Я думал, что не читал раньше "Страну багровых туч". А в процессе понял, что читал ее когда-то в детстве, но потом забыл. В общем, это еще далеко не те Стругацкие. Местами близко к графомании:
Зашкаливающая эмоциональность героев. У испытанного звездного капитана Ляхова в простом разговоре "от обиды дрожали губы". Если представить, что герои — мальчишки двенадцати лет, тогда — верю. Все так и есть. Или действие происходит в Фейсбуке.
СБТ — это история о том, как Быков и Юрковский стали друзьями. Венера — фон. Но история в целом какая-то недотянутая (хотя как Быков тащил на себе Дауге и Юрковского — вот это оч.хорошо сделано. И глава "Краюхин" просто отличная, взрослая и точная). И постапокалиптические черно-багровые картины Урановой Голконды — впечатляющие, конечно. Красиво и атмосферно.
Да, кто там ругал дедушку Ридли за идиотизм героев "Прометея" и "Чужого: завет"? Почитайте СБТ. Это просто гимн идиотизма! И систематическое неподчинение приказам командира, и "давайте откроем люк просто так, без проверки" и "вон там бегала какая-то черная тень, сейчас сбегаю, посмотрю, никому не сказав", и выход из вездехода без скафандра (два раза!), и "в прошлый раз нам в ракету залилась какая-то хрень, давайте еще раз откроем люк", и "у товарища кислородный балон потек, пусть возвращается один, а на корабле пусть это будет сюрприз", "эта красная непонятная хрень нас окружает, давайте еще подождем".
В общем, дедушка Ридли не виноват. Он все делал по лекалам фантастики пятидесятых. Вторая молодость, да.
СТАЖЕРЫ, Стругацкие. Что делает мир Полдня таким реальным? Работа. Вот это ощущение, что пока люди вокруг едят, шутят, выясняют отношения, носят свои пиджаки, где-то там, за кадром, идет гигантская, мощная, неумолимая работа всего человечества; работа, направленная вперед, сквозь парсеки и препятствия, сквозь боль, тернии и даже самих творцов
, сквозь километры и километры ледяной космической пустоты, сквозь астероидные пояса, галактики и туманности, туда — в глубину космоса. К далеким и ярким звездам. К сияющей и великой цели, ради которой стоит жертвовать жизнью и здоровьем, и душевным спокойствием, и сном, и отдельной человеческой мечтой, и чем-то еще.
На первый взгляд работа эта незаметна, ее словно нет. Читаю сейчас Стажеров. В кадре опять кто-то шутит, читает книги, охмуряет девушку или ловит ворон, ничего явного, но все время пятками, мышцами, всем телом ощущается вибрация, настолько гулкая, что отдается в кость. Эта вибрация живет в тебе. В каждой частичке твоего тела.
Ты и есть эта вибрация.
Словно все люди находятся на палубах огромного космического лайнера, и где-то далеко за стеной и переборками работает мощный тысячереакторный двигатель. Это идет работа будущего. Наш космолет вперед летит. Время — вперед.
Интересно. В детстве у меня тоже было такое ощущение. Только не в книге, а наяву. Я ощущал эту работу, эту палубу пятками и всей душой. Сейчас — нет.
Шли восьмидесятые годы. Мое детство.
Кто-то тогда жил в "совке". Мучился от дефицита и мечтал свалить в Америку. Я нет.
Я жил в корабле, летящем в будущее.
Я не дергался и не торопился.
Я рос и умнел. Читал книги и занимался спортом. Играл с друзьями и один. Ел манную кашу с комками, мандарины раз в год, холодные макароны в школьной столовой, больше похожие на трубопрокат, чем на еду. Я знал: все трудности временны.
Однажды придет мое время встать в ряды экипажа. Занять свое место по штатному расписанию. Перенять рычаги и штурвалы из умирающих рук.
И когда придет это время, я буду достоин великой чести.
О, капитан, мой капитан.
Я как-то даже в этом и не сомневался...
Наш звездолет вперед летит.
Иногда этого ощущения мне очень сильно не хватает.
Это я не о Стругацких. И не о саге Джорджа Лукаса.
Страшный все-таки фильм "Крестный отец". Особенно вторая часть, где Майкл Корлеоне превращается в холодную ядовитую гадину, которая убивает, потому что уже не может не убивать.
Эта неторопливая гипнотическая манера Аль Пачино.
Этот тихий голос. Почти без эмоций. Негромкая, слегка невнятная речь.
Это покачивание головой -- вправо-влево. Словно змея, которая не видит, но чувствует жертву.
И редкие моменты, когда змея бросается.
А как Майкл начинал? Романтик, идеалист. Учился в колледже. Пошел добровольцем в морскую пехоту. Хотел драться за свою страну. И -- дрался.
Всячески держался в стороне от семейного бизнеса.
А вот от семьи — не удалось.
Однажды, в далекой-далекой галактике...
С чего начинается падение Анакина Скайвокера?
С непереносимой боли.
С попытки как-то эту боль — залечить, затушить, задавить, как... как змею.
С мести.
Оказывается, мы жутко уязвимы. Вот они, наши самые больные места. Вокруг нас. Отец, мать, жена, ребенок...
Почему-то бьют всегда именно туда.
Когда стреляли в Вито Корлеоне, ранили Майкла. Он бы выкарабкался, наверное... но за отца надо мстить. Потому что так бы сделали вы и я.
Потому что это больно — когда стреляют в дорогого тебе человека. Потому что когда стреляют в тебя — стреляют всего лишь в тело. Это не так страшно.
Когда стреляют в твоего отца... или в твоего ребенка — стреляют в твою душу.
Как ни странно, в одиночку мы страшно сильны. Как нам почему-то кажется.
И Майкл мстит. Казалось бы, теперь все.
Потом враги убивают Сонни, старшего брата. Потом взрывается в автомобиле беременная Аполлония.
Раненый Майкл... нет, Майкл не торопится. Ему больше некуда спешить. Он будет долго ждать нужного момента. Змеи вообще очень терпеливы.
Просто в один прекрасный момент все, кто причинил душе Майкла боль — умрут.
Самые страшные палачи получаются из людей с совестью.
Темная сторона Силы не скрывает, что она — зло. В этом ее привлекательность. Помните, лирическое отступление в конце второй части КО — там, где семья Корлеоне ждет прихода Вито? Сегодня у Крестного отца — день рождения, поэтому стол праздничный. Они все веселые, подшучивают друг над другом, шумные. И Майкл — серьезный и задумчивый.
Мрачный.
Может, потому и Майкл и стал таким? Потому что он единственный понимает, какому злу отдает душу?
Для остальных это — просто семейное дело. Для Майкла — путь во тьму.
Вы замечали, как меняется цветовой тон на протяжении второй части? От светлых, ностальгических тонов, от открытого простора Италии, где теплый ветер шевелит белье — до узких помещений, где сидит Майкл, capo de tutti capi — в черном костюме, в черном душном помещении (кажется, что потолок низок, что все здесь длинное и плоское — змеи ведь живут в норах?), что из всех цветов остались только красный и черный. Тени черные и тягучие, как смола. На полу лежит ковер цвета крови — ковер, с которого началась карьера Витто Корлеоне, отца Майкла.
В кресле сидит Майкл — который никого и никогда не прощает.
Он опять победил.
Он всегда побеждает.
Финал второй части "Крестного отца" уходит в темноту.
И, кажется, осталось совсем немного — и мы услышим хриплое дыхание лорда Вейдера.