Рассказ, написанный в тот момент, когда я фактически вешался с первым "Римом". Теперь я вешаюсь со вторым
Спасибо Александре Давыдовой за идею и адыгейские сказки! Это было чудесно
СЫН БЛЯГО
1. Джек
Зовите меня Джек. Вообще, если честно, я хотел, чтобы меня называли Язон. Или Тезей. Или, например, Монко -- как того крутого типа из старого земного кино. Это фильм обожает смотреть мой старик, когда напьется (то есть, каждый вечер).
Это хорошие имена.
А меня назвали Джек.
Нет, вы правильно поняли.
Как Джека Потрошителя.
Но я никого не убивал. Честно. Хотя иногда и очень хотелось.
* * *
Начну издалека. Роддом. Космические ясли, где папа улыбался кибернетическим медсестрам (что характеризует его как нетрезвого романтика), а мама пыталась выдавить из себя меня и никому не улыбалась. Что, видимо, характеризует ее как рожающего практика.
Сосуды в ее глазах лопнули.
Но она все равно была прекрасна. Когда меня, пищащего и нудного, положили ей на руки, мама улыбнулась чудовищными красными глазами и сказала:
— Мой Джек.
На самом деле мама хотела назвать меня Язон. Или Тезей. Но папочка заявил, что назовет меня Монко, как героя Клинта Иствуда. Мама сузила красные глаза. Она ненавидела этот фильм. Это фильм отбирал у нее папу и вечерний ретро-повтор "Санта-Барбары". Теперь дурацкий вестерн собирался отнять у нее античного сына Язона. Или Тезея. Или Мейсона (кажется).
Но мамочка всегда была не промах.
Она не сказала "только через мой труп", как сделала бы на ее месте другая, менее целеустремленная женщина.
Она сказала: только, сука, попробуй. Убью.
"Хайби!" — укоризненно сказал папа и замолчал. Он вдруг вспомнил, что мама родилась в трущобах на старой Земле. Момент был напряженный. Мама могла в горячке позабыть, что является ученым с галактическим именем. А умереть героем папа рассчитывал на работе. Он был капитаном дальнего космического плавания.
"Назовем его Джек, — решил папа. — Кажется, в твоей Барбаре тоже есть кто-то с таким именем?"
Мама кивнула. Мир был восстановлен.
"А в вестернах Джеков как грязи", — небрежно добавил папа.
Так я в первый раз послужил компромиссом, а папа не умер.
2. Фиона
Имя, как у глуповатой дурочки с соседнего факультета, к которой ты зачем-то подкатывал на вчерашней вечеринке.
Фиона. Это моя планета.
Буйство нестабильных ДНК. Заросли лжебаобабов, насиженных лжеворонами, среди лжестволов которых бегают лжецератопсы (или как их там?). До прихода землян на Фионе все цвело и пахло. С приходом -- все начало вонять, тухнуть и отмирать. Другими словами: стабильные земные ДНК нагнули нестабильные фионские и круто их поимели.
Это я узнал из доходчивых объяснений мамы.
Которая, хоть и была микробиологом и доктором наук, все равно мыслила сугубо трущобными понятиями "кто сверху, тот и главный".
Студенты обожали мамины лекции. Я тоже.
"Каждый землянин -- это генератор стабильности, Джек. Ты садишься попой на землю и вокруг тебя начинают отмирать нейробиотические связи. Джек, ты слушаешь? Ты помыл руки, Джек?!"
"Ну, ма-ама."
"Ешь свои хлопья. В радиусе трех метров вокруг твоей попы образуется аналог земной биосферы... Зачем ты засунул кошку в центрифугу? Ее тошнит! Джек!"
"Ей было скучно".
* * *
В возрасте восьми лет я узнал, что уникален. Как у всех гениев, это произошло в самый неподходящий момент.
— Джек Астрагрид! — строго сказала учительница. Я подскочил. — Пожалуйста, вынь голову товарища из унитаза и следуй за мной.
В кабинете директора меня ждали новости. Потные и лысые. Мужчина из департамента сказал "Поздравляю, молодой человек!" и пожал мне руку. Потом сказал, что моего папу уволили в герои.
Он имеет право носить черный мундир там, где захочет, только не там, где это будет раздражать руководство космофлота.
Другими словами: одни стабильные земные ДНК нагнули другие стабильные земные ДНК и круто поимели. Папа больше не капитан.
Для меня это означало, что доказывать законы Архимеда теперь придется в другом месте. И элитная школа радостно открыла мне шлюз на выход. Имеешь скафандр? Вали путешествовать! В иллюминаторе задумчиво плыл голубовато-фиолетово-желтый диск Фионы.
К челноку меня провожала учительница. Она же помогла мне пристегнуть шлем.
"Джек, тебе сейчас не до этого. Но все же — ты пытался утопить своего товарища?".
"Нет, мэм. Я проверял, вытеснит ли его голова положенное количество жидкости, мэм. Первый закон Архимеда, мэм".
Я соврал.
На самом деле в унитазе завелась какая-то гадость и ее нужно было срочно стабилизировать земными ДНК. Мама бы меня поняла.
Зато учительница не поняла и растрогалась.
— Ты уникум, маленький Джек! — сказала она и поцеловала меня в шлем. Ее можно понять. Она была учительницей физики.
Весь полет до Фионы я разглядывал след ее бесцветных губ на прозрачном забрале.
3. Папа
Он у меня капитан космического дальнего плавания.
Именно он привел легендарный первый корабль колонистов на Фиону. На этом корабле было двадцать три тысячи человек, двести сорок три вида земных животных, и мама.
Мама в то время была еще молодая, но уже умная.
Они вращались в разных кругах. Папа капитанил, мама ученила.
И тут папа неосторожно решил к ней подкатить. Он шел по коридору с бокалом мартини в руке, слегка покачиваясь и напевая. В бокале плавала оливка. И тут папа увидел ее. Она сидела на диванчике с книгой.
"Что вы читаете?" — снисходительно спросил роскошный капитан дальнего космического плавания.
"Адыгейские сказки", — спокойно ответила мама и подняла голову. Стальной взгляд трущобной красотки пронзил папу насквозь...
Он бросился к ее ногам.
Как многие властные мужчины, папа искал в своей жизни еще более властную женщину. Правда, он этого не знал и перепортил до встречи с ней множество других женщин.
"Вас тошнит?" — спросила мама на всякий случай.
"Какая милая ножка, — папа поднял голову. Он знал, что у него красивые глаза. — Чудесный изгиб..." -- и нежно провел пальцами. В тот момент папа еще не знал о чудесных свойствах другой маминой ноги. Удар!
Очнулся папа с синяком и уже влюбленный.
* * *
Охота на Фионе.
Удовольствие для настоящих мужчин, которым нечего терять. Так говорит папа. Он вообще любит ни к месту вставить пару афоризмов.
Перед нами простирается фионийское болото в первозданной, желто-фиолетово-черной кипящей форме. Чужие, нестабильные ДНК.
И сейчас земные ДНК, затянутые в зеленые комбинезоны, слегка порезвятся.
Взревывают двигатели. Поехали.
Папа увлекся охотой еще до моего рождения. Главное, объяснял папа, успеть разглядеть, чего ты там убил, до того, как оно превратится в какую-то земную хрень. Что я, уток не видел? Или там ежиков?
Мы разворачиваемся на своих шлепоходах, поднимая волны. Брызги от папиного шлепохода заливают меня с ног до головы...
Привал. Я отплевываюсь, папа смеется. Я знаю, что он это специально сделал.
"Как-то я убил забавную тварь, Джек. Но, видимо, ее успели сожрать до моего возвращения".
"А почему забавную?".
Папа повернулся и посмотрел на меня капитанским взором.
"Она не менялась, Джек. Я восемь часов пробыл рядом с ней, а она не менялась".
Будь это не мой отец, я бы рассмеялся.
Я знаю, что такого быть не может. Стабильность местных ДНК — миф, ерунда. Земные ДНК изменяют чужую биосферу в течение максимум получаса. Если я сяду посреди болота, через час вокруг меня образуется земная биосфера три метра радиусом. Все фионийское, попавшее в этот радиус, видоизменится и станет земным. Уток можно будет есть, яблоки срывать и надкусывать... От тигра или медведя отбиваться ногами.
Тварь, которая не менялась? Бред.
"Па, а ты бы не пил... В смысле, она точно была не с Земли?"
Папа смотрит вдаль, в кипящую фиолетово-желтую массу лжеболот, и лицо его на мгновение становится стальным. Словно папа снова на мостике космического лайнера и ему пора наматывать парсеки на гипердвигатель.
В следующий миг его лицо обмякает. Неудачник, как говорит мама.
"Эта тварь напоминала кошмарный сон, Джек. И я до сих пор хочу найти еще одну такую. Веришь мне?"
Я киваю. Я просто не хочу спорить.
4. Знакомство
"Это твой дядя Бляго. Что нужно сказать, Джек?"
Я чешу затылок. Затем открываю рот...
Мама хмурится:
"Нет, Джек! Почему у вас синяя поросль на лице — это не то, что мы обычно спрашиваем у родственников... Нет, ты не можешь взять пробу слюны. Это невежливо. Джек, перестань!"
Я перестаю. На время.
Дядя Бляго огромен. Никогда не видел таких огромных людей. Я сам выше многих, выше своего отца на голову. А мне всего тринадцать лет. Что будет, когда я вырасту? Даже мама не знает, а она знает все.
Я стану таким, как дядя Бляго?
С минуту я обдумываю такой вариант. Потом решаю: лучше уж застрелиться. Из папиного бластера.
Дом родителей — это лаборатория, врезанная в настоящее мексиканское ранчо. Два этажа, кабинет отца отделан деревом. Правда, находится все это на Фионе. Я выглядываю в окно, вишу на перилах. Смотрю, как по зеленой равнине бегут тысячи земных лошадей. Если лететь на вертолете, видно, как перед бегущим табуном фиолетово-желтая каша-размазня на глазах превращается в зеленую траву.
Стабильные ДНК. Интересно, сколько из этих лошадей — фальшивые?
Я возвращаюсь — может быть, слишком рано. Или слишком бесшумно.
И вижу: тот, кого называют моим дядей, кладет маме руку на плечо.
Секунда, вторая... сейчас мама ее сбросит!
Рука лежит.
Я выдыхаю.
Мама не отстраняется. Наоборот, она придвигается ближе.
* * *
Знакомое имя. Я забиваю его в поисковик. Читаю:
"Бляго — дракон, олицетворение злых сил природы".
Я поднимаю глаза и вижу заголовок. Он гласит: "Сказки народов мира. Адыгея".
Тварь, думаю я.
5. Мама
— Хайби, — сказал папа. По капитанскому лицу текут слезы. — Хайби.
Мама выпрямилась. Гордая, с железной волей. Женщина, что выросла в трущобах, а стала ученым с галактическим именем.
Она бросает на меня умоляющий взгляд.
Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Сажусь за мамин терминал, вбиваю пароль. Еще бы мне его не знать. "Мейсон", идеальный мужчина из "Санта-Барбары", ретро-сериала, который даже древние старики уже не смотрят.
Слышу, как за стеной говорит отец. Как настоящий мужчина, он не может рыдать. Он может только повторять ее имя с различными интонациями:
— Хайби.
Интонация отчаяния.
— Хайби.
Интонация любви.
— Хайби.
Интонация смерти.
Я открываю дневник опытов и читаю:
"Объект: Бляго. Стабильность пробы ДНК — восемьдесят девять процентов".
Ничего себе, думаю я. Единственный стабильный организм на Фионе — и к тому же разумный. Еще результаты тестов. И короткая запись маминым почерком:
"Язон, Тезей — полубоги. Ха, смешно. Надеюсь, у меня получится. И надеюсь, мой ребенок меня простит. Но это так важно. Лишь бы все получилось. Лишь бы".
Поднимаю голову:
— Получилось, ма? — спрашиваю я вслух.
И вдруг понимаю, что все кончено.
— Хайби, — слышу я за стеной.
Интонация смерти?
Выстрел бластера беззвучен. Проклятье! Я бросаю мамин терминал и врываюсь в комнату. Останавливаюсь. Пытаюсь вдохнуть.
Мама лежит на диване, откинувшись, глаза открыты. На белой блузке черная точка — лазерный ожог. Из маминой руки выпала книга, скатилась на пол...
Папа в черном капитанском мундире сидит у ее ног и раскачивается. Он совсем седой.
"Мой Джек". Мне чудится мамин голос. "Зачем ты запустил кошку в центрифугу?" "Ей было скучно".
В руке отца бластер.
Я поворачиваюсь и выхожу в дверь. В покрасневших глазах стоят слезы.
6. Сын Бляго
Меня зовут Джек.
А не Язон, не Тезей, и даже не Мейсон (кажется)...
Меня зовут Джек.
Как Потрошителя.
Папа кивает мне, я киваю в ответ. Мы идем. Рукояти бластеров мокрые под нашими ладонями.
Бляго. Тварь, которая не меняется. Стабильное ДНК в мире Фионы.
Мой настоящий отец.
"Когда-то я убил забавную тварь, Джек", сказал отец.
Нет, папа. Ты его не убил. Ты его только ранил. Бляго ушел по твоему следу и нашел наш дом.
Убивать его придется сегодня.
* * *
"Джек, я твой отец". Вот что могла сказать эта тварь. Но не сказала. Толстое огромное тело фиолетово-желтого оттенка оплывает на глазах. Он уже совсем не похож на человека...
Он был похож на человека только рядом с моей мамой.
Я поднял голову и убрал бластер в кобуру. Я никого не убивал. Честно.
Это сделал мой отец.
Смешно. Оказывается, он тоже был похож на человека только рядом с мамой.
А потом мы с папой сели на шлепоходы и поехали к солнцу. К огромному красному диску, заходящему за фиолетово-желтый край Фионы.
Каждый — в свою сторону.
облако тэгов
