) «космическое» мировоззрение уступает место «хаосу», мировоззрению, отвергающему упорядоченность [1, С. 13]. Таким образом, выкристаллизовывается два типа философских систем — древовидные и хаотические (философия абсурда).
Древовидные системы — это «философские системы, отдающие приоритет сущности от платонизма до вульгарного марксизма», а «сущность — корень и ствол дерева, от которого как ветки отходят существование и другие акциденции» [1, С. 21].
Деев уделяет должное внимание критике экзистенциализма, как характерного представителя «абсурда», который «расцвел на почве острого кризиса капитализма в первой половине ХХ века и девальвации традиционалистских древовидных смыслов...» [1, С. 14-18]. Абсурд, царящий сегодня в обществе, одержал победу из-за того, что он больше не воспринимается как абсурд. Внутренняя пустота потребительского рая маскируется обывательским «счастливым сознанием» [1, С. 25].
Автор с левых позиций характеризует современное «общество счастливого сознания»: «проблема состоит в том, что потребительское «счастье», предлагаемое актуальной системой, не является подлинным счастьем, ибо оно построено на репрессии, на подавлении одних человеческих потребностей и гипертрофированном культивировании других» [1, С. 23].
Исходя из этих кратких вводных, Денис Деев дает определение своей философской доктрины. Элефтерософия — не «вера» и «надежда», а необходимость, «но не в смысле гегелевско-марксистской древовидной системы, а в конкретно-ситуативном экзистенциальном смысле невозможности жить и действовать иначе, так как, избрав конформизм и одномерность, мы, тем самым, отказываемся от подлинности, от свободы и бытия» [1, С. 26].
«Центрируя, мы, конечно, познаем реальность, но познаем ее грубо, неадекватно в полной мере тому, что она есть на самом деле». Исходя из этой установки, автор пытается найти «бреши» в диалектике марксизма, который считает древовидной центрирующей системой. Деев говорит о том, что марксизм страдает схематизмом и догматизмом, в то время как «то, что сегодня главное противоречие, завтра уже может не быть таковым. И наоборот, то что сегодня было второстепенным и даже третьестепенным противоречием завтраможет стать основным противоречием» [1, С. 29]. Позволим себе процитировать одну «догматическую» книгу по истории диалектики: «После того, как главное противоречие разрешено, в результате объективных условий на новом этапе развития оно становится неглавным, а роль главного начинает играть другое противоречие» [2, С. 153]. Как видим, это положение, которым автор попрекает марксизм, было не ново даже для советского марксизма-ленинизма, две цитаты фиксируют одну и ту же мысль, разве что у Дениса Деева присутствует путаница в терминологии: для него главное противоречие = основному противоречию*****. Подобные безосновательные обвинения в адрес марксизма книге встречаются неоднократно [1, напр. С. 33-34].
Далее автор развивает свою мысль об ансамблях противоречий: «это — открытое динамическое образование без центра. На него невозможно набросить сеть иерархически организованных терминов, не исказив при этом, или, еще хуже, не изнасиловав во имя своих целей, действительности» [1, С. 29]. Подобные построения, сформулированные, очевидно, в порыве увлечения критикуемым автором же экзистенциализмом, выдают слабое знакомство с работами по материалистической диалектике, которой Деев накинул ярлык схематизма. Категория существования, которую мистифицирует экзистенциализм, в диамате выступает синонимом бытия [4], а диалектическую пару образует сущность и явление, причем сущность ни в коей мере не доминирует, как это пытается представить Деев, над явлением. Сущность и явление — универсальные диалектически неразрывно связанные характеристики предметного мира. Постижение сущности составляет предмет науки [5]. Если же говорить в целом, то законы материалистической диалектики и ее категории — объективные характеристики развивающегося мира, а не «центрирующая догма» марксистов.
Примером схематизма, подгонки сложной многогранной реальной жизни под догматическую теорию может служить, по мнению Дениса Деева, история аграрной политики большевиков. «Большевики, исходя из центра по своему понятой ими марксистской доктрины, набросили на живой, крайне многоликий и неоднозначный объект социальной действительности сетку терминов — мелкая буржуазия, «середняки», «бедняки», «кулаки» и т. д. «Диалектика» аффирмативных терминов... помогла большевикам решить утилитарную задачу удержания политической власти, но она же привела их в полный тупик и, в конечном итоге, к краху. Сам Маркс допускал возможность «врастания» русского крестьянина в социализм, что видно из его слов о том, что при определенных условиях крестьянская община может стать фундаментом социализма. Однако вместо «врастания» и постепенного «растворения» в бессклассовом обществе большевики реализовали модель пролетаризации и деклассирования крестьянства» [1, С. 30-31]. Тут надо отметить, что расслоение крестьянства было закономерным результатом развития капитализма, а не выдумкой большевиков. Роль общины как социальной организации на момент прихода большевиков к власти была, в значительной мере, нивелирована как рыночными отношениями начала ХХ века, так и реформами Столыпина, способствовавшими выделению сельской верхушки. Другое дело, что в 1930-х годах крестьянство в СССР было окончательно уничтожено как класс добуржуазной эпохи, хотя термин «кулак» в 1930-х часто использовался для обозначения политической позиции крестьянства или его части, безотносительно к его социально-классовой сущности».
«Диалектика, несмотря на заложенный в ней антидогматический потенциал, все же не является стопроцентным противоядием ни от окостенения в жесткой, все более и более отрывающейся от действительной реальности древовидной теоретической системе, ни от интеллектуальной спекуляции в угоду идеологии» [1, С. 33]. Потому надо, по мнению начинающего философа, немного отредактировать всеобщую науку о развитии. Нужно перейти от «точки» (фиксации явления, что, как утверждает Деев, характерно для марксизма) к линии (движению). Уместным тут будет напомнить автору, что настоящая материалистическая диалектика никогда не ограничивалась фиксацией, тем более не представляет собой точку. Научная теория должна непрерывно творчески развиваться, не стоять на месте, качественно совершенствоваться. В этом качественное отличие материалистической диалектики от других философских направлений; именно для диалектики характерен взгляд на окружающий мир и общество во всем многообразии его развития и непрерывного изменения.
Из умозрительного деления философских систем на древовидные и абсурдистские выводится их ошибочность и несовершенство по отдельности. «Обрушение древовидных систем и образа мысли свидетельствует о том, что они не являются безальтернативно истинными». Но и доминирование хаоса (например, ницшеанского нигилизма) тоже не есть истина. Вывод автора — истина посредине [1, С. 28]. Чтобы не попасть в ловушку противопоставления Космос — Хаос, Деев обращает свой взор на разработанную французскими левыми философами Ж. Делезом и Ф. Гваттари идею ризомы — своеобразного аллегорического изображения травы или корневища, для которой характерна подвижность и самоорганизация. Ризома — противоположность неизменным линейным структурам [1, С. 32]. За этими заимствованиями видно нежелание принять существование в процессе развития сущего объективных закономерностей, и склонность к замене их на размытые рассуждения о взаимодействии порядка и хаоса.
«Срединный» путь элефтерософии основан на отрицании категории абсолютной истины (все истины относительны), любая истина — предмет творения (при этом идет ссылка на Ф. Ницше) [1, С. 46]. Данная позиция с точки зрения материалистической диалектики является агностицизмом и субъективизмом [3, С. 124].
Под конец книги Деев рассуждает об «обществе свободы», которое должно наступить на смену «общества нужды». Главная сущностная характеристика общества нужды, по Дееву, совсем не отсутствие равенства во владении собственностью, а вынужденное занятие тяжелым физическим трудом, что еще раз выдает в авторе идеалистические заблуждения, поскольку экономическое принуждение — следствие, а причина — наличие частной собственности.
Обществом свободы в книге, по-сути, обозначен коммунизм, однако само это понятие не упоминается, как и не приводятся пути преодоления «общества нужды»; автор обходится лишь общими формулировками: «по какому пути пойдет развитие, зависит от воли и разума человеческого сообщества» [1, С. 42-44].
Следует отметить, что автор иногда выходит за рамки идеалистических заблуждений, говоря о переходе к посткапитализму: «смысл «общества нужды» состоит в том, что оно — необходимая ступень к «обществу свободы», в котором жизнь освободится от стесняющих её оков, предстанет во всей своей мощи и полноте и заиграет всеми своими красками» [1, С. 49].
Подытоживая, систему взглядов Дениса Деева можно охарактеризовать как эклектическую, сформированную под значительным влиянием философии Делеза и Гваттари, Маркузе, а также античной философии (весь мир есть «хаосмос», построенный на противостоянии порядка и хаоса, системности и энтропии [1, С. 36]), в частности, Плотина, а также отдельных положений экзистенциализма, постмодернизма и даже ницшеанства. Касаемо марксизма, некоторые элементы которого используются в книге, автор, судя по всему, питает определенное предубеждение, сводя к этому термину лишь догматику лубочного марксизма-ленинизма советского периода.
Обе книги заканчиваются схожим образом. Последние страницы посвящены вероятному будущему человечества. Два автора пишут об иммортализме, постчеловечестве, космической колонизации [7, С. 103-105], [1, С. 50]. Если концепт «Сверхчеловека» стелет дорогу к обществу будущего через «возвышение» и «усовершенствование» отдельных индивидуумов, пренебрегая многими социальными связями, то система «Элефтерософии» указывает на необходимость именно общественной «свободы». В первом варианте достижение наступления «светлого будущего» — чистая утопия, поскольку путь к ней представлен в виде полного противоречий панегирика атомизации и эгоцентризма. Во втором заложено определенное рациональное зерно, но вследствие многочисленных идеалистических напластований, а также в целом из-за эклектического мировоззрения, автору не удалось показать путь перехода к обществу свободы.
Литература
1. Деев, Д. Элефтерософия / Денис Деев. — [б. м.] : Издательскиерешения,2018. — 54 с.
2. История марксистской диалектики. Ленинский этап. Отв. ред. Г. А. Курсанов. М.: Мысль, 1973.- 606 с. -(АН СССР.Ин-тфилософии).
3. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Полное Собрание СочиненийВ. И. Ленина: [в 55-ти томах]. — 5-е изд. — Т.18: Материализм и эмпириокритицизм. — М.: Издательство политической литературы, 1968. — С. 7-384.
4. Существование // Философский энциклопедический словарь: Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв,П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. — М.: Советскаяэнциклопедия, 1983. — С. 665.
5. Сорокин, А. Сущность и явление // Философский энциклопедический словарь: Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв,П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. — М.: Советскаяэнциклопедия, 1983. — С. 665-666.
6. Троцкий, Л. Кое-что о философии «Свехчеловека» // Восточное обозрение. — 1900. — NN 284, 286, 287, 289 (22, 24, 25, 30 декабря).
7. Ярей. Сверхчеловек. Iter ad ortus. — [Без указания места и даты], 120 с.
8. Litmir.biz. Список книг автора Денис Деев [Електронный ресурс] / Litmir.biz — Режим доступу к ресурсу: http://litmir.biz/a/id39465.
Примечания
* Полная версия псевдонима анонимного автора — Ярей Тенгри. Первая часть, очевидно, указывает на связь со славянской языческой традицией почитания Ярила (солнца), вторая отсылает к алтайскому пантеону, где Тенгри был верховным богом неба. Созвучен псевдониму по смыслу и основной слоган-девиз книги Iter ad Ortus (лат.) — «путь наверх».
** Книга издана типографским способом, однако в ней не указаны ни место печати, ни тираж, ни год издания. Несмотря на небольшой размер, определена автором как «философский трактат».
*** Подзаглавие «Книга не для всех, но для каждого» прозрачно намекает на известный труд Ницше «Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого».
**** В отличие от предыдущей работы, «Элефтерософия» имеет издательский номер ISBN.
***** Главное противоречие — это противоречие, которое приобретает первенствующее значение для явления или процесса на том или ином этапе его развития. Основное противоречие — одно, главных же может быть несколько.
Опубликовано на сайте «Пропаганда"