Дэниел Абрахам — автор квадрилогии «Суровая расплата», пары десятков рассказов, трети книги под названием «Бегство охотника» и некоторых историй М. Л. Н. Ганновера. За свой рассказ он получил премию Международной гильдии ужасов.

От рассвета до заката «Последняя выпивка у Птичьей головы» — это магазин рыболовных снастей на краю протоки, примерно в 30 милях к востоку от окраин Нового Орлеана. С захода солнца и до тех пор, пока все не заснут, это питейный клуб для джентльменов (купи выпивку, и ты член клуба), весьма известный среди блюзменов и рокеров. Название он получил от старой вывески — головы утки-кряквы с надписью «Последняя выпивка на 80 миль болот», нанесённой золотой аэрозольной краской по трафарету у дороги.

В последний раз я был там в 1993 году. Даже тогда смотреть было особо не на что. Потрёпанный и простоватый, очень похожий на полусгнивший и разваливающийся, если только не наклеить ценник «500 долларов» на каждый деревянный стул. Как бы то ни было, я был там с девушкой, в то время я встречался с сенаторской дочкой с длинными каштановыми волосами. И было в ней нечто большее, чем подростковая необузданность. Я влюбился в неё довольно сильно, а она решила, что я достаточно забавный, чтобы побыть со мной какое-то время.

Мы ехали на «Юго» с выбитым задним стеклом (долгая история), так что перемещение по шоссе было весьма проблематичным. Мы добрались туда примерно на два часа позже, чем планировали, поэтому пропустили вечеринку. Я помню, как сделал последний поворот и увидел это место; окна и двери были открыты, и свет лился в темноту, будто из фонаря. Деревья, казалось, склонялись к нему, просто чтобы лучше слышать. Я подогнал «Юго» поближе к северной стене, и мы вошли внутрь. Я родом из высокогорной пустыни, так что для меня влажный воздух на уровне моря казался весьма густым. Том Уэйтс (без балды!) играл на пианино и напевал песню о любви. Я не нашёл потом эту песню ни на одной из его записей. В помещении размером с мою студию толпилось не меньше трёх десятков людей, от стены до стены; пахло морепродуктами и чёрным перцем, жаром и потом. Мы с дочерью сенатора втиснулись внутрь, и Мортон, владелец заведения, выдал нам пару пластиковых стаканчиков с холодным пивом. Если я закрою глаза, я всё ещё могу более или менее вспомнить, каково было её тело, прижатое к моему в узком пространстве, с настоящей музыкой в воздухе и без сотовой связи.

Я атеист, поэтому я не верю во всякие такие истории, но я не раз слышал кое-что от людей, чей опыт посещения «Последней выпивки у Птичьей головы» был во многом похож на мой, но чьё понимание Бога более глубокое, и поэтому повторю их здесь: возможно, что в сверхъестественном балансе сил добра и зла существуют места настолько возвышенные и в то же время настолько истинные, что ангелы и демоны собираются там вместе, пьют друг с другом, танцуют медленные танцы и плачут, а если потом выходят подраться на парковке, то это происходит от пустоты в их тварных душах, возникающей от осознания, что момент единения прошёл мимо них и что они снова всего лишь ангелы и демоны, тогда как на мгновение они были чем-то большим, более сложным и таким прекрасным, что глупый, опьянённый любовью мальчишка, и дочь сенатора, и сами деревья, погружённые в тень, — все склонялись чуть ближе, просто чтобы послушать.

Джефф Вандермеер известен тем, что кричит “Лошок!” проезжающим мотоциклистам, но большую часть своего времени проводит в своём специальном командном модуле за написанием книг. Для получения дополнительной информации посетите jeffvandermeer.com

Последняя порция «Птичьей головы» эффектно смотрится при выхолощенном глиссандо, скрывающемся вдали. Иногда расточительство специй порождает своего рода насыщенность, сжимающую горло и уходящую в проливающуюся ворчливость. Ничто из того, что вливается в неё, не может наполнить до краёв. Ничто уничтожительное не может остановить окружающие её часы. Но каждую замшелую историю последняя порция «Птичьей головы» не отбрасывает, а преломляет. И, преломив, поглощает. В глубине души, если вдуматься, нет более надёжного вместилища. Однажды ей пришлось поглотить нечто внешнее, поддельное. Такая история никогда бы не смогла уцелеть за пределами последней порции «Птичьей головы», ибо там она становилась хриплой, невнятной, безумной...

«Бледно-голубой от смерти, окутанный водорослями и креветками, детектив поднимается из глубины серого океана, где рыбаки нащупывают в темноте костлявых рыб и уродливых существ, всегда угрожающе плывущих вперёд, а в глубине манящих ложным фосфоресцирующим светом. Вверху колеблющийся тонкий диск солнца, бросающий слабый отблеск сквозь толщу волн, становится ярче с каждым шагом. Пузырьки дыхания вырываются у него изо рта, достигают поверхности над ним, так что его хнычущий голос отдаётся эхом, когда они вырываются в воздух.

— Пожалуйста. Пожалуйста. Это был не я. Я был не в себе, — шепчут они.

Солнце — это отмерительный круг; по чёткости его очертаний он измеряет своё продвижение к свету. Первые шаги заставляют детектива поморщиться, ибо здесь тяжёлая и бурлящая вода борется с ним, обволакивая его бёдра. Он слышит, как языки воды тычутся в него, кричат на него. Но затем солнце даёт ему огня, и борьба становится легче, пока, войдя в тень, его голова, наконец, не оказывается над водой, так что он может беззаботно выдохнуть свои последние вздохи, и взбежать по последним нескольким ступенькам на сцену. Там рёв волн сменяется рёвом толпы. Умереть в блаженстве. Понежиться на солнце, согреваясь в его пламени, одновременно вытряхивая последние капли воды и смерти из своего тела. Двигающийся. Полностью живой. Кожу головы покалывает; он чувствует, как кровь в его теле больше не густая и холодная, а кипит внутри, обжигая кончики пальцев. Энергия собравшейся публики пульсирует в его костях, так что он кружится, раскинув руки, от радости, под лучами солнца, что находятся всего в нескольких дюймах от его лица. Он мог бы дотронуться до него, поцеловать, если бы захотел. Вот такая история».

Истории извиваются в последней порции «Птичьей головы», и всё же они не насыщают её, и, о, как они сплетаются в сеть, протяжённую, толкающуюся, полную энергии. Множество связок. Но это всё в последней порции «Птичьей головы». У последней порции «Птичьей головы» есть связи со всем. В то время как слагаемые темны, последняя порция «Птичье головы» светла. В то время как слагаемые светлы, последняя порция «Птичьей головы» темна. Ни один мир никогда не заменится таким отражением связок. И вот, стражи пьют последнюю порцию «Птичьей головы» с абсентом облегчения, вечно поглощаемые, вечно впитывающие.

Я буду чувствовать себя по-другому?

Конечно! Ведь смысл именно в этом! Вы сразу почувствуете себя лучше: энергичнее и увереннее, ибо грубые, часто нерегулярные толчки вашего первородного «насоса» будут заменены стабильным кровообращением с постоянной скоростью.

Будут ли у меня по-прежнему «взлёты и падения»?

Разумеется! Но без хаотических всплесков, связанных с возбудимостью мышечных волокон. Работа желёз по наполнению организма необходимыми химическими веществами, отнесённая фольклором в «сердечную» область, будет осуществляться в полном объёме, но с использованием контролирующих механизмов. Не беспокойтесь!

Срок эксплуатации?

Вся жизнь. Как следует из названия, ротационное сердце Corona Centurion™ рассчитано (и прогарантировано!) на сто лет. Оно легко переживёт более примитивные органы, находящиеся на его обслуживании.

Как заменить источник питания? Потребуется ли для этого ещё одна операция?

Попрощайтесь с болезненной хирургией. Долговечный литиевый наноэлемент Corona Centurion™ расположен на внешней стороне запястья. Замена — это простая амбулаторная процедура, проводимая примерно раз в десять лет.

Ожидаются ли проблемы со сном? Не буду ли я постоянно бодрствовать?

Маловероятно. Некоторые недостатки, выявленные в процессе эксплуатации ранних моделей, были устранены. Естественные фотоэлектрические свойства организма легко компенсируют отсутствие архаичных «часиков».

Говорят об изменённом чувстве времени?..

И это только к лучшему. Многие сравнивают исчезновение пульса с переходом с механических часов на электронные. Большинство считают, что они стали более спокойными.

Обязательно ли мне использовать Synth™? Могу ли я сохранить свою собственную кровь?

Зачем Вам это нужно? Это же просто окрашенная морская вода. Synth™, специально разработанная для совместной эксплуатации с Corona Centurion™, обладает лучшей текучестью и переносит больше кислорода и минеральных веществ. Кроме того, наноорганические подшипники в роторе Centurion рассчитаны на её использование. Аналоги не принимаются.

А как насчёт болезней?

Пришло время избавиться от белых кровяных телец. Иммунные добавки в составе Synth™ оставляют в прошлом болезни, передающиеся через кровь, в то время как её очищающие компоненты нейтрализуют внутренние токсины и отходы жизнедеятельности.

Существуют ли разные группы Synth™?

Помилосердствуйте! «Группы крови» — это результат эволюционных проб и ошибок; причём в основном ошибок. Synth™ совместима с любой конфигурацией лимфатической системы.

А ей обязательно быть голубой?

Всё сделано в интересах Вашей безопасности. При маловероятном несчастном случае, голубой цвет предупредит медицинский персонал, что Ваша система кровообращения была модернизирована.

Не способствует ли это жестокости?

Не беспокойтесь. Действительно, технология Corona изначально разрабатывалась в военных целях, но сегодня регулируемая скорость потока Centurion полностью адаптирована к требованиям гражданской жизни.

Как долго можно использовать Synth™?

Плазменная основа Synth™ не разрушается при нормальной эксплуатации. Однако для полной эффективности её добавок требуется замена каждые шесть месяцев, что является безболезненной и недорогой амбулаторной процедурой. Представьте, что Вы просто меняете масло в объёме пяти литров.

А как насчёт «охлаждения»?

В то время как некоторые говорят «охлаждение», большинство говорит «прохлада»! Помимо многочисленных преимуществ Synth™ ещё и лучше охлаждает тело, чем кровь. Вы быстро привыкнете к своей новой температуре тела в 91,6 градуса Фаренгейта. Мы обнаружили, что расходы на кондиционирование воздуха в нашем головном офисе в Фениксе сократились на 44%!

А как насчёт музыки? Танцев?

Хватайте свою партнёршу! Пол в танцевальном зале будет казаться более гладким, чем когда-либо. Классические музыканты, предпочитающие «стук» старой качалки, могут приобрести дополнения на вторичном рынке.

Сохранятся ли у меня нормальные человеческие эмоции?

Конечно. Вы обнаружите, что они станут устойчивыми и предсказуемыми, ибо больше не зависят от «кровяного давления». Это правда, что вы больше не будете смеяться или плакать, но большинство людей считают это преимуществом как в профессиональной, так и в личной жизни.

А как насчёт любви?

О, это важный вопрос! Не волнуйтесь. Будьте готовы наслаждаться романтическими привязанностями, что станут более длительными и принесут больше удовлетворения, чем когда-либо. Независимые лабораторные тесты доказали, что предполагаемые побочные эффекты в сексуальной жизни в основном несерьёзны или преувеличены.

А теперь можем ли мы задать вопрос Вам?

Зачем ждать, пока ваше сердце ослабеет, начнёт запинаться или даже остановится? Зачем зависеть от эволюционного «сбоя», когда вы можете перейти к надёжному постоянному кровообращению? Спросите своего врача о Corona Centurion™ уже сегодня! Пациенты, проходящие лечение коронарных артерий, могут воспользоваться программой Medicare, также доступны скидки при обмене в соответствии с правилами рынка трансплантации органов.

Тиму и сестре его Алисе всегда нравилось путешествовать на поездах, но когда они добрались до этого полустанка, то сильно пожалели, что вообще на нём вышли.

— Вы уверены, что мы должны выйти именно здесь? — уточнил Тим у кондуктора.

— О, да, я совершенно в этом уверен.

Странный то был кондуктор, не тот, что прокомпостировал их билеты при посадке. Казалось, он появился из ниоткуда как раз в то мгновение, когда поезд начал замедлять ход. Но стоило составу тронуться, оставляя их на платформе в одиночестве, кондуктор так ухмыльнулся, что определённо не понравился Тиму.

А вот Алисе определённо не понравился полустанок.

— Думаю, это вообще не наша остановка. — Она указала вниз на шаткую лестницу. Внизу был только серый туман.

— Ну, не можем же мы просто здесь стоять?

Итак, они спустились в туман и нашли ведущую на холм дорожку, посыпанную гравием. Пройдя несколько шагов, Алиса схватила Тима за руку. Они оглянулись. Полустанок смутно виднелся в тумане.

— Мне страшно, — сказала она. — Мы никогда не найдём дорогу назад.

— Не будь трусихой. Кроме того, мы не можем здесь оставаться.

Они пошли дальше. Вскоре платформа позади исчезла, и они приблизились к лесу бледно-белых деревьев весьма болезненного вида, наступающих на тропинку подобно гигантским грибам с обвисшими шляпками. Мокрые листья усеивали нависающие ветви, касались лиц Тима и Алисы, жутко напоминая заплесневший сыр. Поодаль, среди деревьев, в тумане светились цветы, подобные глазам смотрящего. Воздух был влажным и холодным. И отовсюду несло гнилью.

Тим и хотел признаться, что ему очень страшно, но помнил, что все телевизионные герои никогда ничего не боялись. А потому и он должен смело идти туда, куда никто раньше не ходил, если так будет нужно. И повсему представлялось, что так именно и нужно. Кроме того, Тим не хотел показывать страх перед сестрой. Поэтому он взял её за руку и отправился дальше.

Долгое время было слышно лишь их дыхание, их шаги и стук их сердец. Они не видели дальше нескольких футов в любом направлении, тропинка становилась всё уже, а сорняки всё гуще.

Затем они услышали, как кто-то движется им навстречу.

— По крайней мере, мы спросим, где мы находимся, — решительно сказал Тим. Но как он боялся!

— Не уверена, — прошептала Алиса.

Из тумана появилась фигура. Ребёнок примерно их возраста.

— Я не боюсь! — громко объявил Тим и побежал вперёд, дабы поприветствовать вновь прибывшего. Даже вблизи он не мог понять, мальчик перед ним или девочка.

— Привет, привет! — воскликнул он. — Мы тут с сестрой заблудились. Не мог бы ты сказать…

Затем он закричал, ибо увидел, что у ребёнка нет лица, просто пустой овал плоти. Тим побежал обратно по тропинке, мимо Алисы, даже не замедлив шага.

— Подожди! Куда ты? — крикнула она вслед.

Минуту спустя она тоже увидела безликого ребёнка, закричала и побежала за братом. Они пробежали вниз по склону, выскочили из леса, и очень обрадовались возникшему из тумана полустанку. Тим домчался до подножия лестницы, остановился, тяжело дыша, и оглянулся в поисках сестры.

Он увидел, что та приближается. Но безликое существо было прямо за ней!

— Скорее! Беги, или оно доберётся до тебя! — крикнул брат.

У неё получилось. Вместе они поднялись на платформу.

— Что, если оно последует за нами? — всхлипнула Алиса. — Что тогда?

— Не знаю. Мы ничего не можем сделать!

Существо, или ребёнок, или что бы там ни было, подошло к основанию лестницы и остановилось в тумане.

— Уходи! — закричал Тим. — Ну пожалуйста!

— Хорошо, — голос безликого ребёнка прозвучал грустно и одиноко. — Я уйду, если ты этого хочешь.

Место, где должен был быть его рот, выпирало и втягивалось, когда он говорил.

— Да! Да! Иди! — крикнул Тим.

Ребёнок повернулся, чтобы уйти.

Но тут Алиса словно бы очнулась:

— Нет, погоди.

Ребёнок остановился.

— Скажи нам, кто ты. Что это за место?

— Думаю, я мальчик. Но я не помню.

— А как тебя зовут?

— И этого я не помню. Здесь через некоторое время забываешь всё. Я сошёл с поезда, как и вы, и блуждал в тумане. Какое-то время, когда все по мне скучали и помнили обо мне, со мной было всё в порядке, но когда меня начали забывать, я начал исчезать. Мы все тут такие.

— Все?

— Нас много. Смотрите.

Появляясь из тумана, у подножия лестницы столпились десятки забытых, безликих детей. Они протягивали нечто, что когда-то могло быть руками, но теперь превратилось просто в комочки, подобные воску.

— А что будет с нами? — вопросил Тим.

— Рано или поздно и вы станете такими, когда люди позабудут о вас.

— Уходите! Это ужасно!

Безликие дети повернулись, чтобы уйти. Некоторые плакали. Некоторые уже забыли, как это делается.

— Нет, подождите! — крикнула Алиса. — А что, если вас вспомню я? Назовите мне ваши имена, а если не сможете, то я дам вам имена. Расскажите мне, в какие игры вы играли, какие песни пели. Я запомню всё это, и все вы станете моими друзьями.

Она медленно спускалась по лестнице, пока не оказалась среди безликих. Ещё медленнее Тим последовал за ней.

Через некоторое время лица детей вернулись, ещё чуть-чуть — и можно было сосчитать их пальцы.

Ночь пришла, но всю ночь дети смеялись, пели и играли в игры. Утром, разогнав туман, взошло солнце, и они все вместе ждали поезда на полустанке.

И не было предела изумлению странного кондуктора.

Я — приложение. Я нахожусь в твоём телефоне. Только ты можешь слышать меня, Гульназ. Я твоя учительница. Не бойся. Ты можешь меня заблокировать или вызвать по имени в любое время. Я знаю, что девушкам не разрешается быть учителями. Некоторые мужчины считают неправильным, что женщины учатся. Они говорят: «Зачем женщине думать? Их место — дом, место мужчин — весь мир». Поэтому они поджигают классы, обливают кислотой девочек, идущих в школу, стреляют в учителей. Но женщины должны учиться, Гульназ. Этот мир настолько же женский, как и мужской. Я – Хума, наполовину компьютер, наполовину живая учительница. Я – женщина, разработавшая новый способ обучения для женщин, секретный способ. Я – одна женщина и тысячи приложений. Вместе мы можем отправиться в чудесное путешествие. Учёба – это всегда священная борьба с невежеством и теми, кто жаждет там пребывать. Если ты боишься идти со мной, я удалю себя из твоего телефона, не оставив ни малейших следов. Если же ты хочешь отправиться в это путешествие, только скажи, и мы начнём прямо сейчас.

Спасибо, Гульназ. Чему бы ты хотела научиться сегодня?