Интервью

Команда Booktran хотела бы ближе познакомить поклонников книг Брендона Сандерсона с Наталией Осояну – переводчицей на русский язык основных и любимых циклов автора. Наталия согласилась дать нам небольшое интервью.

Наталия, прежде всего, хотим сказать вам спасибо за титаническую проделанную работу. Благодаря вам и издательству «Азбука» Сандерсон наконец-то официально издается в России. Несколько последних лет наша команда активно продвигала этого автора, и вот наша мечта осуществилась.

Расскажите, как получилось, что вы примерили на себя профессию переводчика? Вы ведь еще и автор; что больше по душе: писать или переводить? Кем себя считаете на данный момент, переводчиком или все же в первую очередь писателем?

С переводами в моей жизни связано многое, и это не только переводы фантастических произведений. В 1998 году я перевела известную балладу The Cruel Sister и представила результат на республиканской олимпиаде по русскому языку, где заняла третье место. Увы, перевод потерялся. В сущности, странная вышла история — ведь переводить стихи я не люблю.

А в 2001 году обстоятельства сложились так, что я перевела (бесплатно) для кишинёвской ассоциации больных мышечной дистрофией мемуары датчанина Эвальда Крога — очень сильного духом человека, которому тяжёлая болезнь не помешала жить во всех смыслах полноценной жизнью. Книгу, к сожалению, не издали, но распечатка пошла по рукам и, надеюсь, кому-то помогла. Потом я много занималась техническими переводами, участвовала пару раз в деловых переговорах, о чём вспоминаю с содроганием. К переводам художественных текстов всерьёз обратилась в 2012 году (до этого было несколько неудачных попыток), а ещё через полтора года всё завертелось, да так, что хоть мне в равной степени нравится и писать, и переводить (как выяснилось, эти два занятия гармонично дополняют друг друга), в настоящее время я скорее переводчик, чем писатель. По крайней мере, число переведённых мною книг превосходит число написанных, хоть по количеству томов считай, хоть в авторских листах.

Какое произведение вы перевели в самый первый раз и довольны ли теперь тем, что получилось? Тот же вопрос по первому написанному произведению.

Первые переводы я упомянула выше, а первый рассказ нигде не публиковался и не был выложен в интернет. Теперь я ими недовольна, но ни о чём не жалею — в тот период я бОльшего сделать просто не смогла бы.

Каких авторов, кроме Сандерсона, вы переводили? Кого понравилось переводить больше? Кого было переводить труднее всего? Есть ли перевод, которым вы гордитесь?

Адам Робертс, Кэтрин Валенте, Дэн Симмонс, Филлис Эйзенштейн, Уолтер Йон Уильямс. У последних трёх авторов я переводила рассказы (в случае Симмонса — скорее, повесть) из сборника «Песни Умирающей Земли». У каждого текста свои особенности: один автор любит витиеватые фразы и многоступенчатые метафоры, у другого чуть ли не на каждой странице спрятана цитата или отсылка к какому-нибудь известному произведению, третий виртуозно играет словами… Каждый из этих переводов в определённый момент казался самым интересным и одновременно самым трудным. И они все нравятся одинаково — за тексты, которые по каким-то причинам не нравятся, я не берусь.

Гордиться своей работой вредно для здоровья, её лучше просто любить.

Как вы сами относитесь к творчеству Сандерсона с позиции читателя? Читали ли вы его другие произведения, помимо тех, что переводили? Считаете ли вы себя фанатом автора?

Я читала многое, но не всё. Первым романом Сандерсона, с которым я ознакомилась, был «Город богов» (Elantris). Потом в 2009 году я с интересом прочитала «Пепел и сталь» в издании от ЭКСМО и, как все, ждала продолжения на русском языке. Кто бы мне сказал тогда, к чему всё придёт в итоге…

Мне нравятся его истории и его герои, сочетание увлекательных приключений и мудрых идей, а ещё — то, как он работает над собой в плане писательского мастерства. Перевод романа можно сравнить с разборкой и последующей сборкой сложной машины, и этот процесс непременно сопровождается изучением деталей и способов их функционирования, скажем так. Если в «Рождённом туманом» есть слабые места — они не редкость, когда молодой автор экспериментирует с жанром, — то «Путь королей» и «Слова сияния» — машины со сложным и необычайно интересным внутренним устройством, сделанные с любовью и безупречно отлаженные.

И да, Сандерсон относится к числу тех писателей, по поводу которых я могу сказать, что являюсь фанатом их творчества.

Какие авторы, книги или жанры у вас любимые? Что читаете сейчас? Зарубежных авторов предпочитаете читать в оригинале или в переводе? Есть ли автор, которого вы бы очень хотели перевести?

Выделить любимые книги сложно, их слишком много. Если говорить о тех, которые в своё время на меня очень сильно повлияли (и влияют), то это «Дюна» Френка Херберта, «Князь света» Роджера Желязны и «Нова» Сэмюэля Дилэни; из фэнтези — «Хоббит» Дж.Р.Р. Толкиена, и я до сих пор предпочитаю его «Властелину колец». Из того, что было прочитано в последний год и очень понравилось, можно назвать роман Кэтрин Валенте Radiance, первую книгу нового цикла Йена Макдональда Luna: New Moon, геополитическое фэнтези Сета Дикинсона The Traitor Baru Cormorant, дарк-фэнтези Майкла Флетчера Beyond Redemption, космический триллер-детектив-НФ Питера Ф. Гамильтона Great North Road… и я точно что-то забыла. Что касается любимых авторов, то могу назвать, например, Гая Г.Кея, Нила Геймана, Патрицию Маккиллип. Любимого жанра, как вы можете видеть, нет; я читаю практически всё подряд.

Зарубежных авторов читаю чаще в оригинале, но иногда и в переводе; в моей библиотеке есть некоторые книги и в том, и в другом варианте.

Не отказалась бы перевести, например, другие романы Валенте для взрослых читателей, произведения Софии Саматар, Патриции Маккиллип… а может быть и что-то совсем не похожее ни на один из уже переведённых текстов, чтобы узнать, справлюсь ли я.

Какие у вас хобби? Как проводите свободное время? Какая у вас любимая музыка? Есть ли у вас жизненный девиз?

Всегда хотела научиться хорошо рисовать, но для полноценных занятий нет времени (и да, у меня, как правило, вообще нет свободного времени). Поэтому моё хобби — модные нынче раскраски для взрослых и то, что известно под названиями дзентангл, дзендудл, дзенарт… в общем, как говорит моя френдесса, дзенкаракули.

Любимая музыка меняется постоянно. В последние месяцы это Бет Харт и Джо Бонамасса, вместе и по отдельности; также часто слушаю джаз, но я не знаток этого направления. Через год, возможно, буду слушать что-то другое. Впрочем, одно могу сказать наверняка: слушала и буду слушать «Мельницу» и Хелавису. Это любовь навсегда.

О девизе я как-то не задумывалась, но, если уж на то пошло, известная фраза «делай, что должно, и будь, что будет» вполне годится на эту роль.

Если нужно сравнить себя с животным, кто вы и почему?

Маргай. Длиннохвостая тропическая кошка с цепкими лапами, которая почти всю жизнь проводит на деревьях. Похож на оцелота, но меньше размером. Уже не помню, с чего всё началось, но как-то я сроднилась с образом этого зверя.

Как вы относитесь к любительским группам переводчиков и их деятельности?

С безграничным удивлением, потому что я не могу работать в соавторстве и попросту не понимаю — как? Как у вас получается? В чём секрет?!..

Предварительно вы читаете произведение от начала до конца или сразу приступаете к процессу перевода, еще не зная, чем закончится книга? Как вылавливаете «блох», заскочивших в перевод? Что делать, чтобы не замыливался глаз?

Я стараюсь читать произведение от начала до конца, чтобы избежать смысловых ошибок, связанных с непониманием отдельных деталей, которые в тексте раскрываются, быть может, в самом конце. То же самое относится к циклам, но тут уж надо учитывать конкретные обстоятельства — они могут быть слишком большими или попросту незаконченными.

Стандартные «блохи» вылавливаются путём перечитывания с другого носителя. Тексты поменьше можно распечатать, но переход с компьютера на планшет или ридер тоже годится. Ещё я читаю вслух (если никто не слышит).

Чтобы не замыливался глаз, текст надо на некоторое время отложить, потом перечитать снова.

Это всё, как мне кажется, совершенно обычные правила. Но «блохи», к сожалению, хитрые твари, и время от времени всё равно пробираются в текст. Борьба с ними, как и с Мировым злом, бесконечна.

Бывает ли такое, что иногда возникает искушение подправить авторский текст, когда попадается явная ошибка или шероховатость стиля? Что делаете в таких случаях?

Ошибки бывают разными. Одни можно исправить, другие — нет. Каждый случай индивидуален. Например, если ошибается персонаж, это вполне может быть задумкой автора, чтобы показать, быть может, неграмотность героя, хитрость или душевное волнение во время каких-то событий. Разумеется, такое трогать нельзя.

Что касается «шероховатостей стиля», то всё зависит от того, что ими считать. Я перевожу стандартное английское said по-разному, чтобы избежать повторов, но это общепринятая практика. А вот если у Сандерсона персонажи [слишком] часто бровями играют, то что тут изменишь? Это фича, а не баг.

Может быть, в памяти остались какие-то интересные или забавные моменты из переводов? Пожалуйста, поделитесь парочкой запомнившихся.

Остались, да. С каждым переводом связано что-то забавное. Когда редактор «ККФ» принимала решение, брать ли меня в команду переводчиков, она предложила выбрать один из оставшихся рассказов в сборнике «Песни Умирающей Земли». Подразумевалось, что нужно выбрать — и всё. А я не поняла, и за три выходных дня сразу же перевела «Абризонд» Уильямса… Перевод понравился, и в итоге Уильямсом моё участие в «Песнях» не ограничилось. Переводя роман Кэтрин Валенте «Сказки сироты: В ночном саду», я пала жертвой ложного друга переводчика — prelude, и редактор в примечании намекнула, что не все значения этого слова применимы к сказочному тексту (и лучше перевести его как «предисловие»). Ну и, наконец, в отсканированную версию «The Way of Kings» вкралась ошибка, как это нередко бывает, и свиньи (hogs) превратились в собак (dogs). Я была в полной растерянности, пока не сообразила заглянуть в саму книгу. Впрочем, на фоне буресвета такое вряд ли бы заметили.

Исходя из вашего опыта, насколько велик вклад редактора в конечный текст? За кем остается последнее слово?

Всё зависит от текста и от редактора. В идеальном варианте текст дают на вычитку после редактуры, и тогда уж последнее слово остаётся за корректором.

Что бы вы посоветовали тем, кто только пытается набить руку в переводческом или писательском ремесле?

Никаких открытий я в этой области не сделаю, все советы простые и универсальные. Практиковаться как можно больше. Читать хорошие книги, написанные мастерами стиля. Читать научную литературу по переводами писательскому мастерству. И то, и другое делать вдумчиво и не спеша. Учиться, учиться и ещё раз учиться.

С какими проблемами вы сталкивались при работе над переводами Сандерсона? Есть ли у вас связь с самим автором или его агентами? Если да, то приходилось ли вам обращаться к ним за какими-то спойлерными сведениями, чтобы правильнее перевести тот или иной термин?

С автором напрямую я не связывалась, но мне очень помог его ассистент Питер Альстром. Проблем было немало. Например, принадлежность ряда действующих лиц к женскому или мужскому полу — её не всегда можно угадать по контексту, и если мне казалось, что это важно, я спрашивала. Разные тонкости и мелочи, на часть из которых, возможно, никто бы никогда не обратил внимания. Но есть и весьма заметные вещи. Например, благодаря Питеру выяснилось, что растение под названием терновник на Рошаре не растёт, и потому Blackthorn стал Чёрным Шипом. Далее, профессию Лирина не следует переводить как «хирург», потому что он не хирург. В нашем мире он бы назывался «семейным врачом» или, в крайнем случае, фельдшером; в англоязычной среде разделение медицинских профессий на surgeon и physician имеет довольно долгую историю, да к тому же существовали там и barber surgeons — цирюльники, которые могли выполнять несложные медицинские процедуры. В моём переводе Лирин стал лекарем. К каким-то серьёзным спойлерам наш с Питером обмен электронными письмами не привёл. Возможно, я не те вопросы задавала.

Составные словечки Сандерсона – его фирменный стиль и большая головная боль для любого переводчика. Как вам удавалось с ними справляться? Хватит ли сил на будущие книги, ведь основные циклы растянутся еще лет на двадцать?

Часть сандерсонизмов в моём переводе имеет составную форму, близкую к оригиналу, но есть и те, которые пришлось преобразовать в словосочетания или слова с единственным корнем. Я принимала решение по каждому случаю отдельно, оценивая смысловую точность и благозвучность. Иногда перевод давался легко, но над некоторыми терминами пришлось поломать голову.

«Хватит ли сил…» — надеюсь, что да.

При работе над «Архивом штормсвета» (до официального выхода цикла Booktran придерживается устоявшегося названия) заглядывали ли вы в существующие переводы– «Обреченное королевство» от Вироховского и «Слова сияния» от нашей команды? Если да, помогли ли они вам? Как вы относитесь к расхожему мнению, что при новом переводе издательство стремится сделать его как можно более непохожим на существующий?

Начну с конца: нет, это расхожее мнение не соответствует истине, потому что никто и никогда не поручал мне сделать «как можно более не похожий перевод». Мне поручили сделать перевод, подразумевая, что он должен быть качественным, и я сделала всё возможное, чтобы оправдать доверие.

В существующие переводы я заглядывала из любопытства. Но в первый раз я прочитала эти романы в оригинале и у меня, конечно же, сложились определённые варианты переводов основных сандерсонизмов, большую часть из которых я впоследствии и применила. Мне интересно было сравнить свои варианты с чужими, и кое-что я в итоге действительно позаимствовала. Но мало.

Я не хочу сказать, что другие варианты хуже. Они просто ДРУГИЕ. Вполне понимаю тех, кто прочитал «Обречённое королевство», поставил 9-10 баллов и просто не видит смысла в пере-переводе как таковом. Это нормально. Я, однако, отношусь к тем, кто спокойно воспринимает многообразие переводов. В моей библиотеке есть «Хоббит» в переводе Рахмановой и в переводе Степанова и Каменкович. «Звёздная пыль» в переводе Екимовой и в переводе Комаринец. «Задверье» и «Американские боги» — также в двух изданиях. У каждого перевода есть свои достоинства и недостатки, и все они разные. Помимо названных можно привести в пример, допустим, переводы Шекспира или «Алисы в Стране Чудес», которые местами вообще могут показаться отрывками из разных произведений. И это естественно, потому что язык не ограничивается совокупностью слов. Будь оно так, уже существовали бы автоматические переводчики.

Стиль Сандерсона не настолько прост, чтобы допускать единственное, раз и навсегда определённое толкование написанного. И дело не только в сандерсонизмах.

Да, у меня свой взгляд на вещи. Да, я перевела эти романы не так, как их перевели до меня. Всё просто: я так вижу.

И, право слово, даже не знаю, что тут добавить.

Так сложилось, что оба основных цикла Сандерсона – «Рожденный туманом» и «Архив штормсвета» – начинали и бросали другие издательства. В новых переводах многие термины меняются, отчего разгораются жаркие споры. Как вы относитесь к критике? Сильно ли вас задевают мнения несогласных? Почему во время «пьютерной войны» вы активно и четко аргументировали свою позицию в теме Сандерсона на сайте fantlab.ru, а когда началась «шторм/буря в стакане», предпочли уйти с сайта и закрыть свою колонку?

К конструктивной критике я отношусь положительно и прислушиваюсь к ней. Но ключевое слово — «конструктивный». Во время «пьютерной войны» я изложила свою позицию, и потом меня активно убеждали в том, что даже если пьютер и правильный вариант, у свинца, дескать, коннотации с точки зрения русского языка точнее — «свинцовая рука», «свинцовая тяжесть» и т.д. В итоге оба враждующих лагеря остались при своих интересах. Что тут конструктивного?..

А в «буресветной войне» всё пошло ещё круче. Обсуждение на первой же странице свелось к отсутствию вкуса у переводчика, а это полемический приём из той же оперы, что и классическое «давно ли вы перестали пить коньяк по утрам?» Такая дискуссия сразу же показалась мне бессмысленной.

Вот я и ушла.

В связи с переводческими решениями в «Пути королей» вы заранее порекомендовали участникам «пьютерной войны» как следует наточить копья. Так вышло, что весь удар принял на себя Буресвет. Пожалуйста, расскажите, почему вы перевели этот термин именно так. Наверняка, хватает и других изменений. Может быть, поделитесь какими-нибудь из них? Например, очень интересно, как вы перевели названия орденов Сияющих.

Разумеется, я понимала, что напрашиваюсь на скандал, когда выбирала между «штормсветом» и «буресветом». Это был небыстрый процесс, я взвешивала все «за» и «против», и даже перевела, наверное, два или три листа, придерживаясь существующей терминологии… Потом поняла, что дальше так не смогу.

Как я уже сказала, у меня своё видение этого цикла и его специфической терминологии. Кстати говоря, общий список имён и терминов в «Архиве сами-знаете-какого света» занимает 22 (двадцать две) страницы. Сколько из них следовало оставить как было, а сколько — перевести заново?.. Если бы речь шла о переводе второго (пятого, десятого) тома в цикле, который выпускает одно и то же издательство, я бы во всём следовала решениям того, кто переводил первый том. Но цикл начали издавать с начала. Я сделала всё по-своему, как мне нравилось.

Highstorm как природное явление стал «великой бурей». И уже отсюда возник «буресвет», а Stormfather стал Буреотцом. «Шторм» как понятие в земных реалиях относится к морю, а известное многим «штормовое предупреждение» — это предупреждение об особой разновидности бури. То есть, я расцениваю бурю как базовое понятие. Родовое понятие, если хотите. То, которое может подразделяться на разные виды: снежная буря, песчаная буря, пыльная, простая, сильная… и — для Рошара — великая, которая страшнее всех прочих.

Да, изменений хватает — если говорить о «буре», то существуют, помимо «буресвета» и «Буреотца», ещё и многочисленные производные ругательства. Как они звучат, вы увидите, когда книга выйдет из печати. Остальные переводческие решения я оглашать не буду, потому что в отрыве от текста их обсуждать бессмысленно.

Над каким переводом вы сейчас работаете, что в планах (если не секрет)? Продвигается ли написание собственных книг? Поклонников очень волнует, будет ли закончена трилогия «Дети Великого шторма», и если да, то когда. Пожалуйста, поделитесь самой свежей информацией по этому вопросу.

Я приняла решение сообщать о новых переводах только после их окончания. Могу лишь сказать, что перевожу произведение с детективной составляющей, и оно очень интересное. Каждая новая книга чем-то меня удивляет, и эта не стала исключением.

Написание собственных книг продвигается очень медленно; помимо переводов, у меня есть ещё и основная работа в университете. Трилогия будет закончена. Я помню, что дала слово, и обязательно сдержу его.

На какой вопрос вам самой хотелось бы ответить, но вам его никогда не задают?

Это практически хлопок одной ладони: на вопрос, который мне никогда не задают.

И напоследок, мини-блиц: короткие вопросы, короткие ответы.

• Принять силу Разрушителя или Охранителя?

Обе.

• Пойти в разведку с Кельсером или с Хойдом?

С Кельсером.

• Захоронить свои кости или доверить их кандра?

Доверить кандра.

• Каким туманщиком стать?

Любым.

• В какой стране Рошара жить?

В Харбранте, хотя побывать хотелось бы почти везде.

• Каладин или Адолин?

Каладин.

• В повозке, которую тянут чуллы, или верхом на ришадиуме?

Пешком (от Абамабара до Уритиру).

• Какой орден Сияющих выбрать?

*ответ стёрт криптиком*

• Клинок Осколков или фабриал?

Клинок.

• Что попросить у Смотрящей в Ночи?

Какая разница? Она всё равно поступит так, как сочтёт нужным.

Наталия, спасибо за ответы и уделенное время!

Если вам интересно узнать о Наталии Осояну побольше:

• Официальный сайт: osoianu.ucoz.ru/

• Блог:v-verveine.livejournal.com/

Интервью брала zhuzh специально для Booktran и группы Сандерсона ВКонтакте, апрель 2016

Внимание! Запрет на обсуждение Буресвета и перевода еще не изданной книги по-прежнему остается в силе!

Шамиль Идиатуллин — автор мистических триллеров «Убыр» и «Убыр. Никто не умрет», лауреат Крапивинской премии 2012 года — рассказал, почему мы так любим ужастики, что чувствует человек, когда пишет книгу, и мимо каких 10 произведений современных авторов невозможно пройти.

Как вы считаете, почему людей привлекает тема ужасов?

Во-первых, это красиво. Придуманный и культурно отформатированный страх, по сути, запускает чисто химический процесс, гормональный такой, — не зря же говорят «сладкий ужас». Особенно он сладок потому, что тебе-то, читателю, в этот момент ничего не грозит – в отличие от героя книги (фильма или игры), в которую ты зарылся. Причем химия красиво охватывает и обволакивает не только соответствующие доли мозга, сердца и пяток, она ведь еще немножко машиной времени работает. Самый страшный период в жизни всякого человека – его детство, когда кромешная жуть скрывалась просто-таки везде: под кроватью, в темной ванной, за розеткой, в очереди, в которой мама велела тебе постоять, пока она сбегает за маслом. Взрослому человек бояться глупо, если не западло – а в детство заглянуть так хочется.

Есть и другая сторона вопроса: хоррор, как правило, интересно читать, — здесь, как в большинстве «низких жанров», почти всегда все в порядке с сюжетом и интригой.

И даже третья есть, тесно сплетенная с первыми двумя и, пожалуй, самая важная. Ужасы вышли из сказок, а сказки, помимо прочего, это мощный дидактический и педагогический инструмент, с помощью которого взрослые максимально доходчиво заносят в сознание и подсознание детей, насколько кошмарны последствия нарушения базовых правил поведения: что будет, если пойти одному в лес, попить из лужи, заночевать в бане, разрыть могилы или нахамить незнакомому дедушке. Не будет ничего хорошего. Тот же Голливуд и не скрывает, что слэшеры – они про беспорядочные половые связи, вампиры – про пубертат, а зомби – просто про гигиену.

В общем, сказка – не такая уж и ложь, а их родственник хоррор – если и намек, то довольно толстый и весьма интересный.

Источник

http://ic.pics.livejournal.com/lartis/126...">http://ic.pics.livejournal.com/lartis/126..." alt="" title="">

В бизнесе это называется «Законом Парето» — 20% усилий приносят 80% результата. В литературе количество качественных произведений можно вывести по «Закону Старджона», который звучит следующим образом: «Девяносто процентов всего на свете – дерьмо». Оставшиеся 10% достойной внимания литературы — это много или мало? «10% — это, слава богу, вполне достаточно! Это десятки и сотни имен и названий ежегодно. Не успеть прочитать «за всю свою счастливую жизнь». И сколько бы ты ни протянул, ты снова и снова будешь открывать для себя внезапные имена. Как это прекрасно!», — считает Борис Стругацкий. Вот именно об этих 10 процентах и пойдет речь.

— Борис Натанович, произвести впечатление на писателя вдвойне сложнее, нежели на человека, не занимающегося литературой профессионально. Были ли книги, которые все-таки смогли произвести на Вас сильнейшее впечатление, заставили плакать или хохотать?

— Книги, потрясшие меня эмоционально, не редкость. Например, «Пригоршня праха» Ивлина Во. Или, скажем, «Архипелаг ГУЛАГ». А в самой ранней молодости — «Красный смех» Леонида Андреева. Хихикать приходилось над публицистикой Ильфа-Петрова, над Лемовским «Вторжением с Альдебарана», над Джеромом К. Джеромом, над Гашеком… А вот не плакал я ни разу. Хотя, помнится, слезы подступали, когда я читал последние странички повести «ПривычнОе дело» Василия Белова.

— Были ли книги, которые перевернули Ваше представление о жизни?

— Нет, такой книги в моей жизни не было. Более того, очень немного было у меня книг, которые дарили мне действительно новые идеи и сколько-нибудь заметно меняли мои представления. Помню «Лисы в винограднике» Фейхтвангера, например. Меня тогда поразила фейхтвангеровская идея о том, что никто из участников любого массового движения, имеющего целью изменить ход истории, никогда не достигает цели, которую он преследовал. Это была замечательная иллюстрация к «теореме Толстого»: история движется по равнодействующей миллионов воль, — и каждая индивидуальная воля, как правило, не совпадает с этой равнодействующей.

— Говорят, что современное поколение мало читает. Возможно. Но почему же тогда старшее поколение, воспитанное на книгах, сейчас читает все меньше? Девушка, когда-то не расстававшаяся с томиком Тургенева, сейчас превратилась в даму, разгадывающую кроссворды в метро или с упоением читающую «мыльные» детективы и женские романы. Как Вы думаете, почему?

— «Душа обязана трудиться», а чтение это не только развлечение, но и труд. Труд творческий — он облагораживает душу, он совершенно бескорыстен, он доставляет наслаждение, но это, все-таки, труд. Он требует усилия, он напрягает, он заставляет преодолевать (косность, непонимание, лень), и это не всякому нравится. Мы же любим, когда «весело и ни о чем не надо думать». Поэтому мы предпочитаем чтению движущиеся и звучащие картинки, — ТВ с «попсой», компьютерные игры, кинокомедии. А уж если читать, то что-нибудь «легкое»: простенький детектив или невзыскательное фэнтези. Мое поколение читало много. Читать было престижно, это было модно и круто, — мы соревновались и хвастались: кто прочитал новую книжку, кто открыл нового автора, кто раскопал что-то неслыханное в букинистическом… Но, боюсь, мы были такими, не потому, что мы были умнее или вообще лучше нынешних. Боюсь, это происходило только потому, что мир тогдашних наших развлечений был невообразимо убог: новые фильмы появлялись пару раз в год; никаких компьютерных игр не было и в помине; магнитофоны – только казенные; телевидение – две программы; диски – «на костях». А сенсорный голод был не меньше, чем сейчас. Вот и читали, уходили в воображаемые миры, созданные для нас великими и не очень.

— Ваша душа сейчас над чем трудится?

— Я сейчас никудышный читатель. Я составляю ежемесячный альманах «Полдень, XXI век»; я член нескольких литературных жюри; принимаю участие в работе семинара писателей-фантастов… Это означает, что я обязан прочитывать множество рукописей и все мало-мальски заметные новинки года. У меня практически не остается времени читать удовольствия ради, — только по обязанности. Сейчас я готовлю шорт-лист для так называемой АБС-премии, и на столе у меня три десятка томиков фантастики прошлого года, — я должен все это прочитать до начала мая, чтобы определить достойных. И ведь это не все, — в полный список входит еще, наверное, столько же.

— Есть ли книги, которые Вы настоятельно не рекомендуете читать? После прочтения которых Вам захотелось помыть руки?

— Таких книг великое множество. Естественно, я их не запомнил. На счет «помыть руки» не знаю, не помню… Разве что Кочетов со Шевцовым? Но это было так давно…

— Известно, что после «Тли» карьера журналиста Шевцова закончилась в одну секунду. В 44 года он остался военным пенсионером с 84 рублями пенсии и без каких бы то ни было перспектив в жизни. Сейчас о нем мало кто вспоминает. Но есть и талантливые авторы некогда популярные, но забытые сейчас, можете вспомнить таких?

— Лев Кассиль со своим «Кондуитом и Швамбранией». Чудесная была книжка. В первом издании, пока ее еще не изуродовала редактура. Кэрвуда бы я, пожалуй, попытался переиздать. Луи Жаколио «Грабители морей»… Ярчайшие воспоминания молодых лет. Впрочем, я их лет уж 50 как не перечитывал, а ведь книги стареют. Не так быстро, как кино, но все-таки. Рукописи не горят, да, но книги – стареют и умирают (или, может быть, только впадают в анабиоз?)

— Может быть, если Вы их не перечитывали полвека, то книги не такие уж и любимые? Ведь Вы всегда говорили, что книги обязательно нужно перечитывать. Наверняка ведь есть произведения, которые Вы перечитывали более 10 раз?

— Сказано: «если книгу не стоит перечитывать, то ее и читать не стоило». С удовольствием добавлю: квалифицированный читатель это человек, который не только много читает, но много и перечитывает. Перечитывание книги это специфический процесс, совсем не похожий на первочтение. В этом есть что-то от возвращения в доброе прошлое, или наслаждения внезапным открытием того, что еще вчера было от тебя скрыто, или от того чувства, которое мы испытываем, убеждаясь вновь, что твой друг прекрасен и благороден, и радостно повторяя: «хорошее всегда хорошо». Первочтение это всего лишь знакомство, перечитывание это уже дружба. По 10 раз я перечитывал многие книги. Например, «Гиперболоид» А.Толстого. Или Булгакова – «Театральный роман».

— Если перечитывать, то и цитировать. Вы говорите, что чаще всего цитируете Пушкина. Можете составить рейтинг из наиболее часто употребляемых Вами цитат Пушкина или других авторов?

— Ну, нет. Какой там еще рейтинг? Приходит в голову – к месту или не месту – и цитируешь. «И в распухнувшее тело раки черные впились…» Наверное, чаще всего приходится тревожить великую тень во время споров о литературе. Тут уж все идет в ход: «Зависеть от царя, зависеть от народа не все ли нам равно…» «Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона!..» «Ты сам свой высший суд…» А потом вдруг, ни с того, ни с сего вспомнишь: «…Волхвы не боятся могучих владык, и княжеский дар им не нужен…», и читаешь до конца, все, что помнишь. И думаешь: какие стихи! Какие божественные стихи! Ведь на обложке школьных тетрадей их дураки из Наркомпроса печатали, надеялись так у школяра с детства вызвать уважение-почтение к гению. А вызывали только лишь раздражение и отвращение…

— Самый веселый и самый грустный автор, на Ваш взгляд.

— «Самых веселых» наберется добрый десяток, да и «самых грустных» — очередь. Ну, пусть будет самый веселый Марк Твен, — он же и самый грустный.

— «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!». Какую книгу Вы бы раздавали даром, в обязательном порядке?

— Когда-то, помню, прочитав «ГУЛАГ», я подумал: что было бы, если бы каждый гражданин СССР, проснувшись поутру, обнаружил бы у себя под подушкой эту книгу? Теперь я знаю точно: ничего бы не произошло. Да и тогда я это понимал прекрасно.

— Вы, как и все петербуржцы страстно любите свой город. Какие произведения о Санкт-Петербурге Вы бы советовали прочитать каждому жителю столицы? Да и жителям других городов тоже?

— Наверное, Гоголя, «Петербургские повести». «Медный всадник», пожалуй, будет хорош. Алексей Толстой хорошо писал Петербург в «Трилогии», но у него там лишь эпизоды. Правда, эпизоды просто блистательные.

— Какие книги, на Ваш взгляд, должен любить или хотя бы просто прочитать каждый уважающий себя человек?

— Я не представляю себе библиотеки без Толстого, Чехова, Достоевского, Булгакова. Без Уэллса, без Воннегута, без Лема, без Оруэлла. Без Ильфа с Петровым, без Марка Твена, без Джерома Клапки Джерома… Господи, да я и десятой доли не перечислил здесь авторов, без которых не мыслю своего книжного мира. Но ведь возьмите любого другого читателя, — список будет совсем другой. Там появятся Тургенев и Леонид Андреев; Шоу и Камю; Гессе и Лесков; Азимов и Ефремов. И это тоже будет вполне почтенное и уважаемое собрание, но – не моё.

— Был ли автор, которого Вы открыли для себя сравнительно недавно и очень сильно пожалели, что не были знакомы с его творчеством раньше?

— Последним из таких был, пожалуй, Булгаков, — начало 70-х, «Мастер и Маргарита» в журнале «Москва». С тех пор – никого.

— Считаете ли Вы, что есть книги, которые ни в коем случае нельзя читать в молодости, в юности, а нужно и можно осмыслить только в зрелом возрасте?

— Наверняка такие книги есть. Слово «нельзя» в этом контексте мне не нравится, но, естественно, легко назвать десятки замечательных книг, читать которые подростку не то чтобы вредно, но бесполезно. Я сам, помню, в школе пытался читать Салтыкова-Щедрина, «Современную идиллию», и был дьявольски разочарован. Ведь это была книга из отцовской библиотеки, а потом я знал, что отец очень Щедрина любил и даже о нем писал. Теперь это моя любимая у Салтыкова-Щедрина книга.

— Говорят, что гений и злодейство несовместимы. Может ли нехороший человек написать хорошее произведение?

— О большинстве «хороших» авторов известно, что человеки они были, мягко выражаясь, не слишком хорошие. Кто – игрок, кто – карьерист, кто – ядовитый, как гадюка, а кто так и просто пьяница. Талантливый человек талантлив во всем, так что талантливый писатель и в своих недостатках как правило талантлив.

— Лично для Вас какая книга самая дорогая и Вы всегда хотели бы иметь ее при себе?

— Одной такой нет. Библиотечка, томиков на пятьдесят, — иначе «понта нет, начальник».

В 2016 году в петербургском издательстве «Амфора» выйдет роман «The Beatles. Иное небо». Жанр — «альтернативная история». Мир, где Джон Леннон не убит, группа вновь объединилась, и в 1980-м The Beatles летят на гастроли в СССР. Пережив цепочку приключений, они оказываются в Томске, а весь мир, благодаря им, сильно меняется к лучшему. Интересная задумка, увлекательное повествование — текст затягивает читателя. А некоторые из героев хорошо знакомы томичам.

— Юлий, как и почему возникла мысль написать такую книгу?

— После появления вашего с Константином Фадеевым романа «Осколки неба, или Подлинная история Битлз»?

Далее здесь:
http://obzor.westsib.ru/article/474654?_u...