Судя по тому, как Михалков говорит и как показывает -- сейчас меня порвут на клочки. И приготовился морально.

"Мы должны защищать профессию от плохой режиссуры", сказал Михалков. Я чуть не зааплодировал...

А потом пошли отрывки.

Вот смотрю и думаю: то ли лыжи не едут, то ли я еб...нутый.

Что это, блин? (простите)

Во время первого отрывка я даже глаза протер. Думаю, какой-то совершенно ученический отрывок, как так можно? Показывали "Беззащитное существо" по Чехову. Это история о том, как некое "беззащитное существо" пришло к прожженному банкиру и отжало у него бабки. Без пистолета и угроз, а чисто на занудной харизме. Причем в совершенно посторонний банк.

Не лучший рассказ у Чехова, но забавный, и настоящее раздолье для двух характерных актеров. Студенты любят его брать. Там есть, что сыграть. А тут готовые актеры, даже круче — "академики". Ух, дадут жару.

Загорается свет. В центре сцены — стол, сбоку — стул. Я сразу узнал знаменитую мизансцену из наших самостоятельных отрывков на первом курсе. И чуть не прослезился. Только иногда мы поворачивали стол боком (дилетанты).

Началось. Костюмы шикарные, лица интересные. Задник потрясающий. Вот Кистунов, банкир, вот Щукина, просительница. Вот два отдельных спектакля, которые они играют. Актеры друг друга не видят. Исполнитель роли Кистунова наказ Станиславского "все внимание на партнере", понимает буквально — пялится на Щукину, не мигая. И даже промахнулся мимо телефона. "Щукина" — сначала наигрывает, потом роется в сумочке. Иногда смеется. Я сразу поверил, что передо мной то самое чеховское "беззащитное существо", что вырвет у голодного льва из пасти кусок мяса, а потом еще придет завтра. Щукина начала доставать из сумки предметы и играть с зеркальцем. Я снова ощутил ностальгическую теплоту. "Самостоятельные отрывки", подумал я. -"Режиссера нет, понимания сцены нет, но как стараются" А потом вспомнил, что на самом деле смотрю. Причем по каналу Культура и в прайм-тайм. Под конец актеры все же начали цепляться друг за друга, контактировать, и худо бедно прикончили "Беззащитное существо" вместе с Чеховым. Аминь. И слава богу.

А передача продолжалась.

После отрывка заговорил Михалков — опять очень толково и убедительно, и я снова начал верить — сейчас меня порвут.

Но дальше все следовало в духе первого отрывка. Некоторые отрывки были хуже, некоторые лучше. Но средний уровень — "не той ты стороной, дядя Федор, бутерброд ешь".

С режиссурой еще вопрос. Зачем столько дешевых гэгов? Отыграем зеркальце, пальцы, щебет птиц, глухота, опять щебет птиц, прыжки, эхо из цветка (я не шучу) и прочее... И так в каждом отрывке. Плюс еще куча видеоэффектов с задником. Зачем? Ни один отрывок меня не зацепил, за исключением момента, когда девушка надевает руки парня как коромысло и несет ведра. Это было выразительно.

Что еще хорошего?

Ну, пластика у некоторых актеров ничего. Пластический этюд по "Бабам" Чехова был бы неплох, будь он раза в два короче.

В общем, не совсем зря потратил время...

А потом я посмотрел "Жить" Василия Сигарева и он порвал меня пополам.

Не знаю, относят ли Моррисон к Южной школе, как Фолкнера (там в основном белые плантаторы все-таки :), но по стилю и приемам — это чистая Южная школа. Чистейшая. Безжалостное чтиво (и с долей мазохизма даже). Я несколько раз "Возлюбленную" откладывал, когда читал, на время, потому что нужна передышка. Словно мне голову напекло на кукурузном поле, перед глазами красные круги, кожа обгорела, в глотке пересохло, а ноги стерты до мяса. Такая мощь ощущений. И потом снова читал. И там понимаешь, как это — быть вещью. Рабом. Затягивающая книга, сложная по структуре и одновременно простая по сюжету, линейная, но при этом чудовищно сильная.

Да, раб-женщина — это раб вдвойне.

Потому что и с твоим ребенком сделают тоже самое, что сделали с тобой... Конечно, если ты не (спойлер вырезан, хотя он все равно указан в аннотации к русскому изданию).

Тут еще эффект. Вот когда берешься читать книгу, допустим, про концлагерь — ты знаешь, что будет невыносимо и больно, но ты готов к этому. А тут — ну это же рабы, я же смотрел "Унесенные ветром". Не все так плохо. И тут тебе, неготовому, — н-на. Вот у меня так и получилось когда-то с этой книгой. Я не провожу аналогий, не имеет смысла. Но когда в Освенцим въезжал советский танк, ты сразу понимал — рабству кранты. А тут танка пришлось ждать несколько столетий.

"Унесенные ветром" очень хорошая книга, но она, все же, не о судьбе рабов. Там именно история "Юга, который мы потеряли". И с этой точки зрения книга совершенно честна. Настоящий южанин должен "любить своих рабов и заботиться о них". Можно любить своих негров больше, чем своих лошадей. Можно наоборот. Но шкала все равно одна.

Вот мои лошади, смотрите какие лощеные. А вот мои негры, смотрите, какие счастливые.

А хотите, мы посмотрим у них зубы?

Да, сэр... А не желаете ли прокатиться на одной из этих темнокожих "лошадок"?

Тяжелая книга.

То́ни Мо́ррисон (англ. Toni Morrison; при рождении — Хло́я Арде́лия Уо́ффорд; 18 февраля 1931, Лорейн, Огайо) — американская писательница.

Гоша Куценко давно не был таким убедительным. Хотя опять, блин, прекрасный принц, пусть и долбанутый. В сцене на балконе — очень хорош.

— Шабадинова! Иди, помойся.

— Не буду. Я чистая.

— Это, Шабадинова, ты преувеличиваешь.

Руки Инны Чуриковой — это нечто. У меня бабушка с Урала, я замечал, как она по-особому, в какой-то своей — чуть птичьей манере, быстро, словно сует птенцу червяка — ставит на стол тарелку с пельменями, подсовывает тебе вилку и плошку со сметаной. И тут я увидел ее руки у Чуриковой.

Вот именно эта манера, легким хватом сверху. Но уральского выговора Чуриковой сильно не хватает:)

Вообще, актеры хороши.

То, что Василий Сигарев ученик Коляды — я понял где-то в середине фильма. Впрочем, сейчас иногда кажется, что все уральские драматурги — ученики Коляды. :)

Это уже фирменная вещь — сочетание "низкого" языка и "высокой" трагедии. С виду бытовуха, а по сути — Шекспир. Правда, которому врезали с ноги постмодернизмом, но все-таки. Плюс уральский колорит и типажи. Урал — это такая Ирландия Мартина Макдонаха. Страна маленьких людоедов и черного юмора. Только пьют больше и мороз. И пластиковые стаканчики.

Впрочем, это я скорее в общем об уральской драматургии, а не о Сигареве именно.

Имхо.

Атмосфера в фильме удивительная — холодная и голубовато-прозрачная, как вода Гудзона зимой, когда лайнер с отказавшими двигателями сел на воду и все 155 пассажиров остались живы. Вот сидишь и весь фильм переживаешь за героя Хэнкса, играющего капитана Салли. Все закончится хорошо, мы это знаем, но... В наше время недостаточно спасти людей, надо еще доказать, что ты сделал это правильно.

Хэнкс все-таки удивительный актер. Он живет каждую секунду в кадре так, что другому хватит на целый фильм. А Иствуд удивительный режиссер. Его самого в фильме словно и нет, будто это кинохроника. Но при этом он есть. Это его кунг-фу.

Странное дело. Два старика ведут рассказ, а оторваться невозможно.

— В глубине сцены еще один стол. На столе находится – бутылка водки и два стакана.

При этих словах Коля берет бутылку, рассматривает этикетку (точно водка? а градусов сколько?), хмыкает и ставит бутылку на место.

— Итак, мы начинаем. Иван... Николай... – герои кивают, привстают и пожимают друг другу руки. – Раз-два... начали!

Ведущий поворачивается и смотрит на героев.

Иван открывает бутылку и разливает водку. Закрывает бутылку, ставит на место. Иван и Коля поднимают стаканы, но, прежде чем успевают выпить, ведущий говорит:

— Забыл добавить. Одно из условий нашего этюда – герои должны молчать...

Ведущий берет со стола автомат и делает вид, что стреляет по героям очередью. Ба-ба-бах! Грохот выстрелов.

Герои падают лицами в стол.

— А кто молчит органичнее всего? Мертвые...

Ведущий, подумав:

— Или спящие.

Герои, лежа на столе, начинают похрапывать.

— Или, скажем, глухонемые.

Герои поднимают головы, обмениваются фразами на языке жестов. Один что-то спрашивает, другой отвечает («что это было?» «не знаю, а ты как думаешь?», «выпьем?» «да, конечно. Давно пора»)

Поднимают стаканы.

Ведущий щелкает пальцами. Герои застывают.

— Знаете, что такое покадровая анимация? Вы делаете один кадр... (поднимает фотоаппарат, нажимает спуск, вспышка)... потом что-нибудь меняете...

(ведущий подходит и чуть меняет положение рук героев, отходит)

делаете следующий.

(берет фотоаппарат, вспышка, кладет фотоаппарат на стол) Вот так. Чтобы получить секунду действия, вам нужно сделать 24 кадра. Это долго и муторно.

ведущий смотрит на зрителей.

— То есть, чтобы получить трех-минутный ролик, вам нужно сделать 24 умножить на 60 и на 3… будет 4320 кадров. Много. Но результат того стоит.

— Во времена старого доброго кино такую штуку использовали для создания спецэффектов – то, что сейчас делает компьютерная графика. Например, если вам были нужны танцующие скелеты... вы их получали...

Щелкает пальцами. Звучит музыка (танго).

Двое встают, вяло, с болтающимися конечностями, как скелеты. Делают несколько синхронных движений, напоминающих танец. Музыка стихает. Садятся обратно.

Опять оживают, переглядываются, поднимают стаканы, но выпить не успевают.

— Или что-то совсем простое, — говорит ведущий. Щелкает пальцами.

Герои замирают с поднятыми стаканами.

Ведущий подходит и забирает у них стаканы. Ивану вручает букет. Коле поворачивает кисть, как у голубого. Ставит на стол свечу и зажигает каминной спичкой.

Щелкает пальцами. Герои делают движение, чтобы выпить, но обнаруживают в руках совсем не стаканы. Потом Иван замечает в своей руке букет – офигевает. Коля, сообразив что к чему, улыбается, хлопает глазками – в облике появляется нечто кокетливое.

— Простейший спецэффект, — поясняет ведущий. Смотрит на героев. – Но мне не совсем нравится сюжет. Может быть, лучше вот так...

Ведущий щелкает пальцами. Звучит музыка (танго).

Выбегает грузинская прицесса. Иван поворачивается, вручает ей букет. Принцесса расцветает, делает книксен и убегает с цветами со сцены.

— Вы любите хэппи-энды? Я люблю, — замечает ведущий. – Но продолжим...

Иван поворачивается обратно, смотрит на Колю. Тот приходит в себя. Сплевывает в сердцах и гасит свечу пальцами. Иван улыбается. Они берутся за стаканы....

— Вообще, это странно.

Ведущий берет куклу, рассматривает.

— Это что-то вроде кукол вуду.

Ведущий кладет куклу на стол и берет спицу, говорит задумчиво:

— Вы можете сделать вот так... – он втыкает спицу в куклу. Коля со стуком опускает стакан на стол, водка разливается, Коля дергается в судорогах, хватается за сердце... выгибается.

Ведущий выдергивает спицу и кладет на стол.

— Интересное ощущение, правда? – смотрит на зрителей. – Просто жуть. Власть над чем-то живым. Это опьяняет, не так ли? Да, опьяняет.

Коля приходит в себя, с ненавистью смотрит на ведущего, но тот этого не замечает. Ведущий кладет на стол листок, с которого читал, поворачивается к зрителям.

Коля лепит из теплого воска от свечи куклу. Ведущий этого не замечает, продолжает говорить лицом к зрителям:

— Вы можете сделать с человеком, все, что захотите. Всё. Например...

За его спиной герой поднимает кукле руку. Движение четкое, зримое.

Рука ведущего оказывается задрана вверх.

— Что за...

Герой поднимает кукле вторую руку. Вторая рука ведущего задирается.

— Это... – говорит он.

Герои позади переглядываются, один кивает другому. Делай. Тот делает движение, словно сворачивает кукле голову.

Голова ведущего сворачивается. Он мертв. Замер в такой позе (с поднятыми руками).

Коля в полной тишине оставляет куклу на столе, выходит на авансцену, смотрит на зрителей и говорит громко и четко:

— А теперь – хэппи-энд.

Щелкает пальцами. Начинает звучать музыка, как в танце скелетов.

Ведущий танцует, как скелет.

Выбегает грузинская принцесса, как воздушное создание. Ослепительно улыбается.

Все танцуют и останавливаются на переднем плане, встав на одно колено, улыбаясь и выгибаясь, как в голливудском мюзикле.

Замирают.

Ведущий вдруг поднимает голову и говорит обычным голосом:

— Ах, да. Я кое-что забыл. По местам!

Щелкает пальцами. Принцесса убегает, герои садятся за стол.

Ведущий подходит, берет со стола лист бумаги и читает:

— А финал у нас следующий. Ремарка: наливает, они выпивают и некоторое время молчат.

Герои выпивают и некоторое время молчат.