Может быть кому-то захочется почитать о текущих достижениях и планах прошлогоднего дебютанта — Роберта Хейса, автора «Ереси внутри». Если да, то предлагаю вашему вниманию небольшое интервью, взятое у него Михиром Ванчу из Fantasy Book Critic.
MW: С возвращением на Fantasy Book Critic. В то время как большинство писателей вполне комфортно себя чувствуют во вселенных своих дебютных произведений, ты всем вопреки написал самостоятельный роман о совершенно другом мире. Из каких соображений ты пошёл на этот шаг?
RJH: Спасибо, что пригласили меня ещё раз. Думаю, что я захотел сделать что-то другое; проведя последние пять лет в работе над миром трилогии «Связующие узы», я захотел передышки. Как наверное и у любого автора фэнтези, в моём воображении крутится несколько миров и целый сонм происходящих в них историй.
Во время написания «The Price of Faith» у меня появилась идея рассказа с участием двух основных персонажей «It Takes A Thief To Catch A Sunrise» («Чтобы поймать рассвет, нужен вор»), и после того как я перенёс её на бумагу, она меня настолько очаровала, что захотелось пойти дальше и переделать её в полновесный роман.
MW: «It Takes A Thief To Catch A Sunrise» будучи историей ограбления находится во многих милях от твоего гримдарк-дебюта в плане персонажей, мрачности сюжета и языка. Ты почувствовал необходимость написать столь отличающуюся вещь или этого потребовала сама история?
RJH: Понемногу и того и другого. Сама история не нуждается в большом количестве насилия, секса и брани, поэтому я сознательно постарался использовать их по минимуму. Мне кажется, что поведение персонажей — это отражение их мира. Мир созданный для «Связующих уз» — тёмный, суровый, жестокий и непрощающий, и населяющие его персонажи — его достойные чада. Мир «It Takes A Thief To Catch A Sunrise» полон интриг, обмана и надежды, и мне кажется, что герои отражают эти качества.
MW: Пожалуйста расскажи, как родился «It Takes A Thief To Catch A Sunrise»? Что вдохновило тебя и чего ты пытался добиться в этом романе?
RJH: Итак роман начался с рассказа, происходящего в мире, идею которого я уже приличное время разрабатывал: немного стимпанкообразной науки, немного магии стихий и немного религиозного фанатизма. Всё в кучу, я знаю, но надеюсь, что в конце концов мне удалось всё увязать. :D
Мне нравятся истории о мошенниках. От фильмов вроде «Одиннадцать друзей Оушена» до книг а ля «Обманы Локки Ламоры» Скотта Линча. Мне импонирует идея команды воров, которая против невозможных ставок похищает то, что нельзя украсть. В то же время мне хотелось добавить романтических отношений Бонни и Клайда (только без массовых убийств), написать о паре, средоточием всей жизни которой являются очевидная и глубокая любовь, испытываемая ими друг к другу, и трепетный восторг от кражи.
MW: Итак роман переиздаётся, причём под новым названием и обложкой. Расскажи нам о причинах.
RJH: Я решил перезапустить «The Northern Sunrise» из-за возможного продолжения и с желанием поменять обложку на более привлекательную. В моей голове был образ и я нашёл художника, который мог бы его достойно реализовать (и он это сделал). Потом я убил месяц на попытки придумать новый заголовок. Неожиданно моя сестра предложила вариант: «It Takes A Thief To Catch A Sunrise» и он мне мгновенно понравился. Он позволяет написать продолжение (или продолжения) начинающееся с «It Takes A Thief ...».
MW: Персонажи в «It Takes A Thief To Catch A Sunrise» являются одним из основных достоинств книги. В частности Изабель и Жак, с их тёплыми и трогательными любовными отношениями. Кроме того опасно восхитительны Амори и Францеза. В чём секрет создания образов таких интригующих и изощрённых людей?
RJH: Мне кажется, что в этом очень сильно помогает взросление в семье мамы-психолога. :D Я пытаюсь создавать реалистичных персонажей, давая им сильные стороны и недостатки, надежды и мечты, а также конфликты с другими героями и с собой.
MW: Так всё таки, это будет одиночный роман, и если да то, что ты будешь писать дальше? Вернешься ли ты в мир трилогии «Связующие узы»? Если же нет, то на чём ты сосредоточишь внимание в продолжении?
RJH: На данный момент я таки планирую продолжение, но пока до него ещё далеко. Его события будут происходить в другой части мира, где стихийная магия гораздо сильнее, а Жак и Изабель столкнутся с очень сильной конкуренцией. Тем не менее, следующий мой проект — это «Best Laid Plans», серия продолжающая «Связующие узы», в том же мире и с некоторыми старыми персонажами, но с гораздо большим количеством пиратов.
MW: Спасибо ещё раз за твоё время. Чего твоим поклонникам стоит ждать в 2015 году и в дальнейшем?
RJH: Ещё раз спасибо за приглашение. В мае этого года будет переиздание «The Price of Faith» (третьей книги трилогии «Связующие узы») от Ragnarok Publications, ну, и остаётся возможность, что первая книга «Best Laid Plans» появится до конца года.
https://fantlab.ru/art34">http://www.fandom.ru/inter/icons/ashmarin..."> Яна Ашмарина перед открытием своей выставки на "Страннике — 2001". Фото Владимира Ларионова.
Как случилось, что ты стала заниматься иллюстрированием фантастики и фэнтези?
Исторически сложилось, поэтому ответа типа: "Ах, да мне она всегда нравилась, фантастика, в смысле, с самой первой пеленки представляла, как буду ее иллюстрировать" — не дождёшься.
Иллюстрация уже создана в воображении, когда ты приступаешь к работе или неизвестно, чем закончится процесс? Как много времени уходит на "изготовление" одного рисунка?
Это, вообще-то два вопроса, а не один. Чем закончится процесс, абсолютно неизвестно. А время зависит от размера рисунка. От дня до месяца.
В основном ты используешь тушь и перо, а как насчет других техник живописи?
Перо и тушь и живопись — несколько разные вещи. Перо и тушь — это графика. Другими техниками живописи по мнению большинства я не владею.
Тебя обвиняют в чрезмерной любви к ориентализму. Прокомментируй, пожалуйста.
Ни разу не слышала подобных обвинений. Очевидно, яму копают где-то в других местах, а не там, где мне приходится бывать. Если серьезно, то я рада, что обвиняют. Значит, получилось.
Почему в собрании сочинений Толкина, выпущенном издательством "Terra Fantastica" совместно "АСТ", твои рисунки к "Властелину Колец" не вошли в соответствующие тома, а появились в книге "Толкин и его мир: Энциклопедия"?
Потому что Толкин — проект почти полностью "АСТ", а там не любят платить. Ни художникам, никому. А художник моего уровня стоит денег. В "АСТ" не всегда любят даже писать имя художника, чьи работы они используют. А энциклопедию делали уже мы.
Ты по-прежнему иллюстрируешь только любимые книги или соглашаешься работать по заказу, за соответствующую оплату? Поступают ли они (заказы)?
Я соглашаюсь работать по заказу за соответствующую оплату, если книга мне нравится. Все остальное идет лесом. Заказы поступают, хотя и не так изобильно, как раньше. Издатели опять вошли в полосу экономии бабок на чем только можно, а культура издания книги идет ситхам на рога.
Говорят, что Урсуле Ле Гуин, настолько понравились твои рисунки к ее роману "Левая рука тьмы", что она запретила другим художникам иллюстрировать эту книгу. Правда ли это?
Так говорят.
В брошюрке "Who is Who", традиционно выпускаемой к очередному Конгрессу фантастов России, тебя несколько неуклюже называют одним из "отцов-основателей" премии "Странник". Поведай, как все начиналось?
После одного из Интерпрессконов, на квартире у другого отца-основателя выпивало и закусывало несколько человек, известных (более-менее) в мире фантастики и книгоиздания. Разговор частично шел о премиях. Кто-то сказал, что всем хорош "Интерпресс" + "Улитка", но это премии не профессиональные. В том смысле, что первый — приз зрительских симпатий, а вторую дают тому, кому скажет АБС, благо это лично его премия. Слово за слово, и вот на дворе уже восьмой, по-моему, "Странник".*
Как ответственный редактор "Terra Fantastica", скажи пару слов о состоянии дел в издательстве. В частности, как обстоят дела с серией "Секретные материалы"?
В частности, если бы заказчик давал больше времени и денег, дела обстояли бы еще лучше, чем сейчас.
Яна, если можно, расскажи немного о своем детстве и родителях. Ты появилась на свет в Баку, училась и работала в Екатеринбурге (Свердловске), Санкт-Петербурге (Ленинграде), Степногорске, Свердловске-45. С чем связаны твои географические перемещения?
С работой родителей. Они оба врачи. Они ездили, я ездила.
Традиционный вопрос — над чем сейчас работаешь, каковы ближайшие творческие планы?
Закончить четвертую книгу о "Разбойном эскадроне" в серии "Звездные войны" и добиться от заказчика нового пула. Это — как редактор. А художнику очень хотелось бы дождаться от г-на Назарова В. обещанного заказа на Толкина. Время-то бежит.
[Интервью с автором биографий Лимонова и Филипа Дика, а также книги про альтернативную историю и романов с элементами фантастики. Чтоб привязка была. Но вообще он чуть ли не лучший писатель Франции.]
Известнейший французский писатель и режиссер, автор скандальной биографии Эдуарда Лимонова, стал в уходящем году одним из наиболее запоминающихся гостей Эстонии.
Кажется, в Эмманюэле Каррере нет ничего такого, что было бы непримечательно – будь то предки, среди которых участник заговора против Павла I, или писательская карьера, принесшая Карреру множество наград и звание одного из лучших французских сочинителей современности, или биографии Филипа Дика и Эдуарда Лимонова, или участие в жюри Каннского кинофестиваля, или снятые им фильмы, в том числе – о России... Обо всем этом мсье Каррер рассказал «ДД».
Запретный скелет в семейном шкафу
– Британская газета The Guardian назвала вас «самым важным французским писателем из тех, о которых читатель никогда не слышал». В англоговорящем мире вы сравнительно малоизвестны, но на родине вами гордятся. Как вы относитесь к славе?
– Я не столь знаменит, чтобы слава стала для меня проблемой. (Смеется.) Моя писательская репутация росла медленно и на протяжении многих лет. Я шел к успеху маленькими шагами. За последние 15 лет число людей, читающих мои книги, мало-помалу увеличивалось. Мне кажется, это просто замечательно, когда сообщество верных читателей становится все больше и больше. Меня это вдохновляет. С такой славой легче свыкнуться психологически – нет того шока, который сопровождает внезапный успех. С другой стороны, в меня как в писателя это вселяет уверенность. Я не могу сказать, что мой читатель – это мой поклонник. Нет, для меня он скорее партнер: время от времени мы с ним играем в шахматы...
– В вас течет русская кровь, вы неравнодушны к России, к ее истории, культуре, языку. Пишут, что среди ваших предков были как сановники, так и цареубийцы...
– Цареубийцы? Нет, не припомню. Мои предки были белыми, а не красными. Впрочем... Я думаю, речь идет о русском аристократе, который участвовал в заговоре против императора Павла, то есть, можно сказать, был цареубийцей. Но революционером он, само собой, не был. Мой дед со стороны матери был грузин, его супруга, моя бабушка, – русская, после революции они оба уехали из России и встретились в эмигрантских кругах в Париже. Моя мама, Элен Каррер д’Анкосс, урожденная Елена Зурабишвили, появилась на свет во Франции, но домашним языком в семье был русский.
– Насколько ваши корни влияют на вас как на писателя?
– В первую очередь мое происхождение повлияло на меня как на читателя: я полюбил русскую литературу. Однако ее любят и многие французы без русских корней. Русские классики, великие писатели XIX века, стали неотъемлемой частью французской культуры. Моя мама стала крупным специалистом по Советскому Союзу и России, в 1990 году ее избрали во Французскую академию, во Франции это самое высокое признание научных достижений. Из-за маминой профессии я долгое время считал, что для меня как для писателя безопаснее держаться от России подальше.
Мой первый большой контакт с Россией произошел в 2000 году, когда я поехал в Котельнич, город на русском Севере, чтобы снять документальный фильм о венгерском солдате, который содержался в тамошней психушке. После этого я стал ездить в Россию, принялся учить русский, на котором говорю неважно – вот почему мы беседуем на анг-лийском... (Переходит на русский.) У меня очень хорошее произношение, но... (Возвращается к английскому.) Но словарный запас небольшой, и с грамматикой беда. Русские думают, что я знаю русский, когда я говорю первое предложение, потом они разочаровываются... (Смеется.)
– В «Русском романе» вы пишете о вашем дедушке, белогвардейце, который во время нацистской оккупации Парижа был переводчиком у немцев, за что его потом казнили...
– Казнили – не совсем точное слово. Когда война закончилась, он просто исчез. Конечно же, его убили как коллаборациониста, но ни суда, ни приговора не было. К нему домой пришли люди, посадили его в машину – и больше никто ничего о моем дедушке не слышал.
– Как я понимаю, ваша мама была против того, чтобы вы писали об этом эпизоде.
– Когда человек исчезает, он превращается в призрак. В моей семье был призрак – скелет в шкафу, так сказать. Я понимаю, почему мама была против: когда дедушку увели, ей было всего 16 лет, для нее это был страшный удар, она боялась, ей было стыдно, потому что дедушка сотрудничал с немцами... Маме не нравилась сама идея рассказывать кому-либо об этом эпизоде. Но когда писателю говорят, что можно рассказать обо всем, кроме какой-то одной истории, именно о ней ты и хочешь написать. Когда книга вышла, мама на меня разозлилась, но потом мы помирились.
Эдуард Лимонов, парадоксов друг
– Герой вашей самой популярной в России и на Западе книги – русский писатель, скандальный радикал, инакомыслящий бунтарь, национал-большевик и так далее, и так далее. Я знаю, что вы отказываетесь называть книгу «Лимонов» биографией...
– Да, это была бы очень скверная биография: биограф обязан проверять факты, а я этого не делал.
– Почему именно Лимонов?
– Я хотел написать что-то о посткоммунистической России, о моральном климате, о хаотическом русском мире – и искал героя. Случилось так, что я вновь встретился с Лимоновым, которого знал еще в 1980-х в Париже. Я и представить не мог, что он станет однажды вождем русских скинхедов... Еще сильнее я удивился, когда вскоре после смерти Анны Политковской узнал, что в определенных демократических кругах в России к Лимонову относятся с большим уважением. Я захотел изучить это противоречие и отправился в Россию, чтобы написать о Лимонове статью для журнала. Мы не виделись 15 лет. Я попросил у него разрешения быть рядом с ним две недели, он согласился.
Шел 2008 год, впереди маячила президентская кампания, Лимонов хотел принять участие в выборах. Этого не случилось, но я был рядом с ним на пике его политической активности... После этих двух недель я в принципе перестал понимать, что ощущаю к Лимонову – то ли огромное уважение, то ли крайнее отвращение. Тут-то я и понял, что нашел что искал: возможность написать приключенческий роман – ведь жизнь Лимонова состоит сплошь из приключений, – который одновременно стал бы книгой об истории современной России. Лимонов парадоксален. Даже если вы не считаете его героем в реальной жизни, он вполне может стать героем романа.
– Как Эдуард Лимонов отреагировал на вашу книгу?
– Он решил ничего не говорить о ней публично, воздержаться от комментариев. Но я знаю, что он очень доволен моей книгой. Лимонов не согласен с моими оценками, но по большому счету ему все равно. Он достаточно умен, чтобы понимать: книга, которую написал тот, кто с тобой не согласен, лучше книги, написанной твоим обожателем. И еще: Лимонов, конечно, отличный писатель, но ему интересно не столько писать книги, сколько самому быть героем романа. Так что он мне благодарен. Он вычитывал перевод, публикует рецензии на книгу на своем сайте... Да, он сказал мне, что если бы он пришел к власти, такие, как я, были бы в ГУЛаге. Это была полушутка. Для него я – буржуазный интеллектуал, таких людей он презирает.
– Вы осуждали Лимонова, когда он воевал за сербов. Сейчас он поддерживает Путина в том, что касается Крыма и Донецка...
– Я думаю, Лимонов находится ныне в очень неудобном положении. Годами он был оппонентом Путина, и притом очень храбрым оппонентом, не боявшимся пойти в тюрьму за свои убеждения. Лимонов – вечный борец. Беда в том, что Путин тоскует по империи, по коммунизму, по сильной власти точно так же, как сам Лимонов. Путин воплощает в жизнь его мечты...
– Вы начинали как беллетрист и написали пять романов, после чего переключились на нон-фикшн – книги о своей жизни, или жизни других людей, или о том и о другом. Художественная литература вам наскучила?
– Это решение не было сознательным. В середине 1990-х я работал над книгой о кровавом преступлении, которое на самом деле произошло во Франции, в итоге получилась документальная книга «Изверг». Я писал ее целых семь лет. Потом попытался написать что-то придуманное, но не смог – и переключился на документальные книги. Забавно: в то же самое время я начал писать от первого лица. Для меня эти вещи связаны. Когда сочиняешь книгу о придуманном человеке, можно написать «он думает», «он чувствует», – герой ведь в твоей голове.
Сочиняя книгу о реальном человеке, «он думает» уже не напишешь. Только «я думаю». Как ни странно, мне комфортнее писать документальные, полуавтобиографические вещи. Это не рациональный выбор. Мне кажется, это то, что я должен делать. Если я что и умею, то писать нон-фикшн. Тут нет какого-то идеологического презрения к роману как к жанру, «роман мертв» и все такое. Я читаю фикшн, и если мне в голову придет идея художественного романа, я его, конечно, напишу.
– Вас считают чрезвычайно откровенным писателем: в своих книгах вы не щадите ни вашу семью, ни ваших друзей, ни самого себя. Ради чего вы так поступаете?
– (Долгая пауза.) Я стараюсь рассказать что-то о мире через призму собственного опыта. Это все, что у меня есть. Да, опыт – штука интимная. Хотя говорить о себе можно что угодно, это легко, тут нет особого риска. Вопрос в том, что ты говоришь и пишешь о других. Но у меня есть только одна книга, в которой я изложил интимные вещи, касающиеся других людей, – «Русский роман». Я это сделал, я не раскаиваюсь, но впредь делать этого не буду. С другими моими книгами все по-другому – кажется, я не написал ничего такого, что могло бы кому-нибудь повредить. Даже в «Лимонове». Эдуард Лимонов – публичная фигура, и мне все равно, что он думает о моей книге, но он ею, как я уже сказал, вполне доволен.
О странных состояниях сознания
– Одна из ваших первых книг называлась «Берингов пролив» и была посвящена такому жанру, как «альтернативная история», то есть фантастическим текстам о том, что было бы, если бы...
– Я тогда учился на историческом факультете, но об истории знал очень мало – и решил выбрать для диплома тему, которую знал лучше, чем мои преподаватели. В результате появилась на свет эта книга. (Смеется.) Если серьезно, это очень интересно – размышлять о том, каким был бы наш мир, если бы что-то пошло по-другому. Моя книга «Царствие», опубликованная во Франции только что, рассказывает о раннем христианстве, о первых пятидесяти годах после смерти Иисуса Христа. Как крошечная еврейская секта, у которой не было никаких шансов завоевать мир, превратилась в мощную христианскую религию? Для меня это великая загадка. Но именно так все и случилось, хотя история в любой момент могла пойти другим путем. Альтернативная история помогает избавиться от иллюзии исторической необходимости – мол, все могло быть только так и никак иначе. Конечно, если вы верующий, если для вас это воля Божья – тогда вопросов нет...
– Надо думать, увлеченность альтернативной историей привела вас к мысли написать биографию фантаста Филипа Дика, автора романа «Человек в Высоком замке» о мире, в котором Третий рейх победил во Второй мировой?
– Я заинтересовался Диком по двум причинам. Во-первых, это большой писатель, великий писатель, и не только в фантастике, но и в литературе вообще. Я убежден, что Дик столь же важен для нашего столетия, как Достоевский – для девятнадцатого. Мы не можем сказать, что Дик – прекрасный стилист, но то же самое нельзя сказать о Достоевском. Во-вторых, если сопоставить книги Дика и его жизнь, становится видно, что его романы, которые считаются абсолютно фантастическими, на деле тесно связаны с его жизнью. Я работал над книгой «Филип Дик: я жив, это вы умерли» с огромным удовольствием. Я был поклонником Дика, когда начинал работать над книгой, – и через два года, поставив точку, стал любить его романы еще больше. Такое редко бывает, когда пишешь биографию писателя.
– Персонажи Дика часто обнаруживают, что живут в фальшивой реальности. То же можно сказать о вашем романе «Усы», герой которого то ли носил усы, то ли не носил, – и эти усы словно отделяют ложную память от истинной...
– Совершенно верно, этот роман был написан под прямым влиянием Дика. Когда «Усы» вышли, многие критики сказали, что это кафкианская вещь. Критики – как собаки Павлова: читая странную книгу, они рефлекторно вспоминают о Кафке. Но «Усы» не имеют в Кафке никакого отношения, это история а-ля Филип Дик, а-ля «Сумеречная зона», фантастический сериал 1960-х годов... Меня интересуют странные состояния сознания. В моей жизни были периоды, когда я принимал наркотики, кроме того, искаженное восприятие мира – очень интересная штука.
– Вы сами сняли по «Усам» фильм. Насколько трудно снимать кино по своему роману?
– Я не переживаю, когда кто-то другой снимает фильм по моей книге и что-то меняет. Это кино, делайте что хотите, я не вмешиваюсь. «Усы» первоначально хотели снимать другие режиссеры, к ним подступался даже один американец, но – не сложилось. А у меня уже был кинематографический опыт, и я подумал: почему бы и нет? Боюсь, попытка мне не удалась. Книга все-таки лучше фильма, в тексте есть что-то такое, что не работает на экране. Фильм получился неплохим, но в книжной форме эта история – сильнее.
– В 2010 году вы были членом жюри Каннского кинофестиваля. Это весьма почетная обязанность...
– Да, и я получил массу удовольствия. На деле в разное время я видел Канны под самыми разными углами: как журналист, как автор книги, экранизацию которой показывали на фестивале, как сценарист, режиссер, наконец, я вошел в состав жюри. Потрясающий опыт: две недели смотришь хорошие фильмы, обсуждаешь их с интересными людьми... Я не хотел бы так жить все время – ей-богу, я бы с ума сошел, если бы не мог даже дверь открыть сам! – но провести так две недели было любопытно.
– Как вы уже сказали, ваша новая книга – о христианстве. Вы верующий?
– Нет. Я был очень религиозным человеком на протяжении нескольких лет, но это было давно. В книге я рассказываю и об этом тоже. Другое дело, что до сих пор, уже не будучи верующим, я неравнодушен к месседжу, который несет Евангелие. В церковные догмы я не верю, но Новый Завет для меня очень важен. Это для меня главный вопрос: даже если мы – я и мой читатель – не являемся верующими, что оставили нам в наследство два тысячелетия христианской веры? «Царствие» – частично автобиография, частично книга об истории христианства. И еще – размышления о том, что осталось от веры в нашем сознании.
Эмманюэль Каррер
• Родился 9 декабря 1957 года в Париже, окончил Институт политических исследований. Опубликовал первую книгу – биографию Вернера Херцога – в 1982 году.
• Автор пяти романов и нескольких документальных книг, в том числе «Изверг» (2000), «Русский роман» (2007), «Лимонов» (2011), «Царствие» (2014). Книги «Зимний лагерь», «Изверг» и «Усы» экранизированы, последнюю картину снял сам Каррер. Он является также режиссером и автором сценария ряда теле- и документальных фильмов.
• Лауреат множества литературных наград, в том числе – престижнейшей награды «Ренодо» за книгу «Лимонов».
— Часто приходится слышать от коллег-критиков, особенно тех, кто специализируется на жанровой литературе: негде печататься, нет площадок для развернутых высказываний... Однако у вас, судя по библиографии, особых проблем с публикацией статей на самые разные темы не возникает. Как добиться такого результата? «Писать надо лучше»?
— То, что «писать надо лучше» — это не обсуждается, это универсальный совет для всех случаев жизни. Но я, пожалуй, соглашусь с жалобами, что каналов публикации становится все меньше. Вот в середине нулевых в моем распоряжении были с одной стороны специализированные журналы о фантастике — питерский «Полдень», киевская «Реальность фантастики», запорожский «Порог» — а с другой стороны, интеллектуальные журналы, находящиеся в нише между литературными и научными — для меня важнейшим был журнал «Свободная мысль», бывший «Коммунист». Так вот, все упомянутые издания прекратили свое существование. Теперь для меня остался почти единственный канал для публикации — это так называемые «толстые» литературные журналы. Пока этого хватает, но они не резиновые, и это, можно сказать, «последний бастион». Все эти журналы нерентабельные, живут за счет госдотаций, то есть система уязвима. А их аудитория является для меня загадкой, особенно аудитория любимой мною петербургской «Невы» — иногда мне кажется, что этот журнал не читает никто, кроме его авторов.
Что можно посоветовать критикам? Как показывает опыт, успех в сфере публикаций — равно как и в любой сфере — на две трети зависит от налаженных связей. Иногда хорошие связи могут оказать неожиданную услугу. Я много лет был знаком с одним провинциальным издателем, никогда не рассматривал его как канал публикации статей — и тут вдруг недавно получил от него предложение писать послесловия к издаваемым им фантастическим романом. Тоже и форма самовыражения, и небольшой заработок. Бумажная пресса вымирает, однако существует мир интернет-изданий. Беда в том, что большинство этих изданий не публикует критики и не интересуется фантастикой. Но эта проблема преодолима, и способ решения ее — налаживание связей. Нужно выходить на редакторов все новых изданий, нужно вести с ними диалог, нужно уговаривать их публиковать не совсем форматные для них вещи, пробовать новые рубрики. Нужно следить за появлением новых проектов, как в сети, так и на бумаге. Так постепенно можно завоевывать место под солнцем.
Но отдельная проблема — что вы, фантакритики, несете обществу. Просто знакомите с новыми публикациями? Это, на мой взгляд, слишком узкая задача. Литературная критика всегда в России была сильна тем, что она была наполовину публицистикой, что она вместе с писателями обсуждала важные вопросы жизни, поднимавшиеся в книгах. Вот в этом направлении, на мой взгляд, и должна развиваться критика — то есть вести экспансию на поляну публицистики, колумнистики, эссеистики, даже репортажного жанра — благо в фантастике всегда много мероприятий.
А вообще будущее нас, производителей текстов, видится мне туманным. Другое дело, что каналы, чтобы делиться своими мыслями будут всегда — хотя бы соцсети.
— Помимо прочего, вы занимаете должность координатора Ассоциации футурологов. Понятно, что общество меняется комплексно: экономические и социальные отношения, новые технологии, геополитика — все это увязано в один пучок, с кондачка тут не разберешься... И все же: на какие неочевидные аспекты вы посоветовали бы обратить внимание нашим фантастам?
— Я бы ответил на этот вопрос так: пусть обратят внимание хоть на какие-нибудь аспекты, но только всерьез. Фантастика не может не поднимать серьезных общественных проблем, и непростительным грехом большинства российских фантастов является то, что они считают позволительным относиться к ним по-дилетантски — и при этом фиксировать это свое дилетантское отношение в литературе. Если совсем просто: фантасты, читайте нон-фикшен. Нужно понять, что мы живем в очень сложной реальности. И особенно, конечно, удручает отсутствие интереса именно к социальным вопросам: при написании романов о будущем все считают нормальным, что умопомрачительная техника будет сочетаться с современными или даже архаичными политическими, экономическими и прочими отношениями.
— Англо-американская фантастика зародилась в начале XX века как разновидность палп-фикшн, бульварного чтива, откровенной дешевки — и постепенно усложнялась вплоть до «новой волны», киберпанка, «новых странных», Нила Стивенсона, Питера Уоттса, Грега Игана, Чайны Мьевиля... Отечественная фантастика за последнюю четверть века претерпела обратную эволюцию: от «четвертой волны» с ее сложными формальными экспериментами и морально-нравственными исканиями, от раннего Лазарчука, Рыбакова, Столярова, Лукиных, Покровского, Штерна, Успенского — к «сточкерам» и «попаданцам». Исключения, конечно, встречаются, но статистически малозначимые. На ваш взгляд, в чем причина такого тотального опрощения?
— Прежде всего, не соглашусь с вашей оценкой. Тут мы имеем дело как раз с той ситуацией, когда потомки стоят на плечах предков и от этого сами видят дальше. При всем уважении к поздним советским авторам, не надо все-таки забывать, что на их творчестве сказывались два фатальных обстоятельства советского времени: нехватка нужной информации, книг, литературных образцов — и цензура, не позволяющая не только говорить, но и думать о некоторых вещах. В XXI веке в русской фантастике проявилась целая плеяда совершенно уникальных по своим достоинствам и при этом высокоинтеллектуальных авторов — это и супруги Дяченко, и Андрей Валентинов, и Леонид Каганов, и Виктор Пелевин, и Алексей Иванов, и Ольга Славникова, и Владимир Сорокин. После выхода романа «Будущее» к этой плеяде совершенно неожиданно пришлось причислить и Дмитрия Глуховского. Шамиль Идиатуллин свои романом «СССР (тм)» дал уникальный пример продуманной и разработанной в мелочах социальной утопии. Андрей Мартьянов дает примеры редкой тщательности работы с историческим материалом. Да, еще должен девушек назвать: Ольгу Онойко и Анну Старобинец. Я берусь утверждать, что ни один писатель «четвертой волны» не дает такой насыщенности социальными смыслами, какие есть в лучших романах Пелевина, или такого литературного языка, какой мы видим в «Легкой голове» Славниковой. Да даже и Лукьяненко — хотя это и популярный писатель, но в своем жанре это настоящий мастер. Одним словом, если мерить лучших с лучшими — никакого падения не произошло. Но что произошло? Во-первых, увеличилась общее количество издаваемых книг — то есть статистически «лучшие» стали действительно меньшей долей в литературном потоке. Во-вторых, общество окончательно утратило тянущийся с советского времени заряд сциентизма, просветительства, если угодно, «культа разума».
Таким образом, интеллектуальные усилия отдельных писателей стали как бы рассеиваться: если вы хотите быть умным, хотите демонстрировать свой ум или свою эрудицию, вы можете это делать, но это будет вашей личной прихотью. Эта прихоть не будет поддерживаться ничем — ни мнением коллег, ни вкусами читателей, ни каким-то потенциальным попаданием в общекультурные тренды. Эта обстановка не делает интеллектуальных писателей менее интеллектуальными, но она накладывает отпечаток на их творчество: им становится не стыдно опускаться до халтуры, до участия в «конвейерных» межавторских проектах, они не стесняются высказывать дилетантские мнения по любым вопросам, они не стараются быть в контексте — это видно, и тут проявляется нынешнее состояние российского общества, которое, говоря условно, активно возвращает церковь на место науки. Отдельно стоит сказать о формальных стилистических экспериментах. По-видимому, тут мы имеем дело с общими закономерностями литературного процесса — в нем однажды наступают революционные эпохи, когда все принимаются экспериментировать, а потом все входит в колею. На рубеже 1980-1990-х годов была эпоха постмодерна, экспериментировали все, и фантасты тоже. Но та эпоха закончилась — причем закончилась в общепланетарных и общелитературных масштабах, оставив после себя некоторые приемы и, кроме того, размытые границы между фантастикой и «мэйнстримом» — причем размытые больше благодаря экспансии фантастики в мэйнстрим. Ну, об этом так же странно сожалеть, как и о том, что кончилась эпоха авангарда 1920-х.
Хочу особо отметить. Лучшая фантастика всегда размышляет о перспективах общества. Если эти перспективы не нащупываются, то мысль писателей рассеивается на пустяки.
Обнародован список американской библиотечной ассоциации «YALSA» и премии «Teens’ Top Ten».
Десятка победителей — это список любимых книг подростков из США за предыдущий год. На первом этапе определяется предварительный список номинантов — произведения выбирают члены подростковых книжных сообществ из шестнадцати школ и публичных библиотек со всей страны. Затем каждый школьник может проголосовать за свои любимые книги из списка номинантов. Произведения с наибольшим количеством голосов входят в итоговую десятку победителей.
В 2014 году топ-лист лучших произведений по версии премии «YALSA» и подростков США выглядит следующим образом:
Список «YALSA» и премии «Teens' Top Ten»Eleanor & Park от Рэйнбоу Ровелл
Splintered от А. Г. Говард
The Rithmatist от Брендона Сандерсона
«Пятая волна» Рика Янси
Monument 14: Sky on Fire от Эмми Лейбурн
«Девушка с планеты Земля» Джанет Эдвардс
The Testing от Джоэль Шарбонно
«Стальное Сердце» Брендона Сандерсона
Siege and Storm от Ли Бардуго
«Смертоносная игра» Джеймса Дэшнера
Мы представляем вам интервью с Брендоном Сандерсоном, который дважды появляется в списке американской премии «YALSA’s Teens’ Top Ten» этого года со своими книгами «Ритматист» и «Стальное Сердце». Интервью подготовлено Дженнифер Раммел для сайта The Hub.
Брендон, вы пишете уже многие годы, почему решили обратиться к жанру подростковой и молодежной литературы?
Я засветился в этом жанре со своей серией «Алькатрас» вскоре после того, как стал публиковаться. Раньше я не писал книги для подростков, но всегда думал об этом. Причина, по которой я пишу эпическое фэнтези, заключается в том, что есть кое-какие классные штучки, которые я могу проделывать только в этом жанре и ни в каком другом. То же самое, на мой взгляд, касается и подростковой фантастики: есть вещи, которые нельзя воплотить в той же мере в фантастике для взрослых.
Научная фантастика и фэнтези удивительным образом связаны с подростковой фантастикой. Если вы посмотрите на некоторые серии, которые я любил в молодые годы, например, «Колесо времени», «Шаннара», книги Эддингса, то обнаружите, что в них много подросткового. Фактически, читая что-то наподобие книг Эддингса, вам стоит задаться вопросом, не окажутся ли они в скором будущем на полке в разделе для подростков.
Обращаясь к подростковой литературе, написанной Хайнлайном и другими, мы видим, что такая фантастика была неотъемлемой частью научной фантастики и фэнтези. Некоторые из ранних фэнтезийных произведений — «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла и работы К. С. Льюиса — послужили основой для жанра фэнтези в целом.
Так что писать в жанре молодежной литературы для меня очень естественно, потому что мне это нравится и я уважаю вклад подобной литературы в жанр.
Каково это, когда в список топ-десять попадают сразу две ваших работы?
Для меня большая честь и удовольствие, что подросткам нравятся мои книги.
Какой наилучший писательский совет вы можете дать школьникам, желающим стать писателями?
В двух словах мой лучший совет: просто не останавливайтесь. Основное, что я понял за два года участия в программе «Месяц национальной литературы» перед тем, как заключить свой договор с издательством, — это важность систематичности. Просто сядьте, поставьте перед собой цель и пишите слово за словом изо дня в день.
Что вы сейчас читаете?
Последнее время я слушаю много аудиокниг, потому что считаю, что они хорошо вписываются в мой плотный график писательства, туров и проведения времени с семьей. Недавно я слушал последнюю книгу Робин Хобб — «Убийца Шута». Она не только один из моих любимых авторов фэнтези, но и одна из лучших писателей жанра на сегодня.
Какую суперсилу вы бы выбрали?
Мой выбор суперсилы зависит от того, насколько в этот день рационален мой мозг. Имело бы больше всего смысла обзавестись регенеративными способностями Росомахи. С другой стороны, я вроде как не прыгаю со скал и не ввязываюсь в драки. Так что, вероятно, мне бы не слишком пригодилась эта сила.
Вы скорее стали бы Эпиком или обычным подростком?
Я бы сказал, обычным подростком. Я написал Дэвида так, чтобы ему можно было симпатизировать как обычному человеку, который борется с силами, кажущимися неуправляемыми. Если бы я приобрел способности Эпиков, боюсь, что использовал бы их неразумно, что и является частью идеи, которая вдохновила меня написать «Стальное Сердце».
Хотели бы вы быть Ритматистом?
Я логичный человек, так что если бы я жил в мире Ритматиста, меня бы потянуло на подобную магию. Но в том мире никто не может выбирать, Ритматист он или нет, так что, возможно, лучше жить в нашем мире, где я могу выбрать профессию писателя и не должен полагаться на прихоти магической системы.
При возможности создать любое существо с помощью рисунка — что бы это было?
Я думаю, что каждый на моем месте скажет, что дракона. Многие из нас познакомились с фэнтези благодаря книгам о драконах, так что в сердце писателя фэнтези есть особое место для клёвых драконов. Например, отчасти из-за книг Энн Маккефри я увлекся фэнтези, так что я не буду оригинальным и скажу, что дракона.
Цикл «Алькатрас»
Цикл из четырех романов для детей и подростков об удивительных приключениях Алькатраса Смедри — тринадцатилетнего приемыша, необычного мальчишки, которому предстоит спасти человечество.
Цикл «Реконеры»
Прошли годы с тех пор, как небесная вспышка наделила обычных людей сверхъестественными силами. Люди живут как умеют. Никто не сопротивляется Эпикам. Никто, кроме Реконеров – тайной группы людей, посвятивших свою жизнь изучению способностей Эпиков, поиску их слабостей и средств, дающих возможность их убивать.
Мое имя Дэвид Чарльстон. Я не из Реконеров, но я намерен к ним присоединиться. У меня есть кое-что, что им нужно. Не какой-то предмет, а бесценный опыт. Я знаю секрет непобедимого Эпика.
Цикл «Ритматист»
Добро пожаловать в удивительный мир стимпанка, в котором много лет назад король Британии в изгнании открыл нестандартную двухмерную магию на Соединенных Островах Америки. Ее основу составляют фигуры и линии строгой формы. Мастерство мага оценивается по многим комплексным параметрам, основным из которых является умение волшебника с точностью до миллиметра чертить защитные круги и призывать к атаке нарисованные мелом фигурки. Но не в каждой руке мел творит чудеса. Только настоящий Ритматист может вдохнуть жизнь в двухмерные картинки. Лишь немногие избранные обладают подобными способностями.