P.S. Напоминаю, что идет подписка на Войну-56 Убить Ктулху и все-все-все.

СКИДКИ! Сегодня последний день цена 69 рублей!

Поддержи автора в борьбе с мертвым богом и читай первым!

Сейчас я хочу наладить контакт напрямую. Здравствуйте, дорогие читатели (и, конечно, писатели)! Меня зовут Шимун Врочек. Я автор романов "Питер", "Дикий Талант", "Рим" из серии Этногенез и полусотни рассказов. Я -- один из создателей проекта "Кетополис". Я папа Златы и Василисы:)

Это мой новый проект. Надеюсь, он вам понравится. Он называется:

ВОЙНА-56

Это совершенно милитаристкий, хулиганский, постмодерновый, приключенческий, сексисткий и сложный роман. С кучей сюжетных линий и долбанутыми на всю голову героями. Эмоциональный и безумный. Комедия и хоррор.

50-е годы XX века. Рок-н-ролл, Элвис, Холодная война. Бог с головой осьминога проснулся и человечеству -- каюк. Но Ктулху еще не знает, с кем связался. У людей есть гордость и атомная бомба. И воздушные платья Грейс Келли цвета морской волны...

Нет, это не стеб. Это совершенно серьезно.

Спасибо за внимание!

Читать пробные главы романа и подписываться на черновик можно ЗДЕСЬ.

Меня настигает печаль.

Я боюсь потерять хрупкую, загоревшую до коричневого цвета бука, фигурку отца.

Воспоминания — словно снеговые глыбы, тающие в безбрежном море памяти. Времени больше нет. Времени больше не будет.

Отец сидит на гребне волны в плетеном кресле, голый по пояс, худой, как щепка, выдубленный Кожаный Чулок — Натти Бампо, Соколиный Глаз, его голубые глаза спокойны и отрешенны, в руке сигарета. Он курит и смотрит в никуда, щурится от дыма, а брызги времени захлестывают его раз за разом. Иногда мне кажется, что до него — рукой подать. Отец сидит, закинув ногу на ногу, наклонившись вперед, оперев локоть о колено, курит и смотрит в бесконечность, щурится по привычке, а я словно смотрю на него, на его отрешенное красивое лицо, в морщинах, с заросшим уродливым вертикальным шрамом над левой бровью (тогда его откачали, отлежался в реанимации и вышел), и надеюсь его не потерять. Снова.

Как мало мы помним. И как много мы забываем.

Брызги времени летят, смывают крыльцо бани за спиной отца, красный кирпич, смывают кусты вокруг и его третью жену, и усталость, и обиды, и что-то еще. Остается только он, мой отец.

В последний вечер, когда я его видел, мы сидели с ним на кухне после бани, пили кофе из кофемашины и смотрели дурацкий фильм "Неваляшка" про боксера-неудачника. И смеялись.

Невозможно быть писателем, если у тебя эйдетическая память. Я так думаю. Воображение на самом деле живет где-то между уцелевшими нейронами, в пустоте, там, где исчезает время. Лев Толстой говорил, что помнит, как его младенцем крестили. Помнит гулкие голоса, летящие под сводом церкви, колеблющиеся огоньки свечей, руки священника, холод воды в купели. Страх и крик. Сомневаюсь. Этот дворец создан силой воображения. Все наши дворцы созданы воображением.

Мы строим воздушные замки на фундаменте из снеговых глыб, а бумага превращает их в бетонные столбы, вбитые в дно океана.

И за всем этим стоит страх.

Страх все забыть.

Времени больше нет. Времени больше не будет.

Поэтому мы находим два-три, от силы десяток уцелевших нейронов, которые, возможно, были в той церкви и в той купели, и присоединяем к ним тысячи и тысячи других, которые никогда там не были, и наводим между ними связи, крепи, канаты, протягиваем цепи. Сплетаем силой воображения и эти руки, держащие нас над водой, и качающееся в воде отражение младенческого тела, и густой бас священника над головой, и порыв сквозняка, когда на мгновение приоткрыли дверь, и колыхание свечей в тот миг, и изменившиеся лики святых, и запах ладана и масла, и ощущение теплой капли, стекающей по лбу... И страх и крик, мечущийся под куполом. И белый голубь, медленно и беззвучно плывущий в далекой синеве купола...

И мой отец, сидящий у крыльца бани.

"Привет, Дим". Он поднимает голову и улыбается.

— Привет, пап, — говорю я. — Как твои дела?